ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Ласковин, - крикнули из бухгалтерии, - телефон возьми!

Андрей, уже надевший куртку, чтобы выйти на улицу, поморщился.

– Митяй, подожди в машине, - попросил он. - Я недолго. Минута.

Вышло, однако, несколько больше минуты.

Звонил Мишка Гудимов, приятель с институтских времен.

– Андрей, у Витьки неприятности!

Витька, младший брат Михаила. Андрей был с ним неплохо знаком. Настолько неплохо, что даже пристроил тренироваться к Зимородинскому. Оболтус, конечно, но оболтус способный. Через год желтый пояс сделал. Правда, с первым разрядом по дзюдо за спиной, а Слава по таким специалист. Желтый пояс, конечно, это так, щелчок. Перед девочками в институте выдрючиваться. При этом гонора у парня - прямо Ван Дамм в детские годы. Способный парень, неглупый… но дурак.

– Что-то стряслось? - спросил Андрей, не особенно удивившись Витькиным неприятностям.

Да, стряслось. Сцепился Виктор Гудимов с кем не надо. И выставили ему счет: три тонны баксов. "Пацан, правда, кричит, что сам разберется, но, Андрюха, ты же знаешь… а три тонны нам не поднять! Хоть квартиру продавай! Витька - дурак, он доиграется, а у тебя же связи!" - Хорошо, - сказал Ласковин. - Вечером приеду.

– А сейчас никак? - Голос у Мишки прямо больной. - Сейчас никак, Андрей, а?

– Что, - спросил Ласковин, - вечером поздно будет?

– Угу.

"Да, брат, - сказал сам себе Ласковин. - Если направил человека - отвечаешь".

Так Слава говорил. Вмешался в чужую жизнь - веди. И расхлебывай. А он, Ласковин, вмешался. Хотя бы тем, что к Зимородинскому привел. Да и не в Витьке дело, а в том, что Михаил просит. А Михаил такой человек, которому отказать нельзя. Потому что сам никогда не откажет.

– Ладно, - буркнул Андрей. - Еду.

– Митяй, - сказал он, выйдя, своему другу-напарнику. - У меня проблемы.

Управишься сам? Или, хочешь, я с Шестом договорюсь?

– Обойдемся. - Николай похлопал Ласковина по руке. - Тебе-то помощь не требуется?

– Пока нет.

– Подбросить?

– Спасибо, я на своей!

Ласковин сел в свою "шестерку", "Жигуленку-сестренку" (любил свою машину, берег и холил, как мог), дал двигателю немного разогреться и поехал на Кошевого к Гудимовым.

История и впрямь оказалась скверная. Началось с того, что Гудимову-младшему дали по роже. Ни за что ни про что, как он утверждал. Шел себе спокойно по улице - навстречу три качка. И крайний так, мимоходом, ткнул Витьке в зубы. И дальше пошел. Психология у качка простая: идет какой-то киздюк, смотрит нагло… В рыло ему, чтоб скромнее был!

Витька скромнее не стал. Тычок ему этот, безвредный, воспитательный, - как мулета для быка. То есть поначалу он слегка обалдел, а потом разогнался, каратэк хренов, и влепил обидчику май-тоби гери, то бишь удар ногой вперед в прыжке, по почкам. Положил, естественно. Тут ведь особенного искусства не требуется. Ладно б, отомстил - и ноги! Так нет, вздумал крутизну свою показать, вякнул что-то вроде: "Ну, кто следующий, козлы?" Глупость - это болезнь, честное слово! Если уж решил разбираться со всеми, бил бы сразу, глядишь, и вырубил бы всех, пока расчухивались. Качки, они качки и есть. Пока раскачиваются, пока пиво в желудках взболтают, нормальный боец отлить успеет. Но Витька базаром своим бестолковым им фору дал. Очухались. А очухавшись, тут же взяли его в оборот. Да и с поправкой, что не прежние времена, когда у таких в активе руки-ноги да, может, нож самодельный. Теперь у каждого ствол, да не просто так, с лицензией. Взяли Витьку в оборот, и тут он, хоть и с опозданием, сообразил, чем пахнет, включился, в линию их поставил (Слава Зимородинский если уж учит, так добротно), ближнему - сумку, как учили, - "на, - кричит, - лови!". Тот поймал. Кто не знает - всегда покупается. Витька ему по яйцам - и ходу. Второй шмальнул из газовика пару раз с нулевым результатом - и гуд бай, Америка! Гуд бай-то гуд бай, но сумка Витькина у них осталась. А в сумке - форма спортивная, кроссовки, бутыль "Хиро" и… конспект Витькин по АСУ. Со всеми данными.

Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, как парня вычислили!

Позвонили домой, попросили Витю. Трубку Михаил взял, а то сопляк так бы и молчал, пока голову не отрезали бы.

– С кем я говорю? - спрашивает.

– А я - с кем?

– С братом.

– Ах с братом… ну так вот, братан… - И сообщили про моральную компенсацию.

Андрей выслушал, помолчал (ну что тут скажешь?), похмурился. Витек держался героем. Прямо Иван-царевич перед решающей битвой. Как в известном анекдоте: подъезжает Иван-царевич к заветной пещере. "Выходи, - кричит, - Змей-Горыныч!

Выходи, биться будем!" В пещере молчат. Он еще раз. И еще. С третьего же раза отзывается Змей-Горыныч. Не из пещеры, сверху. "Биться так биться! - отвечает. - Но зачем же в жопу-то кричать?" Вот это Андрей ему и пересказал своими словами. И назидательную историю присовокупил, с подробным описанием, что от героя остается, если его бензином спрыснуть и спичку бросить. А также напомнил, что не сирота Виктор Гудимов, что есть с кого спросить, если что не так.

Скис витязь. Притих. И это было хорошо. Если он, не дай Бог, еще раз захочет крутым себя показать - баксами уже не отделаешься.

Скис Иван-царевич. Но еще больше расстроился его старший брат: "Что же делать, Андрей? Подскажи, ты эту публику знаешь!" Тут Михаил преувеличил. "Эту публику" Ласковин не знал, и знать не желал. Его наняли - он работает. Сявки наедут - они с Митяем выжмут из них водичку и сушиться повесят. А там, где уровень повыше, Конь сам бороздит. Авторитет с авторитетом. Публика! Андрей вспомнил, как приехали за товаром в одну московскую фирму. Сели кофе попить (устали, ночь в дороге), а напротив шибздик сидит. Щеки до плеч, ростом Ласковину по плечо, Митяю - по пояс. Сидит, воки-токи из пиджачка торчит. Глядит на мир, как попугай с насеста. Митяй спрашивает:

"Работаешь здесь?" - "Нет, - отвечает. - Я - бандит". Верней: "Я - Бандит!" Срань тараканья! Впрочем, жаль, что не все такие. Были бы все - проблем бы не было. Хотя и работы у Ласковина и Митяева - тоже.

"Так, - прикинул Андрей. - Шаг первый - перевести это дело с Витьки на себя!" "Твои проблемы - мои проблемы!" - сказал в свое время господин Сипякин. Это к тому, что теперь Ласковин - не сам по себе человек, а его, Коня, работник.

Значит, если кто ласковинскую "Жигуленку" помнет и возмещения потребует, сразу же в поле зрения возникнет третья сторона, охранное бюро "Шлем". А также организация, которой охранное бюро регулярно платит членские взносы. Долю в общак, иными словами. "Твои проблемы - мои проблемы!" И это был не треп. Когда у Митяевой жены сумку в транспорте порезали, Конь в три дня все раскрутил и вернул: деньги, документы, даже сумку новую - в подарок. "Шлем" защитит от любых ударов судьбы! - так написано в рекламе.

– Ладно, - сказал Ласковин. - Попробую помочь. Имей в виду, Мишок, заплатить, скорее всего, придется. Не три тонны, конечно, но придется. Когда срок?

– Сегодня, - ответил Гудимин. - В пять.

Андрей взглянул на часы: пятнадцать сорок шесть.

Он позвонил на работу. Сипякина не было. Митяй тоже еще не вернулся. Плохо. С Конем лучше договариваться загодя.

– Значит, так, - сказал Андрей. - На стрелку с Витей пойду я. Попробуем разобраться спокойно. А ты без пятнадцати пять позвони мне на работу и спроси Митяева Николая. Расскажи все как есть и добавь, что я в это дело включился.

Пусть с шефом от моего имени поговорит. Да, не забудь сказать, что брата твоего Виктором зовут. (У Коня к собственному имени слабость.) Теперь ты. - Ласковин повернулся к младшему. - Оденься скромно, рот вообще не открывай, будут бить - терпи. Не дай тебе Бог еще раз руки распустить!

– Но я же прав, Андрей! - воскликнул Виктор. - Они же…

– Всё! - отрезал Ласковин. - Был бы ты неправ, меня бы здесь не было. Басню про волка и ягненка в школе читал? Еще вопросы есть?

– Нет, сэмпай!

– Отбываем через десять минут.

От Олега Кошевого до Звездной - еще тот крюк. 

Ласковин на всякий случай проявил осторожность: поставил машину не у самого метро, а напротив, по диагонали, во дворе. Сто метров пешком пройти не труд.

Некрепкий морозец покалывал щеки. Начинало темнеть - дни в Петербурге зимой короче детских штанишек. Сбоку от метро - толпа на автобус. Пестрые, как елка в дурдоме, витрины киосков.

Гудимов-младший болтал непрерывно. Мандраж.

– Иди водички купи, - велел ему Ласковин, останавливаясь слева от выхода из метро. При этом проследил взглядом за парнем: место людное, но при известном навыке можно и из толпы вынуть. По-тихому. А уж перо вставить - это как давеча в буфете Мариинского театра. Виктор вернулся через пару минут, принес две банки кока-колы.

– Пей! - распорядился Ласковин. Вторую банку он положил в карман: пригодится.

– Вот они, - сказал Виктор. - Из тачки выходят. Серый "форд"!

Андрей медленно повернул голову. Серый "форд-сьерра". Да, выходят. Четыре качка.

Нет, четыре бывших качка, а теперь - говнодава. Это в смысле: пожрать от пуза, переболтать с коробкой пива и выдавить ясное дело что. В каждом - под сотню кило. Крутые, как бычьи яйца. Осматриваются. Вернее, себя демонстрируют.

Пусть-ка ответчик сам подойдет. А не подойдет - сырым съедим!

– Пошли, что ли, сэмпай? - возбужденно проговорил "ответчик".

– Погоди! - Андрей присматривался к припарковавшейся за "фордом" "девятке". Нет, вроде сама по себе.

– Ладно, пойдем. Слева от меня держись.

Заметили их шагов за десять. Как раз когда из метро народ повалил. Один из говнодавов пихнул другого, тот следующего, уставились. Все четверо. Андрей шел через толпу. Витек, как велено, держался слева, не отставал.

Четыре говнодава. Вернее, три говнодава и один… под вопросом.

Один тут же качнулся навстречу.

– Деньги принес?

– Здорово, - сказал Ласковин, останавливаясь в трех шагах. Виктор тоже остановился. Четко.

– Это что за фуфло? - процедил говнодав покрупней, пошевелил плечами.

– Грубишь? - бесстрастно проговорил Андрей. - Не надо. Трудно будет.

– Тебе что, козел, сказано было? - зверея голосом, зарычал первый. - Где баксы, киздюк? - И потянулся лапой к Витькиному лицу.

Тот даже не шелохнулся. "Может, когда хочет", - одобрительно подумал Ласковин.

Говнодаву же лапу придержал. Зафиксировал мягко, отвел, подзакрутив слегка кисть, и отпустил. Поздоровались.

Говнодав озадаченно посмотрел на Ласковина. Ростом Андрей уступал ему сантиметров пятнадцать, весом - и того больше.

Свора оживилась, пришла в движение. Его взяли в кольцо. Ласковин не мешал. С наскока его не возьмут, а стрелять здесь поостерегутся. Вон уже три мента, что у входа тусуются, поглядывать начали. Хотя менты могут быть и купленными, кто знает?

Кто-то из говнодавов проехался ладонями по ласковинской спине, по бокам: нет ли ствола за поясом? Другой ткнулся в карман, нащупал банку коки. Андрей руку стряхнул.

"Что там? Граната, что же еще! Ладно, постояли - и будет!" Ласковин шагнул вправо и назад, подтолкнул, раззадоривая, того, кто слева. Тот попер навстречу, но ткнулся в приятеля. Андрей уже выскользнул из кольца. И Витек тоже. Хотя и не так аккуратно: работе с группой за год не научишься.

– Поговорим спокойно, - предложил Андрей. - Познакомимся!

– А в жопу не хочешь? - буркнул тот, кого Ласковин толкнул. - Бабки давайте!

Андрей на него даже не поглядел. Он смотрел на четвертого. Такого же откормленного, но годков на пять постарше и более ухоженного: волосы подстрижены и уложены - прямо "Видал-Сосун"! Да, главный здесь он, "Сосун". Руки в карманах, глазки хоть и маленькие, но подвижные, без сальной пленки.

– Разобраться надо, - продолжил Ласковин. - Если придется - я отвечу (нажимая на "я"). Если придется…

– Крутой? - рявкнул говнодав покрупней. - Крутой, что ли?

– Как яйцо! - традиционно сострил другой, но "Сосун" их не поддержал.

– Есть и покруче, - намекнул Ласковин.

– Шумно здесь, - сказал "Сосун". Когда говорил, кадык его шевелился, как забравшийся под кожу огромный жук.

– Пойдем где потише, - согласился Андрей. И Виктору: - Отойдем!

Самый крупный сунулся придержать, но Ласковин обогнул его, как снеговика.

– Минуту, - сказал он.

– Подождешь в машине, - велел он Гудимову-младшему. - Да иди поаккуратней, чтоб не засекли. На ключи. Молодец, хорошо держался.

– А ты? - спросил Виктор.

– А я… побеседую. Не беспокойся, это навоз. Противно, конечно, но неопасно.

– А второй? - спросил "Сосун" вернувшегося Ласковина.

– Ни к чему. Я его уже выслушал, - намекая на свою роль… арбитра, а не ответчика.

– Ладно, - легко согласился "Сосун". - Пусть пока погуляет.

Говнодавы переглянулись.

– Пошли! - Тот, что покрупней, подтолкнул Ласковина к машине. Но это не входило в планы Андрея.

– Лучше прогуляемся, - бросил он и, не дожидаясь ответа, быстро двинулся к переходу. Через Звездную на Пулковскую, набрав приличный темп, но периодически притормаживая, словно поджидая. Говнодавы, пыхтя, топали следом, оскальзываясь на заледенелом асфальте, приглушенно матерились. Андрей свернул налево, потом направо, между домами, обогнул трансформаторную будку и увидел перед собой заснеженные площадки заброшенного (ремонт, что ли?) детского садика. Ласковин перемахнул через оградку и остановился.

Сумерки. Засыпанная рыхлым серым снегом площадка. Руины "горки" - как скелет молодого динозавра. Покосившийся павильон. Рядок голых топольков вдоль металлического забора. Тихое, спокойное место.

Говнодавы штурмом преодолели заборчик и направились к нему, отдуваясь.

– Бегун, бля! Спортсмен! - буркнул один.

– Курить бросай! - посоветовал Ласковин. Возможно, это была ошибка. Потому что трое (исключая "Сосуна") тут же навалились на него. Да, в словесных играх с бандитами Ласковин был неопытен. Зато опытен в другой области. Бойцами говнодавы оказались посредственными. Хрип, сип, сопение. Могучие удары, пинки тяжелыми ботинками. Разохотились молодцы. Можно понять: один получил по почкам, второй - по самому дорогому, а тут еще этот устроил им вместо денег забег на триста метров. Андрей почти не блокировал, в основном уклонялся. И не забывал поглядывать на четвертого. Тот наблюдал.

"Хорошо бы у кого нунчаки оказались, - подумал Ласковин. - Отнять раз плюнуть, а психологический эффект потрясающий!" Но вместо нунчаку один достал кастет. С кастетом или без, попасть он мог скорее по кому-нибудь из своих, чем по Ласковину. Андрей водил их по пятачку размером примерно шесть на шесть, спутывал друг с другом нырками и уходами за спину и все время "держал" четвертого. Но тот по-прежнему не вмешивался.

Минут через пять щенячьей возни, плотно утоптав снег, говнодавы притомились и остановились. Один потирал кисть, остальные - без повреждений.

– Вам бы ковры выбивать, - "определил" Андрей.

– Что верно, то верно, - неожиданно поддержал его "Сосун". - А ты и впрямь крутой! Чей будешь?

– Свой! - отрезал Андрей.

Намек на дружелюбие тут же испарился из голоса "Сосуна".

– Я как чувствовал, - сказал он. - А вы: сами, сами! Топал бы он (кивок в сторону Ласковина) - и хрен с ним! Адрес нам известен. - И, поворачиваясь к Андрею: - Ладно, крутой! Добавишь от себя еще пятьсот!.. Спортсмен!

Говнодавы гыгыкнули.

Ласковин усмехнулся.

– Расценки у тебя, - сказал он, пряча руки в карманы.

Холодно все-таки, а он без перчаток. А что у вас там в кармашке? А у меня вот… скажем, граната Ф-1!

– Расценки у тебя… - Андрей согнал с лица улыбку. Не шучу - предупреждаю! - Пинок под зад, если на троих разделить - по полтонны? И по висюлькам - еще по столько же? Этак как бы мне на лимон зелеными не накрутить… прямо здесь!

Говнодавы заиграли мышцой, но то была бравада. Ласковина они уже попробовали и сообразили, что может быть больно. В жиденьких мозгах заплескались "прогрессивные" мысли: обрызгать "спортсмена" "паралитиком" и втоптать в снежок толстокожими бутсами.

У "Сосуна" аналогичная мысль тоже мелькнула, кадык задвигался вверх-вниз.

"А что у вас там в кармане?" "А у меня пистолетик бельгийский…" "А у меня гранатка такая крупненькая. Осколочная, противопехотная, радиус разлета… пены три четверти метра!" - Борзой, - почти ласково произнес "Сосун", - думаешь, мы сами по себе?

– А что, есть другое мнение? - усмехнулся Ласковин.

– Ты про Гришавина слышал?

– Гришавина? Что ж, слыхал про такую… тусовку. Только ты при чем? У серьезной команды и командиры серьезные!

– Думаешь, на понт тебя беру?

Андрей шевельнул плечами. Он не сомневался, что "Сосун" не врет. Но был уверен, что и он, и говнодавы где-то в самом низу иерархии. Конь с ними разберется.

Ласковин медленно (а то как бы с испуга стрелять не начали!) вынул руку из бокового кармана, полез за пазуху, достал визитку, из тех, коими Сипякин снабжал своих, чтобы сыпали вокруг, как репейник - колючки.

"Охранное бюро "Шлем". Защита… обеспечение… Дорогие, тисненые, под пленкой, прямоугольнички. Достал, выщелкнул под ноги "Сосуну".

– Думаю так, - сказал он. - О том, что пацан-студентик трем героям киздюлей навешал, лучше умолчать. А то… уволят по профнепригодности! А со мной… договоримся. Увидимся, парни!

И повернувшись, не спеша зашагал к воротцам садика. Спина его выражала абсолютную уверенность, но сам Ласковин был начеку, и слух его ловил каждый звук: звук расстегиваемой молнии, щелчок предохранителя?

Андрею дали уйти без помех. Сделав для надежности крюк, он вернулся к оставленной машине.

– Ну что? - спросил испереживавшийся Виктор.

Андрей не удержался, чтобы немножко его не потомить: вынул из-под сиденья магнитолу, воткнул на место (оставлять "пионер" на виду - искушать судьбу: молотком по стеклу, магнитолу вон - и пусть истошный вопль сигнализации рвет уши владельца), поставил кассетку "Магнитные поля", распечатал банку "коки", отхлебнул.

– Хочешь? - предложил Виктору.

– Все в порядке, да?

– Пей. Не то чтобы в порядке, но теперь они будут заняты мной!

– А ты… справишься?

Андрей испытал удовольствие, услышав в голосе парня беспокойство не о себе, а о нем, Ласковине.

– Справлюсь! - Приятно чувствовать себя сильным. Приятно использовать свою силу, чтобы сделать мир более справедливым.

"Тщеславие, - вспомнил Ласковин, - враг воина!" Так говорил Зимородинский, а он ничего не говорил зря.

– Поехали, - сказал он, берясь за руль.

– Куда?

– Домой тебя отвезу, куда еще? - усмехнулся Андрей. - Сдам с рук на руки.

Что он и сделал. А на обратном пути позвонил своей нынешней подружке, пикантной девочке из общества русско-германской дружбы. В их милом союзе Ласковин был одновременно и русским, и германцем, а сама девочка - изящной куколкой-кореянкой. Андрей познакомился с ней в зале на Комсомола. По крайней мере треть подружек оказывались в его записной книжке именно таким образом. Хотя бывшую свою жену он встретил на презентации фирмы "Тошиба". Хрен теперь он купит что-нибудь этой марки.

"Свобода, - думал Ласковин, наблюдая, как обернутая в купальное полотенце Ленорочка Цой раскладывает бутербродики по кругу микроволновой печи, - требует украшения!" Это был афоризм, рожденный двумя крепкими коктейлями. Из этой крошки вышла бы совсем неплохая жена! Куда лучше, чем из Маринки. Беда в том, что Андрей не хотел, чтобы у его детей были раскосые глаза. Нет, он не был расистом. Ласковин был достаточно ценим женщинами, чтобы не завидовать неграм, достаточно богат, чтобы равнодушно относиться к нашим "черным", достаточно умен, чтобы полагать себя не глупее евреев, и способен сломать челюсть любому, кто обвинил бы его в шовинизме. А женится он все-таки на русской. И обвенчается на этот раз в церкви, как положено. Но пусть это случится чуть позже.