"Царства сотника Сенцова" - читать интересную книгу автора (Тюрин Александр Владимирович)

4

Очнулся на сей раз я от стужи. И сразу взбрыкнул зубами. Наверное, потому что на мне ни халата, ни бешмета, ни даже шароваров – все уперла проклятая девка. Впрочем, даже при желании нельзя было меня назвать и оголенным. Какая-то серая пленка частично обволакивала меня, но тепла от нее не прибавлялось. Поди догадайся, на что сдалась мне такая колбасная обертка.

Ледяная крупа лупила в мое открытое лицо, губы только поджимай, чтобы не рассекло до крови, по щебенистой земле вилась поземка. И ни кустов вокруг, ни спичек – костерком, как ни старайся, не порадуешь окоченевшие кости. Даже непонятно, куда хворост задевался, набирал ведь недавно. Тут тоска на меня напала, стала жевать под ложечкой: как никак уцелел я, испытав кровопийство галльской ведьмы, а теперь придется озябнуть до смерти как птенцу, выпавшему из гнездилища. И видимо без толку мне обращаться к святым заступникам – переполнилась и потекла чаша небесного терпения.

Но смертное уныние еще один тяжкий грех в небесную копилку, поэтому я, поднявшись на ноги, – а они, как приделанные палочки были – побрел на северо-запад в русскую сторону. Триста шагов хватило, чтоб ноги окончательно закостенели и уронили меня лицом в ледяную крошку. В последний раз, наверное, отлепил я мерзлую башку от мерзлой земли и глянул на свои беспомощные руки. И зачем вы только выросли? Но тут заприметил, что пленка, каковая их бестолково прикрывает, отмечена несколькими пупырышками. А поскольку помирание – дело скучное, то я просто придавил один из них. И враз потеплело, просто жаром меня обдало как из печки. Пленка задрожала словно живая тварь, сделалась ярко-белой, немало раздулась, с внутренней ее стороны даже пророс густой волос. Потом она, не угомонившись, наплыла мне через голову на щеки и рот, прилипла к ним, образовала дыхательные трубочки для ноздрей и прозрачные выпуклые полоски в районе глаз. Трубочки согревали поступающий воздух, несмотря на выдохи ртом влага под наличником не накапливалась. Удобная зараза, хоть закопайся в сугроб и вмерзни в лед – не пропадешь.

Но Дед Мороз дернул меня приложиться к другому пятнышку. И тут же пленка мстительно сошла, съежилась, оставшись только на бедрых и срамных местах и еще небольшими браслетиками на запястьях. Ледяной ветер, насыщенной шугой, на радостях мигом впился в мое беззащитное тельце. Не догадайся еще нажать на пупырышек с левого браслета и полетела бы душа моя на волю из ледяного полона. Пленка снова помилосердствовала, закрыла и согрела меня. Я даже вспомнил ее название – квазиживой биополимерный комбинезон. Странные пугающие слова.

Ледяная смерть уже не могла загрызть меня, но еда и питье оставались сладкими мечтами. Когда я уже весь заерзал от голода, прямо перед моими глазами побежали слова – видимо по прозрачным полоскам – «в крови до опасного уровня снизилось содержание глюкозы и повысилось содержание молочной кислоты. Желаете обратиться за помощью по спецсвязи?» Тоже самое было просуфлировано и неким голосом в моих ушах. Что это: бесы, предсмертные видения или чудеса техники? Надеясь, что не вступаю в сделку с дьяволом, я внятно произнес: «Хрен с вами, желаю помощи, супа, каши, водки». И тут же появилась красная надпись: «Сигнал передан, получение подтверждено. Патрульный корабль прибудет через пятнадцать минут. Для облегчения поиска по маяку оставайтесь на месте.»

Начало уже смеркаться, неожиданно из-за смутной скальной громады появилось темное пятно. Оно повисло над моей головой и вдруг меня накрыл ослепительный конус света, потом сверху упал хобот, с очень клейкими лепестками на конце. Раз и два, темное пятно уцепило меня этим хоботом, приклеило и втянуло, да так скоро, что мои потроха чуть внизу не остались. Очутился я будто в ящике каком, или вернее, в каморке без окон и дверей. И не один был – окружало меня с полдесятка мужиков, затянутых в ту самую «квазиживую» пленку, только зеленую, под цвет обстановки.

Один из них, рослый, в берете, с тремя крестиками в петлицах, судя по всему начальник, велел остальным:

– Немедленно проверьте, НАСТОЯЩИЙ ли он. Мне тут мимоиды не нужны. Лейтенант Пантелеев, займитесь дополнительным сканированием.

Механическая рука, вся из гибкого металла без каких-нибудь сочленений, опустила сверху аппарат с множеством «глазков», которые сразу уставились на меня. Рядом еще суетился лейтенант Пантелеев, сжимающий что-то вроде пористой трубки.

Мне эти приборы сразу не понравились, чувствовалась в них какая-то неправда.

– Господин капитан-лейтенант, с вероятностью 0.91 можно утверждать, что он настоящий. Ни явного, ни скрытого присутствия эктоплазмы не обнаружено, анализ электрической активности мозга не показал следов ложной памяти, – вскоре объявил Пантелеев.

– А все равно, что-то мне в госте не нравится, – произнес человек, означенный как «господин капитан-лейтенант». И по-моему запальчиво. Он подошел вплотную ко мне.

– Вы не обращайте внимания на мои слова. Я много чего говорю. Я – капитан-лейтенант Келарев. Судя по параметрам сигнала с вашего маяка вы были заброшены в тыл врага нашей военной разведкой. Остальное неясно. Может вы дадите какие-то объяснения? Ваша фамилия, воинское звание, подразделение?

С полминуты у меня в голове царил кавардак, перед внутренним взором прокручивались то картины боев с красными под Царицыным, то прорыв в тыл советских англо-индийских войск к Пешавару, то ледовое побоище на Чудском озере – когда тевтонские татары были наголову разбиты нашими ратниками. Но вот что хотела от меня некая военная разведка, почему был завернут в чудную пленку? Когда я уже почти отчаялся и вспотел под напряженным взглядом капитан-лейтенанта, что-то стало оттаивать и всплывать:

– Старший лейтенант Сенцов. Выполнял специальное задание. Я не подчиняюсь ни командованию седьмого мобильного дивизиона, ни штабу второй эскадры. Дальнейшие комментарии вы можете получить, связавшись с абонентом 2348 в управлении стратегической разведки.

Какое, в самом деле, специальное задание? Товарищ Курбанов как камень тянет на дно… шашки наголо и вскачь на батарею англоиндов… лютый Беркэ-батыра сделался дохлой гадиной… Вот чихня, в этих бредовых картинках нечего ловить.

– Мы не можем связаться с абонентом в управлении стратегической разведки, потому что находимся на боевом патрулировании, – бодро отшил меня капитан-лейтенант. – Однако вынуждены будем прозондировать вашу память, поскольку обязаны разобраться, представляете ли вы угрозу.

– Вы нарушите инструкции, господин капитан-лейтенант, – заметил я, хотя и предполагал ответ.

– Я могу вас выбросить за борт немедленно и тогда инструкции не будут нарушены. Согласно уставу в первую очередь мне надо заботиться о своем задании и своих людях. Так как, летим или высаживаемся?

– Не слишком честно поставлена задача выбора, но выбирать надо. Я лечу с вами. Да, я – конформист.

Сказал и у меня возникло такое ощущение, что я вспомнил последнее слово мгновение назад. Что же у меня, в самом деле, с памятью творится, какая-то она многослойная.

Из пола (или может палубы) поднялся цилиндр, который раскрылся словно цветок, образовав кресло с внушительными подлокотниками и подголовником. Все происходило чрезвычайно плавно, я не заметил никаких движущихся частей, соединений, стыков, отдельных деталей, словно весь аппарат состоял из одного куска саморазвивающегося вещества. Я вынужденно уселся в это жутковатое кресло, ожидая, что металлические обручи сейчас обхватят и стиснут мои руки и голову. Ничего такого не случилось. Единственное, что к моим запястьям и вискам прилипли пластинки, никак впрочем не связанные с самим креслом.

Однако понял, что попал под процедуру, когда на меня нахлынул бурный поток воспоминаний, словно бочку разорвало перебродившим квасом. На внутреннем киноэкране не проскочило ни одного кадра, связанного с наступлением отрядов Дутова на Астрахань, с переходом гвардейского казачьего полка через Гиндукуш, с погоней московских дворян за татарскими конниками, удирающими с добычей и полоняниками по рязанскому шляху. Напротив, едва они пытались появиться, как были захлестнуты потоком новых картин.

Я словно впервые знакомился с событиями собственной жизни. Четвертой жизни.

Нашествие эксов на наш мир началось со снов-кошмаров. «Экс» оказалось удачным словцом, в нем соединялись «экстрасенс», «экспроприация», «экстаз».

Я родился и вырос в общем-то благополучной обстановке. Все было вроде в ажуре. Историки говорили, что нашей стране крупно повезло в историческом плане. В то время как Западная Европа с лихвой узнала набеги норманнов и завоевания сарацинов, мы всего лишь раз попали под мощный удар – когда в тринадцатом веке явился из глубины степей хан Батый со своей ордой. Но князь Александр Ярославич, собрав доселе разрозненные силы русаков, да еще пригласив ярла Биргера, крепко вломил татарам под городом Козельском. Русь объединилась вокруг Новгорода, причем довольно мирным путем, у нас на сто лет раньше чем в Европе завелись паровые машины и сеялки-веялки, на пятьдесят раньше – электродвигатели и унитазы, на двадцать пять – автомобили и компьютеры. Первыми мы создали квазиживые полимерные материалы и вообще преуспели в области молекулярной и кристаллической механики. Все как и полагается.

Впрочем, пару десятилетий назад у нас начались кое-какие заморочки. К тому времени накопилась масса людей, которая ничем осмысленным не занималась, кроме отдыха. А отдыхала она, причем весьма недурственно, на всякие пособия и дотации. Но поскольку «отдыхающих» становилось все больше, то пособия все таяли. Страна к тому же в это время столкнулась с серьезными трудностями по части дешевых энергоресурсов, изрядно обеднела, поизносилась, однако количество сограждан, способных шурупить мозгами и инициативничать, все сокращалось, а число ленивых прихлебателей все росло. Наконец эта кодла перешла к полунищенскому существованию, включающему воровство, рэкет, всякое знахарство, спиритизм, торговлю оружием, наркотиками, галлюциногенами, запрещенными компьютерными играми. Тогда их и прозвали «эксами». Они мало-помалу захватывали кварталы городов, подземные коммуникации, подвалы и чердаки. С ними оказалась повязана куча бюрократов, политиков и журналистов, требовавших дальнейшей переделки общественного пирога в пользу обделанных и оскорбленных эксов. Полицейские и военные операции редко оказывались победными. Дошло до того, что были образованы канализационные части, призванные ударить вражеству в тыл. А в итоге, отчаянная борьба на всех фронтах вызывала недовольство прочего населения, вой в прессе и парламенте.

Я происходил из старинного патрицианского рода города Новгорода, издревле торгующего со всем светом, мои предки вместе с адмиралом Дежневым добывали для родины Аляску и Калифорнию. Сам я служил в национальной гвардии, которая пыталась отстоять города от нашествия эксов.

Я на эксах собаку съел, пришлось поизучать их способности на собственной шкуре. Эксы вели психотронную войну. Они не меняли восприятие человека, а просто уводили его в иной мир. Причем прижизненно. Была у них и «дудочка» для этого дела. Первый этап увода – это сны, которые были совершенно осмысленными слепками с правды-реальности и при этом выворачивали ее наизнанку. В них исчезали обычные симпатиям и привязанностям. В сне у спящего был взгляд хладнокровной рептилии. Потом у бодрствующего тоже круто менялись понятия о хорошем и плохом, должном и недолжном, приятном и неприятном. Соответственно одни чувства и мысли исчезали, другие исподволь приходили. Начинали вызывать отвращение старики и дети, начальники и подчиненные, натюрморты привлекали больше внимания, чем портреты, зоопарки больше, чем музеи.

Вначале эксы шастали по домам в роли бродячих проповедников, вещали о приходе новой реальности и закате старого мира, который погибнет в кровавой усобице, а телевизоры тем временем услужливо сообщали об очередном теракте или бесчинствах люмпенов. Эксы вербовали скучных обывателей в свои ряды, в чудотворцы и духовидцы. И не все вербуемые отказывались. Когда вам говорят, что вы чудотворец, хотя на самом деле вы простой водопроводчик, то с вашей стороны возможны всякие реакции.

Впрочем, если реакция была отрицательной и вы спускали эксов с лестницы, то на следующую ночь вас могли капитально грабануть и обчистить на все имущество. Так что, в любом случае, у вас на физиономии блуждала заискивающая улыбка при виде проповедников.

Матерые эксы и новоиспеченные духовидцы сходились в темных дворах и на пустырях, заводили друг друга и у толпы случался массовый экстаз. Импотенту казалось, что он способен обслужить зараз десяток баб. Хиляк представлял себя мощным атлетом, способным поднять и кинуть грузовик. Тупице мнилось, что он запросто создаст теорию единого поля. Эти новые способности зачастую из кажущихся становились настоящими. Проповедники-эксы объясняли, что истинное поклонение, доходящее до самопожертвования, способно снискать милость высших сил, заведующих реальностью. Эти владыки судеб способны-де любую неправду сделать истиной.

А прежние истины становились неправдой. На своих сходках эксы могли совершить и человеческое жертвоприношение, показывая, что отдельная жизнь не так уж важна в общем потоке жизни и смерти. Что отдельная личность – это лишь временное вместилище для всеохватной жизненной силы.

Матерые эксы и новообращенные предпочитали общежитие в виде стай, напоминающие обезьяньи и крысиные группы. Кстати, основные бандформирования эксов и прозывались «обезьянами» да «крысами». Мужчины и женщины в них соединялись так, чтобы поскорее пришла новая реальность – поэтому нередко у двадцатилетнего отрока была подруга-пенсионерка, а брату полагалась родная сестра. В общем, эксам-духовидцам было виднее, кого с кем случить.

Первыми воздействию эксов подверглись журналисты и политики, которые поспешили записать «крыс» и «обезьян» в носителей социального протеста, в число «новых бедных» и «люмпенизированных пролетариев». Те силы, что боролись с эксами были окрещены реакционерами, те министры, которые энергично противостояли стаям, быстро вылетали в отставку.

Вначале многие ученые считали, что эксы активно занимаются телепатией. Однако никаких надежных подтверждений «телепанья» не было найдено. Девяносто девять процентов эксов не выказывали способностей к телепатическому воздействию. Получалось невероятное – люди действительно воспринимали иную реальность, реальность, произведенную и испражненную эксами. И чем больше ее воспринимали, тем более она делалась осуществленной, материальной. Это долго отфыркивалось официальной наукой, учеными мужами из академических институтов и больших университетов.

Ну и в итоге, реальность эксов скушала значительную часть планеты Земля, а нам остались только объедки, зоны сопротивления в горных районах, в том числе и в Бадахшане. Академии и университеты были, естественно, разорены и превращены в притоны, наука стала неофициальной, ученые попрятались в горных кишлаках и на секретных базах, и там уже была разработана приемлемая теория.

Так вот, весь физический мир состоит из «сырой» материи, эктоплазмы, которая может превратиться в «зрелую», организованную, под воздействием вероятностно-фатумного поля, поля Судьбы. Если из Поля Судьбы пройдет эманация, волна, то она организует в нашем физическом мире элемент реальности; если волн будет много, то получится целая реальность, цельность. Чтобы Поле Судьбы возбудилось, надо повоздействовать на него энергией сдвига, добытой из веры человека. Короче, чем сильнее эксы изменяли реальность, тем больше у них было возможностей коверкать ее дальше и быстрее.

Я вспоминал теорию, я уже знал наверняка, что сейчас служу в стратегической разведке, но обстоятельства последнего задания никак не воскрешались, они были прочно заблокированы, вернее стали смутными снами. И соответственно были недоступны и дознавателям. Капитан-лейтенант Келарев проявлял недовольство, даже насупился.

– Наверное, господин капитан-лейтенант, я заблокировал их так, чтобы все сохранилось в тайне, пока не станет ясно, что вы – «свои» в доску. Тогда и сработает какая-нибудь отмычка.

– Но как нам доказать, что мы – свои? А, господин лейтенант? – Келарев явно закусил удила.

Мне взбрело в голову довольно элегантное решение.

– А пройдете ту же проверку, что и я, тогда посмотрим.

Командир неожиданно выразил согласие.

– А что, недурная мысль.

– Есть еще одна неплохая мысль: дать мне что-нибудь пожевать. Ньям-ньям, понимаете? По-моему, я этого не делал несколько дней. Авось блоки с моей сытой памяти спадут быстрее.

Из того отсека, где всему экипажу надлежало пройти суровую проверку, меня перевели в помещение, похожее на рубку. Здесь была понатыкана уйма совершенно непонятных мне приборов, ручек, переключателей, тумблеров, кнопок, каких-то штырей, пупырышек, пузырей. То, что я принял вначале за ветровое стекло, оказалось после небольшого воспоминания и обдумывания голографическим экраном. Вскоре я восстановил в голове названия всему и суть всех приборов.

Тут были и сидения, которые принимали, чтоб угодить вам, практически любую форму – от высокого кресла в стиле ренессанс до кушетки – причем хватало им мысленной команды. Отозвавшись на мой призывный сигнал, с подволоки опустился шланг питателя. Он выдавил розовый пузырь, который сразу затвердел и стал похож на теннисный мячик. Однако по вкусу напоминал он котлетку из фарша третьего сорта и не остывал, поддерживая свою теплоту за счет внутренних экзотермических реакций. Следующий пузырь по вкусу был близок к гнилому яблоку…

Однако умеют у нас аппетит испортить.

– Обнаружены низколетящие цели, азимут двести восемьдесят, угол двадцать, дистанция сорок, – доложил локатор мягким девичьим голосом. Впрочем, на его мониторе все было видно. На других экранах даже показывался предполагаемый вид цели: распластанный аппарат, похожий на голову кобры.

А вот аппараты-«кобры» видимо считали нас низколетящей целью. Они образовывали боевые порядки, призванные легко и лихо уничтожить патрульный кораблик – через охват с флангов и заход сверху. Спустя десять минут несколько вражеских машин произвели боевые залпы. И хотя их ракеты ушли в «белый свет», кто-то вопросил густым тревожным голосом капитан-лейтенанта Келарева:

– Командир, почему мы не атакуем? Давайте жвахнем ракетами левого борта.

Искушенный командир отозвался лишь невнятным хмыканьем, но я все уловил. Если цель «ненастоящая», то есть принадлежат «сырой» реальности, которая питается нашей энергией сдвига, то боевые выстрелы могут только «онастоящить» ее и сделать крайне неприятной.

– Командир, коррелирующие параметры ячеек гравитационного поля – хаотические, цели – вне нашей реальности, – наконец сообщила приятным баритоном система слежения.

И в самом деле на дистанции в двадцать километров все «кобры» поисчезали в облачках белого дымка.

– А кому надо проходить проверку? Мне, что ли? – напомнил я летунам, еще поглощенным несостоявшейся кровавой битвой.

Они, за исключением первого пилота, вынуждены были вернуться на прежнее место, в камеру тестирования. Сверху к ним быстро прозмеился хищно смотрящийся проверочный аппарат.

– Лейтенант Пантелеев, вы первый, – скомандовал капитан-лейтенант Келарев.

Через минуту лейтенант посерел. Может он еще и обделался от страха (чему имелись косвенные признаки) – ведь дотошный тест-аппарат показал присутствие явной эктоплазмы в виде целого «гнезда».

– Да я сейчас эту паскуду, – командир потянулся за бластером.

– Нет, этой «паскуде» просто не повезло, – вмешался я, придерживая быстрого капитан-лейтенанта Келарева за рукав. – Не будем отвлекаться на экзекуции и пытки. Лучше покамест заприте лейтенанта куда-нибудь, а мы продолжим неприятное мероприятие.

Пантелееву всадили парализующий луч из сквизера и в обмякшем виде отправили в пустой ящик из-под боеприпасов.

Проверка доставила неприятности еще двум сержантам, рядовому стрелку и офицеру-штурманцу, показав в них «гнездовья» эктоплазмы. Все они были парализованы и загружены в оружейные и боеприпасные ящики.

– Теперь ваша очередь, господин капитан-лейтенант. Передайте, пожалуйста, сквизер-парализатор мне.

Командир, чувствовалось, что занервничал, хотя и сохранял бронзовую невозмутимость лица.

Суровый тестер и в нем показал наличие эктоплазмы в виде так называемой «грибницы».

– Ну что ж, я сдаю вам командование. Парализуйте и меня, господин лейтенант. Мы, видно, пропали, – обреченно произнес он.

– Очень мужественное достойное кинематографа решение. Но я повременю с вашим устранением. Ведь все места в ящиках уже заняты. Я даже не стану испытывать первого пилота. Меня мучает подозрение, что ваш проверочный аппарат фурычит неправильно.

Капитан-лейтенант Келарев вместо того, чтобы ухватиться за мое мнение, еще и запротестовал:

– Этого не может быть. У тестера – многократное дублирование всех схем, плюс особая система надежности.

– Я имею в виду, что вся аппаратура, весь ваш белый кораблик – неправильный. Благодаря этому барахлу кто-то благополучно внушает идею, что вы – ненастоящие. И вы, в конце концов, как миленькие станете мимоидами и фантомами. То есть, отдадите свою энергию сдвига на собственную дезорганизацию и превращение в сырую материю, известную как эктоплазма. Вы хотите стать эктоплазмой? Только честно.

– Но позвольте, у нас тестер серийного производства, неоднократно испытанный на базе, – упорствовал Келарев.

– Тем хуже для базы. Возможно, и заводы, и вся наша техника – уже измененные. Допустим, что эксы успели переменить наш мир, сделали нашу реальность полуфиктивной, подстроили ее под себя. А вот та область памяти в моем мозгу, которую невозможно было прозондировать нашей измененной техникой…

– Связана с другими реальностями? – капитан-лейтенант почти подпрыгнул на заднице.

– С принципиально другими, полноценными, настоящими реальностями… Впрочем, о иных блистательных мирах позже потолкуем. Наш-то мирок сейчас, похоже, подчинен реальности, которую создали себе эксы, и, чего доброго, вскоре полностью совпадет с ней. Он, прошу прощения, напоминает нынче известное резиновое изделие.

– Значит, мир эксов «настоящее»?

– Точно, господин капитан-лейтенант. По сравнению с нашим. Но для тех ИНЫХ реальностей, в которых я оставил следы, вся эта поганая «настоящесть», сотворенная гадюками-эксами, является мнимой…

Затмение, случившееся в результате зондирования памяти, наконец рассеялось. Соединились разные слои воспоминаний, меня даже затошнило от этого мощного процесса.

– Капитан-лейтенант, я кажется понял суть своего задания. Возвращайтесь на базу.

Келарев на сей раз не посмел перечить. И то славно, потому что мне стало не по себе.

Ведь если измененный тестер показывает членов экипажа как ненастоящих, то они – настоящие. Если показывает меня как настоящего, значит, я – не ненастоящий, измененный.

Впрочем никакого трагизма-бабаягизма в этом нет. Совесть моя чиста. Доказано лишь то, что я побывал в ином мире, для которого я являлся вполне натуральным, мясным, полнокровным.

База номер один представляла собой гору. Одну из гор Бадахшана. Ничем не приметную сперва. Мы летели к ней, прокладывая курс по радиомаякам. После того, как эксы уничтожили искусственные спутники и исказили естественное магнитное поле Земли, навигация вообще стала затруднительным делом. Радиомаяки нельзя было устанавливать на самых базах, чтобы не раскрыть их. Но за пределами баз эксы легко могли захватить их и переместить. Так что, иной раз летевши на маяк, ты впиливался мордой в скалу. Впрочем, на сей раз все обошлось без неприятных моментов. Когда мы скользнули к нужной нам горе, целый утес быстро уполз вглубь ее, открыв вход. Кораблик юркнул туда, промчался по тоннелю и наконец опустился на палубу в ангаре размером с три футбольных поля.

Через час вместе с директором стратегической разведки, полковником Сольбергом и другими высокопоставленными персонами, я находился в кабинете председателя конфедерации свободных поселений Евразии, господина Иловайского.

Обладатель пышного звания расхаживал по дубовому паркету и думал вслух, ожидая подсказок подчиненных.

– Итак вы уверяете, лейтенант Сенцов, что проникли в три вполне настоящие реальности, где наши приятели-эксы не имеют никакой власти.

– Именно так, господин председатель.

– Я все-таки не понимаю физики этого дела, – пожаловался высокий руководитель, – чем отличаются настоящие реальности от ненастоящих, зависимых, подчиненных?

– Я не думаю, что есть смысл долго и нудно излагать механику существования реальностей, и включения их друг в друга, – сказал глава научного совета (главнаучс). – Любая реальность – это множество материальных элементов. Две или несколько пересекающихся реальностей могут иметь общее подмножество материальных элементов. Так вот, более сильная реальность пытается сделать их своими, изменить или уничтожить их. Другая более слабая реальность остается на бобах и становится мнимой, ненастоящей.

– Похоже, у нас классический случай. Их реальность явно сильнее и круче, если даже наша аппаратура ведет себя как ненастоящая… Кто нибудь может поклясться на библии, что мы – настоящие, а не фиктивные? – произнес председатель унылым капитулянтским голосом.

– Но Сенцов в состоянии помочь нам, – напомнил директор стратегической разведки. – Он проник в три совершенно настоящие совершенно самостоятельные реальности. Его сознание – источник энергии сдвига, которая может открыть ворота в другую «настоящесть». Теперь мы в состоянии смыться от эксов в иной мир, захватив с собой в чемодане все общечеловеческие ценности.

– Это хорошо звучит – «смыться в иной мир», – отозвался председатель. – И на какие роли нас туда возьмут? В центровые мы вряд ли попадем, зуб даю. А не потянутся ли эксы за нами следом? Мы же покажем, что сдрейфили перед ними. А наш страх – это их сила, это их энергия сдвига, которую они потратят на то, чтобы изменить в свою пользу и те самые новые реальности. Мы же притащим заразу эксов вместе с собой.

Все живо вспомнили то, что нельзя было запамятовать. Полупустые города без канализации и электричества, дерьмо на улицах, на городских руинах копошатся охотники на кошек и собиратели старых консервов, за городом – унылые крестьяне, погоняющие отощавших коняг, которые едва тянут борону. Таков мир под эксами. Но этому невозможно противостоять, нельзя привлечь даже остатки населения (остальные незатейливо вымерли) на свою сторону, потому что эксы являются владыками счастья, чувств, мыслей и судеб. Самое массированное наступление эксов случилось с десяток лет назад, когда они захватили небоскреб «мирового торгового центра». В тот день разгорелся финансовый кризис, вызванный какими-то вирусными завихрениями в банковской компьютерной сети и все огромное здание гудело как супермуравейник от изобилия мечущихся брокеров, банкиров, бизнесменов. В заложники к боевикам-эксам попался сразу весь торгово-финансовый цвет, несколько десятков тысяч человек. Отбить заложников не удалось, слишком велики были бы потери, и эксы добились всего чего хотели – получили отмену любых преследований, плюс каналы телевидения и радио, множество газет. Теперь уже на весь белый свет транслировались экстатические сходы эксов на крупнейших стадионах. И телезрители тоже начинали «видеть» и «чувствовать» новую реальность. А вскоре эксы выхлопотали право посылать на каждое предприятие своих комиссаров, то есть получили процентную норму в штатном расписании для «бедных и обездоленных» – и духовидчество с чудотворчеством проникло на каждое рабочее место. Это, само собой, вызвало расстройство экономики вплоть до полного распада.

– Мы запихнем свой страх куда подальше и дадим эксам бой, именно в новых независимых реальностях. Мы отсечем эту заразу от себя и пробьемся в иные миры, – высказался, играя желваками, министр обороны.

– Но ведь неизвестно насколько мы сами настоящие? Удачно ли совместимся с настоящей реальностью? – поддержал сомнения председателя главнаучс.

– А разве у нас имеется другой более приятный выход? – неожиданно произнес Иловайский. – Уже сейчас мы путаемся с ориентацией в пространстве, непросто дается прицельная стрельба, потому что приборы не дают однозначных координат. Я даже подозреваю, что наши достижения в молекулярной и кристаллической механике тоже фикция. Вспомните, господа, до недавнего времени все мы были уверены, что контролируем огромные территории, а эксы занимают только разрозненные городские кварталы. Но когда наваждение закончилось, то выяснилось, что это мы занимаем всего-навсего несколько горных районов – в чем я, между прочим, тоже сомневаюсь. Насколько плохо у нас со съестными и полусъестными припасами можно понять, съев конфетку из переработанных фекалий… Надо собрать все силы, произвести все необходимые расчеты. И, чтоб не лажануться, – простите за этот термин, – необходимо предусмотреть особую систему надежности. Что у нас с гиперкомпьютером?

– Он сейчас успешно решает задачу, настоящий ли он, – мгновенно отозвался главнаучс.

– Пусть прервется. Склепать его нам стоило кучу усилий. Вложите в этот черный ящик сведения Сенцова и получите координаты «ворот» в новые реальности.

– Но… – хотел заикнуться главнаучс.

– Никаких «но», только «да». Может, это последний всплеск нашей активности.

Через сутки в сторону предполагаемой границы реальностей вылетела эскадра штурмовых кораблей. На флагманском находился я вместе с директором стратегической разведки полковником Сольберг, а также присутствовал вживе министр обороны и информационный образ главнаучса.

Под нами проносились снежные вершины и серые каменистые склоны. Гиперкомпьютер, который был перемещен, в основном, на корабли эскадры, пытался определить наши истинные координаты и курс.

То, что мы приближаемся к нужной точке, стало понятно, когда локаторы засекли «хвост» из вражеских машин. И этот «хвост» мог крепко махнуть.

– Теперь, пожалуй, нам уже не отвертеться, – сокрушался главный разведчик.

– Сейчас мы им врежем, – обрадовался военный министр. – Ну-ка, импульсники, товсь. Создадим плазменный барьер.

– Надо еще разобраться с их настоящестью, – предложил я.

Предложение было принято, гиперкомпьютер стал анализировать движение кораблей противника, нарушение им «реальных» законов физики.

Вражеские машины были четверть настоящими, треть настоящими и полунастоящими, если точнее предсуществующими. Но их была целая кодла, а может быть, армада. Военный министр приказал найти те зоны пространства-времени, где они станут полностью существующими, чтобы навесить туда ракетные мины.

Гиперкомпьютер быстро выдал, что наибольшие шансы на успех в борьбе имеются в стопроцентно иных реальностях.

Когда эскадра добралась до «ворот», не только параметры гравитационного поля пошли в разброд. Можно было понаблюдать, как белые вершины и каменистые склоны расплываются, даже расщепляются на нити и иглы. Материя дезорганизовывалось. С сознанием обстояло не лучше. Под черепной крышкой витали обрывки мыслей и воспоминаний.

– Возможно, нельзя переместиться в иные реальности и сохраниться как организованная целостность, – бодрым голосом заявил инфо-главнаучс, вызвав смятение экипажа и пассажиров.

– Как бы не так. Я-то переместился, причем был и остался целостностью, – пришлось напомнить мне.

– А где доказательства, что целостность та же самая?

– Ну, пускай не та же самая. Измененный тестер показал меня как полностью настоящего, значит я в какой-то степени изменился. Тестер не стал считывать некоторые зоны моей памяти, только чтобы не раскрыть меня. Я изменился, но все-таки прошел из одной реальности в другую и суть моя осталась прежней. Я не стал предателем.

– Шпионская морда, – заревел тем не менее военный министр, вытягивая из кобуры свой бластер. Если бы он проделал бы все пошустрее, мне пришлось бы худо. Однако директор стратегической разведки успел ловким ударом парализовать полководческую руку, которая давно отвыкла от ближнего боя.

– У нас нет другого выхода, как только довериться Сенцову, настоящий он или фальшивый, – словесно поддержал меня Сольберг.

Министр обороны хотел было еще посопротивляться, но тут бедное сознание его окончательно померкло, как впрочем и у другого комсостава. Но я еще пока держался.

На флагмане датчики, детекторы и сенсоры перестали в каком-либо виде воспринимать окружающую действительность. Потерялась также связь с другими машинами эскадры. Хорошо, что большая часть мощностей гиперкомпьютера находилась на нашем корабле. Обитающий в гиперкомпьютере информационный главнаучс почти пропел:

– К моему прискорбию, вы просто не существуете для той реальности, в какую угодили. По-крайней мере, вы для нее – дезорганизованная материя, эктоплазма, с которой надо бороться. Ну, вспомните, как лейкоциты разделываются со сгустками чужеродного белка.

– А каковы наши шансы стать настоящими? – с надеждой спросил я.

– Не хочу вас расстраивать, но шансов у вас кот наплакал, – ударил по моей надежде инфо-главнаучс. Пожалуй, он был еще более критичен, чем его живой прототип.

– А надолго ли наше виртуальное существование?

– Настолько, насколько продлиться информационная инерция эктоплазмы. Либо вы ее сумеете организовать и приобретете актуальность, либо полностью рассосетесь. Раз и нету, – спокойным академическим тоном подытожил главнаучс.

Тут отключились и мои собственные сенсоры. Во мгле, испещренной светящимися точками, я пытался найти выход. Какую сохранять суть, кем я хочу быть? Беглым неприкаянным казачком, есаулом на большой и кровавой войне, шпионом-москвитянином в огромной всесветной Татарии, представителем сверхцивилизации, потерпевшей страшное поражение от хитрожопых тварей. Да уж, запутался тридцатилетний малыш.

Какие-то просверки позволяли мне ненадолго увидеть сразу четыре мира, они смахивали на четыре слипшихся пузыря. Наши и не наши корабли пролетали по одному из миров, но тем временем отражались в других. И было уже непонятно, где разворачивается катавасия. Но каждый корабль, каждый наш и не-наш солдат не только бился с врагом, но и пытался отстоять себя от новой реальности-настоящести. Та старалась его подчинить, сделать фиктивным и безопасным, дабы общее количество энергии и информации осталось прежним и не пришлось бы подстраиваться под непрошенного гостя.

Гомеостаз, всякие там антиэнтропийные силы пытались размыть мое сознание, спустить его в небытие, словно в канализационную трубу. Или же накачать в него что-нибудь чужое, смысл существования скал и минералов, дубов и елей, рептилий и моллюсков, волков и крыс, большевиков и англо-индийцев, западных и восточных монголо-татар. Эти силы должны были удержать энтропию на прежнем уровне и не позволить ей подпрыгнуть после вторжения нашей эскадры.

Меня прельщали новые точки зрения и новые радости, которые должны были сделать меня безопасным для нового мира. Вместе с камнем я погружался в нирвану вечности и нестрадания. Вместе с растениями я очаровывал насекомых, всасывал солнечное сияние и раскидывал свои семена, покрывая зеленью жизни пустую землю. Вместе с волчарами я чувствовал трепещущую кровь добычи и мощь стаи. Вместе с большевиками я чаял всемирного братства пролетариев на планете, очищенной от ехидн буржуазии. Вместе с англо-индийцами я жаждал пробуждения спящей Азии и наказания неукротимых северных империалистов. Вместе с западными и восточными татарами я хотел довести своих коней до самых далеких рек и пасти своих овец на самых сытных пажитях.

Но я убедил себя, что я – не они. Вспомнил слова одного персидского гебра насчет «фраваша» – есть-де такая человеческая сердцевинка, которая не меняется, какую человекоформу ни напяль на нее. Где-то глубже памяти я ощущал «фраваша» и выражался он не в словах, а волевыми импульсами. Они заставляли меня верить в Свое добро и не верить в Чужое, любить Своих и ждать пакостей от Чужих, они лепили мою сущность и неповторимость.

Я попытался без суеты закрепить в сознании все четыре своих обличия, все свои склонности и неприязни. Брат и сестра, батька и мамка, женщина по имени Мариам, в каждом из миров кто-то из них был рядом со мной, в других не был, оставив нерастраченной мою привязанность. Только все четыре мира вместе взятых создавали полноту моей жизни с одной-единой сердцевинкой. Я теперь имел четыре лица, но не разваливался на части как последний шизофреник. И между прочим, в каждом из миров я был оснащен большими красивыми усами.

А потом настал черед соединения и все пришельцы осуществились в четырех мирах, меняя свой исконный облик.

Тот, кто не удержался перед каменной нирваной, обратился в камень. Тот, кого прельстился радостями растительной жизни, полностью погрузился в питье света и фотосинтез. Кто, почувствовал приятность чужой крови и мощь своей стаи, тот воплотился в стаю хищников. Тот, кто разделил порыв большевиков и англоиндов, вступил в их ряды и шеренги.