"Проблемы формы, систематики и эволюции организмов, Наука" - читать интересную книгу автора (Любищев А.А.)

А сейчас ситуация такая:

1. признаки много раз возникают независимо;

2. они встречаются лишь у части, а нередко в меньшинстве, и это не может быть объяснено вторичной потерей, как, например, в случае вторичной бескрылости многих прямокрылых;

3. приспособления, на первый взгляд чрезвычайно сходные, при тщательном рассмотрении оказываются невыводимыми от одного общего предка. Можно привести много случаев этого явления, например для лапок и усиков земляных блошек (Любищев, 1968), но на эти факторы большей частью не обращают внимания, так как большинство биологов не подготовлены для их понимания. Все эти случаи имеют общую особенность: различные модификации того же образца появляются, несомненно, совершенно независимо, но только в филогенетическом смысле этого слова. Сходные структуры реализуются у сходных организмов. Есть связность у сходных организмов, совершенно "нереальная" в современном смысле слова, но вполне "реальная" в смысле средневековых реалистов ("универсалии до вещи").

Тенденция производить новые органы сходной структуры может быть использована как таксономический признак, несмотря на то, что эта тенденция реализуется только меньшинством соответствующих таксонов. Но мы уже привыкли к концепции политипических и политетических и даже криптических таксонов и имеем много методов (дискриминантные функции, компетентный и факторный анализы) для комбинирования многих ненадежных признаков в один надежный. Этот же метод может быть применен к критериям реальности. Мы разобрали шестнадцать критериев. Несомненно, можно предложить еще много других. Значит ли это, что решение проблемы реальности приобрело совершенно субъективный характер, когда мы по нашему капризу можем выбирать любой? Нет, концепция реальности - политетическая концепция, и путем комбинации различных критериев получаем вполне объективный метод оценки реальности. И "видимый", и "невидимый" мир имеют право на существование. Вопреки цитированному выше изречению можно видеть "лошадность", но не нашими телесными, а интеллектуальными очами, соответственно старому изречению из Талмуда: "Чтобы увидеть невидимое, смотри внимательно на видимое".

Этим мы заканчиваем рассмотрение проблемы реальности в таксономии. Но это, несомненно, не единственная философская проблема, и несколько слов уместно сказать по поводу другой большой философской проблемы - проблемы приспособления. По мнению "подавляющего большинства", эта проблема является центральной проблемой биологии, и она удовлетворительно разрешена теориями естественного и полового отбора. Но еще К.Э. Бэр настаивал на различии целесообразности (приспособление, полезность) и {целеустремленности63}. Целеустремленность звукопроизводящих органов вполне ясна: они появляются как специальные устройства для производства звуков. Но какой пользой, экологическим значением они обладают? Б.П. Уваров (Uvarov, 1966) предполагает, что "их разнообразие подсказывает, что производство и восприятие звуков должно играть важную роль в жизни наших насекомых". Это заключение непонятно. Действительно, важный орган должен присутствовать везде, где требуется его присутствие. Глаза встречаются у всех высших организмов, за исключением паразитов, подземных и многих пещерных организмов. Но саранчовые с экологической точки зрения достаточно стенобионтны: среди них нет паразитов, подземных или водных животных; насколько известно, слепых саранчовых не существует. В той же книге Уварова читаем, что между стридуляционными органами и тимпанальными корреляция слабее, чем между тимпанальными органами и крыльями: большинство бескрылых саранчовых не имеют тимпанальных органов. Тимпанум отсутствует во многих бескрылых семействах, но он в наличии в ряде больших совершенно немых семейств. К. Кеван присоединяется к этим замечаниям Б. П. Уварова.

Вряд ли можно сомневаться, что производство звуков играет важную роль в половой жизни. Но отсутствие звукопроизводящих органов у большинства саранчовых показывает, что они вовсе не необходимы для этой цели. Нередко они встречаются у обоих полов, и в исключительном случае ими обладает только самка. Самый удивительный факт - присутствие очень разнообразных стридуляционных органов у многих личинок луканид, пассалпд и геотрупид, живущих под землей. Они были открыты Шнодте (1874 г.) вскоре после публикаций "Происхождения человека и половой отбор" Дарвина, где было приведено много случаев наличия стридуляционных органов у жуков. Гахан пишет: "Если бы открытие Шиодте было известно Дарвину, он, пожалуй, изменил бы свой взгляд, что стридуляционные органы жуков служат сексуальным призывом и что органы, производящие звук, достигли современного развития благодаря половому отбору" (Gahan, 1900-1901). Но Гахан не отрицает возможности объяснить с помощью полового отбора возникновение стридуляционных органов у взрослых жуков.

Дарвин знал много исключений и признавал, что во многих случаях производство звуков не имеет ничего общего с половой жизнью. Трудности для теории полового отбора много серьезнее, чем для теории естественного отбора, и мы знаем, что А.Р. Уоллес полностью отрицал гипотезу полового отбора.

Можно привести много фактов, где встречаются "целеустремленные", но вряд ли "полезные" признаки. Конечно, есть много случаев, когда "приспособление" разрешается единственным путем, и это наблюдается тогда, когда органы или признаки имеют действительно большое жизненное значение. В этих случаях возможно допустить, что все несовершенные решения были сметены Гигантом - естественным отбором, великим Разрушителем, но очень слабым Создателем.

Введение в науку истинно творческих (телеологических) факторов строжайше запрещается большинством современных биологов, но с точки зрения эвристической неодарвинисты остаются телеологами (эврителеология). "Тень архиепископа Палея (которого, как писателя очень уважал сам Дарвин) и аргументы от замысла по-прежнему нависли над эволюционной теорией" (Grene, 1961). "Доказательство" ведущей роли естественного отбора основано целиком на принятии абсурдности существования в природе истинно целеполагающих факторов. Так, Мюллер (Muller, 1864) в книге "За Дарвина" показывает, что у некоторых амфипод Мелитта самки имеют специальные приспособления для прикрепления самцов. Он пишет, что наличие таких приспособлений у двух видов и их отсутствие у других совершенно непонятно. Но далее: "Но пока не будет доказано, что наши виды особенно нуждаются в этом устройстве, а что для других видов оно может быть более вредным, чем полезным, до тех пор мы должны рассматривать наличие их только у немногих амфипод не как действие заранее рассчитывающей мудрости, а как следствие использования естественным отбором счастливого случая". Аргументы Ф. Мюллера против специального вмешательства всемогущего в этом случае, как и во многих других, весьма убедительны, но разве мы должны выбирать только между двумя альтернативами?

Л.С. Берг (1922) обратил внимание на особые факты, указывающие, что приспособление не является ведущим фактором эволюции, и высказался против гегемонии телеологии в любом смысле слова, против Палея и Дарвина вместе взятых; как следствие такого подхода возникли теории ортогенеза, сальтаций и пр. Однако он отлично сознавал, что проблема приспособления, не будучи главной проблемой эволюции, остается очень важной проблемой; однако даже проблема приспособления не может быть разрешена селекционистскими гипотезами. Для решения этой проблемы Л.С. Берг использовал понятие имманентной целесообразности. Но ВОЗМОЖНЫ и другие решения проблемы, например решение раннего схоластика Иоанна Скотта Эригена (815-877 гг.) по поводу деления природы. Он принимал созданные творческие агенты в природе "помимо Бога, несозданного Творца". Это представление было сурово осуждено католической церквью, и книга была сожжена в 1225 г. по приказу папы Гонория III.

Но наука не может допускать существования реальных целеполагающих агентов! А почему нет? Мы, человеческие существа, несомненно, являемся целеполагающими агентами. Если мы примем, что только человек имеет истинное сознание, а все животные - чистые машины, мы возвращаемся к концепции Декарта, принимаем для человека совершенно изолированное положение и приходим к необходимости привлекать какие-то сверхъестественные факторы для объяснения происхождения человека - так думал А.Р. Уоллес. Мы можем принять, что люди также являются машинами; многие современные кибернетики, включая таких выдающихся математиков, как С.Л. Соболев и А.Н. Колмогоров, энергично защищают это положение. Но, отрицая за нашим сознанием право на "истинное" существование (как некоторой сущности), они не отрицают его существования как эпифеномена, или фикции. Для ученого этого вполне достаточно.

Закончим несколькими словами об истинной роли философии в науке. Она заключается, по нашему мнению, в разработке систем постулатов, которая не может быть ни доказана, ни опровергнута, но которая может служить базой для конкретных гипотез и теорий, могущих быть опровергнутыми.

Прогресс науки был связан с оппозицией старому изречению: "Философия есть служанка богословия". И. Кант заметил, что есть два сорта служанок: один, которые поддерживают шлейф госпожи, другие, которые несут факел, освещающий госпоже путь. Последняя роль вполне почтенна. Но по некоторому закону умственной инерции современные дарвинисты утверждают, что биология - служанка материалистической философии, которая обладает решающим голосом в науке. Напротив, истинные позитивисты (Мах, Дюгем) отрицают за философией даже право совещательного голоса. Но некоторые позитивисты (например, Карл Пирсон, который считал себя субъективным идеалистом) в науке являются непримиримыми дарвинистами, т. е. объективными материалистами. Мне кажется, что наиболее правильным путем будет предоставить полную свободу философии в ее совещательной роли, использовать в полной мере философский факел, но в то же время помнить, что все наши постулаты далеки от того, чтобы быть абсолютными истинами, и что, согласно великому закону диалектического развития, мы можем временами возвращаться к мыслям древних мыслителей. В этом заключается наилучший урок, который мы можем извлечь из истории наук как в биологии (Radl, 1905-1909), так и в физике (Duhem, 1906).

ЛИТЕРАТУРА

Берг Л.С. Номогенез. Пг., 1922, т. 1, с. I-VIII, 1-306. (Тр. Геогр. ин-та; T. 1).

Завадский К.М. Основные формы организации живого и их подразделения. - кн.: Философские проблемы современной биологии. Л.: Наука, 1966, с. 29-47.

Любищев А.А. Понятие эволюции и кризис эволюционизма. - Изв. Биол. н.-и. ин-та при Перм. ун-те, 1925, т. 4, № 4, с. 137-153.

Любищев А.А. Проблемы систематики. - В кн.: Проблемы эволюции. Новосибирск: Наука, 1968, т. 1, с. 7-29.

Сетров М.И. Значение общей теории систем Берталанфи для биологии. - В кн.: Философские проблемы современной биологии. Л.: Наука, 1966, с. 48-62.

Шванвич Б.Н. Курс общей энтомологии. М.: Сов. наука, 1949. 900 с.

Янковский А.В. Проблема целостности биологического вида. - В кн.: Философские проблемы современной биологии. Л.: Наука, 1966, с. 155-176.

Abramenko В. On dimensionality and continuity of physical space and time. - Brit. J. Phill. Sci., 1958, vol. 9, p. 89-100.

Весkner М. The biological way of thought. N. Y.: Columbia Univ. Press, 1959. 200 p.

Block K. Zur Theorie des naturwissenschaftlichen Systematik. - Bibl. biotheor., Leiden, 1956, Bd. 7, S. 130.