"Защита Лившица: Адвокатские истории" - читать интересную книгу автора (Лившиц Владимир)

Altera pars

Мавра тридцать пять лет работала технологом на мебельной фабрике. За эти годы технология изготовления мебели существенно не менялась. Фабрика периодически побеждала в социалистических соревнованиях, и ее продукцию как тогда, так и сейчас вопреки всему называли мебелью.

Потом по телевизору сказали, что у социализма должно быть человеческое лицо, и начались непонятные Мавре события. На фабрике появились незнакомые люди, имеющие человеческие лица, толстые шеи и лайсензы менеджеров по мерчендайзингу. Только не надо сразу смотреть в словарь или спрашивать у знакомых, что это такое. Еще успеете. Ведь когда-то по фене ботал лишь ограниченный круг людей, а нынче любой интеллигентный человек знает, чем гоп-стоп отличается от мокрухи. То же самое будет и с лайсензами по мерчендайзингу. Всему свое время.

Мерчендайзеры привели на фабрику дистрибьюторов, промоутеров и супервайзеров, а Мавре и тем, кто позиционировал себя в другом формате и не понимал значения этих слов, настойчиво предложили уйти на пенсию.

И Мавра ушла. Первое время она привычно просыпалась в семь утра, одевалась как на работу, выходила из дома и гуляла в соседнем сквере, пытаясь радоваться тому, что никуда не надо спешить. Но через месяц она нагулялась.

Теперь, дождавшись, когда сын Гоша уходил в университет, Мавра садилась на диван и беззвучно плакала. Когда-то она жила соцсоревнованиями, годовыми планами и субботниками. Все это было важно и всерьез, а впереди маячили разные жизненные перспективы. И вдруг стало понятно, что осталась лишь одна перспектива – доживать. Ей уже пятьдесят восемь.

Или еще пятьдесят восемь. Смотря с какого конца считать. Ведь жизнь ее складывалась не только из планов и субботников. Не они же подарили ей Гошу.

У Мавры уже был период отсутствия всяких перспектив – после той автомобильной катастрофы, когда она неизвестно почему и для чего осталась жить. А через месяц выяснилось, что в ней чудом осталась часть жизни того, кто раньше составлял все ее жизненные перспективы. И Мавра, словно наседка, стала высиживать плод, не выходя из института акушерства все оставшиеся восемь месяцев своей поздней и неожиданной беременности. Плод получился замечательный и был назван Георгием Георгиевичем. Он стал ее жизненной перспективой. Он спас ее своими первыми шагами, словами, слезами, синяками и успехами в математике. А субботники и планы были общим фоном, как и у всех в то время.

Сейчас Гоша – гордость факультета. В следующем году он окончит университет, потом станет знаменитым ученым, потом женится, потом внуки появятся.

В общем, перспективы есть, и доживать еще рановато – нужно жить.

Мавра встала с дивана, прошлась по комнате и остановилась перед зеркалом. Очень даже ничего – во всяком случае, не хуже, чем те, у которых человеческие лица.

Жить, однако, предстояло на Маврину, извините за выражение, пенсию и Гошину стипендию. Конечно, не в деньгах счастье. Но эту мудрую мысль почему-то понимают лишь те, у кого деньги уже есть. Остальные не то чтобы совсем ее отвергают, но считают, что счастье не в деньгах, а в их количестве.

Мавра еще не добралась до глубин философского осмысления сущности счастья и стала обдумывать способы дополнительного заработка. Она, например, хорошо готовила и умела вышивать гладью. Но это явно не то, что нужно в современных условиях. В современных условиях нужно заниматься бизнесом. Для бизнеса нужен начальный капитал. Где взять этот капитал, Мавра не знала, и были минуты, когда в голову приходила мысль об ограблении банка или нападении на инкассатора. Она даже достала с антресолей двуствольное охотничье ружье, оставшееся от отца, и протерла влажной тряпкой приклад. Испугавшись, положила оружие на место. Тоже не то.

Помог случай. Мавра встретила свою давнюю приятельницу. В разговоре выяснилось, что приятельница с мужем уже несколько лет занимаются выпечкой хлеба. Начинали с мелочи, потом купили мини-пекарню и потихоньку раскрутились. Сейчас хотят открыть свои точки для реализации.

Так Мавра приобщилась к хлебному бизнесу. На стихийном рынке арендовали место, поставили ларек размером чуть больше телефонной будки, и Мавра стала торговать хлебом, имея процент от реализации. Конечно, все делалось не так просто, как написано. Сами знаете – у нас все не просто, но при правильном подходе к решению вопроса ничего невозможного нет.

Через короткое время уже все окрестные домохозяйки знали, где можно купить горячие батоны, а Мавра знала всех покупателей по именам и всегда имела для каждого пару приятных слов.

Пика популярности Мавра достигла, когда стала приезжать к хлебному месту на раздолбанном, но еще живом «москвиче» с фургоном. Такие машины в народе называют «пирожками». Когда Мавра в кожаной куртке выходила из кабины «пирожка», азербайджанцы за прилавками цокали языками, а бомжи выстраивались в очередь, чтобы заработать на разгрузке.

За два года рынок стал почти настоящим, ларек – почти павильоном, а Мавра – почти коммерсантом.

Пусть это не мерчендайзинг, но какой-никакой бизнес, который давал Мавре возможность жить, а Гоше – спокойно учиться в аспирантуре.

Возможно, отдельно взятый мерчендайзер ужинал на сумму, превышающую месячный доход Мавры, но ведь у него аппетит другой и шея потолще.

Обычно Мавра подгоняла «пирожок» вплотную к ларьку, чтобы легче было выгружать поддоны с хлебом. Но выехать обратно можно было лишь через узкий дворик дома, к которому прилегал мини-рынок. Там Мавра разворачивалась и выезжала с другой стороны.

Выполнив отработанный до автоматизма маневр, Мавра уже собиралась выезжать, но из-за поворота выплыл сверкающий никелем джип. Последняя модель – одно колесо дороже Мавриного «пирожка» вместе с начинкой. Крутизна подплыла вплотную и остановилась, моргая фарами.

Вы вообще ездили на джипе? Ну, на таком, чтоб внутри кожа, кондишн и все навороты. Нет? Так я вам скажу, что из джипа жизнь выглядит иначе. Где-то там, внизу, пресмыкаются остальные участники дорожного движения, и ты чувствуешь себя выше и значительнее остальных. Можно наехать на кого угодно – и ничего с тобой не случится. Максимум, бампер поцарапаешь. Но на скорость это не влияет.

– Ну?! – Затемненное стекло джипа плавно опустилось, и Мавра увидела шею с человеческим лицом. Что-то похожее на менеджера по мерчендайзингу, но без лайсенза.

Мавра поняла, что ее настойчиво просят убрать машину. Она как раз была бы и не против, но сзади и слева находились стены дома, справа – клумба, а впереди – джип. Выезд оказался перекрыт со всех сторон.

Мавра показала рукой – сдай, мол, назад, и разъедемся.

На человеческом лице Менеджера появилось выражение аристократа, которому к осетрине подали красное вино. Ну ты, бля, прикинь – какая-то бабка из ржавого драндулета дает ему указания! Да еще под окнами его собственной квартиры!

– Убери тачку, овца! – Вино подали кислое, и осетрина была, в натуре, с душком.

Мавра учила сына Гошу, что со старшими нужно разговаривать вежливо, и сама придерживалась этого жизненного правила. Но Менеджер, наверно, был сиротой и много недополучил от жизни. Мавра всегда сочувственно относилась к сиротам, убогим и больным, но не отреагировать на овцу она не могла. Обидно все-таки.

Любой водитель самоходного транспортного средства вместе с навыками вождения приобретает привычку комментировать различные дорожные ситуации. От сложности ситуации зависит этажность комментария. Моя жена, будучи человеком интеллигентным, обычно возмущалась, слыша мои комментарии. Позже, когда она научилась водить автомобиль, я, тоже будучи человеком интеллигентным, не возмущался, слыша ее комментарии. Просто мы стали лучше понимать друг друга.

Водительский стаж Мавры на тот момент составлял восемь месяцев и двенадцать дней. Не забудьте еще тридцать пять лет, проведенных на фабрике среди работяг. Демонстрируя хороший словарный запас, Мавра с элементами пантомимы и почти в рамках нормативной лексики выразила пару несложных мыслей. Во-первых, она не овца; во-вторых, ее тачка летать по воздуху не умеет и разъехаться можно лишь в том случае, если джип отъедет назад, Мавра проедет вперед, а джип вернется на ее место. Все просто – даже убогий поймет.

Но я ведь не напрасно упомянул о том, что у Менеджера не было лайсенза и он много недополучил от жизни. Внешне это выражалось в том, что наш сирота не всегда правильно понимал то, что ему говорят другие, и сам разговаривал с трудом. Зато он обладал некоторым набором средств невербального общения.

Уже в тот момент, когда Мавра заканчивала описание схемы разъезда автомобилей в узком дворике, Менеджер вынес свое тело из джипа. На теле был бутылочного цвета пиджак пятьдесят восьмого размера, пятый рост, а на лице – выражение дегенерата, который наконец дождался своей любимой кильки в томатном соусе. С некоторой даже ленцой, пальцы, естественно, веером, Менеджер молча подошел к Мавре и несколькими короткими ударами в голову послал женщину в нокаут. Технически грамотно выполненная трехударная серия.

Что было дальше, Мавра уже не помнила. Но соседка с третьего этажа в это время развешивала на балконе белье. Из показаний соседки следовало, что Менеджер, постояв в задумчивости над лежащей Маврой, пару раз пнул ее ногой, а потом поднял и, словно мешок, запихнул обратно в кабину «пирожка». Насчет задумчивости соседка, скорее всего, преувеличила, но во дворе еще гуляла мамочка с ребенком. Мамочка подтвердила соседкины слова и добавила, что Менеджер пытался закрыть дверь кабины «пирожка», но оттуда свисали Маврины ноги. Долбанув пару раз дверью по висящим ногам, Менеджер, раздосадованный тем, что кабина не закрывается, поправил съехавший набок галстук, сел в свой джип и уехал прочь.

Приемное отделение больницы скорой медицинской помощи. Что-то среднее между приемником-распределителем и моргом. Серо-голубой клозетный кафель на стенах, обитые коленкором топчаны по периметру. На этих топчанах полулежат или полусидят страждущие. У каждого своя боль, и все чего-то ожидают, с надеждой вглядываясь в лица людей в белых халатах. Белые халаты стремительно проносятся мимо с озабоченными лицами и на страждущих внимания не обращают.

К тому времени, когда Гоша примчался в больницу, Мавра уже часа три лежала на носилках в ожидании дежурного врача. Отыскивая среди больных мать, Гоша пару раз скользнул мимо нее невидящим взглядом, пока наконец не опознал на одной из женщин кожаную куртку матери. Других опознавательных знаков не было.

Вы видели сливу, которая, созрев, падает с дерева? Вот такое лицо было у Мавры. Поэтому Гоша и не узнал ее с первого взгляда.

Пока вы будете представлять себе, что должен чувствовать сын, видя свою мать в таком состоянии, я пошлю Гошу искать дежурного врача или я уже не знаю кого, кто в этом заведении окажет Мавре помощь. Пусть не скорую, но хоть какую-нибудь медицинскую. Не лежать же ей до утра на носилках.

Подающий большие надежды аспирант мехмата страдал бытовым идиотизмом. Он не мог понять озабоченности пробегающих мимо Мавры людей в белых халатах, тщетно пытался с ними заговорить, хватал за руки, раздражал дурацкими вопросами и вообще мешал работать.

Но мир не без добрых людей: Гоше подсказали, и он понял.

Зажав в руке красивую купюру, наш аспирант подошел к белому халату и объяснил суть проблемы. Озабоченность белого халата немедленно превратилась в сострадание, и Мавра в течение двадцати минут была госпитализирована в отделение сочетанной травмы.

Дневное происшествие особо не отобразилось в памяти Менеджера. И вовсе не потому, что он страдал ретроградной амнезией. Просто ничего особенного не произошло. Ну дал кому-то по башке – первый раз, что ли? Дело в том, что в прошлой жизни наш герой был офицером Вооруженных сил. Можно даже сказать – боевым офицером, потому что служил он в спортивном клубе армии и был тренером по рукопашному бою. Майор в отставке, мастер спорта – такие люди если и валяются на дороге, то недолго. Подобрали его бывшие сослуживцы, авторитетные в определенных кругах люди. Люди много работали. А кто много работает, тот должен много отдыхать. Для того чтобы соблюдать это жизненное правило, люди прикупили небольшую базу отдыха. На базе проходили реабилитацию после завершения различных мероприятий, хранили снаряжение, планировали будущую работу. Менеджер стал директором этой базы и одновременно тренером, поскольку людям по роду их работы нужен был особого рода менеджмент и владение приемами рукопашного боя.

В то время, когда доктор заполнял историю болезни Мавры, наш Менеджер уже был на своем рабочем месте и играл с коллегами в бильярд. В пятницу вечером, да после парилки, да с кружечкой пива, да в хорошей компании… Святое дело!

В середине пятой партии на мобильный телефон позвонила молодая особа, которая в данный момент проживала с Менеджером в его трехкомнатной квартире. Только что в лузу зашел великолепный свояк, и на лице Менеджера появилось выражение типа радости. Звонок был некстати, потому что с минуты на минуту ожидалось прибытие других молодых особ из подконтрольной фирмы круглосуточного досуга. Выражение типа радости застыло, а потом поползло в обратную сторону – особа сообщила, что приходили двое ментов в гражданке, вопросы задавали, оставили повестку на утро. Вроде какая-то бабка в больнице лежит.

У Менеджера хоть и не было лайсенза, но он сразу сообразил, о какой бабке идет речь. А при чем тут больница и менты, было еще непонятно. Отложив партию, Менеджер позвонил шефу и попросил пробить ситуацию по своим каналам. Игра продолжилась, но шары в лузу не шли. Вот так какая-нибудь чепуха может испортить настроение, да еще в пятницу вечером. Уже после полуночи Шеф перезвонил и сказал, что в дежурной части лежит заява от бабкиного сына. У бабки сломан нос, сотрясение мозга и что-то с ногами. Пока вопросы не порешаем, дома лучше не показываться. До связи.

«Может, я чего не догоняю, но при чем тут бабкины ноги?» – подумал Менеджер и пошел спать, так и не доиграв партию.

Из акта медицинского освидетельствования следовало, что у Мавры действительно были перелом спинки носа и закрытая черепно-мозговая травма. Все это называлось легкий вред здоровью. Такая легкость тянула на срок до двух лет лишения свободы. Насчет чего-то с ногами было посерьезнее: перелом голеностопного сустава – это уже до пяти.

Но мало ли что там в Уголовном кодексе написано. Я знал людей, для которых пять лет не срок – на одной ноге простоят. Знал и таких, у кого при одном упоминании о сроке делалась мигрень или диарея. Жизнь показывает, что это происходит на биохимическом уровне независимо от диаметра шеи или марки автомобиля.

Шеф устроил Менеджеру конфиденциальную встречу с оперативным сотрудником. Менеджер увидел казенную папку с надписью «Материал проверки» и документы со штампами и резолюциями, где упоминалась его фамилия. У Менеджера сделалась диарея. Все это плохо пахло.

Сотрудник сказал, что десять дней можно потянуть с возбуждением уголовного дела. За это время нужно решить вопрос с терпилой – пусть скажет, что с лестницы упала. О цене вопроса – позже.

Менеджер успокоился и послал людей в больницу решать вопрос с терпилой. Для этого купили килограмм апельсинов и выделили двух бойцов с наиболее человеческими лицами. Но бабка оказалась не такой простой, как выглядела из кабины «пирожка». Апельсины вернулись на базу.

Тогда выяснили, что у бабки есть сын – какой-то Эйнштейн в очках и без понятий, короче, лох. Позвонили ему, набили стрелку. Но Эйнштейн пришел с адвокатом, который тоже был в очках, но не лох.

Бойцы сказали, что Менеджер – их пацан, он хороший. Ну погорячился, с кем не бывает. Давай, братан, поляну накроем, посидим.

Я вежливо поблагодарил за приглашение, сказал, что мы не голодны. Что дальше?

Вопрос застал бойцов врасплох, и они, типа, задумались. Во время затянувшейся паузы я спросил: а что, собственно говоря, сделал хороший Менеджер? Я просто забыл – дел, знаете ли, много. Цыганский табор на уши поставил? Банк взял? Роту спецназа разоружил? Что случилось, братаны, расскажите.

Нечего братанам было рассказывать о своем герое. Их на эту тему не инструктировали.

Вот когда будет о чем рассказать, приходите. О цене вопроса – позже.

Бедный Менеджер. Обложили его со всех сторон: менты и адвокаты денег требуют, посадить в тюрьму хотят, а он прячется на базе один на один со своей диареей. Даже запил с горя. Может, ему съездить к Мавре, извиниться, помочь материально?

Гнилой базар! Ну как нормальному пацану перед терпилой прогибаться? Это себя не уважать. Ей апельсины носили? Носили – не взяла. Эйнштейну по-хорошему предлагали разойтись? Предлагали – не захотел. А если по-хорошему не захотел, будет как обычно. Тем более что время отсрочки скоро кончится.

Пока Мавра лежала в больнице, Гоша принял командование ларьком и встал за прилавок.

И вот откуда ни возьмись возник перед прилавком лейтенант с протоколом. Проверка соблюдения правил торговли. Пока Гоша искал в папках документы, путаясь в накладных и сертификатах, лейтенант составлял протокол о том, что методом случайной выборки были взвешены батоны нарезные количеством три штуки, в результате чего была выявлена разница в весе от одного до четырех граммов по сравнению с требованиями соответствующих стандартов, влекущая наложение взыскания в виде штрафа согласно статье Кодекса об административных правонарушениях. Вот здесь, будьте любезны, распишитесь.

Ой! У Гоши вспотели очки, и он расписался сквозь туман.

Потом из тумана явилась ярко накрашенная тетя с претензиями о грубом нарушении санитарных правил. Прилавок поцарапан, халат грязный, микробы толпами бегают… Гоша снова расписался.

Вскоре директор рынка вызвал Гошу к себе и, глядя куда-то вбок, сообщил, что в связи с систематическим нарушением закона договор аренды места на рынке будет расторгнут. Вот официальное предупреждение. Гоша нагнулся перед директорским столом и расписался в третий раз.

– Они тебе все равно работать не дадут, – понизив голос, сообщил директор. – Так что для твоего же блага…

Распрямившись, Гоша тщательно протер очки. Туман рассеялся.

– Посмотрим, – ответил он.

По окончании десяти суток у районного прокурора на столе лежали наши жалобы на действия лейтенанта с яркой тетей и на бездействие органа предварительного расследования, не возбуждающего уголовное дело.

Хорошо, когда у прокурора тоже есть мама. Уголовное дело возбудили в тот же день, а творчество лейтенанта и тети признали незаконным.

Получив повестку, Менеджер выделил полулитровую банку адреналина, впал в ярость, но к следователю не пошел.

К утру хлебный ларек сгорел. Вроде бы бомжи там ночевали и курили. По заключению пожарной инспекции имело место неосторожное обращение с огнем. А Гоша теперь не имел места работы и источника дохода, но понял, что с огнем нужно обращаться осторожно.

Срок предварительного следствия по уголовному делу два месяца. За это время все свидетели были допрошены, экспертизы проведены, характеристики собраны, но вызвать Менеджера так и не удалось. Наш очередной поход к прокурору закончился выдачей санкции на арест Менеджера. Но санкция – это всего лишь бумажка с печатью.

На поручения следователя Сотрудник отвечал, что принятыми мерами розыска установить местонахождение злодея не представляется возможным. Исчез куда-то. Производство по делу было приостановлено в связи с розыском обвиняемого.

Мавра тем временем выписалась из больницы и уже сменила костыли на трость. Нос приобрел почти прежний цвет и конфигурацию. Можно сказать – положительная динамика. Вот только голова стала вся седая и болит по вечерам. Но это ведь пройдет.

Как ты думаешь, Гоша, это пройдет когда-нибудь? Или мир устроен так, что голова у нас будет болеть всегда, а у менеджеров никогда?

Как временами хочется справедливости, господа! Как хочется поймать за хвост эту синюю птицу! Как хочется без всяких правил взять с шахматной доски ферзя и ткнуть им в глаз противнику! Может быть, поэтому я и пишу все эти истории – бумага все стерпит.

А Гоша стерпит?

Он не знал, что ответить матери. Он сам еще недавно задавал ей такие вопросы, а она рассказывала ему сказки, в которых добро всегда побеждает зло. Теперь его очередь отвечать на вопросы.

Постепенно наши отношения с прокуратурой превратились в эпистолярный роман. Письма Мавры поступали к прокурору, прокурор спрашивал у милиции, как там идут дела, милиция отвечала прокурору, а он – Мавре. Царило полное взаимопонимание. Но Менеджера все равно не было.

Однако ни один роман не может длиться вечно. Наступила осень. Прокурору надоели однообразные жалобы, а нам – однообразные ответы.

И вдруг, когда страсть почти совсем угасла, появился Менеджер в белом фраке и с нимбом вокруг бритой головы. Исчезнувший фигурант писал прокурору, что полгода работал на Севере и вот, вернувшись на родину, узнал, что против него возбуждено уголовное дело, а он (о ужас!) находится в розыске из-за незначительного конфликта. Менеджер спешил разъяснить, что действительно как-то в апреле он подъезжал к своему дому и увидел, что въезд во двор перекрыт автомобилем с пожилой женщиной за рулем. Менеджер вежливо (а как же иначе!) предложил ей освободить проезд, но женщина стала выражаться в его адрес грубой нецензурной бранью, ударила его по голове гаечным ключом. От женщины был слышен запах алкоголя, поэтому, не желая связываться, Менеджер уехал со двора. Находившаяся с Менеджером молодая особа была свидетелем происшедшего. На следующий день Менеджер уехал по работе в другой город и уже там обращался за медицинской помощью (справка прилагается). Просит разобраться в возникшем недоразумении и надеется на справедливость.

Письмо поступило с личного приема, но принес его не Менеджер, а его московский адвокат.

Я не знаю, что еще приносил мой столичный коллега, но взгляд прокурора на ситуацию несколько изменился в сторону объективности. Прокурор даже произнес латинское выражение о том, что должна быть выслушана и другая сторона.

Кто ж спорит?! Мы учились на одном факультете, и я прекрасно понимаю прокурорскую латынь. Audiatur et altera pars – так, кажется? Да-да, именно так. Кстати, скорее всего будет принято решение об отмене санкции на арест, иначе обвиняемый никогда не явится. Мы ведь заинтересованы в скорейшем разрешении этого дела.

Какой базар, я и такую латынь понимаю. Это Гоша, математик, лох без понятий, не проходил в университете древний язык. Но мы же юристы, мы же понимаем…

Поврежденный голеностоп обычно ныл перед дождем. Мавра проснулась от боли, прошла на кухню. Было уже далеко за полночь, но Гоши дома не было. Как правило, он предупреждал, если задерживался, а сегодня ушел с утра и даже не позвонил. Мавра выпила таблетку, походила бесцельно по квартире, закрыла почему-то распахнутую дверцу антресолей и снова легла в постель.

За свою спортивную карьеру Менеджер редко проигрывал – разве что в самом начале. Выигранный поединок придает уверенности в себе и является основой для будущих побед.

Менеджер ехал домой, уверенный в себе и в правильности устройства этой жизни. Нет таких крепостей, которые не брали бы настоящие пацаны, и он снова на своем железном коне. На лице Менеджера появилось выражение типа гордости.

Машина неслась по ночной дороге, рассекая лучами фар сплошную стену дождя. Никто не знает о его приезде, даже особа. Это будет сюрприз.

Перед поворотом в родной двор Менеджер притормозил, потому что на въезде стояла другая машина. Ее фары, включенные на дальний свет, не мигая, уставились в лобовое стекло джипа и не давали возможности увидеть, что за ними находится.

Из-за светового занавеса на авансцену вышла странная фигура в плаще с капюшоном.

– Убери тачку, козел! – Тень от фигуры повисла над джипом.

Назвать его козлом, а джип – тачкой?! Выражение типа гордости сменилось обычным выражением лица. То ли усилившийся дождь, то ли нехорошее предчувствие заставило Менеджера на секунду задуматься перед тем, как выйти из машины. Но сценарий был уже написан, и мизансцены расставлены.

На подступах к городу гремела канонада, и небо на мгновение становилось белым. Внезапно гром раздался совсем близко, и вспышка молнии ослепила Менеджера. Потом наступила полная темнота.

Вы вообще ездили на джипе? Нет? И не надо. На нем поперек поля хорошо ездить, по бордюрам или на препятствия наезжать. А по обычным дорогам смысла нет: жрет много и скорости хорошей не разовьешь. Слишком дорогое удовольствие.

Утром Мавра проснулась от того, что через щель в шторах ей в глаза светил солнечный луч. Она отодвинула шторы и посмотрела в окно: небо после ночного дождя было пронзительно голубым. Начиналось бабье лето.

Впервые за последние полгода ничего не болело. Как все-таки самочувствие зависит от погоды.

Гоша мирно спал в своей комнате, и Мавра, стараясь не шуметь, пошла на кухню готовить завтрак. Остановилась перед зеркалом – очень даже ничего.