"Кэйе и Семнех-ке-рэ" - читать интересную книгу автора (Перепёлкин Юрий Яковлевич)

Глава вторая. Чьими были южная усадьба и северный дворец в Ах-йот?

Первые небольшие раскопки на южной окраине солнцепоклоннической столицы вел в 1896 г. М. Барсанти. Он откопал куски расписных полов, попавшие затем в Каирский и Берлинский музеи.[ 14 ] В 1907 г. на той же окраине производил на скорую руку разведку Л. Борхардт.[ 15 ] Сложилось мнение, что в этой местности расположены развалины какого-то дворца. Однако, когда в 1921—1922 гг. за последовательные раскопки принялся С. Л. Вулли, вместо дворца были вскрыты следы садов и остатки разбросанных по ним сравнительно небольших сооружений.[ 16 ] Кирпичные (сырцовые) стены сохранились плохо, каменные исчезли вовсе — преемники Амен-хотпа IV вывезли почти весь камень из покинутого города. Однако уцелевшие части сырцовой кладки, следы камней на извести оснований, черные наметки на ней будущих зданий, обломки каменных стен и столбов, куски росписей, впадины в почве, остатки оросительной сети и иных садовых устройств, отпечатки растений на дне бывшего водоема, кости животных — все это, вместе взятое, позволило со значительной полнотой и точностью восстановить облик великолепной усадьбы.

Название ее было «М'рв Йота», но что значило м'рв в этом сочетании — спорно, и мы будем именовать ее просто южной усадьбой. Хотя она была названа в честь солнца, сооружений храмового порядка в ней было немного. Она состояла из двух больших смежных садов с разбросанными по ним зданиями. Каждый сад был вытянут с запада на восток, каждый заключен и прямоугольную ограду с одной общей стеной между ними. Северный сад был много больше южного (200x100 м и 160х80 м).

Из средней части города, от главного дворца, сюда вела удобная для колесниц дорога, которая даже сейчас зовется у местного населения «царскою». Взорам того, кто приближался с севера к усадьбе, представала глухая кирпичная стена, расчлененная, да и то через значительные промежутки, однообразными отвесными выступами. Но из-за стены выглядывала пышная зелень деревьев. Миновав с запада северный сад с примкнутой к нему снаружи маленькой псарней, оказывались перед стеною южного сада, за которою высилось каменное преддверие. Сквозь дверь в стене вступали в просторную проходную палату, где потолок поддерживало 36 каменных столбов, а в двери по сторонам видны были боковые покои со столбами и без них. С яркого солнца попадали в прохладный полусвет, достаточный, чтобы рассмотреть окружающую резную отделку: изображения царского служения солнцу на столбах, шествий и приемки дани на стенах. Проходная палата выводила в самый сад, снова на жаркое солнце. Прямо впереди блестел средней величины пруд, а в глубине сада за деревьями таились два домика, один побольше, другой поменьше.

Чтобы попасть в северный сад, надо было, не доходя до пруда, свернуть на север. Впрочем, к калитке в стене, разделявшей оба сада, можно было пройти и с улицы — через ворота между преддверием и этой стеною. Очутившись в северном саду, видели по левую руку убегавшую вдаль прямую стену, за которой вдоль западной стены ограды тянулись службы, в том числе псарни и коровники (египтяне были любителями молока). По правую руку взорам открывался самый сад с огромным прудом посередине и разбросанными вокруг него сооружениями. Как первый сад, так и этот не совсем отвечали бы нашим представлениям о саде. Усадьба находилась на краю пустыни (строились по возможности не на плодородной, наносной почве), и потому деревья были посажены каждое в особую яму, наполненную землею и огражденную стенкою. Низенькие глиняные пересекающиеся перегородки делили почву на маленькие оросительные участки, в которых росли цветы и другие растения. Несмотря на свои большие размеры (120x60 м), пруд был неглубок (всего лишь в 1 м глубиною). По нему можно было плавать в плоскодонных лодках, но утонуть в нем было трудно. Его широкая голубая поверхность убегала далеко на восток, а с запада в воды пруда вдавался каменный мол. На конце его, посреди воды, возвышалась каменная постройка, покрытая резными изображениями, — роскошная пристань для лодок.

С северного берега в воды пруда гляделось кирпичное здание, похожее на небольшой дворец. В него входили с запада и, двигаясь по главной оси на восток, попадали сперва в покой с возвышением для царского кресла или царского изображения, с перекрытиями, покоившимися на столбах, затем в помещение, где столбы обступали внутренний садик, образуя вокруг него крытый ход, наконец, в чертог, в котором потолок подпирали 12 столбов. Вдоль этих трех помещений, выходя в них дверями, с юга и севера расположились другие помещения без столбов внутри: спальня, лестница в верхнее жилье, кладовые, в том числе винные.

Небольшие постройки имелись также на западном и южном берегах — на южном берегу с водоемом спереди, густо засаженным папирусом и лотосами. Но самые любопытные здания заполняли северо-восточный угол сада.

Здесь, вдалеке за прудом, за кущами деревьев, виднелись сооружения, невеликие по размерам, но богато убранные изразцами и вставками из дорогих горных пород. За восточным краем пруда посреди цветников бежала на север дорожка, подводившая прямо к воротам храма. Между двух башен вступали во двор, к которому справа примыкал собственно храм, и, пересекши двор в северном направлении, выходили через такие же ворота меж двух башен на мостик. Он был перекинут через широкий, полный водою ров, опоясывавший со всех сторон островок с тремя изящными зданиями. Вступив на остров, посетитель оказывался между двумя каменными «беседками», обращенными к нему своими богато отделанными полуоткрытыми лицевыми сторонами. Прямо впереди возвышался храмик, куда вела лестница в несколько ступеней. Стенки храмика между разукрашенными столбами, поддерживавшими кровлю, тоже не были доведены доверху. Снаружи храмик был покрыт, что сетью, резными изображениями из жизни на лоне природы: людей в ладье, зверей в тени деревьев и в зарослях, птиц в древесной листве. Внутри были вырезаны изображения царского служения солнцу, как, вероятно, и на «беседках».

Обогнув храмик, выходили ко второму мостику, ведшему через ров дальше на север. Теперь дорога шла среди моря цветов в самый северо-восточный конец сада к длинной постройке, тянувшейся вдоль северной стены. Внутри этого здания столбы, поддерживавшие потолок, стояли в один ряд, каждый на крохотном островке между перемежающимися водоемами, водоемы в виде огромных Т, повернутых в верхнем ряду отвесным концом вниз, а в нижнем — вверх, вклинивались отвесными концами ряд в ряд, образуя вместе строгий узор. Перила и пол вокруг водоемов и даже стенки перил над водою были сплошь расписаны изображениями цветов и иных растений.

Такова была эта великолепная усадьба, полная водных затей, утопавшая в зелени и цветах, украшенная храмиками, похожими на драгоценные безделушки. В название усадьбы входило имя солнца, но кто же на деле был ее хозяином?

Подписи, найденные на месте сооружений в ее северо-восточном углу, присваивают эти роскошные постройки старшей дочери Амен-хотпа IV и Нефр-эт — царевне Ми-йот (СА I: XXXII 2 = LVI М, XXXIII 2 = LVII 55 + 59, XXXIV 1 = LVI, LVI-LXI + 149-152). Здесь, по этим надписям, находилась «сень Рэ дочери царевой от утробы его, возлюбленной его, Ми-йот» (СА I: XXIV 1, 2, XXXIV 2 = LVI, LVI В, ср. LVII 66, 83). И эту царевну видим мы на обломках здешних изображений служащей с отцом лучезарному солнцу (СА I: XXXII 2, XXXIV 1, ср. LVII 53).

Однако такою мы видим ее впервые. Обычно на изображениях — а их ведь несчетное множество — Ми-йот не стоит непосредственно за отцом, когда тот служит солнцу. За царем следует царица, а за царицей — Ми-йот, всегда на третьем, а не на втором месте. Да и вообще с царем без царицы Ми-йот не изображена ни на одном памятнике. При этом на бесчисленных изображениях семьи Амен-хотпа IV царевна Ми-йот, хотя и старшая, представлена в виде небольшой девочки, а тут она взрослая женщина, сама сопровождаемая маленькой царевной! А такое титло, как на этих изображениях и в некоторых других усадебных надписях, Ми-йот совсем не свойственно. Бросается в глаза отсутствие ссылки на мать, как бы в соответствии с отсутствием Нефр-эт на самих изображениях, и введение в титло царевны имени отца вопреки принятому обыкновению.

Обычное титло царевны было таким: «Дочь царева, от утробы его, возлюбленная его, Ми-йот, рожденная женою царевой великой, возлюбленной его, владычицей обеих земель Нефр-нефре-йот Нефр-эт — жива она вечно вековечно!» А в занимающих нас сейчас усадебных надписях титло царевны выглядит совсем иначе: «Дочь царева Ми-йот царя (и) государя, живущего правдою, Нефр-шепр-рэ Ва-н-рэ, (кому) дано жить вечно», а то еще титлу царевны предпосылается титло родителя: «Властитель добрый, единственный для Рэ (разночтение: Властитель добрый, возлюбленный Йота) царь (и) государь, живущий правдою, владыка обеих земель Нефр-шепр-рэ Ва-н-рэ, (кому) дано жить вечно — — — Дочь царева (разночтение: Дочь царева от утробы его, также с добавлением: возлюбленная его) Ми-йот».

Б. Ганну принадлежит заслуга опознания вторичности этих странных титл.[ 17 ] Нынешние надписи стоят на месте другого титла, середину которого сохранили, а начало и конец изгладили. В только что приведенных переводах подчеркнуты слова, вставленные вместо изглаженных, не подчеркнуты слова, сохраненные от первоначального титла. В одних случаях нетронутая средняя его часть, т. е. звания и имя Амен-хотпа IV, которых, очевидно, предпочитали не касаться, была использована — надо сказать, довольно неуклюже — для объявления царевны Ми-йот его дочерью. В других случаях та же средняя часть служит продолжением титла царя, предпосланного титлу Ми-йот. Но и в тех и в других случаях личные звания и имя царевны, приходящиеся то на начало и конец, то только на конец изглаженного титла, представляют позднейшие вставки. Б. Ганн подметил также, что на нескольких изображениях голова особы, выдаваемой за царевну Ми-йот, была удлинена на затылке, чтобы походить на головы дочерей Нефр-эт (СА I: XXXII 2 = LVI 271 J, M + 154, СА I: XXXIV 1 = LVI 273 obv. + 154 = ТЗГ: 70 = ZZR: между 128 и 129; ср. СА I: 154, XXXIV 2, затем СА I: 151, XXXV 8, 11).

Итак, первоначально храмы в южной усадьбе были не царевны Ми-йот. Да и не одни храмы. Сходные переделки наблюдаются на молу, вдававшемся в большой пруд (СА I: LVIII 128, LX 121, 124, 126 + 154), и на обломке плиты, найденном в преддверии (СА I: XXXV 9).

Но чьею же тогда была усадьба до присвоения ее царевной?

Ответ напрашивался сам собой: царицы Нефр-эт. Ее имя было найдено в преддверии усадьбы (СА I: XXXII 1, XXXIV 5 + 151). В том же преддверии она была изображена на столбе с залепленным впоследствии венцом и частично изглаженным титлом, в котором, однако, имя «Нефр-эт» читается совершенно отчетливо (СА I: XXXIV 4 + 151). Кроме того, сквозь позднейшие вставки в других — переделанных — надписях Б. Ганн прочел слова «вечно (?) вековечно» (СА I: 153 + LVII 59 + LIX 40) и два знака нфр один над другим (СА I: 153 + LVI 271 J). Слова могли быть от заключительного многолетия титла царицы («жива она вечно вековечно!» — см. § 82), знаки — из самого ее имени «Нефр-нефре-йот Нефр-эт». В нем при отвесном написании два знака нфр действительно находятся друг над другом. Б. Ганн[ 18 ] тщательно собрал и сопоставил остатки первоначальных письмен в переделанных титлах и восстановил первоначальное титло в следующем виде (курсивом переданы места, которые при переделке изглаживались):

«Жена — — — большая царя (и) государя, живущего правдою, владыки обеих земель Нефр-шепр-рэ Ва-н-рэ, [(такого-то — уцелел один определенный член п')] — — — Нефр-нефре-йот Нефр-эт — жива она вечно вековечно!»

А затем, не достаточно ли взглянуть на переименованные изображения, чтобы признать Нефр-эт первоначальной хозяйкой усадьбы? Взрослая женщина, служащая вместе с царем лучистому солнцу, может ли быть кем иным, как царицей Нефр-эт? Кто, как не она, изображена столько раз служащею с царем его солнцу, т. е. именно так, как на этих изображениях?

Всего только раз ее в подобном случае замещает мать царя, вдовствующая царица Тэйе, да и то лишь на собственной надгробной сени (TQT: XXXII). Где еще взрослая женщина служит вместе с царем лучезарному солнцу? Но тогда взрослая особа, служащая на усадебных изображениях совместно с царем его солнцу, как и в других бесчисленных случаях, не кто иная, как царица Нефр-эт, переименованная здесь очень нескладно в собственную дочь. А этой последнею была бы первоначально та маленькая царевна, что стоит за царем и его взрослой спутницей.

Но не означает ли это, что глубоко и нежно любимая супруга и друг царя-солнцепоклонника, вознесенная им на такую высоту, на которую ни один фараон не возносил свою царицу, под конец впала в полную немилость? Не значит ли это, что у Нефр-эт отобрали ее место почитания солнца, ее роскошную усадьбу и передали старшей дочери, в чьи изображения переделали изображения матери, чьими званием и именем заменили материнские, не присовокупив даже принятую ссылку на родительницу? И как ученый, так и неученый мир уверовали в печальную судьбу царицы, как ни поразителен, как ни неожидан был такой ее конец. Ведь до тех пор никто из ученых не наблюдал и следа нерасположения к царице со стороны солнцепоклонников. Если ее имя или изображение бывали разбиты на каких-нибудь памятниках, то это было делом рук приверженцев старины, которые, возобладав, преследовали память ненавистной царской четы, Однако после открытий в южной усадьбе Б. Ганн нашел еще один памятник, как будто бы подтверждавший преследование царицы самими солнцепоклонниками.[ 19 ] На подножии изваяния царевны Ми-йот, давно хранившемся в Британском музее (TRSLUK I: II = PSBA XV: 209-211 = ТТА: 159 CLXXIII = HTES VIII: 27-28 = XXIV), имена царя, по крайней мере второе, не были намеренно повреждены, имя же царицы в обоих местах, где оно стояло на подножии, было изглажено, один раз более, другой раз менее основательно. Восемь лет спустя, в 1931 г., Ф. Л. Гриффит добавил к этому свидетельству еще одно: кусок подножия, только что найденный в солнцепоклоннической столице, на этот раз от изваяния третьей дочери Амен-хотпа IV и Нефр-эт — царевны Анхес-эм-п-йот. Здесь тоже оба раза имя царицы было сознательно разрушено; изглажено было даже выражение «рожденная (такою-то)» после имени царевны (JEA XVII: XXVII 4-5).

И все-таки, так ли уж убедительны доводы в пользу того, что под конец царствования своего мужа Нефр-эт подверглась преследованию? Главным и основным доводом служила и служит замена в южной усадьбе титла ее первоначальной владелицы титлами царя и его старшей дочери. Но раньше, чем нам заняться вплотную этими заменами, разберем второстепенные, добавочные доводы — рассмотрим три памятника, на которых имя Нефр-эт было разрушено как будто бы самими солнцепоклонниками без замены другим именем.

На обломке столба из преддверия южной усадьбы высокое двойное перо, венчавшее врезанное в камень изображение царицы, замазали, а ее титло, по-видимому, хотели стереть, но не довели дела до конца, так что имя «Нефр-эт» видно отчетливо (СА I: XXXIV 4 + 151). Однако переделке подвергся и венец на голове фараона, а двойное перо на голове царицы могли залепить просто потому, что при поздних солнечных кольцах Нефр-эт, судя по изображениям, охладела к этому головному убору, очень редко в нем показывалась (см. § 80), хотя прежде носила его довольно часто (см. § 77, 80; само усадебное изображение времени примерно III солнечного титла — см. § 36 — ввиду написания корня мрй знаком протока — см. § 104 — при уже сложном имени у царицы — см. § 78). Далее, за пропажею сопроводительной надписи к изображению фараона неизвестно, не были ли потерты и его имена. Может быть, обе надписи оказались бы полустертыми вовсе не по злому умыслу, а по естественным причинам. Титло царевны Ми-йот не тронули. Если ее изображение, ныне отсутствующее, тоже не было изглажено, то изображенная впереди взрослая женщина, что бы с ней ни проделали, оставалась бы матерью царевны — царицей Нефр-эт.

Не более доказателен и кусок подножия от изваяния царевны Анхес-эм-п-йот из Ax-йот, на котором имя царицы было разрушено дважды (JEA XVII: XXVII 4-5). Титло царя на обломке не сохранилось, и потому мы не знаем, не были ли разбиты и его имена. Во всяком случае, середину имени царевны Анхес-эм-п-йот ухитрились изгладить, хотя победившие враги имен царевен вообще не трогали.

Остается третий памятник — подножие изваяния царевны Ми-йот (TRSLUK I: II = PSBA XV: 209-211 = TTA: 159 CLXXIII = HTES VIII: 27-28 = XXIV). Имя царицы, бесспорно, изглажено, один раз более, другой раз менее основательно. Считается, что имен царя «Нефр-шепр-рэ Ва-н-рэ» и «Эх-не-йот» не изглаживали. Это легко допустить для второго имени, где поврежден один средний знак, но в первом имени так или иначе повреждены все знаки, кроме двух кружков солнца (рэ), несмотря на то, что ободок вокруг имени в целости и сохранности. Нечто подобное замечается на некоторых других памятниках: кружка солнца в ненавистном имени не трогают, а остальное содержимое ободка разрушают. Бывает также, что разбито первое имя, а второе имя — «Эх-не-йот» — сохранено. Это наблюдается, например, не менее двух раз на плите из города Она (SNE I: LXV = 214).

Но пускай ни одно из имен Амен-хотпа IV на подножии преднамеренно не повреждено, а имя царицы дважды намеренно изглажено. Значение памятника как доказательства вражды царя к царице от этого ничуть не возрастает. Откуда происходит данное подножие? Как место почитания солнца в конце его титла на подножии названа «сень Рэ» царевны Ми-йот «в доме ликования Йота в доме Йота в Ax-йот». Сохранилось немало надписей из этого «дома ликования Йота в доме йота в Ax-йот», составлявшего часть той необъятно большой совокупности храмовых и дворцовых зданий, что были расположены в самом сердце солнцепоклоннической столицы. В числе надписанных памятников из этого самого «дома ликования» имеется увесистый черный камень, кусок перил, отделанный по верху, спереди и сзади. Вверху читаются имена солнца, царя и царицы, спереди и сзади царь, царица и царевна Ми-йот представлены служащими солнцу. Вверху камня (MDIAeA III: 35, ARH: I 137-III E + 23 + 25) ни солнечные кольца, ни имена царя не изглажены. Изглажено, по меньшей мере в одном из двух случаев, имя царицы. Однако с одной стороны перил (MDIAeA III: против 36 = ARH: II 137-III В) дважды изглажено солнечное имя, но ни разу не тронуты ни имена царя, ни имя царицы, хотя она поименована трижды! С другой стороны перил (MDIAeA III: против 37 = ARH: I 137-III D) солнечное имя опять повторно изглажено, изглажено также имя царя и в двух случаях имя царицы. Третье ее имя нетронуто. После этого стоит ли громоздить построения на таком непрочном основании, как данное подножие?

Итак, единодушному свидетельству памятников о дружбе царя и царицы также в пору поздних солнечных колец, более того, под самый конец царствования, после рождения пятой и шестой царевен (ЕАII: XXXIII = XXXIV, XXXVII = XXXVIII; JEA VII: II = ИДЕг: 369 = FAAe: LVIII, см. § 95, 96), противостоит по-настоящему только переименование в южной усадьбе ее первоначальной владелицы в царевну Ми-йот. Но только действительно ли это настоящий довод, действительно ли царицу Нефр-эт переименовывали в ее дочь в южной усадьбе?

Б. Ганн вычитал из остатков первоначальных написаний звание «жена — — — большая», конец многолетия царицы «вечно (?) вековечно» и два знака нфр, стоявших один над другим, как в имени «Нефр-нефре-йот Нефр-эт» при отвесном его начертании. Да, слова «жена большая» в начале изглаженного титла читаются достаточно отчетливо (СА I: 153), но основания для восстановления в нем имени царицы ненадежны. В сочетании с последующими непеределанными, следовательно, тоже изначальными званиями и именем Амен-хотпа IV слова «жена — — — большая» доказывают, что хозяйкою усадьбы до передачи ее царевне Ми-йот была жена фараона. Однако сам Б. Ганн засвидетельствовал, что подобного титла у Нефр-эт ему нигде больше отыскать не удалось. Действительно, она всегда «жена царева», обычно с добавлением «великая», редко «большая», и титло ее мужа никогда не включено в ее титло, например: «Жена царева великая, возлюбленная его, владычица обеих земель Нефр-нефре-йот Нефр-эт — жива она вечно вековечно!», но никак не «жена — — — большая царя (и) государя, живущего правдою, владыки обеих земель Нефр-шепр-рэ Ва-н-рэ — — —». Единственное сколько-нибудь сходное словосочетание, которое мог привести Б. Ганн, — это: «жена царева великая Единственного для Рэ» (ЕА V: XIII).[ 20 ] Но это словосочетание не титло царицы, а всего лишь случайное ее обозначение, один только раз встреченное в Ax-йот на одной вельможеской гробнице (гробница № 18). Равным образом не титло фараона наименование «Единственный для Рэ», употребленное вдобавок с определенным членом как обиходное обозначение царя-солнцепоклонника. Еще существеннее то, что в приведенном Б. Ганном словосочетании царица, как обычно, «жена царева», а не просто «жена» такого-то. Правда, что следовало за словом «жена» в усадьбе, оставалось неясным, однако, стой тут «жена царева», слово «царь» из почтения было бы выписано первым, чего на деле как раз и нет. Что касается слова «веко[веч]но», похожего на остаток многолетия царицы, то это слово сохранилось отдельно от предполагаемого остатка ее имени, в других надписях (СА I: LVII 59, LIX 40), где затем следует по пробелу, которому не место в конце титла царицы (слово это из многолетия царя в составе титла усадебной предшественницы Ми-йот, «который будет жив вековечно вечно», см. ниже). Предположительные же следы имени царицы сводятся к двум стоящим один над другим знакам, которые могли бы сойти за два знака нфр (СА I: 153), но, очевидно, настолько нечетки, что были сперва приняты за два знака льняного жгута — два знака для сильного хъ (СА I: LVI 271 J + 153 (2)). Точного воспроизведения этих письмен не было издано, и потому трудно судить о степени их сохранности. Несомненно только, что она не безупречна, раз оба эти знака сначала были прочтены и переданы совсем иначе, чем потом.

Не меньшее недоумение, нежели титло прежней хозяйки усадьбы, вызывают самые изображения этой особы. Если она царица Нефр-эт, то как же она повсюду без налобного царского знака — без украшения в виде змеи-аспида на лбу? Притом подряд на нескольких изображениях из одного и того же места (СА I: XXXII 2 = LVI 271 J, М, XXXIV 1 = LVI 273 = ТЗГ: 70 = ZZR: между 128 и 129)! Изображений Нефр-эт с царской змеею сохранилось великое множество, и я не могу назвать ни одного бесспорного случая изображения царицы без нее (JEA XIX: XV 2 = CA III: LIX 2 всего лишь набросок на куске известняка, и если нет змеи на венце спереди, то сбоку на нем их целых две). Конечно, жена царя, служащая вместе с ним солнцу, на бесчисленных изображениях неизменно царица Нефр-эт, но почему тогда здесь в усадьбе она без налобного аспида?

В главном дворце солнцепоклоннической столицы в разных его местах были откопаны известковые прописи — известковые слепки с частями надписей — именами и званиями солнца, царя, царицы (СА III: 46, 60, 72, 74, LXXI 7). Больше всего таких слепков нашлось на южном дворе дворца; под этим двором были обнаружены остатки снесенных впоследствии жилищ, должно быть, строительных рабочих. Новая столица строилась на пустом месте, и с поразительной быстротой. Быстрота была тем удивительней, что помимо многоразличных кирпичных зданий, где камень находил лишь ограниченное применение, воздвигались огромные каменные сооружения посреди столицы в честь солнца и царя, а за городом в скалах высекались обширные гробницы для царской семьи и вельмож. Для отделки сооружений изображениями и надписями нужны были бесчисленные умелые руки. Грамотных людей явно не хватало, приходилось привлекать и необученных. В помощь таким работникам и давали прописи — известковые слепки с кусками особенно частых надписей, сделанные с образцов, выполненных опытными или просто грамотными мастерами.[ 21 ] Если такие прописи нашлись в главном дворце, то почему бы им не оказаться и в южной усадьбе? С помощью тех из них, по которым были выполнены надписи, впоследствии переделанные, можно было б определить, кто был хозяйкой усадьбы до царевны Ми-йот.

В самой усадьбе прописей не оказалось. Но за южной стеной ограды между нею и кучею мусора они нашлись. Их выбросили туда, когда надобность в них миновала. Вместе с прописями для имен царя и его солнца лежали слепки с точно такими же словосочетаниями, как в переделанных надписях усадьбы. Правда, тут была только часть прописей для нескольких надписей одинакового содержания, но, к счастью, куски титла взаимно дополняются, частично даже перекрываются: слово, которое стоит в конце одного слепка, оказывается в начале другого (СА I: XXXII 3 = ТЗГ: 79 = ZZR: против 129). Так постепенно восстанавливается целое титло, и восстанавливается почти без изъяна:

«Жена-любим — — —»

«— — — живущ[его] правдою, Нефр-шепр-рэ Ва-н-рэ»

«— — — [доб]р[ого] Йота»

«Й[ота] живо[го], который буд[ет]»

«будет жив [вековечн]о»

«[бу]д[ет] жив вековечно вечно, Кэйе»

«вековечно вечно, Кэйе».

Пробел в начале третьего куска, несомненно, заключал в себе слово «отрок» (шрй) в смысле «сын», так как второй кусок после имени царя содержит еще определенный член мужского рода (n’), предшествовавший слову «отрок»; низы знаков вверху третьего куска вполне подходят к слову «добрый» (нфр). Пробел между первым и вторым кусками легко заполнить с помощью вычитанного Б. Ганном в начале титла слова «большая» и непеределанной части титла, именно ее первых слов «царя (и) государя».

Получаем почти что полное титло, включающее в себя само имя загадочной женщины:

«Жена-любим — — — большая царя (и) государя, живущего правдою, Нефр-шепр-рэ Ва-н-рэ, [отрока доб]р[ого] Йота живого, который будет жив вековечно вечно, Кэйе».

Теперь, когда мы знаем, что именно изглаживали в усадьбе, достаточно всмотреться в изглаженные места надписей, чтобы распознать проступающие то тут, то там полустертые остатки первоначального титла, как предваряющие, так и сопровождающие его нетронутую среднюю часть и то прочтенные, то не прочтенные Б. Ганном.

«Жена — — — царя (и) государя, живущего правдою, Нефр-шепр-рэ Ва-н-рэ» (СА I: XXXII 2 = LVI 271 J).

«Жена — — — царя (и) государя, живущего правдою, владыки обеих земель Нефр-шепр-рэ Ва-н-рэ» (СА I: XXXIV 1 = LVI 273 obv. = ТЗГ: 70 = ZZR: между 128 и 129, СА I: XXXIV 2 = LVI 273 rev. с «Нефр-шепр-[рэ]»).

«[Жен]а — — — живущ[его] правдою» (СА I: LVII 64).

«Жена — — — царя (и) государя, живущего правдою, Нефр-шепр-рэ Ва-н-рэ, [от]рока» (СА I: LVI 271 В).

«Жена — — — большая царя (и) государя, живущего правдою, владыки обеих земель Нефр-шепр-рэ Ва-н-рэ — — — б[удет] — — — веко[веч]но» (СА I: XXXIII 2 = LVII 55 + 59).

«большая (?) царя (и) государя» (СА I: LX 124, ср. LXI 6*).

«[Нефр-шеп]р-[рэ] Ва-н-рэ, от[рока]» (СА I: LIX 45*).

«[Нефр-шепр-рэ В]а[н-рэ], [о]тро[ка](?)» (СА I: LXI 41*).

«[Нефр-шеп]р-[рэ] Ва-н-[рэ], п’ (определенный член от слова «отрок») — — — [которы]й — — — [ве]ко[ве]ч[но]» (СА I: LIX 40).

«Йота [живого], который [буде]т жив [вековеч]но» (СА I: LX 104).

«[векове]ч[но] (?)» (СА I: LIX 41).

«[Кэй]е» (СА I: XXXV 9).

(В сводку не включены те случаи, когда от первоначального титла уцелела одна средняя часть, не подлежавшая вообще уничтожению.)

Восстановленное титло прежней владелицы усадьбы тождественно с тем, что стоит на двух небольших сосудах, изданных X. В. Фэермэном в 1961 г. (JEA XLVII: 29, 30). На них титло значится в полной сохранности:

«Жена-любимец (мртй — так на обоих сосудах) большая царя (и) государя, живущего правдою, владыки обеих земель (на одном сосуде звание „владыка обеих земель" опущено) Нефр-шепр-рэ Ва-н-рэ, отрока доброго Йота живого (на одном сосуде ошибочно „Йота живого, живого"), который будет жив вековечно вечно, Кэйе».

Итак, то самое титло, которое переделывали в южной усадьбе, и те изображения царственной женщины, что были им некогда надписаны, принадлежали первоначально не царице Нефр-эт, а Кэйе. У одной только Кэйе было такое необыкновенное титло. У царевны Ми-йот подобное титло появлялось только тогда, когда на ее имя переделывали титло Кэйе. А эта последняя для нас теперь уже не какая-то безвестная наложница фараона, засвидетельствованная всего-навсего надписями на двух ничтожных сосудах, но хозяйка великолепной усадьбы с роскошными храмиками солнца ее, Кэйе, имени (в названии этого места почитания, «сени Рэ», имя Кэйе было заменено именем царевны Ми-йот, СА I: XXXII 2 = LVI 271 В, XXXIV 1-2 = LVI 273 = ТЗГ: 70 = ZZR: между 128 и 129), где она изображена служащею солнцу вместе с царем на правах прямо-таки царицы. Правда, налобной царской змеи она не носит, ее имя не вписывают в кольцо, и лучистое солнце не протягивает ей знака жизни, как царице Нефр-эт. И тем не менее пожелание «жива она!», свойственное титлам цариц, начинает, возможно, сопровождать ее имя, только еще очень, очень редко (СА I: LIX 43).

Так что же осталось от пресловутого гонения на Нефр-эт, ставшего общим местом в статьях и книгах о солнцепоклонническом времени? Основой основ для таких построений служила замена на усадебных изображениях и в усадебных надписях царицы Нефр-эт ее дочерью Ми-йот. После того как выяснилось, что царевна заменила собой не мать, а Кэйе, от этой основы ничего не осталось. Вместе с тем исчезла и надобность ломать себе голову над непонятной странностью, почему Нефр-эт преследовали в усадьбе, а в прочих местах (на пограничных плитах столицы, на храмовых, дворцовых, гробничных стенах) солнцепоклонники ни титла, ни изображений царицы не разрушали и не видоизменяли.

* * *

В 1920-х годах под руководством английских ученых в северной части солнцепоклоннической столицы был откопан так называемый северный дворец (JEA Х: 294-298, XXVIII-XXXI, JEA XII: 4-9, II-V, JEA XIII: 218, LIV). Сам по себе довольно внушительный (142 x 112 м), он должен был казаться совсем небольшим по сравнению с главным дворцом в средней части города (тот дворец имел в длину около 700 м, СА III: 33). Да и сооружен был северный дворец из кирпича-сырца, если не считать известняковых столбов, косяков и т. п., в то время как главный дворец в основной своей части был из белого камня.

Северный дворец был обнесен толстой прямоугольной стеною. Посередине западной стороны, обращенной к реке, находились величественные ворота. За ними с запада на восток по главной оси здания следовали друг за другом два больших двора и дом фараона. Середину дома занимали три последовательно убывавшие по величине приемные; в задней, самой меньшей, стоял престол. По бокам приемных, с севера и юга, лежало по нескольку помещений, в том числе опочивальня, умывальная, винные кладовые, пиршественные (?) чертоги.

По сторонам каждой из трех частей дворца, расположенных по главной оси здания, т. е. двух дворов и царского дома, лежало по особому сооружению.

С северной стороны на первый двор выходила своими внушительными воротами любопытная постройка. Посреди ее под открытым небом стоял на возвышении храмик, к которому с запада и востока было обращено своими входами по девяти одинаковых смежных помещений, каждый раз с общей лестницей, ведшей на кровлю. Внутри эти смежные помещения были украшены живописью, а на каменных наличниках дверей были вырезаны надписи. С южной стороны на первый двор выходило сложное и вместе с тем очень соразмерное сооружение, назначение которого совершенно неясно.

Ко второму двору, с большим водоемом (?) посередине, обсаженному кустами или деревьями, примыкал с севера обширный зверинец, в котором содержались различные животные (быки, козероги, антилопы), а с юга — замкнутый участок с жилыми постройками.

К северной стене царского дома было пристроено примечательное здание: садик, окруженный водою и обнесенный с трех сторон крытым ходом на каменных столбах со множеством расположенных позади помещений, выходивших в большинстве случаев своими дверями в крытый ход. По остаткам стенописи, изображавшей всевозможных птиц, не без основания полагают, что здание служило птичником. С юга царский дом переходил незаметно в постройку неясного назначения, завершавшуюся большим покоем с сорока пятью расписными кирпичными столбами.

Северный дворец с его водными затеями, зверинцем и птичником производил на исследователей впечатление увеселительного царского дворца. В этом смысле у него есть что-то общее с царской усадьбою на юге города. Оба сооружения явно отличны от величавых и строгих дворцовых зданий в средней части столицы.

Но северный дворец роднит с южной усадьбой еще одна важная особенность. В сооружении, расположенном с северной стороны первого двора, в одном из девяти помещений западнее храмика был обнаружен на своем исконном месте низ каменного дверного косяка с вырезанной на нем надписью: «— — — дочь царева Ми-йот — жива она!» (JEA Х: XXIII 3). Довольно беглого взгляда на снимок, чтобы заметить несоответствие между крупно написанными званием и именем царевны и более мелким многолетием «жива она!». Но странно и самое титло царевны. Вместо привычного «дочь царева, от утробы его, возлюбленная его, Ми-йот, рожденная женою царевой великою, возлюбленною его, владычицей обеих земель Нефр-нефре-йот Нефр-эт — жива она вечно вековечно!» читается всего лишь: «дочь царева Ми-йот», но зато с многолетием, которое отнюдь не было свойственно царевнам! Тут явно что-то не в порядке. И действительно, мы узнаем, что обломок дверного косяка надписан именем Ми-йот поверх чего-то изглаженного и что это было проделано по всему зданию (JEA XII: 4). К сожалению, прочие случаи не были изданы.

Но кто же та женщина, чье имя изглажено и заменено именем Ми-йот? Она — жена царя, а не царевна, поскольку царевнам не подобало многолетие. Однако она не царица Нефр-эт, так как той задолго до отделки северного дворца — а его отделывали при поздних солнечных кольцах (JEA Х: 298) — было присвоено пространное многолетие: «жива она вечно вековечно!» (§ 82). Тогда кто же эта особа?

Как в северном дворце, так и в южной усадьбе звание и имя царевны Ми-йот вставлены в чужое титло, в титло некой женщины, чье имя было изглажено. Но этим сходство не ограничивается. В конце переделанных титл в усадьбе бывает такое же краткое и необычное сочетание «дочь царева Ми-йот» (см. выше). Краткость титла Ми-йот в усадьбе и в северном дворце объясняется одной и той же причиной: в предшествующей части надписи сохраняли при переделке что-то от прежнего состава титла. Во дворце пустое место, образовавшееся после уничтожения имени, было ограничено еще и снизу оставленным там исконным многолетием. Мы хорошо знаем, чье имя значилось первоначально в усадьбе и что там не смели трогать в предшествующей части надписи. Невозможно сомневаться в том, что и в северном дворце изглаженное имя было «Кэйе», а над подлежавшей переделке частью надписи было имя царя. Иными словами, можно спокойно восстановить на дворцовом косяке знакомое титло: «Жена... царя и государя... Нефр-шепр-рэ Ва-н-рэ... Кэйе» с добавлением многолетия «жива она!».[ 22 ] Возможно или даже наверное, ее титло здесь было несколько укорочено, ср., например, ChE XLIX: 26-27 (за кольцом царя сразу «Кэйе»!).[ 23 ]

Но если сооружение, расположенное сразу налево от главного входа, так сказать, на самом видном месте, было домашним святилищем Кэйе, то не была ли она хозяйкою северного дворца в целом? Или точнее: не был ли северный дворец местом совместного пребывания Амен-хотпа IV и Кэйе, поскольку крошечный дворец у большого пруда в южной усадьбе вряд ли годился для чего иного, как для кратковременных посещений?

Веселый дворец на севере, веселая усадьба на юге — и то и другое связано с именем Кэйе, подобно тому как главный дворец царя возле главного храма солнца связан с царицей Нефр-эт. Не вносит ли это дополнительную черточку в образ любимицы Амен-хотпа IV?

По времени молельня Кэйе в северном дворце должна была быть близка к усадебной молельне — «сени Рэ» имени Кэйе. Обе молельни отделывались одинаково при поздних солнечных кольцах (СА I: XXXII 2 = LVI 271, XXXIV 1 = LVI 273 [= ТЗГ: 70 = ZZR: между 128 и 129], XXXIV 2 = LVI, JEA Х: 298), но, возможно, южная была отделана несколько раньше, чем северная. В усадебных надписях многолетие «жива она» после изглаженного имени Кэйе засвидетельствовано самое большее один раз (СА I: LIX 43). В северном же дворце оно было не только в изданной надписи, но, возможно, и в других, однородных с ней. В таком случае ко времени отделки северной молельни положение Кэйе стало более царственным по сравнению со временем отделки усадьбы.

* * *

Итак, Кэйе стала хозяйкою дворца на севере и роскошной усадьбы на юге столицы. Скорописные производственные пометки на сосудах с припасами позволяют думать, что у побочной жены фараона было и свое обширное хозяйство.

Пометку СА II: LVIII 16 можно вполне надежно восполнить так: «[Год царствования 1]6. Вино дома честной (т' шпст) из (н) [(такого-то места)]. [Начальник] поливного хозяйства Ра-мосе». Что год царствования 16-й, а не 6-й, доказывает звание заведующего винодельческими угодьями: он начальник не «сада» (к'м), а «поливного хозяйства» (бсхъ), согласно обыкновению, утвердившемуся с 13-го года царствования[ 24 ] (см. § 113). Местом происхождения вина в солнцепоклоннических производственных пометках в подавляющем большинстве случаев оказывается «поток западный» (ТЕА: XXII-XXV, СА I: LXIII-LXIV, СА II: LVIII, СА III: LXXXV-ХС), так что виноградники «честной» были, по всей вероятности, в западной части Нижнего Египта.

Пометку TEA: XXV 95, где решающее место, к несчастью, недостаточно хорошо сохранилось, хотелось бы, с большой, правда, долей неуверенности, прочесть так: «Год царствования 11. Вино дома честной (?) Кэй[е](?) — — — (?) Начальник сада Хсй». От имени «честной» (?) уцелело два знака: первый — несомненное к, второй же знак ничто не препятствует читать как й (две черточки).

С большой долей неуверенности читается и пометка TEA: XXV 98, тоже несколько поврежденная в самом существенном месте: «зрмт (род напитка) добр(ый) жены царевой Кэйе (?)». Буква к — знак корзинки с ручкой — написана совсем иначе, чем в предыдущей пометке: там ручка корзины вытянута продольно, а здесь она отвесно, пожалуй, слишком отвесно опущена вниз. И тем не менее, право, не знаю, чем помимо к мог бы быть этот знак. Более чем странно, что под корзинкой не видно двух черточек й, неизменно выписывавшихся в имени Кэйе. Чтение следующих двух знаков как метелки тростника й и белоголового коршуна ’ не представляет затруднений. Последний из сохранившихся знаков может вполне быть определителем женщины, мелко и бегло написанным (без отличительной точки вверху сзади?).

То, что в первой пометке слову «честная» предпослан определенный член женского рода, указывает на то, что имеется в виду определенная «честная», единственная в своем роде, имени которой нет надобности называть, поскольку понятно, о ком идет речь. Ср. также словоупотребление в производственных пометках из солнцепоклоннической столицы применительно к «жене царевой»: «мясозаготовочная ('хйт) жены царевой — жива она!» (СА III: XCIV 245), «жены царевой — жива она!» (СА III: XCIV 246), «мясозаготовочная — — — жены царевой» (СА III: 171 (2)), «Сень Рэ — жив, цел, здоров! — жены царевой — жива она! — на юге» (СА III: 201), где словосочетанию «жена царева» тоже предпослан определенный член женского рода т'. Без определенного члена сочетание «жена царева» обходится в наименовании хозяйства царицы «дом жены царевой» (TEA: XXIV 90, СА I: LXIII G,K), но это древнее, плотно сросшееся обозначение, куда новоегипетскому т' нельзя было проскользнуть.

В пометке TEA: XXV 98 предположительная Кэйе названа не «честною», а «женою царевой». То же звание приложено к ней в пометке, частично изданной СА III: 201: «Сень Рэ — жив, цел, здоров! — жены царевой — жива она! — на юге», если вместе с издателем отождествлять эту «сень Рэ» с «сенью Рэ» в южной усадьбе.[ 25 ] Что Кэйе величали не только «женою-любимцем большою» фараона, но также, когда хотели быть краткими, «женою царевой», доказывает усадебная надпись СА I: XXXIV = LVI 273 rev. Здесь после слов «сень Рэ» частично уцелело от первоначальной надписи звание прежней хозяйки усадьбы: «Сень Рэ жены царевой [Кэйе] в М'рв Йтн (т. е. в южной усадьбе) в Ax-йот».[ 26 ]

Когда в солнцепоклоннических скорописных пометках звание «жена царева» употреблено без последующего имени, составляя тем самым без него все обозначение царицы, слова «жена царева» пишутся неизменно в кольце: ТЕА: XXII 11, XXIV 90, СА I: LXIII G, К, СА III: LXXXVI 33, XCII 208, XCIII 218, XCIV 245, 246, 247, 171 (2), 201. Имя царицы «Нефр-нефре-йот Нефр-(эт)» пишется тоже в кольце в этих пометках: СА I: LXIII 1, LXIV 1, 2 (= ТТА: 180 CCXVIII А), СА III: LXXXV 28, 29, 30 («Нефр-эт» выписано сполна); также в кольце пишется имя вдовствующей царицы-матери Тэйе: ТЕА: XXII 14. А вот в пометке TEA: XXV 98 без кольца не только звание «жена царева», что было б вполне естественным ввиду после дующего имени, но и это последнее — предполагаемое имя «Кэйе» — оставлены без кольца. Отсутствие его вокруг имени могло бы указывать на неполноправность данной царской жены по сравнению с царицей. Подобный же случай — отсутствие кольца вокруг имени царской жены — мы имеем еще в одной пометке солнцепоклоннического времени СА III: XCV 265. Здесь мы читаем: «[Год царствования (такой-то). Жи]р свежий бычий — — — жен[ы] царев[ой] Йот — — —». К несчастью, как год царствования, так и продолжение имени отбиты. Однако от имени уцелел еще кусочек знака, который больше всего походит на кончик ручки скорописной корзины к — по толщине и положению внизу строки. Если то действительно остаток буквы к, то имя могло бы быть «Мек-йот» или «Бок-йот». Первое имя, впрочем, исключено, потому что в солнцепоклоннической скорописи буква к в «Мек-йот» пишется в отрезке строки после м, а не под ним: мзнаккруки, а не знак руки — JEA Х: 133, СА III: LXXXVI 37, 38, XCV 272, XCVI 292. Остается имя «Бок-йот». В нем буква к пишется непосредственно под знаком журавля б' — скорописная пометка из Ax-йот CA III: LXXXVI 42. Но царской жены по имени Бок-йот мы не знаем. В только что упомянутой пометке СА III: LXXXVI 42 речь идет о «доме (т. е. хозяйстве) дочери царевой Бок-[йот]». Царевна этого имени хорошо известна. В пору поздних солнечных колец она пять раз изображена и поименована в гробнице Хойе, домоправителя вдовствующей царицы Тэйе. Один раз Бок-йот обедает вместе с Тэйе и семейством царствующего фараона (ЕА III: IV), другой раз вместе с Тэйе же ужинает с ними (ЕА III: VI). Бок-йот сопровождает царицу-вдову, когда ее сын вводит ее в солнечный храм ее имени (ЕА III: VIII = IX). Начальник ваятелей расписывает изваяние Бок-йот (ЕА III: XVIII). На двойном изображении двух царских семей представлены слева Амен-хотп IV, Нефр-эт и их четыре дочери, справа Амен-хотп III, Тэйе и Бок-йот (ЕА III: XVIII). Последнее изображение не оставляет сомнений в том, что Бок-йот — такая же дочь Амен-хотпа III и Тэйе, как царевны Ми-йот, Мек-йот, Анхес-эм-п-йот и Нефр-нефре-йот Малая — дочери Амен-хотпа IV и Нефр-эт. И то, что за обедом и ужином Тэйе с Бок-йот изображены вместе супротив Амен-хотпа IV, Нефр-эт и их дочерей, лишний раз подтверждает, что «дочь царева от утробы его, возлюбленная его, Бок-йот» — дочь вдовствующей царицы и, следовательно, Амен-хотпа III. В гробнице Хойе Бок-йот — царевна, не царица; «дочь царева» она и в пометке СА III: XXXVI 42. В пометке же СА III: XCV 265 предположительная Бок-йот — «жена царева», не царевна. Гробницу Хойе отделывали при поздних солнечных кольцах, однако не в самые последние годы царствования Амен-хотпа IV, так как в ней изображены самое большее четыре его дочери (ЕА III: XVIII), пятая же и шестая еще отсутствуют. Употребление даже в более поздней части гробницы знака игральной доски мн свидетельствует о том же (см. § 111, с. 194; § 115, с. 254-255). Нельзя ли в таком случае предположить, что Амен-хотп IV под конец своего царствования женился на своей сестре Бок-йот и она из «дочери царевой» превратилась в «жену цареву»? Невозможного в этом нет ничего, но только непонятно, почему имя новоявленной царской жены не заключено в кольцо? Неужели дочь Амен-хотпа III и вдовствующей царицы Тэйе, сестра царствующего фараона, став царицей, не получила бы кольца вокруг имени, осталась бы неполноправной царской женою? Неполноправной царской женою... Но, может быть, «жена царева [Бок]-йот» вовсе не дочь покойного фараона и Тэйе, а какая-то действительно неполноправная жена Амен-хотпа IV вроде Кэйе? Конечно, у Амен-хотпа IV могли быть и действительно были жены из числа дочерей иноземных властителей, но ни одна из них не значится в египетских надписях, тем более со званием «жены царевой». Кроме Кэйе, других побочных жен-египтянок Амен-хотпа IV мы не знаем. Ну а что, если «жена царева [Бок]-йот» не кто иной, как сама Кэйе? «Кэйе» ведь не полное, а сокращенное имя, вроде наших «Катя», «Ксюша». Так не будет ли «Кэйе» сокращением «Бок-йот» (в произношении того времени имя «Кэйе» могло бы звучать «Кийа», а «Бок-йот» — «Бак-йати»). Разумеется, все это не более как предположение, притом основанное на другом предположении — предположительном восстановлении имени «Бок-йот» в пометке СА III: XCV 265. Но поскольку такое предположение невольно приходит на ум, может быть, все же стоило высказать подобную догадку, как бы ненадежна и шатка она ни была? Если бы, паче чаяния, она оказалась правильной, первоначальное имя Кэйе, до оставления царем старых богов, могло быть в честь кого-нибудь из них, скажем «Бок-амун» — «Раба Амуна».


Примечание.[ 27 ] Превосходное пояснение к обозначению «честная» в приложении к царской возлюбленной при одновременном употреблении применительно к ней звания «жена царева» представляет заключительная часть сказки о двух братьях (папирус д'Орбини, с. 12-18; см.: Select papyri in the hieratic character from the collections of the British Museum. P. II. L., 1860, табл. IX-XIX; G. Möller. Hieratische Lesestücke für den akademischen Gebrauch. H. II. Lpz., 1910; то же: Lpz., 1927; В., 1961, с. 1-20; А. Н. Gаrdiner. Late Egyptian stories. Р. I. Bruxelles, 1931 (Bibliotheca aegyptiaca I. P. I), c. 9-29a). Вообще говоря, эта часть сказки в описании дворцового быта может служить как бы письменным добавлением к соответствующим изображениям на памятниках солнцепоклоннической столицы. Явление царя во дворцовом окне, совместный выезд на колесницах царя и его возлюбленной, их совместное веселое времяпрепровождение, возлюбленная царя, наливающая ему вино, — все это приводит на ум сходные изображения из быта солнцепоклоннического двора. Так вот именно здесь, в заключительной части сказки, возлюбленная фараона постоянно обозначается как «честная», притом с определенным членом женского рода т’, как в пометке СА II: LVIII 16, см. в сказке страницы 15 (строка 8), 16 (строка 1), 17 (строки 5, 9, 10), 18 (строка 4 два раза). Без определенного члена это слово шпст употреблено лишь на странице 12 (строка 3), но тут определенному члену и нельзя было быть, потому что речь идет не об определенной «честной», а о «честной» как сане, в который фараон возвел свою возлюбленную: «и произвели ее в честную большую». Определение «большая» (с, т) перекликается с тем же словом в титле Кэйе («жена-любимец большая»), но внимания заслуживает то, что в «честную» производят (дхн), так что это — звание, связанное с определенным положением при дворе. Ср. в той же сказке на странице 18 (строка 4) слова: «произвели его в сына царева по Кошу», т. е. в наместника Эфиопии. Но всего существеннее то, что на той же странице 18 (та же строка 4) царской любимице присвоены одновременно два звания — «жены царевой» и «честной»: «жена царева, честная», причем слово «честная» снабжено определенным членом. Совсем как в солнцепоклоннических скорописных пометках, где предположительная Кэйе то «честная», то «жена царева»! Только в отличие от пометок TEA: XXV 98 и СА III: XCV 265, в которых за званием следует имя (правда, как оно, без кольца), слова «жена царева» предварены отвесною дужкой — передком скорописного кольца.

В сказке «честная» именуется дочерью самого бога солнца, она образована по его распоряжению самим Хнумом. Надписи на изваянии времени XIX царского дома, т. е. того же времени, что и рукопись сказки о двух братьях, знакомят нас с действительной роднёю одной из царских «честных». «Честная фараона — жив, цел, здоров! — Йнйвхй» была дочерью «(жреца —) чистителя верховного Птаха Птах-май» и «певицы (?) Амуна, владычицы дома Ха-шепсове», сестрою же «слушающего зов (т. е. слуги) фараона — жив, цел, здоров! — Ра-мосе» и «владычицы дома, певицы Амуна Хен-тиме» (AeISMB II: 6-8). Было бы, конечно, вовсе не правильным обобщить этот случай и предположить, что царские «честные» бывали обыкновенно из средних слоев общества. На одной гробничной принадлежности (так называемом конусе) времени XVIII царского дома в качестве хозяина гробницы значится «Усире, больший дома (т. е. покойный управляющий хозяйством) честной нахараинской Бнг'й» (N. de G. Davies, M. F. L. Macadam. A corpus of inscribed Egyptian funerary cones. P. 1. Ox., 1957, № 527). Haxaраин — это царство Митанни на среднем Евфрате. «Честная нахараинская» — некая определенная особа из Нахараин (недаром «честная» с определенным членом т'), вероятно, митаннийская царевна, присланная в жены фараону. Таким образом, царские «честные» могли быть, по-видимому, самого различного общественного происхождения, и умозаключать по наименованию кого-либо «честною» о родовитости или неродовитости данного лица невозможно.