"Дневник войны со свиньями" - читать интересную книгу автора (Биой Касарес Адольфо)

9

Утром недомогание возобновилось. Видаль с трудом встал, вскипятил воду, оделся, выпил несколько порций мате. Пробуя те или иные движения, он внимательно прислушивался к боли. Подшучивая над собой, он сравнил свои действия с повадкой искусного игрока в труко, например Аревало (или Джими, когда он подражал Аревало), который изучает карты, с нарочитой медленностью знакомясь с общим раскладом. Вскоре он пришел к выводу, что боль вполне терпима и покамест не требует уколов или других расходов на аптеку. И тут он вспомнил, что теперь ему предстоит как мужчине преодолеть истинное испытание, притом тягчайшее: постирать свое белье. «И немедленно», – сказал он себе и, представив, как придется полоскать и выкручивать, согнувшись в три погибели, оробел, обозвал «мастодонтами» старые раковины в их доме, слишком широкие и глубокие. «Такие модели уже не выпускают, – возмутился он.

– Недаром говорят, что в прошлые времена люди были крупнее». Он собрал в узелок пару носков, трусы, сорочку, майку. Покачав головой, подбодрил себя: «Ничего не поделаешь. Пока не выплатят пенсию

– да еще вопрос, выплатят ли ее вообще, – я не могу отдавать белье в стирку. Антония на меня обозлится, как всегда, когда я не отдаю белье ее матери. Нет, пока мне не выплатят пенсию, эта роскошь и чужие услуги исключены. Да что же это я все сам с собой разговариваю!»

Донья Далмасия, мать Антонии, была самым известным человеком в их доме. Смолоду овдовев, за стиркой и глажкой (не переставая при этом шутить и петь) эта бравая женщина вырастила и выучила, сравнительно прилично одевая, восьмерых детей. Теперь, когда все они (кроме Антонии) уже обзавелись семьями и жили отдельно, донья Далмасия взяла к себе трех бледных девчушек, дочек своего сына, переживавшего трудные времена: в большом сердце сеньоры Далмасии места было вдоволь, а ее способность трудиться не знала границ. Однако с возрастом характер у нее изменился, проявились черты таившейся под спудом грубости, что дало повод людям, недавно поселившимся в их квартале, наделить ее прозвищем насмешливым, хотя и дружеским: Солдафон; в минуты гнева она не знала удержу – кто ее разозлит, подвергался известной опасности, но все также знали, что она быстро отходит и забывает обиды.

Направляясь в санузел, Видаль пробормотал: «Хоть бы никого не встретить! Здесь ведь считают даже, сколько раз в уборную сходишь». Ну конечно, он там застал Нелиду за стиркой и Фабера.

– Я тут объяснял сеньорите, – сказал Фабер, – что виноваты не только те, кто стар и немощен. Виноваты также те, кто науськивает.

– Вы поверите, дон Исидро? Антония на меня осерчала.

– Не может быть, – удивился Видаль.

– Не может быть? Вы ее не знаете. Сеньор Фабер не сделал мне ничего плохого, а она желает, чтобы я обращалась с ним как с собакой.

Фабер кивком подтвердил ее слова.

– Невероятно! – воскликнул Видаль.

– Хотите, больше скажу? Она теперь со всеми сплетничает обо мне, потому что я тогда ночью была в вашей комнате.

На эту новость Видаль не успел отреагировать, как она ожидала, должным возмущением – появились Данте (вид у него был какой-то необычный) и Аревало. Нелида поспешно собралась уйти.

– Ладно, – бросила она, уходя, – только уж вы не мозольте людям глаза, не выводите их из себя.

Фабер засеменил к себе домой, и тут вошел управляющий.

– Нельзя допускать, – сказал он, – чтобы всяческие свары, хотя бы и пустячные, разделяли нас.

Пример? Да вот сеньор Больоло донельзя разъярен из-за того, что на него, мол, с чердака лили воду. Стоит ли так сердиться? Схожу сейчас наверх, посмотрю, что там такое. – Он отошел на несколько метров, потом вернулся и патетически возгласил: – Или мы будем держаться единым фронтом, или нас осадят со всех сторон.

– В вашем доме что-то очень беспокойно, – сказал Аревало, когда управляющий ушел. – А нам-то, пожалуй, важнее всего покой. Мы хотели с тобой посоветоваться.

– К вашим услугам, – ответил Видаль.

– Не делай такую торжественную мину. Нам надо узнать твое мнение. Данте, вот он здесь, вчера вечером решил… Сказать?

– Но мы же ради этого и добирались сюда, – с досадой сказал Данте. – Чем скорее, тем лучше.

Аревало быстро заговорил:

– Вчера вечером он решил покрасить себе волосы и хочет знать, как ты его находишь.

– По-моему, замечательно, – пролепетал Видаль.

– Ты не стесняйся, – подбодрил его Аревало.

– Объяснить тебе, что меня смущает? – спросил Данте. – Некоторым людям седые волосы противны, вызывают у них ярость, других, напротив, бесят старики с крашеными волосами.

– Сейчас все тебе объясню, – сказал Аревало. – Я рассказывал Данте, что однажды, когда заходил с девушкой в отель, мы столкнулись на пороге с другой парой. Моя девушка засмеялась: «Посмотри на старичка!» Я посмотрел, это был мой бывший соученик, моложе меня, да только он был похож на белошерстную овцу.

– А ты что, красишься?

– Ты с ума сошел? Слава Богу, мне это не нужно.

– Есть одно «но», – с озабоченным видом сказал Данте. – Крашеные волосы, они заметны.

– Кто это заметит? – возразил Аревало. – Никто ни на кого не смотрит. У нас бывает просто общее представление, что такой-то седой или лысый.

– Женщины, те наверняка смотрят, – сказал Видаль.

– Не слышу, – сказал Данте.

– Они смотрят на других женщин, чтобы их осуждать, – сказал Аревало.

– Теперь люди смотрят, – настаивал Данте. – И вы не отрицайте: крашеный старик вызывает раздражение.

– А лысые? – спросил Видаль.

– Окраска волос, – продолжал Данте, – это пока еще процесс несовершенный. Получается заметно.

– Половина девушек, которых встречаешь на улице, крашеные. Ты это замечаешь?

– Я – нет, – сказал Данте.

Словно желая сменить– тему, Аревало высказал предположение:

– Бывает заметно, когда цвет уж очень отличается. Ну, вот если брюнетки перекрашиваются в блондинок.

– Брюнетки меня не интересуют. Скажите правду, я выгляжу моложе? Я же этим не хочу никого обманывать! – с отчаянием воскликнул Данте.

– Тогда зачем красился? – спросил Аревало.

– Сам не знаю, че. Я же тебя спрашивал.

– Бывает, что нет выхода и надо прыгать в пропасть.

– Легко так говорить, когда речь идет о других. А тут еще вы не хотите сказать – лучше так или нет. Может, стало хуже, чем раньше?

«Ну точно капризный и глупый мальчишка», – подумал Видаль.

– А что тогда делать лысому? – спросил он. Возвратилась Нелида.

– Сеньор, – с тревогой шепнула она Видалю, – вас зовет к телефону Леандро.

– Вы меня подождете минутку?

– Нет, мы пойдем.

– Что вы собираетесь делать с этим бельем? – спросила Нелида.

– Буду стирать.

– Дайте его мне.

– Антония подумает о вас Бог знает что…

– Ну и пусть.

Надо было зайти в мастерскую, где работали полдюжины девушек. Для этого Видалю пришлось подавить инстинктивный страх, а между тем еще недавно ему бывало приятно находиться среди молодых женщин.

– Я собираюсь, – сказал ему Рей по телефону, – вложить кое-какие деньжата в покупку отеля…

– Да что ты!

– Мне хотелось бы показать его тебе. Ты согласен прийти сегодня под вечер? Это недалеко от твоего дома. Пять часов будет не слишком рано?

Он назвал улицу – Лафинур – и номер дома.

Видаль ни за что не догадался бы, что именно этот секрет волновал накануне его друга. И он подумал, что, видно, он никудышный психолог. Совсем не разбирается в людях.