Глава тринадцатая

Зов Хедина достиг адаты Гелерры вовремя. Её полк покинул опустевшее поле сражения победителем. Наблюдатели заметили бегство врагов, проследили их путь – адата даже удивилась, насколько легко это им удалось. Несколько миров на самой дальней границе Упорядоченного, где сама Гелерра никогда не бывала. Но великий Хедин, конечно же, всё предвидел и предусмотрел, и новые приказы повелителя не замедлят…

– Гели. – Голос Познавшего Тьму казался глух и сдавлен. – Ты выполнила просимое, благодарю и не забуду. А теперь ты и твой полк нужны мне.

– Да, великий! – горячо откликнулась гарпия, падая на одно колено. – Мы проследуем в Кирддин немедленно и станем ожидать там…

– Забудь о Кирддине. Там справятся без вас. Эвиал, вот куда тебе следует отправиться. И притом немедленно. Отставших не жди, выберутся сами. В Эвиале найди меня. Думаю, тебе это будет нетрудно сделать. – Жёсткая и жестокая усмешка.

Учитель знает, что предстоит битва. Но только почему Эвиал? Откуда Эвиал? Бежавший враг направился совсем не туда…

– Не рассуждай! – резанули слова Хедина. – Выполняй приказ, адата! И торопись! От тебя и твоего полка, быть может, зависит исход нашего главного сражения!

Наставник ещё никогда не говорил с ней настолько резко. Наверное, дела и впрямь плохи, наверное, ей, Гелерре, предстоит сыграть роль последнего резерва. Конечно, повелителю не до политесов, когда решается участь Упорядоченного!

Велено спешить. Что ж, она постарается. Учителю не придётся разочароваться в своей самой верной ученице.

Эйвилль стояла на коленях – тропа через Межреальность кончилась. Впереди Эвиал. Она исполнила потребованное от неё Дальними – привела сюда Хедина, а Ракот, как оказалось, явился сам. Проследовал в Эвиал и Спаситель – отчего эльфийку начинало просто трясти. Во всём Упорядоченном не сыщешь бóльшего ненавистника её рода.

Вампирша смотрела на исполинскую глобулу некогда закрытого мира со стороны, видела многочисленные прорехи, испятнавшие некогда неодолимую преграду, видела золотые концентрические круги – там, где в обречённый (да-да, обречённый, теперь-то понятно!) мир вступил этот самый Спаситель.

Её новых союзников не видно и не слышно. Ничего и не чувствуется.

При себе, но так, что не найдёт даже Новый Бог, Эйвилль держала полученный от Дальних залог – обломок тёмно-зелёного кристалла с плящущим в глубине языком пламени. Как и обещалось, она нашла его в покинутом всеми мире, после того, как оттуда убралась тупоумная курица-Гелерра и её не менее тупые подчинённые. И да, эльфийка осталась довольна найденным. Пока сила не инкапсулировалась вокруг зелёного камня, в её пламени можно было сжечь, наверное, целый мир. Дальние правы – обнаружь Хедин такой артефакт, и предательство вампирши можно считать доказанным, тут не отговоришься, мол, «нашла на поле боя».

Однако надо торопиться. Не хотелось бы упустить возможности и впрямь насытиться кровью богов, причём настоящих, а не Падших.

Приказ Гелерре немедля следовать сюда, в Эвиал. Такой же приказ Арбазу с его гномами и Аррису с Ульвейном. Нельзя совсем оголить и Кирддин, поэтому оттуда возьмём только половину собранных там подмастерьев.

Судя по всему, вновь предстоит испытывать пределы Закона Равновесия.

Семеро спутников Хедина почтительно внимали его распоряжениям.

Готовы. Готовы на всё. Верят ему.

Что ж, сегодня он бесстыдно и бессовестно воспользуется этой верой. Вместо того чтобы дождаться многочисленных подкреплений, ему придётся вновь лезть в западню прямо сейчас. Составившие хитроумный план Дальние не должны догадаться, что лишь пляшут под его, Хедина, дудку.

В таком случае появление свежих сил Гелерры, Арриса и остальных станет для Дальних неприятным сюрпризом. В том же исключительно маловероятном случае, что враг прознает о них, – что ж, Познавший Тьму учёл и это.

– Спускаемся, – бросил Хедин.

Сегодня ему предстоит взглянуть на Эвиал собственными глазами, а не коричневокрылого сокола.

Подмастерья молча повиновались.

Следовало разыскать Хагена. Однако Ученик молчит, и его Читающий не отвечает тоже. Они живы, любой иной исход Познавший Тьму бы почувствовал; следовательно – наткнулись на нечто поистине крупное, зацепили настоящую добычу.

Держись, тан Хединсея, помощь идёт. В том числе и та, на которую ты и не рассчитывал.

А вот Спаситель что-то мешкает, подумал Хедин. Разумеется, он видел золотую лестницу, протянувшуюся сквозь небесные сферы, видел и шагавшую по ней скромную человеческую фигурку, облачённую в золотое сияние; где-то неподалёку должен быть и Ракот. А вот Хаген… Хаген… нет, на востоке его нет, значит, своей целью он выбрал не Спасителя.

Запад? Та самая Тьма?

И, кстати, почему весь Эвиал покрыт мраком, хотя ночи давно бы пора кончиться? Весь, кроме лишь крайнего запада, где всё оставалось как обычно.

Да, Спаситель. Воистину велик Ты. И умеешь красиво появиться на сцене.

Долго ждать Хедину не пришлось. Хаген показал себя, да так, что Познавшему Тьму только и оставалось – сломя голову броситься на его зов.

Полёт драконов. Последний полёт. Девять стремительных стрел, ломящихся напролом, сметающих возведённые косной материей барьеры. Девять драконов.

Тёмно-багровый Чаргос; чёрный Сфайрат; огненно-рыжая Менгли; белый, как слепящий свет, Эртан; смарагдовая Вайесс; серебристый Редрон; ярко-красная Беллем; янтарно-жёлтая Флейвелл; и, наконец, жемчужная Аэсоннэ.

С ними, на их спинах: Кэр Лаэда, он же Фесс, он же некромант Неясыть. Преподобный отец Этлау. Эйтери, она же Сотворяющая, чародейка народа гномов. Север, гномий же охотник за неупокоенными с верным «лепестком»-фальчионом. Безымянная, деревянный лесной голем. И – Рысь-первая, её не живое и не мёртвое тело.

Вдребезги расшибив воздвигнутые естеством Эвиала пределы, девять драконов медленно кружили над Утонувшим Крабом. И Фесс во все глаза глядел вниз.

Потому что там раскрылось поистине небывалое.

Издали Утонувший Краб представал совершенно обычным островом. Пляжи; полоска зелени; отвесные скалистые утёсы. Ничего особенного.

Но только на первый взгляд.

Даже если отрешиться от эманаций этого места, с воздуха, с высоты, где кружилась девятка драконов, во всех деталях виднелась исполинская, титаническая пирамида, занимавшая всю территорию острова, насколько мог окинуть глаз.

Только пирамида опрокинутая. Уходящая бесчисленными этажами-ступенями в глубь земли, а не стремящаяся к небу. Её грани сходились где-то в тёмной бездне, заполненной туманною мглой, сквозь хмарь светило множество огоньков, сливавшихся в бесконечные цепочки. Рыже-алый камень, множество широких лестничных маршей, на уступах, шириной в добрый тракт, проедут в ряд четыре конные упряжки; там же какие-то башни и башенки, ниши, изваяния в них, бесчисленные двери и окна – перед Фессом лежал громадный город, способный вместить десятки тысяч населения.

Взгляд некроманта приковывала глубина пирамиды, он чувствовал – дна там нет. Этажи и грани сходятся бесконечно, но всё никак не сойдутся, и куда ведёт этот провал – кто знает?

По краям провал окружало двойное кольцо обычных пирамид, поднявших к пасмурному небу тупые срезанные вершины.

В небольшой гавани на северной оконечности Утонувшего Краба застыли восемь низких и длинных кораблей, совсем не похожих на чёрно-зелёные галеры Империи Клешней; а на третьем ярусе пирамиды, на лестничных маршах и вокруг них, кипит отчаянный бой.

С высоты Фесс затруднялся понять, кто и почему там сражается; какой-то отряд, похоже, упрямо пробивался в глубь рукотворной бездны. Там яростно вспухали облака пламени, с громом и треском оплетали цели ветвящиеся молнии, проносились каменные ядра, дождём сыпались стрелы. Башни и башенки оказались поставленными не просто так – из их бойниц и с их шпилей срывались нацеленные во вторгшихся огнешары, молнии и какие-то бледные лучи, заканчивавшиеся рыже-чёрными вспышками в тех местах, куда они ударяли. Летели брызги раскрошенного и плавящегося камня (впрочем, брызгами они казались с высоты, а в действительности – громадные глыбы), волоча за собой дымные хвосты.

Широкие «этажи» опрокинутой пирамиды заполняли крошечные фигурки – и людей, и нелюди. С боков ворвавшийся на нижние ярусы отряд сдавили воины в привычной ало-зелёной броне; над головами воинов бушевала настоящая огненная буря, здесь столкнулась могущественная магия, и пока что хозяева пирамиды не могли похвастаться, что смели защиту противников в считаные мгновения.

У Фесса захватывало дух. Он ждал этого мига долго, очень долго, простым студиозусом в Академии Высокого Волшебства, некромантом, считавшим, что его удел – простая, рутинная работа по упокаиванию кладбищ вокруг Арвеста; беглецом, преследуемым Инквизицией Эвиала, сидельцем Чёрной башни и вновь беглецом; и, наконец, собой нынешним, собравшим воедино драконов-Хранителей и Великую Тёмную Шестёрку.

И теперь остаётся только одно – туда, вниз, ко дну, которого нет, к той точке, где достигается бесконечность, где пересекаются параллельные прямые, где утрачивают смысл прошлое и будущее, где есть только настоящее, где не может существовать ничего материального – лишь пространство, остановившееся время да вечнотекущая магия – единственно подвижное в царстве абсолютной омертвелости.

Там, в этой недостижимой точке, он и встретит Западную Тьму.

А навстречу ему должны ударить Уккарон и его сородичи.

Замирает сердце над великой бездной, кружат головы бесконечные цепочки сливающихся огоньков; лопаются огнешары, кажущиеся отсюда безобидными праздничными шутихами.

«Ты готов, некромант?»– прогремел Чаргос.

Те, кто бьётся с ало-зелёными, – мои друзья.

«Готов, Чаргос. Только поможем сперва нашим. Заходим по кругу, бьём – видишь те башни?»

«Ещё б не видеть! – расхохотался дракон. – Не думай, некромант, снесём с одного прохода. Ну а уж дальше – как скажешь».

Чаргос завис в воздухе, по-змеиному изогнул шею, взревел – остальные восемь драконов согласно ответили ему. Вожак эвиальских Хранителей словно бы переломился, складывая крылья и отвесно устремляясь вниз. Аэсоннэ ринулась следом, в ушах некроманта взвыл ветер, озарённые пламенем «этажи» опрокинутой пирамиды понеслись навстречу; увлекаемые Чаргосом и юной драконицей, сложили крылья и остальные семеро Хранителей. Фесса обогнали чёрный Сфайрат, кроваво-красная Беллем, тёмно-золотая Флейвелл, изумрудная Вайесс, камнями обрушиваясь прямо на взметнувшиеся им навстречу вспышки и разрывы огнешаров.

Фесс кричал, не слыша собственного крика, восторг сдавил горло, он был сейчас бессмертен и неуязвим, а там, внизу – да кто они такие и что они такое, чтобы встать против него!

Ниже, ниже, ниже, растут очертания башен и малых пирамид, видны рассёкшие их отвесные щели необычно длинных бойниц; вырвавшийся далеко вперёд Сфайрат чёрной молнией мелькнул над ярусами, играючи уклонился от прянувшей почти в упор молнии, выдохнул пламя – тугой кулак грянул в основание башни, и камни словно обрели крылья, разлетаясь во все стороны, по широкому ярусу устремился текучий огонь.

Следующей атаковала Флейвелл, рядом с ней возникли Менгли с Редроном, и, наверное, на добрые пол-лиги ярус опрокинутой пирамиды обратился в сплошное море огня. Взрывались и рушились боевые башни, распадались купола, раскалывались малые пирамидки, изваяния срывало с постаментов и волокло десятки саженей, ломая на куски и обращая в незримую горящую пыль.

Аэсоннэ не отставала от других. Воздух перед драконами словно сгустился от враждебной магии, с расположенных выше башен, пирамид, куполов, из окружённых на первый взгляд такими изящными колоннадами спонсонов – отовсюду летели тугие клубы пламени, хлестали змеящиеся молнии, разворачивались веера ледяных игл, смешивавшиеся с каменными глыбами: стихийная магия во всей красе. Не некромантия, как можно было б ожидать; нет, именно «изначально-чистое» чародейство первооснов. Магия смерти тоже присутствовала, но больше как дающая подобие жизни мёртвым воинам в ало-зелёном.

Проносясь над упорно отбивающимся отрядом, некромант видел воодушевившихся орков, падающих зомби в разрубленных и пробитых насквозь доспехах, а драконы не замедляли бег, сметая всё и вся перед собой; ярусы стремительно пустели, и прямо в лицо крылатым Хранителям разила вся мощь великой подземной пирамиды.

Но пока ещё драконы держались, ловко уклоняясь от нацеленного в них пламени. За ними оставались опустевшие и горящие ярусы великой пирамиды, однако оживали глубинные этажи, и оттуда, сквозь мглу, неслись разящие огнешары, облака ледяных игл, каменные ядра, усеянные бесчисленными шипами…

Хранители замыкали круг. Три верхних яруса опрокинутой пирамиды замолчали, там медленно угасало драконье пламя; отряд орков опрокинул напиравших зомби в ало-зелёных доспехах, спускаясь глубже и дальше по широченной, как три торных дороги вместе, лестнице.

Нет, это только детские забавы, билось у Фесса в сознании. Надо идти глубже, гораздо глубже; и орков, сражающихся на ступенях верхних ярусов, придётся оставить. Выжигать всё и вся на всех этажах опрокинутой пирамиды – не хватит сил даже у драконов.

Сам некромант доселе лишь отражал направленные в него и других драконов удары. Помогало то, что защитники Утонувшего Краба пока не прибегли к особо изощрённой магии.

Замыкается круг, вот под крыльями Аэсоннэ вновь разожжённое её сородичами пламя. Фесс загоняет подальше боевой азарт, жгучий порыв, ненависть, стараясь вновь сделаться Неясытью, потому что только он способен принять сейчас единственно верное решение.

Круг замыкается. Все Хранители живы, целы и не ранены. Он, Фесс, – тоже, и даже пресловутый откат почти не чувствуется. Воздвигать незримые щиты на пути огнешаров и молний – нелёгкая работа. Фесс отклонял нацеленные молнии и тому подобное, встретить их грубой силой у него не достало бы мощи.

Круг замыкается.

В том, что впереди их ждёт засада, Клара Хюммель почти не сомневалась. Поверить тому, что исполинская пирамида, которую возводили, наверное, не одно столетие, покинута, – благодарю покорно!

Построившись в боевой порядок, орки осторожно спускались по широченной лестнице. Красноватый камень под ногами, отполированные плиты – это сколько ж труда потребно, чтобы их так выгладить?

Первый ярус. В ряд свободно проедут четыре экипажа; статуи в нишах, всё та же троица – шестирукий великан, дуотт, крылатая тварь. Башни, тонкие и потолще, купола, словно черепашьи панцири. И – пустота.

– Сейчас захлопнется, – негромко и спокойно проговорила Ниакрис, оглядываясь. И точно – стоило последнему ряду орков вступить на ведущую вниз лестницу, как великая пирамида ожила.

Из бесчисленных узких дверей и дверок, ведущих в неведомую тьму проёмов, по всему огромному ярусу и ярусам стали появляться многочисленные фигурки и людей, и нелюди. Клара заметила дуоттов, титанов, возвышавшихся над прочими, словно осадные башни, и совсем уже непонятных существ, передвигавшихся на пяти ногах.

А из ближайших к лестнице ворот выплеснулась настоящая волна уже знакомых воинов в алом и зелёном. Вокруг них распространялся смрад гниющей плоти – Утонувший Краб, как и следовало ожидать, пустил в ход своих зомби.

Разом ожили, заполыхали бесчисленные бойницы; Клара инстинктивно встретила их отпорными заклятьями, повалившись при этом на колени. Отката нет или почти нет, уже хорошо, но обрушившаяся мощь почти вжала её в каменные ступени.

Следом за шеренгами в шипастых панцирях валили и живые обитатели Утонувшего Краба, причём те, с кем Клара ни разу не сталкивалась в странствиях по Эвиалу: огромные великаны и диковинные пятиногие существа. Их было заметно меньше, чем людей или дуоттов, но зато именно от них на отряд Клары обрушивались самые убийственные гостинцы.

Боковые ряды орков не растерялись, несмотря на бушующий над головами огонь. Сиреневая сталь длинных кос столкнулась с воронёными клинками удальцов Уртханга; тесно сбив строй и сомкнув щиты, орки отразили первый натиск.

«Долго мне этот щит не продержать, – в панике подумала Клара.

Они смотрят на меня, те, кто не в первых рядах, перед чьими глазами нет стремительного разлёта вражьей стали. Сцепив пальцы перед грудью, что-то бормочет Бельт, Тави и Ниакрис, дисциплинированные воительницы, прикрывают меня, Райна… вот твой-то мимолётный взгляд жжёт сильнее всего.

Я завела вас в ловушку. И неважно, что «вы сами отказались» повернуть назад. Это стихийное чародейство я ещё сколько-то выдержу, а потом…»

Он не успела додумать. Сверху раздался яростный рёв, и миг спустя небо извергло из себя девятку разъярённых драконов.

Подземелье казалось совершенно обычным. Игнациус при всём желании не смог бы вспомнить, в скольких подобных ему уже довелось побывать. Сотнях, тысячах? А может, и десятках тысяч? Сколько раз его враги тщились укрыть всё под такими надёжными и несокрушимыми каменными сводами!..

Правда, заканчивалось всё одним и тем же – являлся он, Игнациус, и разрывал чужие логовища до самого дна. В коллекции экзотических черепов прибавлялся новый экземпляр.

Гладкий и широкий проход плавно вёл вниз, дневной свет, серый и неяркий, быстро угасал за спинами. Вспышки разрывов над пропастью опрокинутой пирамиды ещё играли на стенах, но вот туннель резко свернул – воцарились темнота и бесшумье. Игнациус всем телом ощущал громадность раскинувшегося перед ним провала; он, конечно, уступал бездонной пропасти, оставшейся у них за спинами, но главное позаимствовалось: то же ощущение стянутой в точку бесконечности, узкого крысиного лаза, ведущего куда-то на другую сторону мира, в неведомые области Упорядоченного.

Темнота. Для Игнациуса она не стала помехой; как, впрочем, и для Динтры, решительно обнажившего меч. Голубой клинок ярко засиял, словно настоящая звезда, неведомо как спустившаяся сюда, в подземные каверны.

Это явно послужило сигналом. Им готовили торжественную встречу.

По окружности подземного зала вспыхнули тысячи факелов. Не простых, магических, не требовавших для горения ни топлива, ни воздуха и не дававших копоти. Они озарили угаданный Игнациусом провал, и да, он не имел дна. Стены сходились как бы воронкой, но сойтись никак не могли – до той самой точки, где утрачивали значение законы повседневного смысла.

Бездну заполняли бесчисленные прозрачные пузыри, в которых бесновались или безучастно лежали, бросались на стенки или вяло шевелили конечностями те самые существа – или сущности, – падение которых в огненных болидах Игнациус наблюдал так недавно.

Их собрались здесь сотни, если не тысячи. Насколько мог окинуть глаз, от стены до стены, от одного кольца факелов до другого – в невесомости плавали призрачные сферы, заключив в себе такое множество разнообразных созданий.

Да. Всё, как и ожидал он, Игнациус.

А вот что собрался делать Динтра – вызывает особый интерес.

Старый лекарь застыл, слегка поводя острием меча, словно ожидая появления вражеского поединщика.

Ну-ну. Посмотрим, как ты будешь воевать, старина.

И, главное, за кого. Не «против», а именно «за».

Читающий размытой тенью колыхался у плеча Динтры, и мессир Архимаг готов был поклясться, что между этим призраком и лекарем происходит сейчас неслышимый разговор.

Впереди, в десятке шагов, на краю обрыва, громоздилась бесформенная груда гладко обтёсанных каменных блоков, их бока густо испещрили причудливые руны. Игнациус ожидал нечто донельзя древнее, но нет – все эти надписи нанесли совсем недавно, в последние дни.

Ещё интереснее. Мессир Архимаг готов был поклясться, что эта груда – не что иное, как обломки «малой крипты», где совершались служения и приносились жертвы некоему весьма свирепому божеству. Надписи, однако, свежи. К чему бы?

– Рад приветствовать столь достойных и уважаемых гостей, – проговорил медоточивый голос.

Игнациус сморгнул, ощутив, как неприятно сжался желудок. И было отчего.

На самом краю провала появился человек, смугловатый, с недлинной чёрной бородкой и вьющимися тёмными волосами. На мессира Архимага с затаённой насмешкой взглянули глубоко посаженные агатовые глаза.

Гость говорил на классическом эбинском; Игнациус помнил этот язык ещё наречием только-только укрепившихся на полуострове молодых варварских племён, не успевших осесть, цивилизоваться и основать империю, одну из величайших в Старом Свете.

– И тебе здравствовать, уважаемый хозяин, – в тон отозвался Игнациус.

Динтра даже не подумал отвечать, равно как и спрятать меч.

– Приятно, когда свидетелями твоего триумфа становятся столь сильномогучие чародеи, – насмешливо поклонился человек. – Позвольте представиться – Эвенгар, прозываемый Салладорским. Основатель… автор… гм, всё это уже неважно. Не уверен, однако, что имя моё что-либо поведает достопочтенным визитёрам.

– Наши имена тоже ничего не скажут достопочтенному Эвенгару из Салладора, но всё же назову их: с мечом в руке стоит славный Динтра, многоискусный как в нанесении ран, так и в их исцелении, я же, недостойный, прозываюсь Игнациусом.

– Динтра, – поклонился Салладорец, – Игнациус. Добро пожаловать. Вы станете свидетелями редкого зрелища. Но сперва надлежит слегка поправить сцену для действа.

Лёгкий жест, и расписанные рунами глыбы начали послушно складываться в высокий каменный куб. Алые символы сливались в рисунок – ручеёк двуногих фигурок, текущий к пропасти, и шестирукий великан с парой мечей, чаш и скребков, занёсший над несчастными свои смертоубийственные орудия.

– Keann Игнациус, keann Динтра. Всемогущей судьбе угодно было прислать вас для лицезрения последней стадии перехода от человека к богу. Хотя, разумеется, слово «бог» тут не годится. Люди изобрели это понятие как мечту о всесилии и всевластии, не понимая, что сверхчеловеческие силы исключают пребывание в том же плане всего, именуемого моралью, этикой, совестью или тому подобного. Они также не понимали, что нельзя обрести запредельную мощь и остаться при этом «такими же, как они». Наивная мечта, прибежище слабых. Мечта о том, как в один прекрасный день вчерашний неудачник проснётся исполином, избранным для великой миссии, и, конечно, в первую очередь посчитается со старыми обидчиками. – Эвенгар рассмеялся. – Все, творившие богов по своему образу и подобию, не понимали, что творят лишь бледные копии и отражения собственных гаденьких мечтаний. Простите меня, я многословен. Это тоже слабость, полностью мной осознаваемая, от которой я надеюсь избавиться в самое ближайшее время. Нелепые человеческие желания, рудименты уходящей эпохи. Видите, я готов выступать с речами перед первыми попавшимися слушателями, даже перед врагами; вряд ли я ошибусь, keannea, предположив, что вы явились сюда с намерениями, весьма далёкими от дружественных.

Игнациус внимательно слушал, время от времени одобрительно и подбадривающе кивая. От мессира Архимага не укрылось, что их собеседник даже не упомянул Читающего. Динтра застыл, точно статуя, не опуская меча, смотревшего прямо в грудь Эвенгару.

– Увы, слаба человеческая природа! – театрально всплеснул руками Салладорец. – Лишнее доказательство того, что люди – лишь переходный этап в развитии мыслящей материи, способной порождать богов, да простится мне использование не совсем верного термина. Стоя на пороге величайшей победы, что когда-либо одерживал любой из магов моей бывшей расы, я произношу длиннейшие декламации, не в силах уйти безмолвно, с должным достоинством!..

– Ну что вы, keann, – поспешил заверить оратора Игнациус. – Могу сказать – я более чем впечатлён увиденным. Не обижайтесь на моего собрата Динтру. Нам пришлось немало сражаться на пути сюда, и он… стал немного подозрителен.

– Да-да, разумеется, конечно. – В тёмных глазах Эвенгара сверкнула искра полубезумной усмешки. – Немного подозрителен, лучшее описание, что можно найти для ученика одного из двух владык Упорядоченного.

Динтра по-прежнему не шевелился, не отрывая взгляда от усмехающегося Салладорца. Казалось, всё, что говорил эвиальский чародей, целителя совершенно не интересовало.

– Ученика одного из владык? – Игнациус поднял бровь, как бы в знак некоторого сомнения. – Помилуйте, keann Эвенгар, какое это имеет значение? Мы с радостью станем свидетелями вашего триумфа, по крайней мере, за себя я ручаюсь.

– Ручаетесь, keann Игнациус? Что ж, постараюсь поверить. Вы ведь не солгали, называя своё имя. Да-да, не удивляйтесь. Эвиал помнит вас, и уж конечно, помню я, основатель Школы Тьмы. Ах, простите, не удержался-таки от хвастовства.

Ты хотел достойного соперника, мессир Архимаг? Что ж, вот он, искать пришлось недолго.

– Никак не вижу, почему факт моего давнего посещения сего мира может как-то повлиять на нынешнюю встречу, – как можно мягче и располагающе произнёс он вслух. – Вы ведь затеяли нечто грандиозное, не так ли, keann Эвенгар из Салладора? Горю нетерпением увидеть. А бывал ли я в Эвиале, нет – какое это имеет значение?

– Очень большое. – Салладорец облизнул губы. – Вас ведь занимали Кристаллы Магии, не так ли? Вы попытались подобраться к ним, но потерпели неудачу?

Игнациус постарался кивнуть как можно более равнодушно.

– У любого мага случаются осечки и даже неудачи. Я, keann Эвенгар, не исключение.

Не думай сейчас о том, откуда твоему визави известно о случившемся. На данный момент это неважно.

– Похвальная искренность, – скривился Салладорец. – Вы ведь тщились узнать, кто и зачем поставил в Эвиале эти сокровища?

– Любой на моём месте заинтересовался бы подобными артефактами. Думаю, что и вы, keann, отдали дань их изучению.

– Конечно! – фыркнул Салладорец. – Мне было отпущено совсем немного времени, но успел я, скажу без ложной скромности, немало.

– Почему бы вам не поведать нам это? – невозмутимо уронил Игнациус.

Блеск в глазах Салладорца становился всё заметнее и ярче.

– Ведь ваш триумф совсем близок. Он сладок, он пьянее и дурманнее всего, что может предложить виноделие или алхимия. Мы – внимательные и благодарные слушатели, не более того. Никто не пытается напасть на вас, keann Эвенгар из Салладора.

– Тогда зачем вы здесь? – Голос эвиальского чародея вдруг сделался совершенно жестяным и подозрительным. – Разве не явились вы пресечь моё возвышение? Разве не за этим бог Хедин послал сюда своего лучшего ученика, Хагена?

Ка-а-акие подробности, язвительно подумал про себя Игнациус. И всё совершенно бесплатно, то есть даром. Ты, Эвенгар, поистине достиг многого.

– Почтительно склоняю голову пред мудростью keannо. Но я здесь с целями исключительно познавательными. Мы столкнулись с удивительным феноменом, объяснений которому в рамках существующих теорий магостроения Упорядоченного просто не существует. Очень хотел бы услыхать вашу трактовку истории появления Кристаллов Магии, почтенный Эвенгар.

В пещере царила абсолютная тишина – если на поверхности и продолжался бой, то сюда не проникало ни звука.

– Сколько раз, – проговорил Салладорец со странной полузастывшей улыбкой, – сколько раз я представлял себе это. И то, как обращаюсь с последней речью к замершим зрителям, в ужасе и восторге ловящим каждый мой жест и каждое слово. Сколько раз я гневно осуждал себя, сколько твердил, что выше этого, что подобное – лишь для слабых умов, нуждающихся во внешних атрибутах власти, величия, успеха. И вот сам оказался таким же. Ну не смешно ли, дорогой Игнациус? Да, я хотел бы сказать многое. Объяснить, быть может – в последний раз побыть человеком. Люди несовершенны, это лишь глина, из которой великий творец лепит новые, необычные, во всех отношениях идеальные существа. Что же до Кристаллов… Эвиал – необычный мир. В иных обстоятельствах на выяснения всех аспектов его положения, структуры, членения ушли бы века. Мне повезло – многое досталось, так сказать, даром. – Кривая усмешка. – Лежание в каменном гробу имеет некоторые достоинства, поистине сугубо специальные. Я понимаю, отчего вы спрашиваете о Кристаллах. Маг таких масштаба и силы просто не может не переживать, и притом очень остро, когда-то случившиеся поражения. К ним возвращаешься раз за разом, как горький пьяница к бутылке. Крутишь и вертишь воспоминания то так, то эдак, прикидываешь, гадаешь, а что случилось бы, если?..

Игнациус не выказывал ни малейшего нетерпения. Динтра тоже. Казалось, рассказ Салладорца захватил его всего, без остатка.

– Кристаллы Магии – это благословение и проклятие Эвиала. Многие – я имею в виду из сил, действующих вне пределов нашего бедного мирка, – подозревали, что их появление – дело рук их противников. Однако это не так. Те, кто посвятил изучению Кристаллов целые века и счёл потом возможным поделиться со мной этим знанием, утверждают, что великие артефакты зародились здесь сами. Я подозреваю, что это не так, но… Во всяком случае, древние маги, великие маги, истинные маги – не чета нам с вами, дорогой Игнациус, увы! – сочли необходимым поставить надёжную стражу. Так появились Хранители. Девять драконов. Раньше их было больше, но постепенно даже лучшие заклятья, сотворённые лучшими чародеями, истаивают и подтачиваются. Именно из-за Кристаллов Эвиал сделался «закрытым миром». Новые владыки Упорядоченного не стали вмешиваться в существующий порядок вещей.

– Безумно интересно, keann Эвенгар, просто невероятно! Но, полагаю, подобные тезисы…

– Нуждаются в развёрнутой системе доказательств? Совершенно верно. К сожалению, я лишён удовольствия устроить здесь и сейчас настоящий диспут. Меня, – Салладорец оглянулся на заполненную призрачными пузырями пропасть, – призывают иные дела, кои я и без того слишком долго откладывал. Удовлетворитесь этими тезисами, любезный маг Игнациус. Не сомневаюсь, при должном старании и настойчивости вы найдёте необходимые доказательства. Мне, – ещё одна ядовитая усмешка, – требовалось лишь направить ваши размышления в правильное русло.

– Никогда не гнушался учиться у более сильного, – сдержанно поклонился Игнациус.

Всё идёт по плану, только не спугни его, мессир Архимаг, только не спугни…

– Значит, Кристаллы Магии возникли в Эвиале самопроизвольно? – самым мягким, располагающим и мирным голосом, каким только мог, осведомился Игнациус.

– Не совсем так. Здесь имелись условия для их зарождения. Но в формировании зародышей приняли участие совсем иные сущности. Какие именно – я выяснять уже не стал, для моих целей это было совершенно неважно. – Казалось, Салладорец стал утрачивать интерес к разговору. – Но я должен попросить прощения. Два великих врага, почтивших меня, ничтожного чародея из заштатного мирка, не могут и не должны столько ждать.

– Ну, отчего же так сразу – «врага»…

– Keann Игнациус, не оскверняйте уст своих ложью. Не огорчайте меня, ведь я испытываю перед вами такой пиетет. Конечно, вы мои враги. Явившиеся уничтожить меня, но справедливо решившие, что прямая атака может обойтись слишком дорого. – Салладорец поморщился. – Поэтому позвольте мне приступить к тому, ради чего я встал во главе сего гостеприимного острова. – Голос его неожиданно обернулся рёвом дикого зверя, отразился от низкого потолка, рухнул в бездну; беспокойно задвигались, зашевелились пленённые в прозрачных сферах существа. Один из пузырей поднялся над пропастью, опустился на груду каменных глыб, исписанных алыми рунами; внутри сферы билось, свиваясь в клубок и вновь распрямляясь, яростно бросаясь на стены, причудливое существо, полуженщина, полускорпион. Устрашающее жало на могучем хвосте разило направо и налево, но лишь бессильно отлетало от зачарованной преграды.

Салладорец лёгким прыжком, без малейшего усилия, оказался на верху каменного куба. Повторить подобное не смог бы никакой атлет.

– А теперь смотрите! – В руке Эвенгара оказался причудливо изогнутый нож чёрного обсидиана, эвиальский маг распахнул одежду, обнажив мускулистый торс, и бестрепетно провёл лезвием по левому предплечью. Полилась кровь, куда обильнее, чем у обычного человека; Салладорец, похоже, нанёс себе очень глубокую рану. Алые брызги долетели до ног Игнациуса, и тот осторожно, очень осторожно и неторопливо сделал маленький шажок назад.

Салладорец окропил собственной кровью каменный жертвенник, обильно смочил лезвие чёрного кинжала.

Сейчас, сейчас, Игнациус. Следует подождать совсем чуть-чуть, пока твои подозрения не превратятся в уверенность.

Эвенгар шагнул к прозрачной сфере, небрежно взмахнул клинком, словно вспарывая туго набитый мешок. Пузырь с треском лопнул, женщина-скорпион забилась на гладких камнях, пытаясь встать, достать мучителя жалом, однако Эвенгар оказался быстрее. С ловкостью, говорившей о немалом опыте, он вздёрнул голову жертве за подбородок и молниеносно перерезал ей горло.

Игнациусу потребовалась вся его выдержка, чтобы не отвернуться и остаться столь же спокойным.

Визг перешёл в сипение, сменившееся хлюпаньем и бульканьем. Салладорец с ледяным хладнокровием приподнял трепыхающуюся жертву, подставил собственную рассечённую руку под поток чего-то тёмного, живого, шевелящегося – словно состоящего из сонма живых и двигавшихся сами по себе частичек, – хлынувшего из горла жертвы.

– Это, конечно, лишь символизм, – прозвучал его голос, на сей раз – слегка стеснённый, с придыханием. – Знак, устанавливающий сродство, ничего больше. Хотя моей человеческой плоти это и не нравится…

Тёмная кровь жертвы не растекалась по камням, она вся, без остатка, втягивалась в рану Салладорца.

– Не так-то просто было затянуть сюда всех этих Древних, – продолжал чародей, небрежно сбрасывая прямо в пропасть обмякшее тело. – Требовалось выполнение стольких условий! Не могу не заметить, что мне очень помогли. Тот же некромант Неясыть, к примеру… Ах, как хорошо. Как хорошо… Если бы вы знали, враги мои, что я сейчас испытываю… – Голова Эвенгара запрокинулась, словно в экстазе. – Это не банальная сила, это нечто большее, чему я даже затрудняюсь с ходу подобрать определение. Так… теперь следующее…

Взлетел, ударился о камни и распался ещё один шар. Прекрасный обнажённый мужчина с длинными, до пят волосами, матово-блестящей кожей и внушительными мускулами; он казался одурманенным и даже не дёрнулся, когда чёрное лезвие прочертило кровавую линию у него под подбородком.

Салладорец, как и прежде, подставил рану под живой поток. Об Игнациусе и Динтре он словно бы забыл.

Старый лекарь, названный Эвенгаром «учеником одного из двух владык Упорядоченного», так же спокойно, как и Салладорец, шагнул вперёд, занося голубой клинок для удара. Игнациус позволил себе короткий смешок – про себя, разумеется, только про себя!

Ничего лучше и пожелать нельзя. Кажется, новый план, в спешке составленный на морском берегу невдалеке от Ордоса, начал работать.

Динтра не принимал выспренних поз, не творил заклятий – он просто шёл прямо на жертвенник Салладорца, где расставалась с жизнью уже третья жертва.

– О, не стоит беспокойства, keann, – издевательски проговорил Эвенгар, не поднимая век. – Я принял соответствующие меры. Вам не достать меня, достославные враги. Сойтись с вами на ристалище стало бы большой честью для меня… окажись я всё-таки неисправимым идиотом, верящим в «совесть», «честь», «достоинство» и прочие выдумки слабых, чей смысл – связать руки сильным, не дать им сбросить постылую человеческую личину. Нет нужды трудиться, уважаемый Динтра. Вам не пройти.

Мановение руки – и добрая дюжина прозрачных сфер вместе с заключёнными в них существами преградила Динтре дорогу, соприкоснувшись боками. Иные создания в шарах лежали без чувств, другие, выкатив обезумевшие глаза – или заменявшее их, – слепо бросались на несокрушимые стены.

Динтра даже не замедлил шага. Голубой меч взлетел и рухнул, по лицу старого целителя прошла судорога, его облик на миг размылся, словно окутавшись серой дымкой; однако шар-ловушка лопнул, закованный в тёмно-зелёную чешуйчатую броню многоногий спрут бесформенной грудой повалился на пол пещеры; Динтра перешагнул через недвижную тушу, поднимая клинок для нового удара.

Салладорец соизволил открыть глаза.

– Вот даже как, – протянул он, всё ещё позволяя себе игру в глумливое удивление. – Меня заставляют пожалеть о собственном милосердии? Что ж, не стану терять времени.

Быстрый жест, пальцы левой руки заплясали у Эвенгара перед грудью, и Игнациус тотчас ощутил, как эвиальский чародей высасывает из Динтры саму жизнь. Салладорец не разменивался на ерунду вроде молний и огненных шаров. Он просто убивал, как лучший из некромантов.

Динтра замер на месте, склонился, словно под сильным ветром. Меч задрожал в выставленной вперёд руке, острие нагнулось, словно ловя что-то; по клинку зазмеились алые струйки пламени, угасая на крестовине эфеса и стекая на камень жирными, уже не красными, но чёрными каплями.

Выпрямившись, с блестящим от пота лицом, Динтра вновь шагнул к Салладорцу. Нацеленного в него убийственного заклятья больше не существовало, оно просто сгинуло, распалось, обратившись в ничто.

Мысленно Игнациус зааплодировал целителю – на всякий случай отступив подальше.

Динтре, похоже, и в голову не пришло просить мессира Архимага о поддержке. Он словно напрочь забыл о самом существовании Игнациуса.

Теперь Салладорец уже не зажмуривался и не запрокидывал голову. Он засуетился, с лихорадочной быстротой пластая чёрным ножом беспомощные жертвы; маг вскинул руку, готовя ещё какое-то заклинание, но в этот миг Динтра прыгнул. Личина старого, одышливого толстяка Динтры исчезла, ошарашенный Игнациус увидел седого воина, поджарого и мускулистого, словно старый тигр, в короткой чёрной кольчуге, открывавшей мощные руки и шею.

Одним движением этот новый «Динтра» оказался на алтаре, вторым сбросил в пропасть только что повалившуюся на камни жертву, жуткого вида клыкастое чудовище с длинным хоботом и роговым гребнем вдоль всей спины; третьим же…

Третье движение должно было закончиться поворотом голубого меча, проткнувшего Эвенгара насквозь, однако эвиальский маг тоже не мешкал.

Острие клинка Динтры заскрежетало, окуталось искрами, с явным трудом пробивая незримую броню Салладорца. Эвенгар попытался ткнуть Динтру в лицо чёрным окровавленным кинжалом, тот уклонился, однако ж сдавленно застонал и отступил на два шага, к самому краю жертвенника. Салладорец со змеиной быстротой прикончил ещё одно существо, прежде чем Динтра успел ему помешать.

Игнациус мелкими шажками отступал, удивлённо вытянув губы трубочкой. Такого его план не предусматривал. То есть он, конечно, ожидал, что «целитель» раскроет себя, ожидал, что Салладорец нападёт; но чего он не ожидал – это пущенной в ход мощи. Пещере давно следовало бы рухнуть, сферам-ловушкам – полопаться, как мыльным пузырям; вместо этого всё оставалось как есть, а выпрямившийся Динтра чуть было не снёс Эвенгару голову стремительно-неуловимым движением голубого клинка.

«Кажется, мне пора», – подумал Игнациус, отступая к выходу. Что ж, план нуждался в срочной корректировке.

Читающего нигде не было видно. Небось сбежал, едва только запахло жареным.

…Над сражающимися взлетело сразу три шара, они столкнулись с грохотом и треском, осыпая всё вокруг длинными веерами пламенных искр; потолок затрясся, прямо под ногами Игнациуса раскололась каменная плита.

Салладорец оказался страшным противником. Похоже, схватись он с Динтрой один на один, «целитель» не продержался бы долго; его спасало лишь то, что Эвенгар пытался делать два дела одновременно: сражаться со спутником Игнациуса и приносить всё новые жертвы. И, надо сказать, ему это удавалось.

Мессир Архимаг осторожно пятился, не спуская глаз с поединка. Вновь взлетели шары, столкнулись, взорвались – Салладорец неудачно попал под взмах огненного клинка, завопил от боли, поперёк груди пролегла дымящаяся полоса; маг чуть было не сорвался в бездну, но именно – «чуть не». Ему вновь удалось выпрямиться, и теперь уже настала очередь Динтры отступать, отбивая голубым мечом невидимые для Игнациуса выпады Эвенгара.

Взрывы сотрясали пещеру, своды и пол ходили ходуном.

«Кажется, события, – подумал Игнациус, – приняли совершенно новый поворот. Что не может не радовать».

Драконы замыкали первый круг, когда сотрясся весь остров, а из какой-то дыры возле самых скал на южной оконечности вырвался поток пламени. Утонувший Краб словно подбросило, заколебались утёсы, вспенилось море, словно получив удар исполинским незримым бичом. Изумрудная Вайесс, оказавшаяся ближе всех, закувыркалась, с трудом выровняв полёт; её настигли разом две молнии, броня драконицы задымилась, шея изогнулась в муке, из распахнувшейся пасти вырвался почти человеческий вопль боли пополам с кипящим пламенем.

Фесс ощутил, как содрогнулась Аэсоннэ, драконы, похоже, чувствовали страдания сородичей, словно свои. Некромант приготовился к худшему, однако в подземельях словно заработал огромный насос, извергавший к небу огненные фонтаны; и в такт ему на всё, изрыгающее в крылатых Хранителей боевые заклятья, словно набросили серое покрывало.

Наверное, так проносится коса над ничего не подозревающими травами. Опрокинутая пирамида точно подёрнулась тонкой серою пеленой, а нацеленный в драконов шквал обратился в ревущий хаос, бивший куда угодно, но только не по Хранителям.

Под скалами схватились могущественные и не уступающие друг другу противники. И – не выдержала тонкая настройка исполинского магического инструмента, опрокинутой пирамиды, конечно же, предназначенного не для того, чтобы швыряться сосульками в обнаглевших драконов.

Обгоняя Фесса и Аэсоннэ, рвался вниз торжествующий рёв крылатых Хранителей. Они побеждали.

Не то, не то, опять не то! – резануло некроманта. Они валились в очередную ловушку, казалось бы, совершенно явную, даже имевшую вид классической воронки, куда, как известно, очень легко попасть, но почти невозможно выбраться.

«Рысь, снижаемся. Надо сесть около тех орков».

«Поняла, папа!»

Юная драконица заложила крутой вираж, ловко лавируя меж хаотично рвущимися в небо огнешарами, и, прочертив когтями длинные борозды в камне, опустилась возле головы орочьего отряда, уменьшившегося в числе, но по-прежнему решительно наступавшего. Воинов в ало-зелёном частично смёл драконий огонь, частично – перебили сами орки, вернее, изрубили в кашу, потому что иначе справиться с этими зомби не получалось.

Следом за Аэсоннэ рядом неожиданно опустился Сфайрат, чёрный дракон поспешно, ещё не коснувшись земли, обернулся человеком.

Ба. Знакомые всё лица, подумал некромант, сам поразившись собственному спокойствию – перед ним, яростно сжимая кулаки, стояла сама Клара Хюммель, тонкие ноздри раздуваются, глаза мечут молнии – а он даже не сразу заметил висящие у неё на поясе Алмазный и Деревянный Мечи. Ну висят себе и висят…

Пустота внутри души заросла, а он даже и не заметил. Не запомнил того момента, когда окончательно освободился от магии закалённого в ненависти оружия.

Освободился от одного, чтобы попасть в зависимость от другого? – мелькнула мысль, когда пальцы сами собой нащупали твёрдые режущие грани чёрного шестигранника, зародыша Чёрной башни.

– Клара. – Он смотрел прямо ей в глаза и не верил – неужели когда-то главной его бедой были её визиты – с непременной многоюродной племянницей, «чудеснейшей, милейшей девушкой, которая тебе непременно понравится!»

– Кэр. – Она постаралась выдержать тон. – Какая встреча.

– Обыкновенная. – Он пожал плечами. – Тебе и твоему отряду лучше всего повернуть назад. Во всяком случае, отошли орков. Нам удался один проход, но только один. Сейчас эти лихие стрелки придут в себя, и…

– Он прав, Клариче, – шагнул к ней Сфайрат, глядя прямо в глаза. И – Фесс не поверил увиденному! – губы железной Клары вдруг жалко задрожали, она резко отвернулась, едва сдерживая рыдание. – Он прав, – настойчиво повторил Сфайрат.

Однако дракон отчего-то принял не свой обычный облик, как делал всегда, оборачиваясь человеком. Совсем другое лицо, фигура, походка… стойте, да это же не кто иной, как сам Аветус Стайн! Ну да, конечно, Фесс запомнил его портрет в гильдейском зале памяти; что он задумал, этот дракон, для чего показывается на глаза бедной Кларе в облике её давно пропавшего возлюбленного? Конечно, Сфайрат и сам какое-то время был этим возлюбленным, хотя Клара-то не сомневалась, что делит ложе с магом своей Гильдии, а отнюдь не с принявшим его облик драконом из совершенно иного мира.

– Вам надо уходить. Оставь Мечи некроманту, Клара, и… если хочешь, то уйдём вместе. Я всё тебе объясню.

– Ты… ты… – Чародейка дрожала, как в лихорадке. – Ты, оборотень… зачем тебе эти фокусы, я никогда… я не…

– Ты погубишь всех, кто идёт за тобой, – грустно покачал головой Сфайрат-Аветус. Сейчас у Хранителя Кристалла изменилось всё, даже голос. – Думаешь, я не почувствовал, кто подставил тебе плечо, когда ты держала щит, отражая всю сыпавшуюся на вас красоту?

– Я… не…

– Оставь в покое кирию! – не выдержала верная Райна. – У тебя облик Аветуса Стайна, дракон, и я не понимаю…

– А тебе и не положено! – рявкнул Сфайрат.

Валькирия пугливостью не отличалась:

– В бою со своими копья не преламывают. Но ради такого негодяя, как ты, я готова изменить и последнему закону чести!

– Довольно! – возвысил голос немолодой, совершено лысый, мощный телом мужчина из Клариного отряда – и все мигом повиновались. – Хватит спорить. Мне пора прощаться, я оставался с вами, сколько мог. Поддерживал щит, да, Клара, да. Понимаю, это неприятно слышать. Но иначе от всего нашего воинства остались бы одни угольки – ещё на самых верхних ступенях. Единое зовёт меня, и ослушаться я больше не в силах. Воспользуйтесь моментом, выбирайтесь отсюда. Что же до тебя, некромант… – Мужчина шагнул к Фессу, и тому пришлось собрать в кулак всю волю, чтобы не отвести взгляда и не попятиться. – Ты прав. Твоя дорога – туда, в бездну. Не думаю, что ты вернёшься, не стану утешать лживыми словами. Не могу ничего советовать, Весы и без того опасно раскачиваются. Прощайте, храбрые драконы, прощай, Ниакрис, прощай, Бельт. Ты, смелая Райна, ты, доблестная Тави. Я ухожу. Зов Единого непереносим. – По морщинистому лицу прокатилась, словно горная лавина, гримаса боли. – Если вы победите… знайте, вы спасёте много большее, чем просто мир.

Он глухо застонал, упал на одно колено.

– Почему сейчас?! Нет, почему именно сейчас?.. – услыхал Фесс сдавленный рык, полный такого отчаяния, что простой человек бы уже давно бросился в пропасть головой вниз. – Сейчас, когда надо драться, когда бегут только трусы?! – Всё тело вдруг сотряслось, и человек выпрямился, словно вздёрнутый на ноги незримой петлёй.

– Сюда идёт Хедин, – услыхали Фесс, Клара и остальные тяжёлый шёпот. – Равновесие нарушено окончательно. Я не могу больше вам помогать. Ни делом, ни даже словом. Чтобы спасти то, ради чего мы сражались, мне надо уйти. Обрекая вас, оставляя без защиты. В ваших глазах – позорно и постыдно бежать, но… Нет, не могу, не могу. – Он схватился за горло, согнулся, жестоко кашляя. – Прощайте все! И… храни вас Великий Дух!

Очертания человеческой фигуры дрогнули, расплываясь. В упор на Фесса взглянули удивительные глаза о четырёх зрачках каждый – и золотой дракон, уменьшаясь с каждой секундой, взмыл прямо вверх, не обращая никакого внимания на бушующую там огненную бурю.

Хедин очень спешил. С правой стороны в груди нарастала тупая, незнакомая доселе боль; тем не менее он точно знал её причину.

Равновесие не просто нарушено, оно грозит вот-вот рухнуть окончательно. Там, на западе, на Утонувшем Крабе, кипит битва, чьей мощи и ярости могут не выдержать старые кости Эвиала.

Не требовалось даже обладать способностями Нового Бога, чтобы услыхать в неистовом звоне сшибающихся незримых клинков боевую песнь клинка, с незапамятных времён принадлежавшего тану Хагену. Ученик Хедина схватился с кем-то, схватился насмерть, и, несмотря на прожитые годы, обретённые силы, знания и способности, дела его оказались плохи. Насколько плохи – Познавший Тьму ещё не успел понять. Но, раз это чувство пришло – Хаген действительно стоит на самом краю бездны.

Пора бы уже подтянуться сюда и подкреплениям. Отрядам Арриса и Арбаза, полку Гелерры… да и Эйвилль – где она? Почему не торопится за наградой? Или что-то поняла, что-то раскусила?

Вот и тот самый остров. Распахнутая пасть опрокинутой в глубь земли пирамиды – молодцы, придумавшие её, нечего сказать. Жерло затянуто дымом, прочерчено молниями, то тут, то там лопаются рыжие клубки огнешаров. Во мгле мелькают стремительные тени драконов, крылатые Хранители не жалеют собственного огня, и верхние ярусы пирамиды уже охвачены пламенем, хотя, казалось бы, гореть там совершенно нечему.

А его ученик бьётся чуть в стороне, под внешним кольцом скал, и противник его…

Хедин нахмурился. Противник Хагена, как ощущал его сейчас Познавший Тьму, казался чем-то совершенно новым, неопределимым, расплывчатым, без чёткого облика; хотя впитанная в огромном избытке мощь Древних Сил присутствовала несомненно.

Гнусно на душе, как сказали бы люди. Есть ли эта самая «душа» у него самого, Познавший Тьму не знал. Вперёд опять пойдёт не он, а подмастерья. О да, это дарует им несколько мгновений счастья. Но потом…

Коричневокрылый сокол заклекотал, быстрее ветра несясь над окутанным дымами островом. Его соратники знали, что нужно делать, – один за другим, касаясь земли, они скрывались в чёрном провале, по-прежнему то и дело исторгавшем из чрева длинные клубящиеся струи пламени.

Око кружащегося в небе сокола видело всё – в том числе и неподвижно застывшую полярную сову странного вида, держащую в когтях жуткого вида чёрный фламберг. Она пряталась в кронах, чего-то выжидая.

Ракоту она наверняка покажется интересной.

Познавший Тьму загляделся на диковинную сову, под натянутым на человеческое тело магическим опереньем крылась угловатая девушка-подросток, вся изрубленная и иссечённая, словно старый воин. Её людская сущность почти погибла, пожранная злой силой истечения смерти, в иных мирах именуемой ещё и Смертным Ливнем.

Хедин загляделся – и едва не пропустил мига, когда над островом воспарил золоточешуйный дракон о четырёх зрачках в каждом глазу. Воспарил и промчался мимо, не обратив на него, Познавшего Тьму, никакого внимания.

Вот оно как – даже ты, Великий Дух, почтил сие действо присутствием собственной аватары. И почему-то исчез, хотя сейчас-то и начнётся самое для тебя интересное. Утоляя твой вечный голод и жажду познания, люди, эльфы, гномы, драконы и иные существа, обитатели Утонувшего Краба, примутся с ещё большим старанием и ожесточением убивать друг друга.

До тех пор, пока неумолимый Закон не разрешит вмешаться мне, Познавшему Тьму.

Золотой дракон словно тараном пробил небо, растворяясь в заокраинных сферах. Значит, Дух Познания всё видел и обо всём был осведомлён с самого начала? Всё интереснее и интереснее.

Дым над Утонувшим Крабом становился всё гуще, и в самой сердцевине костей Хедина болезненно отдавались удары, обрушивавшиеся на схватившихся соперников. Его подмастерья ввязались в схватку, и серая скала взлетела на воздух, разом пронзённая множеством ярких, солнечно-жёлтых копий. В клубах мелькнул костяной гребень Ктаура, радужного змея; над ним развернулись крылья Рабаара, дракон прикрывал товарищей, принимая на себя и гася нацеленные в них боевые заклятья.

– Не молчи, Читающий.

Тень, застывшая рядом с Познавшим Тьму, едва заметно шевельнулась.

«Твой враг приносит в жертву воплощения Древних Сил. Его мощь возрастает. Хагену и остальным не справиться. Скоро ты сможешь вмешаться сам, повелитель».

Хедин с хрустом сжал кулаки. Читающий прав. Если Закон Равновесия трещит по швам – то долг Нового Бога состоит в том, чтобы не дать рухнуть великим Весам. Надо ждать.

«Ты можешь сказать, кто он?»

«Нет», – после некоторых колебаний ответил Читающий.

– Толку от тебя, – в сердцах бросил Хедин вслух.

Сокол сложил крылья и камнем рухнул туда, где возле кольца разваливающихся утёсов продолжалось сражение.

Игнациус, достойный мессир Архимаг, осторожно приподнял голову. На него ещё сыпался дождь раскалённых обломков взорвавшейся скалы, совсем рядом полыхали заросли, словно политые чёрным земляным маслом.

К Динтре подоспела помощь. Шестеро воинов, каждый из которых, наверное, в одиночку справился бы со всей Гильдией боевых магов. Дракон, нечто вроде летучей змеи, только без крыльев, жуткий серый спрут, и трое более привычного вида, человек, гном и эльф.

Последнее, что успел разглядеть Игнациус, прежде чем ему пришлось убраться из пещеры, – Динтра, стоящий на одном колене, на лице пот смешивается с кровью, голубой меч летает из стороны в сторону, словно отбивая невидимые выпады; а Салладорец с немыслимой быстротой успевает и осыпать противника градом заклятий (мессир Архимаг не успевал расшифровать и четверти их), и с поистине несказанным мастерством резать всё новых и новых пленников. Эвенгар ещё оставался в человеческом облике, однако левая сторона груди и плечо чудовищно раздулись, под кожей словно что-то ворочалось.

Великолепно, мессир Архимаг, просто замечательно. Лучшего и желать нельзя. Ещё немного, ещё чуть-чуть… и ловушка сработает. А до этого срока лучше всего не высовываться и не попадаться никому на глаза. Артефакты при тебе, и это – лучшая гарантия того, что уж ноги-то ты отсюда унести всяко успеешь.

…Появившиеся шестеро соратников Динтры набросились на Эвенгара разом, со всех сторон, не тратя времени на всякие глупости вроде переговоров или хотя бы предложений сдаться. Вокруг салладорского мага замелькало нечто вроде крутящегося смерча тёмных листьев, над головой нависла туча, потянувшаяся к голове чародея десятками тонких извивающихся щупалец, дракон плюнул в мятежника тонкой нитью огня – Игнациусу стало дурно от одной волны, распространявшейся вокруг этого не слишком опасного или впечатляющего на первый взгляд чародейства.

Эльф растянул лук до плеча, выпустив звенящую стрелу с густо покрытыми рунами древком, в полёте обернувшуюся многоглавой змеёй.

Гном вперёд не лез, быстро расставил бронзовую треногу и, не обращая внимания на царящий вокруг хаос, принялся смешивать на небольшом круглом столике какие-то снадобья.

Человек же просто извлек из ножен меч, встряхнулся, поправляя щит, и бросился на подмогу к самому Динтре.

Салладорец громко захохотал – Игнациус с ужасом понял, что смеётся эвиальский чародей совершенно искренне, с наслаждением, смакуя каждый миг сражения. Из бездны взмывали шары, вереницами падали на жертвенник, раскрывались, обращая каменную площадку в жуткую мешанину плоти, конечностей, рук, лап, ног, клешней, щупалец и тому подобного. Кто-то оседал мешком и оставался лежать, кому-то хватало сил и ярости броситься на мучителя – но конец всех ждал один. Взмах чёрного кинжала и поток жизненной силы, вырывающейся из вспоротого горла.

Иные шары валились на противников Эвенгара; заключённые в них создания бились от ужаса, кидались на стены, корчились, закрывая лица руками (те, у кого имелось и то, и другое). Здесь ждала участь ничем не лучше, чем у гибнущих на алтаре: призрачные сферы взрывались, охваченные огнём существа, повинуясь какому-то заклятью, яростно бросались на соратников Динтры, тратя последние мгновения своего существования на тщетные попытки пробить их защиту.

Отступая перед натиском незримого, Динтра и пришедший ему на помощь воин в воронёных доспехах оказались на самом краю пропасти. Дракон и летучий змей бросились им на выручку, и тут один из шаров врезался прямо в змея. Вспышка, дым, разлетающиеся брызги пламени; заключённое в сфере существо, напоминавшее громадного шестилапого пса, вцепилось в шею змея многозубой пастью. Оно уже горело само, пылала шерсть, с лап валилась пылающая плоть, однако огонь перекинулся и на соратника Динтры.

Радужный змей и пёс вместе рухнули на содрогающийся, трескающийся пол пещеры. Существо из шара сгорело без остатка, не оставив даже обугленных костей; змей, покрытый собственной кровью и копотью, попытался взлететь, зашипел-засвистел, корчась от боли, и, конвульсивно дёрнувшись, пополз к гному с бронзовой треногой.

Салладорец вновь захохотал.

В опрокинутой пирамиде явно творилось что-то неладное; на верхних ярусах до сих пор полыхал драконий огонь, полыхал весело, не собираясь гаснуть, пожирая развалины боевых башен и колоннад. Однако затихали и глубины, в отряд Клары и кружащих драконов уже не летел сплошной поток молний, смешанных с огнешарами или ледяными копьями.

Золотой дракон скрылся в серых тучах. Неправдоподобная ночь истаивала, но в горячке боя этого никто не заметил. Бельт опустился на одно колено, склонил голову, подняв сцепленные руки, словно воздавая последние почести скрывшейся сущности.

– Великий Дух, – прошептала Ниакрис, провожая золотого дракона взглядом.

– Вы его знали, – резко повернулась к ним Клара. На Сфайрата-Аветуса она старалась не смотреть.

– Знали, – глухо подтвердил Бельт. – В иной жизни, прожитой в иных мирах. В других личинах. С другой памятью, от которой остались лишь туман да пережитая боль.

– Достаточно, – резко бросил Фесс. – Кто-то сражается с хозяевами этого милого местечка, помимо нас. И притом очень хорошо. Окажем ли мы помощь этим нежданным союзникам – или пойдём дальше, вглубь?

– Ты никуда не пойдёшь… – начала было Клара, однако некромант рассмеялся ей прямо в лицо, несмотря на недовольную гримасу Сфайрата. Аэсоннэ предупредительно заворчала, показывая боевой чародейке внушительные клыки.

– Не стоит, Клара, – покачал головой некромант. – Мы оба явились сюда с одной целью. Вот только пути к ней совершенно разные. Мне больше не нужны эти Мечи. Я ошибался, уповая на них. Надеяться можно только на себя. Мы сами – страшное оружие, превыше всех и всяческих артефактов. И разве ты не понимаешь, что спускаться по этой лестнице ты можешь бесконечно? Или у тебя хватит смелости броситься в провал? Или надеешься, что здесь сработает заклятье левитации? Эта пирамида не имеет дна, Клара. Там, внизу, – он ткнул пальцем, – только новые и новые этажи. Может, населённые, может, безлюдные. Это неважно. Главное – ты не достигнешь дна. А достигнув, ничего не сможешь там сделать.

– Мечи… – начала Клара, однако Фесс уверенно перебил волшебницу:

– Мечи дают лишь то, что мы готовы им отдать сами. Тебе придётся броситься в пропасть, да и то без особой надежды, что попадёшь куда нужно.

– А ты? – зло сощурилась Клара. – Ты, мальчишка, сумеешь оказаться именно там, где надо? И сделать то, что требуется?

– Да, – спокойно кивнул Фесс. – Мы окажемся. Вот вместе с ней.

Аэсоннэ склонила изящную шею, выразительно взглянула янтарными глазищами прямо в лицо Кларе, и чародейка невольно попятилась.

– Тогда я пойду с тобой, – решила волшебница.

– Нет. Тебе придётся прикрывать нас. Потому что, чувствую, та битва, – Фесс кивнул в сторону кипящего пламенем облака над южной стороной опрокинутой пирамиды, – рано или поздно закончится. Сильно подозреваю, тому, кто бы в ней ни победил, наше самоуправство придётся не по вкусу. Вроде того, как тебе не пришлось по вкусу моё.

– Ерунда! – вспылила Клара, однако Сфайрат осторожно коснулся её плеча.

– Некромант прав.

Чародейка отдёрнулась, чуть ли не отскочила. Теперь её разъярённый взгляд впился в дракона-Аветуса.

– Ты, ты, ты… – прошипела она, не находя слов.

…Остальные драконы садились поблизости, только жадные до боя Менгли, Флейвелл и Редрон заливали пламенем ярусы пониже. Смысла это особого не имело – если пирамида и впрямь уходит в бесконечность.

Сфайрат и Клара заспорили вполголоса, взгляд волшебницы метал молнии; дракон же говорил мягко, спокойно, словно и не отличался никогда прескверным и вспыльчивым характером.

Безымянная осторожно помогла спуститься Рыси-неупокоенной; та двигалась безвольно, словно мягкая тряпичная кукла.

Спутники Клары, передовые ряды орков, изумлённо воззрились на странную пару.

– Ты нашла, что искала, Безымянная?

– Нет, – глухо ответило деревянное существо. – Здесь всё ещё слишком много порядка. Глубже, надо ещё глубже!

– Ну, за этим дело не станет, – заметил Чаргос, тоже опустившийся и принявший человеческий облик. – Только надо поспешить. Скоро силачи намнут друг другу бока и вспомнят о добыче полегче.

– Хотел бы я знать, кто там сражается… – обронила Тави.

– А тут и гадать нечего, – обернулся к ней предводитель крылатых Хранителей. – Бьётся тут один наш маг, прозвищем Эвенгар Салладорский. Давний прихвостень Западной Тьмы, как мы подозреваем…

– И не только, – вставил Фесс.

– И не только, – согласился дракон. – А вот его противники…

– Силой они не обделены, – заметила мельинская воительница.

– Но не те, что сражались на Боргильдовом поле, – вдруг произнесла Райна. – Не Молодые Боги. Не Ямерт и иже с ним.

Фесс наморщил лоб – в этом предмете он разбирался скверно. Но Чаргос слова Райны явно понял как следует.

– Надо идти дальше, вниз. Вернее, лететь. Нам, драконам. А вам, орки…

Зеленокожие удальцы капитана Уртханга не теряли времени даром – вышибли несколько ближайших дверей, зашарили по комнатам. Возвращались не с пустыми руками – местные обитатели знали толк в роскоши.

Фесс поморщился, но останавливать орков не стал.

– А им надо уходить, – докончила за него Клара, повернувшись к мрачному Уртхангу. – Здесь нет чести, капитан. Ни чести, ни доблести. Только полчища безмозглых зомби. Сейчас нам повезло, мы получили передышку; надолго ли? Кицум… он поддержал меня, иначе наш щит просто бы смели. Отсюда надо уходить. Всем. Или наверх, к кораблям… или вниз. Храбрецам-оркам там точно делать нечего.

– Я не… – горячо заспорил было орочий капитан, однако его с поистине архипрелатским достоинством остановил отец Этлау:

– Сын мой. – «Это кто ещё такой?» – громким шёпотом осведомилась Тави. – Ты и твои воины уже совершили все подвиги, какие только может потребовать от вас орочья честь. Вы стянули на себя мертвяков, благодаря чему они и попали под истребительное драконье пламя. Ваша доблесть останется жить в веках, пока стоят Волчьи острова. Уйти сейчас, целыми и с добычей – не трусость, но мудрость…

Его речи прервал очередной раскат грома, опрокинутая пирамида содрогнулась, казалось, до самого недостижимого основания. Медленно раскалываясь на куски, окутанные облаками едкой каменной пыли, рушились скалы вокруг Утонувшего Краба, чуть не к самым небесам взметнулся гейзер, вода, смешанная с паром. Глубокий раскол пролёг по морскому дну, океан ринулся в проломину, добираясь до глубинных слоёв. На восток и на запад устремились волны высотой с самый высокий из аркинских шпилей; они натворят немало бед, достигнув суши.

Споры пресеклись. Замерев, все смотрели на медленно поднимающееся облако дыма и пара, совершенно скрывшее южную оконечность острова. В ход там шла магия, не сопоставимая с той, какой владели та же Клара или Фесс.

Разумеется, если не брать в расчёт Алмазный и Деревянный Мечи.

Познавший Тьму давно разучился испытывать настоящий страх. Даже оказавшись вместе с Ракотом и Гелеррой в замке-западне, он его не ощущал. Настоящего, подсердечного страха, когда перехватывает горло и подгибаются ноги, как бы ты ни пытался выпрямиться.

Сейчас Новый Бог, один из двух некоронованных владык безбрежного Упорядоченного, испытывал именно такой страх и ничего не мог с собой поделать.

Хаген и лучшие из подмастерьев едва держались всемером против какого-то смертного мага, медленно отступали, отбиваясь, как могли, да так, что рана на теле Эвиала становилась всё глубже.

Они пытались отрезать мятежного чародея от заполненной Древними сущностями пропасти – напрасно, он не поддался на уловки. Пытались опрокинуть грубой силой – чародей выставлял непробиваемые щиты, ловко отводил заклятья, подставлял под них шары с пленниками. От каменного свода пещеры уже давно ничего не осталось, трескались, крошились и рушились окрестные скалы, пылали деревья, в глубокие трещины врывалась вода. Разломы угрожающе потянулись к самой опрокинутой пирамиде.

Эвиальский чародей сражался мастерски. Да, он накачал себя до предела силой, жертвоприношения и магия крови – сильнейшее оружие; но к таким подмастерья Познавшего Тьму привыкли, они частенько сталкивались с «тёмными властелинами», не умевшими ничего, кроме как пытать и мучить угодивших им в руки несчастных. Тем же самым занимался и приснопамятный Бог Горы, когда ещё не служил Хедину и Ракоту.

Однако их сегодняшний противник умел и многое другое. Многое из того арсенала, что невольно заставляло Хедина вспомнить совсем уж далёкое прошлое, его первые столкновения с Поколением, войну, изгнание, возвращение и последующее восстание, приведшее их вместе с Ракотом на свитые из терновых ветвей «троны Упорядоченного».

Заклятья из арсенала Истинных Магов. Да, упрощённые, да, приниженные; но в сочетании с магией крови в руках смертного чародея они сделались поистине убийственными.

Пора вступать в дело самому Познавшему Тьму. Мятежник теснит его Ученика и подмастерьев, явно прорываясь к жерлу опрокинутой пирамиды. Раз ему туда нужно – то он не пройдёт.

Сокол молнией метнулся вниз.

И одновременно:

– Ко мне, брат, ко мне!

Они должны покончить с мятежником, пока обезумевшая магия не расколола пополам весь Эвиал.

Новый Бог не разменивался на молнии и пламя. Заслужил ли смерть местный чародей – решат они с Ракотом, когда кончится вся эта история. Поэтому всё, что требуется, – разорвать его связь со впитанными кровью и силой, за шиворот вытащить из этого места, отправив под надёжной охраной, скажем, в тот замок, где он, Хедин, принимал особо важных гостей.

Ветер стонал, рассекаемый коричневыми крыльями. Сокол стремглав мчался к земле, обгоняя самые бешеные ураганы. Почти задевая камни концами длинных маховых перьев, очертил короткую петлю вокруг напиравшего на его подмастерьев мага. Маневр этот не остался незамеченным – чародей незримым щитом, словно обычным, отбросил потрёпанного дракона, глубоко посаженные агатовые глаза впились в новоприбывшего.

Да, ты хорош, ты очень силён, с невольным уважением подумал Хедин. Ты стал бы отличным подмастерьем, достойным водить мои полки, – не встань ты на сторону моих врагов. Впрочем, ещё ничего не потеряно.

Вверх! Отвесно вверх! Подсекая, словно рыбак добычу!..

Незримая петля рванула чародея, отрывая от земли, вздёрнув разом на добрые полсотни локтей. Маг яростно взвыл, больше от досады и гнева, чем от боли; завертелся, забился, словно ёрш на крючке.

Сокол что было сил работал крыльями, пробивая воздушные барьеры, устремляясь вверх, только вверх, к звездным сферам. Необычная и неожиданная тяжесть добычи тянула обратно, к земле, но нет, нельзя, вперёд, лишь вперёд, и тогда…

Бьющийся на незримой лесе чародей сунул правую руку прямо в раскрытую чудовищную рану на левом предплечье. Чёрное, смешанное с красным – прямо перед ним начерталась какая-то руна, древняя, злая и мощная; её извивы, словно паук, вцепились в удавку – и заклятье Познавшего Тьму лопнуло, да так, что сокол закувыркался, едва выправив полёт.

Его освободившийся противник камнем рухнул вниз, однако в последний момент успел сотворить нечто вроде воздушной перины. Во всяком случае, на обугленную и почерневшую землю Утонувшего Краба его ноги ступили мягко, словно и не падал он с нескольких сотен локтей.

Оторопевшие подмастерья попятились. Один Хаген – доспехи прожжены в нескольких местах, словно холщовая рубаха – непреклонно шагнул к нему. Голубой меч занесён, лезвие сияет девственно-злой чистотой.

Последний настоящий Ученик последнего настоящего Мага даже не помышлял об отступлении.

Сокол издал яростный клёкот. Расправил крылья, закладывая крутой вираж, камнем обрушился вниз; Хедин успел заметить в воздетой руке мятежника странный предмет, словно составленный из чёрных кубиков, по граням меж ними проворно сновали алые змейки – и с маху налетел на соткавшуюся из ничего прямо перед ним стену.

Заклятье было сплетено идеально. Молниеносно, скрытно, неотразимо; так, что не перехватишь и не разнимешь на составляющие. Конечно, серьёзно ранить или потрясти Нового Бога было не так просто; но эвиальский чародей благоразумно не собирался нападать, ограничиваясь обороной; и очень разумно, потому что…

– Держись, брат! – загремел Ракот. Он появился прямо на земле, среди дыма и пламени, против обыкновения, не на своём любимом летучем чёрном вепре. Следом за ним из раскрывшегося портала двинулись стройные ряды рыцарей в белой броне – Орден Прекрасной Дамы, его лучшие из лучших.

Мятежный чародей издевательски захохотал. Правда, это больше походило на смех сумасшедшего, пляшущего с горящим факелом на груде бочек с горючим маслом.

Ракот бросил короткий взгляд на Хагена, угрюмо сдвинул брови, поудобнее перехватил клинок и шагнул наперерез врагу.

«Прекрасно, прекрасно, ничего лучше и не может быть. – Игнациус мысленно потирал руки и промокал честный трудовой пот. – Осталось совсем немного. Они не могут не явиться. Не могут не услыхать, не могут не почуять призыв. А потом…»

Конечно, уцелеть и остаться невредимым в таком хаосе непросто даже для Архимага Долины. Тем более когда требуется не просто уцелеть, а и держать в полной боевой готовности давным-давно заготовленные заклятья.

Но он выдержит. День Гнева будет отомщён.

День Гнева. И не только.

«Как же я вас всех ненавижу, – билась одна-единственная мысль. Сильвия прекрасно чувствовала Игнациуса – спасибо крови отца – Хозяина Ливней. Ишь, затаился, мразь. Ничего, на твои-то благородные седины мой дождик прольётся прежде всего. Дай только срок. Пусть здесь соберутся все, все, все!.. и тогда я затоплю всю эту пирамиду, залью бездну – пусть горит без огня, пусть растворяется без остатка. Ненавижу вас всех!..»

Фесс и остальные со всевозрастающим изумлением взирали на разворачивающуюся битву. Некромант чуть не упал, вроде бы узнавая в противниках Эвенгара старых знакомых – Эвенстайна и Бахмута. Нет, внешне они стали другими, что и неудивительно; но всё-таки сходства обнаруживалось куда больше.

Что ж, красиво, сильно, зло. Решительно. Да только куда вам против Салладорца, не умеете вы ненавидеть так, как он. Триста лет в каменном гробу – это не шутка. Вот и раскидывает он вас, как котят, несмотря на всю вашу силу. И рыцари в белом тут не помогут – надо не просто «желать победы» и даже не драться за собственную жизнь – нужно рваться из жил, чтобы стереть этого гада с лица земли, выдрать из-под кожи кости раздробленного черепа, просто потому, что только так можно дать выход неистовой ярости. У Салладорца такая ярость есть. Мир для него – абсолютное зло, каждый миг существования неба, земли, моря и воздуха Эвенгару оскорбителен. Если не встретить эту ярость своей собственной – он вас сметёт. Пусть вы стократ более умелы и изощрены в плетении заковыристых заклинаний.

Некромант чувствовал всё это. Неистовство Салладорца. Растерянность тех, кто пытался его остановить. И недоумение двух действительно могущественных сущностей, появившихся на сцене последними.

Разумеется, Фесс видел их не простым зрением. Они уже успели спуститься довольно глубоко, южную часть опрокинутой пирамиды заполнило дымом. Битва смешала и спутала все магические потоки, и защитники Утонувшего Краба предпочли попрятаться, нежели рисковать, навлекая на себя ответный пламень драконов.

Но всё-таки настоящих противников у Эвенгара теперь оказалось двое. Салладорец вертелся волчком, заклятья так и сыпались, перемежаясь с чем-то, очень напоминающим некроманту жертвоприношения. Во всяком случае, во время кошачьего гримуара в Скавелле Фесс чувствовал нечто подобное.

Что ж, противники, похоже, надолго занялись друг другом. Пора идти дальше и, да простится мне эта банальность, «исполнять свой долг», подумалось некроманту.

– Впе…

– Смотрите, там, там! – истошно выкрикнула вдруг зоркая Тави.

Ниакрис скрипнула зубами, Райна спокойно и гордо вздёрнула подбородок, Бельт побледнел, прищурился и что-то быстро забормотал себе под нос; Безымянная с Рысью-неупокоенной остались, как и положено, бесстрастно-невозмутимы, а преподобный отец Этлау с хрипом схватился за грудь, зашатался, однако сумел выпрямиться сам, прежде чем Фесс успел поддержать его под руку. Бывший инквизитор перхал и заходился кашлем, однако глаза его горели так, что ясно было – вот он-то ненавидит врага как положено.

Восточный горизонт, откуда следовало накатываться ночи, резко посветлел, золотисто-шафранное зарево, казалось, предвосхищает новый рассвет. Однако оно разгоралось не вдоль всего края неба, лишь в самой его середине; сонм облаков устремился вперёд, послушно выстраиваясь исполинско-триумфальной аркой. Оттуда, из-под арки, пролился яркий, режущий свет, идеально-белый, терзавший глаза, чуть не выжигавший их; из снежно-девственного сияния возникла алая капля, так напоминавшая кровь. Словно крошечный лоскут пламени, она затрепетала посреди неба, стремительно приближаясь и волоча за собой длинные, множественные шлейфы призрачного пламени.

Отец Этлау обеими руками придерживал веки, не давая им закрываться. Его шатало, из глаз градом лились слёзы, однако он не зажмуривался и не отворачивался.

– Спаситель-во-Гневе, – услыхал Фесс сипение преподобного. – Спаситель-во-Гневе, всемогущее что-то, услышь нас, спаси и оборони!

– Оборонить себя мы сможем только сами, – зло бросил ему некромант.

Орки скалились, иные отворачивались, закрываясь сгибом руки; но куда больше даже не подумали бросать оружие.

– Обороним, само собой, – рыкнул Уртханг, в свою очередь не сводя глаз со Спасителя. – Нам страшиться нечего. Говорят же, будто у нашего племени души и вовсе нету.

– Тогда вниз, – начал было Фесс, однако его прервало издевательское:

– Не думаю, что тебе стоит торопиться, некромант Неясыть.

Голос Эвенгара слышался невероятно чётко, хотя самого Салладорца нигде поблизости не было видно.

Не обращая внимания на глумление Тёмного мага, Фесс коснулся шеи Аэсоннэ, её теплой и гибкой брони, скрывавшей перекатывающиеся мускулы.

Пора лететь, дочка. Вперёд и вниз, до самого конца. А если потребуется, то и дальше.

Спаситель стремительно приближался. Язычок дальнего пламени превратился в человеческую фигуру, облачённую в алое. Лик Спасителя каждый видел в мельчайших деталях, и Фесс невольно удивился – повергателя миров словно только что сунули головой в кузнечный горн, настолько обожжено и жутко казалось его лицо. Нет, любой, хоть раз взглянувший на иконы с Его образом, тотчас бы узнал небесного странника.

Обгорелый лик из скорбного сделался страшен. Спаситель шагал под облачным потолком по стремительно развёртывающейся прямо в воздухе золотой тропе, шёл быстрым упругим шагом воина, а не погружённого в молитвенные раздумья пилигрима.

Алая накидка трепетала за плечами, словно боевой стяг.

– Ответил-таки! – проревел Ракот, потрясая чёрным клинком. – Надо ж, а то я уж думал – опять струсишь!

Схватка с мятежным чародеем на миг утихла. Названые братья не успели как следует взяться за него, а уже появился враг куда серьёзнее.

– Хаген, сможете его сдержать? Не одолеть, только сдержать?

– Сможем, учитель, – услыхал коричневопёрый сокол голос хединсейского тана.

– Нам, похоже, придётся заняться кое-чем другим. – Хедин желчно и ядовито усмехнулся. Смеялся он сам над собой – никогда не верил Ракоту, что сущность, подобная Спасителю, явится на открытый поединок, ан вот ведь как оно вышло…

– Учитель, мы не отступим. Как тогда, в Храме. В столице Видрира.

– Я знаю, Хаген, – а что тут ещё скажешь?

– На тебя надежда, Читающий.

«Всегда готов к услугам», – равнодушно отозвался тот. Ничего не страшится, что и неудивительно: вот уж у кого души точно нет и никогда не имелось.

…Обычно Ракот избегал нематериальности, разво-площений, бесплотья. Слишком уж сильно и живо, несмотря на протёкшие столетия, это напоминало о жутких временах его собственного заточения на Дне Миров. Черноволосый воин в тёмной броне предпочитал клинок хитроумным заклятьям, вольно или невольно ограничивая себя. Но – не сегодня. Он уже попробовал остановить Спасителя «обычным образом», пытаясь представить, как действовал бы на его месте многомудрый Хедин или как он сам стал бы сражаться с могущественным, но диким колдуном, каких немало попадалось на его пути.

Ракот видел взметнувшегося ввысь коричневокрылого сокола – Хедин спешил на подмогу. Далеко внизу остались подмастерья, Хаген, рыцари Прекрасной Дамы – их битве придётся подождать, как ни печально. Новым Богам предстояло схватиться со Спасителем.

Явившимся, куда позвали. Ответившим на вызов.

Владыка Тьмы чувствовал – его враг изменился. Жертва тех двоих, не разжавших объятий до самого конца, нанесла Спасителю куда более глубокую рану, чем все атаки Ракота.

Отлично. Как не преминул бы посоветовать Хедин, используем открывшуюся слабость. Словно он, Владыка Тьмы, хотя и бывший, этого не понимает!

– Спасибо, что пришёл! – Могучий глас Ракота пронёсся над Эвиалом, от горизонта до горизонта, заставляя вздыматься волны и в ужасе разлетаться облака. Далеко на севере трескались вечные ледяные поля, на юге смерчи сшибались друг с другом, сойдя с веками исхоженных троп. – Честь и слово тебе не чужды, так?

…Нет, чужды, вдруг подумал Ракот. Я произношу пустые слова. Я хочу верить, что мой враг, как и я, блюдёт вежество поединка. Но я же знаю – он есть пустота, обманка, тлен, мигающий болотный огонёк, заманивающий путника в глубь трясины. Как такой может уважать священные правила единоборства, почитающиеся таковыми среди самых диких и кровожадных племён?

Как поступил бы сейчас Хедин?.. Или, может, лучше – как поступить сейчас Ракоту, Владыке Тьмы, отнюдь не бывшему, Ракоту Восставшему, обращавшемуся и зажигавшему словом миллионные массы тех, кто верил ему и шёл ради него на смерть?.. Ради него и вместе с ним, потому что Восставший никогда не бежал от боя, никогда не прятался в высоких крепостях и не окружал себя многочисленной стражей.

– Осторожно, брат. – Хедин, в отличие от Ракота, говорил так, что его слышал один лишь Владыка Тьмы. – Эвиал не выдерживает тяжести Спасителя. Кости земли начинают трещать, не чувствуешь?

Ракот не ответил. За плечами Спасителя дерзкой насмешкой развевался красный плащ, такой же, как и боевое одеяние Владыки Тьмы.

…Осторожно, брат! – можно подумать, он слепо бросится на этого Спасителя.

…Про тебя говорят, что ты умираешь в каждом мире, куда нисходишь в первый раз. Умираешь в человеческом обличье мучительной и позорной смертью, оставив священные книги, последователей, готовых на всё, свою «церковь» – словно бросаешь якорь, чтобы много веков спустя вернуться – и забрать законную добычу. Говорят, что ты даришь надежду, что ты спасаешь души от «ужаса посмертия». Но ты оставляешь за собой лишь пустыню. Мы считаем это самым настоящим злом, и встать против тебя требует не только долг стражей Упорядоченного, но и наша собственная совесть, совесть Истинных Магов, унаследованная Новыми Богами.

Да, ты мучился и страдал. Зная, что это – не настоящая смерть. Может, твоё человеческое воплощение действительно корчилось от боли и ужаса – ты, настоящий, смотрел на происходящее с усмешкой. Ведь это всё понарошку. Что за смерть, за которой приходит «чудо воскрешения»?

За тобой – только ложь.

Сейчас Ракоту казалось, что он видит Спасителя словно со всех сторон, множеством глаз. Золотая тропа развёртывается, чуть наклоняясь к земле, человеческая фигурка в алом плаще шагает быстро и упруго, готовая к бою.

Ты, свободнотекущая магия, великая кровь Упорядоченного, дающая жизнь всему под бесчисленными звёздами! Вы, хрустальные сферы небес, приводимые в движение её током, вы, луны и светила, всё, что создано в единый миг великим и непостижимым разумом предвечного Творца, всё, окружающее человека, – дайте мне силу встретить смерть – смертью и пламя – пламенем.

Ракот сейчас ощущал за плечами неисчислимые сонмы миров. Восторг ярился испепеляющим огнём, Владыка Тьмы знал, что острие его удара пронзит любые магические барьеры. О Хедине он не думал.