"Царства сотника Сенцова" - читать интересную книгу автора (Тюрин Александр Владимирович)

5

К ночи сражение за высоту между российскими и советскими войсками закончилось, англоинды принуждены были отступить с конфузией. Однако усталые русские воины наблюдали чудную игру огней в темном небе, а также вспышки и множество искр, как будто в высотах мира ратоборствовали ангелы, слуги божьего престола, и бесы, исчадия адские. Несколько военных священников вознесли молитвы, желая скорой победы светлому небесному воинству и поражения мерзким посланцам бездны. Незадолго перед зарею небо вдруг окрасилось в розовые тона и наверху возникли контуры неведомой страны с горами, городами, реками и озерами, а потом все вновь заволоклось тьмой. Наблюдатели застыли в молчаливом недоумении, надеясь на божественный источник знамения. Поутру в долине, которая отделяла позиции русских и англо-индийских войск, распустилось множество неизвестных цветов. Пестики их напоминали человеческие фигурки. Священник лейб-гвардии атаманского полка в своем письме Его Императорскому Величеству указал, что очертания небесной страны, а также цветочных пестиков явно указует на ангельский их характер и преуготовление ко второму пришествию Мессии во имя Царства Божьего на земле.

Ближе к полудню русские войска, закрепившиеся на высоте, подверглись атаке англоиндов сразу с трех сторон. Сперва позиции были перетряхнуты тяжелой артиллерией врага, а затем густыми цепями в «лоб» пошла гвардейская бенгальская дивизия. Со стороны перевала, сокрушив слабые егерские заграждения, хлынули красные шотландские стрелки. А с юго-западной неожиданной стороны, прямо с горной вершины, посыпались как горох отчаянные гурки. Первая линия обороны русских войск была смята и через окопы, ставшие братскими могилами, проползли танки; бенгальской пехоте даже не понадобилось вступать в ближний бой. Вторая линия обороны хлестнула наступающих плотным пулеметным огнем, да и танкам было все сложнее тащиться вверх по склону. Однако русские солдаты слышали канонаду у себя на флангах и даже в тылу, поэтому неуверенность приходила на смену упорству. И вправду, находившиеся на флангах гренадеры едва сдерживали натиск шотландских стрелков, плохо заметных в «зеленке», и гурков, мелькающих среди камней.

Подкрепления запаздывали. Командование корпуса все тщилось принять правильное решение: бросить ли в бой резервы и попытаться отстоять высоту или же, отступив, очистить сомнительный выступ фронта. Растерянность ползла по штабным головам. Неожиданно в штабе корпуса появился офицер в чине есаула и доложил, что готов переправить пластунов через проход в западном скальном массиве, дабы оказаться им в тылу у наступающих гурков. Командующему корпуса уже не приходилось выбирать, он усилил пластунский батальон спешившимися казаками-гвардейцами и готов был пожертвовать ими всеми. Он даже удивился, когда с запада послышалась стрельба, но обрадовался, когда наступающие гурки вдруг пришли в смятение. Контратака молодцов-гренадеров превратила их в беспорядочную толпу. Вскоре гренадеры соединились с пластунами и поставили под удар оголенный левый фланг советских войск. Англоинды дрогнули, ослабли и покатились назад.

После победного боя была установлена фамилия есаула для предоставления его к Георгию. Однако сам господин Сенцов к прискорбию командования и сослуживцев пропал без вести.

Джебе-нойон, яко же и все его нукеры, имел наблюдение за мельканием на небе пятен разного окраса и размера. В душе его подобное мельтешение не пробуждало никоих чувств, поелику никогда еще небо не вмешивалось в дела земли. Об том он имел верное понятие. Аллах потакал сильным или делал сильным того, кому желал потакать. Старые монгольские духи неба – тенгри – такоже любили неукротимых воинов. Однако будило беспокойствие у владетеля одна мысль – как бы не упало нечто тяжелое с неба на его стан. Впрочем, едва властитель убедился, что небесные игрища никоим образом не грозят ему и его воинству, то утратил к ним всякое любопытство. Но егда усталое солнце стало клониться к закату, через воинский стан побежали волки – стая голов на полста. Они никому вреда ни чинили, но и страха не имели, ни пред людьми, ни пред огнем и оружием. Храбрые нукеры, распалив сердце, возжелали броситься на них, однако нойон запрет поставил. «Я потомок волков», – молвил он и сим было сказано все.

А где-то не слишком далеко в вечерний воздух взмыли птицы и чуть заметно задрожала земля. Потом и топот конский донесся до ушей москвитянина. Сын боярский Ерема Сенцов спешился и спрятал своего Сивого между глыб, сам же взобрался на утес, высившийся темным шеломом над тропой.

А там показалось пятеро всадников, по одеже, черным панцирям и долетавшим словам можно было признать в них татаро-тевтонов. Но и того мало, при них имелась и дочь Саламбека де Шуазеля, привязана она была к задней луке седла одной из татарских лошадок, отчего тряслась и подпрыгивала на крупе. Сенцов пришел умом в смятение – коли доберется шестерка сия до Джебе-нойона, все лукавое предприятие, затеянное во спасение Святой Веры и града Москвы, может погореть. И како же еще возможно употребить волю и упорство? Столкнуть на нукеров Вильгельма большой камень? Индо придавишь одного, а остальные утыкают тебя стрелами, пущенными со своих роговых луков.

И вовремя вспомянулось, что привязан к поясу мешочек с пороховым зельем, которое совсем недавно составил один монах. Тропа вьется вокруг скалы, так что, прыгая яко козел по камням, можно опередить нукеров. Они и не успеют его приметить, егда он сыпанет огненного зелья на то место, где вскорости пройдут копыта их коней.

Так и поступил Сенцов. Впрочем, лошади западных татар были резвы. Едва он успел сыпануть из горсти и провести пороховую стежку в кусты, как поблизости зацокали копыта. Егда татары оказались в близости непосредственной, высек он искру кремнем. По стежке побежал красный петушок и сразу же полыхнуло пороховое пятно на дороге. Первые две лошади, захрапевши, поднялись на дыбы, засим одна совместно со всадником ухнула с обрыва, другая же уронила своего татаро-тевтона, каковой изрядно завизжал, очутившись на горящей земле.

Стрелой, пущенной из своего лука, Сенцов пробил панцирь третьего конника. А посем, выскочив на дорогу, рубанул саблей татарина, который с визжанием плясал в горящем халате на земле. Оставшиеся двое всадников наехали на москвитянина, однако же их перепуганные лошади дурно слушались повода и плетей. Тогда вскочил Сенцов на уступ скалы и, прыгнув на одного из басурман, свалил его с лету на землю, а там уже добил кривым ножом. Но внезапно удавка стянула руки москвитянина – ино последний татаро-тевтон, выказав ловкость и силу мышц, накинул на него аркан. Татарский конь, послушав хозяина, прянул с места, веревка сорвала Сенцова с ног и скудное его тело понеслось животом вниз по горной дороге. А одежей на нем был лишь тесный халат, оставшийся от девицы Шуазель – недолго бы оный оборонял туловище от щебенки. Впрочем, с неожиданной прытью поступила сама девица, каковая болталась на луке седла у того всадника, что заарканил москвитянина. Она выхватила у нукера сагайдачный нож, коим и сунула под шлем, в заросший загривок. Татарин, брыкнувшись, упал с коня, но по-видимости более от страха, чем от тяжкой раны. Сабля благодаря темляку такоже осталась у него в длани.

Нукер опамятовался и буйством обуян, погнался за Сенцовым по тропе, а девица, конечно же, навострилась скакать на захваченном коне в обратную сторону. Несдобровать бы боярскому сыну, испробовать булатный клинок на черепной косточке, кабы не пропела стрела – тут преследователь рухнул, пуская красную струйку в дорожную пыль.

А к Сенцову уже торопились москвитяне, служивые Келарев и Пантелеев. Так радостно забилось сердце, прямо как воробей запрыгало, – откель только взялись верные содружники. Индо не забыл князь о своем верном лазутчике…

– За ней, за ней, пока она опять куда-нибудь не угодила, бесовка этакая, – призвал Сенцов, хоть и желалось ему поскорее обнять племя родное.

Однако, егда служивые возвернулись совместно с отловленной девой, соплеменник их Ерема Сенцова сгинул бесследно, будто исхитили его злобесные силы басурманских гор.

Над головой у всадников из отряда имени Первобытного Коммунизма, который преследовал басмаческо-белогвардейские банды, проносились странные светящиеся предметы, напоминающие тарелки. Скорость они имели столь стремительную, что их едва подмечал глаз, при том делали финты, выписывали немыслимые фортеля и резко, «уголком», меняли направление. Некоторые из них застывали и даже взрывались. Предметы на винтовочные выстрелы и пулеметные очереди никоим образом не отзывались. Одна такая «тарелка» даже лопнула, превратившись в огненный пузырь при столкновении с землей. Неподалеку от воронки, заполненной стекловидным веществом, обнаружилось мертвое тело, которое принадлежало человеку, хотя имело облачением странную материю, меняющую цвет. Поскольку такая одежда показалась одному красноармейцу богатой и буржуазной, захотел он развалить мертвяка саблей. Каково же было удивление всех присутствующих зрителей при виде клинка, разламывающегося от удара на две половинки. Когда совершенно твердое тело было разбито на куски с помощью динамита, то внутри него не нашлись внутренности, не имелось даже намеков на какие-либо потроха. Обнаруженный человек явно был каменным от сердцевины до самых волос.

Об этом происшествии было дано сообщение в Пишкек, командующему фронтом товарищу Фрунзе. В телеграмме говорилось, что во избежания развития клерикальных воззрений у красноармейцев непонятное тело и его одежда были искрошены в порошок и захоронены вместе с мерзкими трупами расстрелянных басмачей и белогвардейцев.

А сотник Сенцов, в свою очередь, неотвратимо утопал в пещерном озере. Хоть и колотил-молотил товарища Курбанова кулаками и пинал ногами, толку от этого нисколечко не прибавилось. Уже растекалось по телу изнеможение, темные пятна, все разрастаясь, кружились в пухнущей голове, а вражина по-прежнему был цепок как бульдог и тяжел как мешок с картошкой. Сенцов вроде бы уже прощался с жизнью и словно через забор видел золотые ризы встречающих его святых отцов – те приветливо махали коричневыми руками и улыбались светлыми ликами. Когда сотник уже стал приближаться к забору, выискивая как половчее перебраться через него, то неожиданно почувствовал слабение вражеской хватки. Сенцов, натужив последние силы, со всей суровостью пихнул сапогом недруга. И мешок-Курбанов стал безвредно удаляться от сотника, а тот, в свою очередь, начал всплывать. И вскоре вновь заметил спокойные почти отрешенные глаза ротмистра Сольберга, который вытаскивал его из омута.

А неподалеку от поверхности виднелись чьи-то ноги в хороших хромовых сапогах, подметками кверху, снизу же легким розовым облачком воспаряла кровь.

– Курбанов это, – пояснил Сольберг. – Я его шашкой подколол. Шашка и в воде неплохо действует. Извини, что задержался, сюда ведь целая орава вбежала. Но лишних людей Келарев шпокнул из винта, он у нас мастеровито дырки делает.

Ротмистр и сотник вновь вскарабкались на скальный выступ и пошли осторожным приставным шагом. Как выяснилось – то вовсе не была тропка в никуда. Даже когда факелы почти угасли, она послушно вела беглецов и, в конце концов, представила на свет Божий.

Взор облетел открывшуюся долину, словно бы застеленную цветочным ковром. Свежий ветерок не давал настояться зною, близкое солнце не дозволяло сползти стуже с горных вершин. Цветы качали крупными бутонами и источали легкий, но цепкий аромат.

– На рай похоже, дослужились все-таки, – сказал бесхитростный Келарев.

– На Шамбалу тоже, – добавил Сольберг, – мы как-никак пребываем в районе, о котором индийскими мудрецами сказано много ласковых слов.

Спустя час резвого топанья путники-беглецы заприметили постройки. А вскорости луга закончились и начались сады с глинобитными домишками. За ними была каменная ограда, а дальше возвышались легкие строения с розовыми стрельчатыми стенами, крышами-луковицами и резными колоннами по фасаду. Ну просто терема фольклорного происхождения. У ворот путников встретили не только стражники в фиолетовых тюрбанах, но и молчаливый слуга. Тот склонился в вежливом поклоне и сделал знак страже, чтобы пропустила непрошенный гостей. По дорожке, застеленной мраморной плиткой, слуга провел их мимо легких беседок и заросших лилиями прудов, к двери самого примечательного здания. Келарев по пути несколько раз фуражку снимал и пытался чуб пригладить, пока сотник не велел ему это дело прекратить, иначе вши расползутся.

Сразу за позолоченными створками дверей обнаружился пиршественный зал, который полнился гомоном и пестрыми красками из-за многолюдности. Танцы живота, однообразная (на вкус вновь прибывших) музыка, сладкоголосые песни, накрытый, вернее ломящийся от яств стол на коротеньких ножках. Невдомек было гостям – то ли это обычный обед, или даже второй завтрак, то ли торжественный банкет.

Для учтивого приветствия их проводили к старцу, находившемуся во главе длинного стола, и усадили неподалеку на парчовые подушки. Отличался этот седоусый господин той благородной внешностью, которая свойственна некоторым бадахшанским таджикам. Для начала шейх предложил гостям есть и пить. Те немного подкрепились пловом и фруктами, причем ротмистр Сольберг все старался найти вилку. Затем старец-господин на неплохом французском попросил без утайки поведать все, что с путниками приключилось. Сотник, глянув на мрачных воинов, стоящих в углах зала, и на ласковые стариковские глаза, решил быть честным до конца.

– Очень поучительная история, хотя и полна странных снов. Сюпрефуа, – сказал шейх по завершению речи Сенцова. – Выходит, в пятом из миров были уверены, что послали вас сюда с разведкой. Но какое из привидевшихся вам царств вы бы выбрали? – поинтересовался старец.

– В любом из привидевшихся мне миров мерзости было изобилие, черпай – не перечерпаешь, разве что проявлялась она со всей резкостью то в одной, то в другой области. К примеру, вначале мне казалось, что нет хуже ада, в котором я драпал от большевиков. Сейчас красные отнюдь не полюбились мне, однако чувствую я тяготение к этому миру. Тем более, мне со товарищи все же удалось ускользнуть от отряда имени Первобытного Коммунизма, грешно таким обстоятельством не воспользоваться.

– Верное решение, молодой человек, – одобрил шейх.

За стариком сидела какая-то не сразу заметная женщина, закрытая накидкой – сейчас покрывало упало, вернее соскользнуло на плечи, и сотник увидел Мариам.

– Ты-то как здесь оказалась, Мань?

– Замечательная девушка, – одобрил Сольберг. – Хороший выбор, Сенцов.

– С бухарским караваном, – ответила Мариам и румянец посетил ее щеки-персики, – я почему-то уверена была, что небо поможет нам повстречаться.

«Ну, небо так небо. Только этот мир, вместе с его товарищами курбановыми, выбран мной из-за тебя, Манечка», – подумалось счастливому сотнику Сенцову.