"Мгла" - читать интересную книгу автора (Барановская Юлия Александровна)

Глава 6

Казалось, крик сестры быстрокрылой птицей взвился вверх, разносясь надо всем замком.

«Ах, как же всё это не вовремя!» — Успела подумать я, переводя взгляд с тяжело дышащей Элоизы на прикрывшего глаза Светоча. Беловолосый лорд сидел, откинув голову назад, подставляя лицо слепящему солнцу, будто бы и не слышавшего этого возбужденного, нетерпеливого вскрика. Казалось, граф ушел в себя, забыв и обо мне, и о нетерпеливо переступающей с ноги на ногу сестренке, и вернуть его внимание этому миру неспособны и боевые трубы, пропевшие под стенами нашего замка.

Тем неожиданнее было резкое, смазанное движение, не только вернувшее, начавшую было подниматься меня на скамейку, но и прижавшее к распахнувшему темные, сейчас кажущиеся почти черными глаза графу.

— Лорд! — Дернулась обомлевшая Элоиза… но была остановлена Заком, невесть как оказавшимся в оранжерее. Одним броском миновав разделяющее их расстояние, рыжий граф рывком развернул вскрикнувшую сестренку лицом к себе и прошептал, одной рукой удерживая тонкие запястья, а другой безжалостно сжимая упрямый подбородок:

— Иди к ним… обмани его. Он не должен знать, что она есть.

На несколько мгновений мир, будто замер, зачарованный этим холодным, словно разлитым в воздухе голосом, а затем… моя своевольная, упрямая Элоиза развернулась, и обойдя графа зашагала прочь, будто забыв обо мне, отчаянно бьющейся в поистине железной хватке рук беловолосого лорда.

— Элли! — Извиваясь всем телом, отчаянно вскрикнула я, призывая сестру на помощь, а в следующий миг на мои губы легла широкая прохладная ладонь. Сестра споткнулась, и остановившись, будто натолкнувшись на незримую преграду начала медленно оборачиваться, но вот за её спиной оказался рыжий граф, шепнувший моей сестренке:

— Иди же!

И та ушла, почти убежала, словно спиной чувствуя пристальный, холодный взгляд двух таких непохожих глаз, оставив меня наедине с мрачными графами. Тихо хлопнула, закрываясь дверь, всхлипнула, испуганная я, дернувшаяся будто от удара, когда рыжий лорд, прошипел, опускаясь рядом с дрожащей мной:

— Проклятый ублюдок… Как он только посмел… Говорил я тебе…

В иное время я была бы возмущена его грубостью и вольностью манер, но сейчас я была слишком испугана, чтобы обратить внимание на что-либо кроме сильных рук, удерживающих меня возле беловолосого. Я сопротивлялась, пытаясь вырваться с почти звериным отчаяньем, равное которому не испытывала никогда ранее, но всё было тщетно.

— Он ничего не знает, — медленно ответил Светоч, без труда продолжая удерживать плачущую меня, тщетно старавшуюся разжать зажимающую мой рот ладонь.

— Уверен? — Недоверчиво поинтересовался его рыжий брат, переводя взгляд с темнеющего выхода на растрепанную и раскрасневшуюся меня, пытавшуюся разжать стальную хватку. Я извивалась, шипела угрозы, царапала загорелую кожу обломанными ногтями освобожденной из плена перчатки руки, а Светоч лишь крепче прижимал меня к себе, будто не замечая отчаянных попыток освободиться, завершившихся в миг, когда мои наполняющиеся слезами глаза встретились с желтыми, почти кошачьими глазами графа Зака. Несколько томительных, невыносимо долгих мгновений мы смотрели друг на друга, а потом длинные, прохладные пальцы скользнули по моему лицу, мягко очертив скулу, заботливо заправили за ухо выбившуюся из прически прядь и переместились на шею.

На миг мои испуганные глаза повстречались с его, расплавленным золотом сияющие на бледном лице. А в следующее мгновение я разучилась дышать.

Рука Светоча уже не зажимала мой судорожно хватающий рот, бережно придерживая меня за плечи, но я не могла даже закричать. Грудь разрывала невыносимая боль, мир кружился, терял очертания, а я не находила сил сделать такой долгожданный вдох. Несколько мгновений я боролась с внезапно ослабевшим телом, пытаясь отогнать алую пелену, затягивающую моё сознание. А затем мир вспыхнул и померк.

Я стонала и всхлипывала, захлёбываясь, задыхаясь сладким, желанным, благословенным воздухом, вместе с болью приносящим возможность дышать. Но вместе с ними пришли и воспоминания о событиях предшествующих моему погружению в столь безрадостное состояние.

Вновь застонав, я попыталась сесть. Перед глазами замелькали алые круги, а я обреченно зажмурилась, чувствуя, как покидает меня ещё не обретенное толком равновесие. Но спустя мгновение вновь распахнула их, силясь различить своего спасителя, так своевременно пришедшего мне на помощь. Однако, разглядев склоненное надо мной знакомое до последней черточки лицо, отнюдь не обрадовалась. Более того — отчаянно забилась, пытаясь высвободиться из хватки крепких рук.

Но не тут-то было. Встрепанный, бледный до синевы Зак мгновенно пресек все возможное сопротивление, с неожиданной силой прижимая к своей груди отчаянно сопротивляющуюся меня.

— Тише, родная моя, тише… — Будто заведенный шептал он, сжимая меня в неожиданных объятиях.

Но я не слушала. Охваченная сумасшедшим, едва ли не животным ужасом, я металась в его руках, не обращая внимания на все мольбы и увещевания рыжего негодяя. Тело бешено извивалось в стальной хватке, ноги безостановочно били по поверхности моего ложа, задевая, судя по всему, и ноги моего пленителя, с губ рвались страшные проклятия, но граф не сдавался.

Терпение его подошло к концу, после очередного, видимо, удачного удара. Зашипевший разъяренной змеей Зак, на миг расслабил хватку. И простонал, рывком возвращая меня на место:

— Светоч, скажи же ей!

Плачущая от боли и страха я, забилась ещё отчаяннее, чтобы спустя мгновение замереть, замороженная тихим голосом, подействовавшим на меня куда сильнее, нежели жаркий шепот рыжего лорда:

— Эльва, успокойся, иначе мы снова погрузим тебя в сон. Хватит. Ты же знаешь, что мы не причиним тебе вреда. — Эхо его слов ещё звенело в воздухе, а я уже замерла, неожиданно обессилив, сквозь пелену слез глядя на застывшую у окна рослую фигуру беловолосого графа. Взгляд пробежал по напряженным плечам, остановившись на сверкающей сини знакомого до последней линии витража.

— Не надо, Вира, все хорошо… — Вновь зашептал Зак, а я нервно оглядывалась, всё яснее осознавая, что наши визитеры скомпрометировали меня так, что отныне меня примет не всякий монастырь

В голове тут же зароились ужасные истории, которые так любили обсуждать по вечерам приставленные ко мне горничные, знающие, казалось всё на свете, кроме того зачем их заставляют коротать часы под моей дверью. — Что, что происходит? — Жалобно всхлипнула я, переводя беспомощный взгляд с Зака на Светоча. Но те молчали, лишь убеждая меня в ужасных подозрениях, которые не смогли развеять, ни слова Зака, ни ласковые, едва ощутимые прикосновения холодных пальцев, упрямо собирающих мои слезы.

— Тише, малышка, тише… — словно ребенка успокаивал меня он. — Мне тоже страшно. Но тебе не о чем тревожиться, мы не позволим случиться ничему плохому. Нужно просто дождаться, когда он уедет и тогда…

— Он не уедет. — Неожиданно вмешался молчавший доселе Светоч, с шумом закрывая ставни на моем окне и оборачиваясь к нам. Прикусил губу, словно решая неразрешимую задачу, пугая меня замкнутым и свирепым выражением красивого лица. Поймал мой затравленный взгляд и улыбнулся грустно и чуть виновато: — Мы испугали тебя, Эльвира? — Спросил он присаживаясь рядом со всё ещё прижимающим меня к себе братом и осторожно промокая моё лицо извлеченным невесть откуда платком.

В нос ударил запах разогретой полуденным зноем земли и ещё какими-то незнакомыми ароматами, а лорд продолжал, тревожно заглядывая мне в лицо:

— Прости, мы не хотели тебя пугать или расстраивать, но…

— Но…тогда зачем всё это? — Излишне эмоционально воскликнула я, перебив беловолосого. — Отпустите меня немедленно и…

Я ожидала, что мои требования будут вновь проигнорированы. Но Зак послушно разжал руки, а его брат продолжал, разом заставив меня забыть и о бегстве, и о желании кликнуть стражу:

— Это была вынужденная мера…

— Мы просто не хотели, чтобы ты пострадала. — Осторожно беря меня за руку и целуя в запястье, виновато вздохнул рыжий граф, вызывая несвойственное мне желание утешить и пожалеть взрослого мужчину, нашкодившим ребенком, взирающим на меня.

— А это вполне могло случиться, попадись ты на глаза той шавке, что прибыла сегодня… — Мрачно вздохнул Светоч.

— Свет! — Отчаянно вскрикнул, вскакивая на ноги. — Что ты… Ты же знаешь, что рано!

— Знаю. — Не стал спорить беловолосый граф, нервно комкая ставший ненужным платок. — Но сейчас куда важнее наши действия, которые, готов поспорить, были истолкованы самым превратным образом. Так что выбора- то особого и нет. А несколько дней ничего не решат, лишь усугубят впечатление от нашего поступка. — Бросив косой взгляд на мечущегося по моей спальне брата, вздохнул он. И продолжил свою непонятную речь, обращаясь уже ко мне: — Видишь ли, милая, человек, прибывший этим утром — настоятель одного из монастырей на севере Лании, известен так же, как один из свирепейших инквизиторов нашего времени и лучший цепной пёс графа Эрвуда. В незапамятные времена, когда эта полубезумная вера в нелепого деревянного божка лишь зарождалась, мир был куда умнее, нежели сейчас. По крайней мере в то время, поклонников тысячеликого почитали за юродивых и подвергали гонениям. К сожалению, тогдашний граф дал им приют и защиту. И за какие-то полвека заболоченная, издыхающая от ползущих с топей лихорадок Лания превратилась в колыбель той безумной веры, что опутала третью часть материка. А графы Эрвуды получили целые выводки цепных кобелей, готовых огнём и железом завоевать расположение своих благодетелей. Судя по летописям, эти идолопоклонники всегда отличались кровожадностью. А среди болот она превратилась в абсолютную безжалостность. Графы, знавшие, что иначе их земли опустеют и придут в упадок без щедрых пожертвований — откупных, что бросают их своре в надежде избежать гонений большинство аристократов, позволяют им творить что угодно, прикрывая самые низменные пороки борьбой за истинную веру. А свора довольно часто атакует ни ведьм и колдунов, но тех, кто вызвал недовольство их господ. Наша семья никогда не одобряла действий Эрвудов. А узнав истинные причины, заставившие графа связаться с тем отребьем, что представляли собой поклонники многоликого — а то была голь перекатная: каторжане и висельники, стремящиеся избежать наказания — и вовсе прекратили всякое общение. За что и подверглись гонениям со стороны быстро разросшегося пустоцвета, который ныне называют единой верой. Прошли века, а Эрвуды всё так же приближают к себе храмовников. И как прежде нынешний граф подсылает их к тем, кто вызвав его недовольство. Как прежде коварен, скользок и увы, обладает достаточным влиянием, чтобы испортить жизнь — такой он, наш кровный враг.

Зачаровано слушавшая беловолосого я, наконец, поняв, куда клонит этот странный человек, в ужасе прикрыла рот ладонью — граф Эрвуд… Сколько мрачных слухов ходило вокруг этого имени. Говорили, что в подвалах его замка до сих пор томятся несчастные. Говорили, что он жесток, словно дикий зверь. Что по ночам вокруг болот, окружающих его земли, ходят души тех, кто был замучен по его приказу… Много чего говорили — шепотом и с оглядкой- но тогда всё это казалось страшной сказкой, внезапно оказавшейся куда ближе, чем думалось мне. Я боялась…и вместе с тем, просыпалось любопытство, которое спешил утолить Светоч:

— Довольно долго этот человек преследует нас. Точнее, его псарня: его самого мы видели несколько раз. Временами, нам удаётся избавиться от погони, но он вновь и вновь находит нас… А это утомляет. Нам нужна была передышка — и мы попросили убежища в твоем доме. И твои родители дали нам кров — так кажется ему: мы стараемся не афишировать наши внутрисемейные дела, а потому договорённости между нашими семьями ему не известны… Боюсь, он может решить, что ваша семья оказывает нам поддержку…

— А легче всего ударить по тебе! — Перебив брата, радостно воскликнул Зак, улыбаясь во весь рот, словно новость о том, что я могу пострадать из-за их появления в нашем замке была лучшим, что он слышал за свою насыщенную событиями жизнь.

— Узнав о твоем беспамятстве, можешь не сомневаться, эта шавка желая выслужиться, не преминет объявить тебя одержимой. А благодаря твоим рукам у твоих родителей не останется и призрачной надежды спасти тебя от поездки в одну из рассветных крепостей.

— Я не одержима! — Вскинулась я. Слишком часто слышала я шепотки слуг. До того, как они поняли, что говоря такое о собственных господах очень легко упасть с крутых ступеней или сгинуть в непролазном лесу. Уверенная в собственной непричастности и непогрешимости родителей, я не придавала значения этим исчезновениям — в то время все люди были для меня на одно смазанное и незапоминающееся лицо — пока однажды не услышала тихий шепот одной из горничных: — Ведьма!

Слово было незнакомым и ещё не вызывало того страха, что и сейчас. И понимания, что обвинение это — не что иное, как смертный приговор.

— После пары суток в компании с храмовниками, ты сознаешься в чём угодно — слишком большой опыт, слишком много средств, добиться признания. И в ворожбе сознаешься, и в том, что порчу наводила. А будешь упрямиться, соберут дур-служанок, да хорошенько припугнут — так оговорят, что и признаний не понадобиться, — словно прочитал мои мысли Зак, нависая над испуганно всхлипнувшей мной.

— Что же теперь делать? — Растеряно спросила я.

— Мы думали отсидеться, пока настоятель не уберется восвояси. Но он, судя, по всему вздумал задержаться… — Задумчиво откликнулся Светоч, ласково, словно ребенка, гладя меня по растрёпанным волосам. — Тем хуже для него. Несколько дней будем настороже, а затем соберется основная масса приглашенных. В толпе легко затеряться и тяжело — сделать что-то предосудительное. Так что, поосторожничай пару дней, мы посторожим, а потом, когда соберутся высокородные лорды и леди — тихо сбежим, уведя этого мерзавца за собой. Главное — перчатки при нем не снимай и не говори о своей амнезии… Потери памяти, точнее. Скажешь, что приболела. Никого кроме Элоизы не впускай — даже служанок. Я буду охранять твой покой, а Зак развлекать историями — вам же понравились его истории?

— Вы… вы в самом деле думаете, что мои родители хорошо отнесутся к присутствию двух посторонних мужчин в моей комнате? — Ужаснулась я.

— Они не узнают.

— Мы не посторонние! — Одновременно заявили благородные лорды, вызвав новый истеричный смешок.

Братья переглянулись, схлестнувшись глазами, словно лезвиями клинков. Несколько минут длился этот молчаливый поединок — за это время снова вспомнившая о своих переживаниях я тоскливо косилась на дверь, уже не беспокоясь за свою девичью честь, но очень переживая за возможные слухи, ставящие под сомнение эту самую честь. Видимо, победил Светоч: Зак опустил голову, а его старший брат беззаботно улыбнулся:

— Не переживай! Войдем и выйдем, как и сегодня, — и, поймав мой взгляд, расхохотался: — Ох, Эльва, до чего же ты не любопытна! Ваш замок — похлеще иного лабиринта будет. Изнутри ходами испещрен, словно сыр дырками.

— В одну вашу библиотеку десяток ведёт, а ты боишься, что мы скрыться не сможем! Соглашайся — выйдет знатная авантюра! — Вторил его брат, вызвав новый подозрительный взгляд.

— Не люблю авантюр — есть в них, что-то неблагоразумное…. И потом, вы уверены, что он помчится за вами, а не попытается отомстить нам?

— Эльва, в том-то и прелесть авантюр! Прекрасные юноши, пробирающиеся к даме сердца мимо грозного чудовища, тайны, интриги — разве не то, что должно привлечь юное и милое создание? — Вновь вмешался Зак, сверкая желтыми, совершенно кошачьими глазами. А Светоч самоуверенно объявил:

— А храмовник…у нас то, что очень нужно его хозяину — говоря откровенно, мы спрятали это у вас в замке… Тайно, конечно. И если мы внезапно сорвемся с места, можешь не сомневаться, он решит, что мы спешим увезти… наше сокровище на наши земли, и устремиться в погоню.

— Сокровище? — Повторила всё ещё прибывающая в сомнениях я, переводя взгляд с одного брата на другого. Светоч совершенно неожиданно смутился:

— Ну да, сокровище. То, ради которого мы и делали такой крюк… — Отводя глаза, пробормотал он, но не успела я ничего спросить, как его рыжий братец беззаботно хохотнул:

— Про которое мы с бароном и баронессой в библиотеке говорили. Упрямые людишки! И ведь знают, что возвращать придётся, а всё равно артачатся, будто не барон условия сделки принимал! — Пожаловался Зак, словно призывая меня ужаснуться подлости моего же родителя. Я же воззрилась на него, запоздало поняв, о чём он говорит, и смущенно потупилась, буквально ощущая, как заливает лицо жаркая волна смущения.

— Довольно! — Строго приказал Светоч. Грозно глянул на насупившегося брата и… совершенно по-детски запустил в него подушкой. Более того, попал, едва не сбив Зака с ног, и пояснил обомлевшей мне: — Знаю, что это неприлично, но иногда так хочется!

Впервые в жизни у меня появилась тайна. Подчиняясь воле лордов, я сказалась больной и коротала часы за чтением святого писания, переданного мне гостем. Так думали обитатели замка. На самом же деле, показавшись на глаза матери и служанкам, я запирала дверь на все запоры, и, сорвав надоевший чепец терпеливо дожидаясь своих сообщников, чтобы погрузиться в хитросплетения подземных ходов.

Я казалась себе гадкой, хитрой, вероломной обманщицей. Но не могла найти силы отказаться от внезапного приключения.

Как оказалось, беловолосый граф не соврал — замок был испещрен тайными ходами. Узкими и высокими, где можно было передвигаться лишь боком и широкими и низкими, где потолки упирались в голову, оставляя на волосах клочья старой паутины. Ходы, ведущие на конюшню и в подземелья, подземные тоннели, уходящие глубоко под замок. Заваленные и ещё не павшие жертвами времени, подобные лабиринтам и прямые, словно лезвия клинков — тайные переходы замка манили страницами десятков хроник походов и экспедиций, прочитанных мной. И не подземелья замка покоряли мы в моем воображении, о нет!

Моему разыгравшемуся воображению представлялось, что мы шагаем по пыльным закоулкам древних дворцов запада или усыпальницам владык юга, где каждый поворот таит опасность, а каждая ниша — сокровища древних.

Не знаю, догадывались ли лорды об образах, являющихся предо мной, но потакали, то сравнивая наши коридоры с подземельями огненного шахиншаха, то вспоминая древние развалины, скрывающиеся среди тропических лесов.

Меня ждало жесточайшее порицание, случись кому узнать о долгих часах проведенных наедине с двумя чужими мужчинами, но я предпочла бы навечно отправиться в мрачную келью потом, чем отказаться от чуда, внезапно ворвавшегося в мою жизнь. Зак и Светоч рассказывали о тайнах дальних мест, где я не была, да и навряд ли смогу побывать, и сказка становилась явью, меняя мир.

А вместе с миром менялась и я.

Так считала и мать, навещавшая меня каждый вечер, и сестра, к моему удивлению не проявившая интереса к нашим экспедициям, зато с большим вниманием слушавшая нашего гостя. Так было и в тот день.

Сестра вновь отказалась от наших забав, а мы с братьями — исследовали очередной коридор, начинающийся за древним, тяжелым гобеленом, изображавшим одну из финальных сцен битвы богов с титанами.

Время клонилось к вечеру, и я с уставшим Светочем брели вслед за неожиданно бодрым Заком. У графа вообще была удивительная способность: чем меньше времени оставалось до захода солнца, тем бодрее и разговорчивее становился рыжий граф. Светоч же, уверено выбиравший наш путь этим утром, наоборот, зевал, тер покрасневшие глаза, вяло отвечая на мои вопросы.

Заметившая это я, оставила расспросы, благо нас окликнул Зак, внезапно остановившись и освещая левую стену, светом факела:

— Смотрите-ка!

На стене, закопченной, покрытой толстым слоем копоти и паутины, угадывались очертания диковинного трехглавого зверя, сжимающего что-то в когтистой лапе.

— Это Змей Горыныч? — Спросила я, принимая факелы братьев и отступая к стене, боясь запачкать юбку простого некрашеного льна.

— Нет, Эльвира. Это всё тот же волк — его юго-восточной вариации. — Пояснил беловолосый, не боясь замарать рукава оттирая стену, где всё четче проступал красный силуэт страшно скалящегося трехглавого зверя, сжимающего меч в левой, больше похожей на человеческую руку, лапу.

Массивное тело, непропорционально короткие лапы, заканчивающиеся черными ногтями и три головы, одна из которых смотрит вперед, другая, зеркальным отражением, назад, а третья — нюхала землю, пробуя воздух сквозь хищно оскаленные, желтоватые зубы, изготовленные из незнакомого мне материала.

— Кость. Ишь скалится, лохматый. — Постучав пальцем по ближайшему клыку, хмыкнул Светоч, а я, посчитав момент подходящим, решила поделиться впечатлениями о нашем госте, наконец увиденном мной этим утром.

Невысокий седоволосый старец в серой, шитой серебром мантии прошествовал под моими окнами, окидывая пытливым взглядом высокие стены. Постоял, изучая моё неосмотрительно оставленное открытым окно, не догадываясь, что за витражным стеклом и шторой притаилась собиравшаяся на очередную тайную прогулку я, внимательно рассматривающая гонителя наших гостей.

Мужчина был сед, мужчина был стар, и борода его серебрилась первым снегом, водопадом ниспадая до самого пояса. Но лицо его — лицо не пастыря, а охотника — всё ещё сохраняло былую твёрдость черт, и взгляд темных глаз не потерял ни холода, ни…хищности.

Такой взгляд я видела лишь однажды, у пойманного во время осенней охоты волка. Старого, матерого хищника, внезапно растерявшего свое везения, но сохранившего жизнь.

Пойманный отцом, две недели просидел он на цепи, отказываясь от воды и еды, а потом издох, растянувшись всем исхудавшим телом на прелой соломе.

Элоиза расстроилась, внезапно лишившись только приобретенной игрушки — ей нравилось дразнить остервенело скалящегося зверя, яростно хватавшего желтыми зубами длинную палку, а я… не могла выдерживать его взгляд. Тяжелый, невыносимый взгляд, которым он провожал пленивших его людей. Ничего не выражающий взгляд существа, знающего, что такое кровь, и верящего, что однажды вновь ощутит его на своих губах.

Я бежала от него, даже после гибели зверя избегая угла, где он встретил смерть. Я молила богиню никогда больше не видеть этих прозрачных презрительных глаз, чтобы как на лезвие налететь на него в розоватых лучах утреннего солнца… Он не видел меня, а я не могла отвести глаз от этого морщинистого лица и едва различимых глаз хищника. Он был похож на волка. Он был совсем другим — ведь его цепь уже съедена ржой…

Не знаю отчего, но мои слова пришлись по душе лордам.

— Да, взгляд волчий. — Невесть почему захохотал взбодрившийся Светоч, крепко сжимая в руке мою ладонь.

Не стал молчать и Зак, осторожно протирающий желтые глаза собственной белоснежной манжетой. — Не волк, а шавка. Волк у него хозяин. — Фыркнул он. — В худших смыслах этого символа.

Я растеряно нахмурилась, а Светоч пояснил, в который раз за эти дни, без труда почувствовав моё смятение:

— Волк — один из самых многогранных и противоречивых образов в мировой истории. Волк — это дух умершего, помощник, заступник. Волк — скорость, ярость, мощь. Но одновременно с этим волк отожествляется со злом, жестокостью, хитростью и, что добавляет твоим словам особый шарм, ересью и врагом всех людей…

— Хорошенький каламбур для нашего бородатого друга. — Весело заявил рыжий лорд, сдувая рыжие пряди с лица.

— И волк был покровителем нашего рода? — Нахмурилась я, теребя кружевные отвороты перчаток.

— Не думаю. — Покачал головой беловолосый лорд, забирая факел, чтобы лучше осветить свирепого хищника. — Посмотри на него. Заметь, что зверь хтонический, трехглавый — явный указатель на то, что он посвящен богу войны. В этом прочтении он покровитель воинов, дарующий свирепость и бесстрашие, обещающий победу… Ваш замок стоит на самой границе, и этот красавец должен стеречь подземелья и придавать храбрости его защитникам. А вот меч в его лапе и в самом деле, заслуживает некоторого внимания. Обычно они служили указателями к выходу…или тайникам…

— Тайникам? — Встрепенулась я, поправляя пуховую шаль. Где-то наверху зеленела листва, шепчась с тёплым, по-весеннему нежным ветром. Сияло солнце, согревая влажную землю и камни твердыни. Но здесь, в широком, пыльном коридоре, гуляли сырые сквозняки и холод, не замечаемые графами, но столь ощутимые для меня.

— И они, — кивнул Светоч, продолжая осматривать нашу находку, потеснив послушно отошедшего назад Зака.

— А ещё алтари, темницы древних духов и демонов, подземные капища… — Многозначительно прошептал он, склонившись к моему уху, обдавая кожу горячим дыханием.

Неделю назад я бы ужаснулась и оскорбилась за подобные инсинуации в адрес нашего почтенного и уважаемого рода. Пару-тройку дней — расстроилась бы, увидев очередную мрачную тайну нашей уже не кажущейся такой светлой семьи. Сейчас же лишь рассмеялась, и спросила, вновь поправляя пушистую шаль:

— И когда же мы увидим эти оплоты ереси?

— Видимо, мы не увидим их и вовсе, — неожиданно вздохнул Светоч, опуская факел к лапе зверя: — Взляните-ка на гарду. Видите это отверстие?

Мы с Заком слаженно подались вперед, дабы изучить рисунок. А точнее его часть, ускользнувшую и от рыжего графа, и от меня, куда больше внимания уделившую рассказу и трем хищным мордам, нежели короткой лапе, обремененной широким клинком, гарда которого и в самом деле раскрошилась, как мне показалось, от времени. Но нет — необработанные края впадинки, образовывали неровный круг на дну которого поблескивал металл.

— Что это? — Удивленно спросила я, осторожно прикасаясь пальцами к краю.

— Замочная скважина, надо полагать. Очень необычная, но все же, банальная замочная скважина. — Серьезно ответил Светоч и объяснил, видя мой недоверчивый взгляд: — Думаю, ключом служил круглый амулет, размером с кулак, или чуть меньше, с письменами по ободу с шестеренками, замаскированными под некий герб — символ, скорее всего, такой же волк, с лицевой стороны… Довольно популярная одно время связка, незаменимая в случае долгой осады… Думаю, стоит спросить у барона и баронессы… Сегодня за ужином или после него… — Теребя выбившиеся из хвоста пряди, бормотал он, рассмеявшись моему удивлению и даже страху: — Не волнуйся! Сегодня в полдень прибыли виконты Кентебрельский и Катковский — личности шумные и заметные во всех смыслах. Так что нашему общему другу будет не до нас — два таких примера всевозможного грехопадения легко затмят твою скромную и молчаливую особу. Идем! — И сжав мою руку, Светоч уверенно зашагал прочь, забыв как сонливость, так и собственного брата, обогнавшего нас в нескольких шагах от выхода, скрытого за картиной в моей комнате.

Рыжим лисом метнулся вперед, и, обернувшись, внезапно приложил палец к губам, чтобы затем медленно провести им по основанию шеи. Вновь ушедший в себя Светоч встрепенулся, мгновенно подобравшись, словно змей перед броском.

Мало отличался от него и только что не скалящийся Зак. Приникнув к обратной стороне холста, где по моим расчетам находились глаза одного из слуг богини — белокурого и златокрылого Арсея, наблюдал он за чем-то сокрытым от меня.

Тут надо уточнить, что глаза эти, как выяснилось, имели одну особенность, а именно отводились вверх вместе со вторым слоем холста, открывая два отверстия, причудливо поименованные графами глазками.

К ним-то и приник раздраженный граф, жестом пригласивший присоединиться к себе брата и меня, послушно занявших оставшиеся отверстия глаз Аннесия — пухлотелого озорника-младенца, посланника богини, отвечающего за любовь и брак. Теперь каждый, кто бросил бы взгляд на картину, мог бы поклясться, что пухлощекий малыш радует взгляд не только нежным румянцем, да розоватыми крылышками, но и разными глазами, лихорадочно сверкающими среди падающих на лицо золотистых локонов. Впрочем, того кто метался по моей комнате меньше всего интересовали изменения, постигшие слуг Всемилостивой.

Несколько мгновений я рассматривала приземистую фигуру, мечущуюся по моим покоям, пока не узнала богатый плащ и серебро волос. «Служитель?» — Ужаснулась я, за эти дни возведшая врага графов в ранг чудовища из страшных сказок, что так любили рассказывать служанки на кухне, и к которым испытывала не поддающуюся логике тягу Элоиза.

Словно желая подтвердить верность моих предположений, мужчина обернулся, демонстрируя четкий профиль, вызолоченный последними солнечными лучами. Обомлевшая я дернулась, отшатываясь, а в следующий миг на мои губы, призывая к молчанию, разом опустились две ладони, стоящих по обе руки лордов: словно раскаленная — Зака и ледяная — Светоча.

Так же молча, не отрываясь от глазков, братья приложили пальцы к губам, призывая меня к молчанию. Я лишь кивнула, приникнув к «своему» глазу. И вовремя, чтобы успеть заметить, как сверкнули сталью лучи заходящего солнца, и зарычал, закрывая лицо руками нежданный гость.

Зашипел, заметался по комнате, слепо натыкаясь на мебель, на ощупь добрался до окна, и, буквально повиснув на шторах, дернул их на себя, обрывая вместе с гардиной, и погребая себя под складками тяжелой изумрудной ткани. Волны бархата заходили словно живые, а спустя мгновение, старик оказался на ногах, и, не выпуская из рук неожиданный трофей, кинулся прочь, напоследок собрав гардиной складки на ковре и зацепившись ею за дверной косяк, скрылся из виду, оставив её перекрывать вход, печально трепеща обрывками ткани на кольцах.

Едва за ним закрылась дверь, как Зак распахнул вход в тайный коридор, выпуская нас.

— За-зачем ему мои шторы? — Совсем перестала что-либо понимать я, наблюдая, как Светоч пытается выровнять ковер.

— Тяжелая какая. — Одновременно заметил Зак, только что заперший дверь на ключ и запор и теперь с интересом крутящий в руках гардину. — Жаль, что эту псину не прибила — на проблему меньше было бы… Ну да ладно, не подстарался вовремя, теперь вся надежда на какой-нибудь низколетящий канделябр… — Бормотал он, деловито запихивая несостоявшуюся убийцу служителя под мою кровать, за что получил очередную затрещину от бледного Светоча, обернувшегося ко мне, не обращая внимания на зашипевшего диким котом Зака:

— Зачем пришел, говоришь? Сложный вопрос… Может, на тебя посмотреть хотел, может что-то искал…

— А может, сына по отцу судят, и если его предок по дорогам с кистенем по лесам да весям побирался, то и у сынка та же болезненная тяга к чужим вещам, ненавязчиво переходящая в прогрессирующую клептоманию. — Перебил его рыжий братец, старательно приглаживая непокорные вихры, и пояснил, подняв голову и натолкнувшись на мои округлившиеся глаза: — На чужое, халявное добро его тянет.

— Ааа… — Многозначительно протянула я, стараясь запомнить новые диковинные слова. И даже собиралась уточнить что такое «прогрессирующая», когда в дверь постучали и жалобный голос служанки возвестил, чуть приглушенный дверью:

— Ваша милость… — Голос этот принадлежал рябой девке, ценимой матерью за робость и послушание, произвел на нас самое гнетущее впечатление. Наша троица заметалась по комнате, подобно испуганным кухаркой крысам. А та продолжала, не ведая, какое действие возымело её появление господ: — Ваша милость! Там гости ужинать изволят, ваш батюшка велел узнать, не соблаго…не соблаг… — «соблаговолите ли» — Шикнул неугомонный Зак, скрываясь за картиной, не только заботливо поправленной мною, но и завешенной толстой, припасенной сразу после открытия чудесных свойств картины, простыней — не хотите ли — нашла замену служанка, к счастью не слышавшая невидящего, но обладающего прекрасным слухом рыжего: — присоединится к ним?

— Да, передай что сейчас спущусь, — уверила я, торопливо собирая волосы под кружевной чепец, и чуть помедлив открыла дверь, только что заботливо запертую Заком, успевшим успокаивающе шепнуть из своего убежища:

— Не бойся, она ничего не заметит, а мы потом всё приберем!