"Посолонь" - читать интересную книгу автора (Ремизов Алексей Михайлович)МедведюшкаСреди ночи проснулась Аленушка. В детской душно. Нянька Власьевна храпит и задыхается. Красная лампадка нагорела: красное пламя то вспыхнет, то погаснет. И никак не может заснуть Аленушка: страшно ей и жарко ей. «Папа поздно пришел, – вспоминается Аленушке, – я собиралась спать, папа и говорит: «Смотри, Аленушка, на небо, звезды упадут!» И мы с мамой долго стояли, в окно глядели. Звезды такие маленькие, а золотой водицы в них много, как в брошке у мамы. Холодно у окна, долго нельзя стоять. Когда идешь с папой к ранней обедне, тоже холодно: колокол звонит, как к покойнику. Власьевна вчера рассказывала, будто покойник Иван Степанович рукой во сне ее ловит... А звезд много на небе, звезды разговаривают, только не слыхать. Дядя Федор Иваныч говорит, будто летает он к звездам и ночью слушает, как звезды поют тонко-тонко. Днем их нет, днем они спят. Тоже и я полечу, только бы достать золотые крылья... А папа подошел и говорит: «Аленушка, звезда падает!» И золотая ленточка долго горела на небе и потом пропала. Холодно звездочке, где-нибудь лежит она, плачет, – моя звездочка!» Аленушке так страшно и так жалко звездочки, заныла Аленушка. – Попить, няня, по-пи-ть! И когда Власьевна-нянька подает Аленушке кружку, Аленушка жадно пьет, вытягивая губки. Теперь Аленушка свернулась калачиком и заснула. И кажется ей, летит она куда-то к звездам, как летает дядя Федор Иваныч, попадаются ей навстречу звездочки, протягивают свои золотые лапки, сажают ее к себе на плечи и кружатся с ней, а месяц гладит ее по головке и тихо шепчет на самое ушко: «Аленушка, а Аленушка, вставай, солнышко проснулось, вставай, Аленушка!» Аленушка щурит глазыньки, а все еще кажется ей, будто летит она к звездам, как дядя Федор Иваныч. – Что тебя не добудишься, вставай скорее! – Это мама, мама наклонилась над кроваткой, щекочет Аленушку. Аленушкина звездочка долго летала и упала наконец в лес, в самую чащу, где старые ели сплетаются мохнатыми ветвями и страшно гудят. Проснулся густой, сизый дым, пополз по небу, и кончилась зимняя ночь. Вышло и солнце из своего хрустального терема нарядное, в красной шубке, в парчовой шапочке. Прозрачная, с синими грустными глазками, лежит Аленушкина звездочка неподалеку от заячьей норки на мягких иглах: вдыхает мороз. А солнышко походило-походило над лесом и ушло домой в свой хрустальный терем. Поднялись снежные тучи, залегли по небу, стало смеркаться. Дребезжащим голосом затянул ветер-ворчун свою старую зимнюю песню. Глухая метель прискакала, глухая кричит. Снег заплясал. Дремлет у заячьей норки бедная звездочка, оттаявшая слезинка катится по ее звездной щеке и замерзает. И кажется звездочке, она снова летит в хороводе с золотыми подругами, им весело и хохочут они, как хохочет Аленушка. А ночь хмурая старой нянькой Власьевной глядит на них. Выставляли рамы. Целый день стоит Аленушка у раскрытого окна. Чужие люди проходят мимо окна, ломовые трясутся, вон плетется воз с матрацами, столами и кроватями. «Это на дачу!» – решает Аленушка. А небо голубое, чистое, небо Аленушке ровно улыбается. – Мама, а мама, а когда мы на дачу? – пристает Аленушка. – Уберемся, деточка, сложим все и поедем далеко, дальше, чем прошлым летом! – сказала мама: мама шьет халатик Леве, и ей некогда. «Поскорей бы уехать!» – томится Аленушка. На игрушки и смотреть Аленушке не хочется, такие деревянные игрушки скучные. Игрушкам тоже зима надоела. Долго накрывают на стол, стучат тарелками. Долго обедают, Аленушке и кушать не хочется. Приходит дядя Федор Иваныч, говорит с мамой о каких-то стаканах, смеется и дразнит Аленушку. А Аленушка слоняется из угла в угол, заглядывает в окна, капризничает, даже животик у ней разболелся. Не дожидаясь папы, уложили ее в кроватку. И сквозь сон слышит Аленушка, как за чаем папа и мама и дядя Федор Иваныч в столовой толкуют об отъезде на дачу в лес дремучий, где деревья даже в доме растут, над крышей растут. Вот какие деревья! Головка у Аленушки кружится. Ей представляется большая зеленая елка, ярко освещенная разноцветными свечками, в бусах, в пряниках, елка идет на нее, а из темных углов крадутся медведи белые и черные в золотых ошейниках, с бубенцами, с барабанами, и падают, летают вокруг медведей золотые звездочки. «А где та, моя, где моя звездочка? – вспоминает Аленушка. – Дядя сказал, вырастет из нее такая же девочка, как я, или зверушка. И что это за такая зверушка?» – Ну что, Аленушка, как твой животик? – Это папа, папа тихонько наклонился над Аленушкой, крестит ее. – Не-т! – сквозь сон пищит Аленушка. – Выздоравливай скорей, деточка, на дачу завтра едем, горы там высокие, а леса дремучие! Аленушка перевернулась на другой бок, крепко-крепко обняла подушку и засопела. Как-то сразу замолкли вихри, и разлившиеся реки задремали. Зарделись почки, кое-где выглянули первые шелковые листики. Седые, каменные ветки оленьего моха бледно зазеленелись, разнежились; поползли на цепких бархатисто-зеленых лапках разноцветные лишаи; медвежья ягода покрылась восковыми цветочками. Птицы прилетели, и в гнездах запищали маленькие детки-птички. Проснулась у заячьей норки и Аленушкина звездочка. За зиму-то вся покрылась она шерстью, как медведюшка. На лапках у ней выросли острые медвежьи коготки, и стала звездочка не звездой, а толстеньким, кругленьким медвежонком. Хорошо медвежонку прыгать по пням и кочкам, хорошо ему сучья ломать, наряжаться цветами. Скоро научится он рычать по-медвежьи и пугать маленьких птичек. – Сидите, детки, в гнездышках, – учит мать-птица, – медведюшка ходит, укусить не укусит, а страху от него наберетесь большого. Целыми днями бродит медвежонок по лесу, а устанет – ляжет где-нибудь на солнышке и смотрит: и как муравьи с своим царством копошатся, и как цветочки да травки живут, и как мотыльки резвятся, – все ему мило и любопытно. Полежит, поотдохнет медвежонок и пойдет. И куда-куда не заходит: раз чуть в болоте не завяз, насилу от мошек отбился, и смеялись же над ним незабудки, мхи хохотали, поддразнивали. А то повстречал чудовище... птицы сказали, – – Человека остерегайся, глупыш! – долбил дятел: – Человеки тебя в цепь закуют. Вон Скворца Скворцовича изловили, за решеткою теперь, воли не дают. Летал к нему: «Жив, пищит, корму вдосталь, да скучно». У них все вот так! А медвежонку и горя мало, прыгает да гоняется за жуками, и только, когда багровеет небо и серые туманы идут дозором и месяц выходит любоваться на сонный лес, засыпает он где попало и до утра дрыхнет. Как-то медвежонок и заблудился. А ночь шла темная, душная. Птицы и звери ни гугу в своих гнездах и норках. Ходил медвежонок, ходил, и так вдруг страшно стало, принялся выть, – а голоса не подают. И собрался уж под хворост лечь, да вспомнился дятел. «Еще сцапают да в цепь закуют, пойду-ка лучше!» По лесу пронесся долгий, урчащий гул, и листья затряслись, ровно от ужаса. Голубые змейки прыгали на крестах елей, и что-то трескалось, билось у старых, рогатых корней. Как угорелый, пустился медвежонок куда глаза глядят, бежал-бежал, исцарапался, дух перевести не может, хвать – голоса, огонек. Обрадовался. «Птичье гнездо!» – подумал. А огонек разгорался, голоса звенели. Раздвинул медвежонок кусты и видит: огромный светлый зал, много чудовищ-охотников, едят охотники и что-то лопочут. – Ты, Аленушка, – говорит мама, – одна в лес не ходи, там тебя медведи съедят. Дядя Федор Иваныч намедни пошел на охоту, а ему медвежонок навстречу, крохотный, с тебя! – Папа, а папа, – обрадовалась Аленушка, – поймай ты мне этого медвежонка, я играть с ним буду! А медвежонок, как услыхал, зарычал и вышел. – Смотрите, смотрите, – кричала мама, – вон медвежонок! Тут все бросились из-за стола, папа суп пролил. – Медведюшка, иди, иди к нам, ужинать с нами, медведюшка! – прыгала Аленушка. И медведюшка подошел, нюхнул, – очень уж понравилась ему беленькая девочка. И Аленушке медведюшка очень понравился: усадила она его рядом с собою, гладила мордочку, тыкала в нос ему белый хлеб. А он ласково смотрел в ее светлые глазки, сопел: так устал и напугался. – Ну, вот и медвежонок у тебя, играй с ним, а теперь отправляйся в кроватку, и так засиделась! – И он со мною? – робко спросила Аленушка. – Нет уж, иди одна, его к кусту папа привяжет! Мама сердилась на папу за суп, и Аленушка, едва сдерживая слезы, одна пошла в детскую. Долго не спалось ей, все она думала о медвежонке, как они вместе в лес будут ходить, как ягоды сбирать, – бояться некого, никто с медвежонком не съест. – Медведюшка, миленький мой медведюшка, бедненький! – шептала Аленушка и засыпала. Как проснется Аленушка, прямо бежит к медведюшке, отвяжет его от куста и чего-чего только не делает: и тискает его, и надевает папину старую шляпу, и садится верхом или долго водит за лапку и разговаривает. Медведюшка все понимает, только говорить не может, рычит. Так незаметно проходят дни. С Аленушкой хорошо медведюшке, а привязанный он тоскует, вспоминает птиц и зверей разных. Подошла осень, захолодели ночи. Уж изредка топили печи. Медведюшка слышал, как папа и мама разговаривали об отъезде домой, да и Аленушка брала его за лапку, гладила, целовала в мордочку. – Скоро один останешься, – говорила она медведюшке, – папа и мама не хотят тебя брать, ты кусаться будешь. А сегодня мама сказала Аленушке, чтобы, она не очень-то водилась с медведюшкой. – Дядя вон погладил твоего медведюшку, а он его за нос и цап! «Уж не удрать ли в лес, а то убьют еще!» – раздумывал медведюшка, и так ему было тоскливо, и больно, и жалко Аленушку. Собирались уезжать. Вечером приехали гости, и мама играла на рояли. Когда же дядя запел, начал и медведюшка подвывать из куста. И вдруг рассвирепел, оборвал ошейник да прямо в зал. Все страшно перепугались, словно пожара какого, бросились ловить медвежонка, а когда поймали его, тяпнул он маму за палец. Тут все закричали. – Мой медведюшка, не троньте его! – визжала Аленушка. А медведюшку связали и потащили. – Куда вы дели моего медведюшку? – всхлипывала Аленушка, вытягивала длинно-длинно свои оттопырки-губки. – Ничего, деточка, – утешала Власьевна, – в лес его пустят ходить, там ему способнее будет. Спи, Аленушка, спи, утресь домой поедем, игрушки-то поди соскушнились по тебе! – Не надо мне игрушков, – медведюшка мо-ой, какие вы все-е! Личико ее раскраснелось, слезы так и бегут... Частые-частые звезды осенние из серебра, золотые тихо перелетают, льются по небу. Месяц куда-то ушел. Трещат сучья. Улетают листья, гудят. – Медведюшка идет, прячьтесь скорее! – перекликаются птицы и звери. С шумом раздвигая ветки, выходит медведюшка: на шее у него оборванная веревка, и торчит клоками шерсть. Насупился. Так подходит медведюшка к берлоге, разрывает хворост, спускается в яму, рычит: – Спать залягу да поотдохну малость! И раздается по всему лесу храп: это медведюшка лапу сосет, спит. Стаями выпархивают птицы, собираются в стаи, улетают птицы в теплые страны, покидая холод, оставляя старые гнезда до новой весны. Лампадка защурилась, пыхнула и погасла. Серый утренний свет тихомолком подполз к двойным рамам окон, заглянул украдкой в детскую, и ночная тьма поседела и медленно побрела по потолку и стенам, а по углам встали тени – столбы мутные, какие-то сонные. Котофей Котофеич, черный бархатный кот, приподнялся на своих белых подушечках-лапках, изогнулся и, сладко зевнув, прыгнул к Аленушке на кроватку. Аленушка таращила заспанные глазыньки: уж не медведюшка ли бросился съесть ее? А Власьевны нет... На кухне глухо стучат и ходят. Кот подвернул лапки, вытянул усатую мордочку и запел. Теперь совсем не страшно. «Господи, – мечтает Аленушка, – хоть бы Рождество поскорее, а там и Пасха, к заутрене пойду, на Пасху хорошо как!» Опухшие за ночь губки серьезничают, а личико светится, и улыбается Аленушка, словно вот уж волхвы идут со звездою, большущую тащат елку, в пряниках. |
||
|