"Мгла" - читать интересную книгу автора (Барановская Юлия Александровна)

Глава 2

В ту ночь мне не спалось. Изящные стрелки напольных часов приближались к верхнему делению, любопытная ночь заглядывала в стрельчатые окна, а я всё лежала без сна, вслушиваясь в звуки засыпающего мира. Впечатления дня роились в моей многострадальной голове, сплетаясь в пульсирующий клубок со страхами пред темным временем суток, прогоняя сон прочь от моей постели.

Поняв, что в эту весеннюю ночь мне уже не уснуть, после недолгих рассуждений направилась в библиотеку, намереваясь провести оставшиеся тёмные часы за увлекательной книгой, пестрящей страшными сражениями и шумными пирами. Безбоязненно пройдя по длинному коридору, осторожно приоткрыла створку и, убедившись в отсутствии в помещении кого бы то ни было, я решительно шагнула в библиотеку.

Казавшееся бескрайним помещение встретило меня величественным молчанием. С этим местом нас связывали особые отношения. Сколько поистине упоительных часов я провела, скользя пальцами по теплой поверхности пожелтевшей бумаги! Сколько тайн открыли мне древние страницы! Уже не таясь, я зашагала вдоль стеллажей, получая искренне, почти физическое, удовольствие от осторожных прикосновений к тесненным корешкам книг.

Прохладная кожа и переливающаяся под пальцами парча, тонкая вязь древних рукописей и быстрый росчерк хроник военных лет. Книги по философии и алхимии, стратегии и воинскому ремеслу. Затянутые в бархат и покоящиеся в защитных чехлах, инкрустированные жемчугом и яхонтом и поражающие простотой шершавой обложки — именно они были истинными сокровищами северной твердыни. Тысячелетия истории и тьма веков — тайны всего мира терпеливо дожидались своего часа в светлом помещении фамильной библиотеки.

Наконец, я остановилась. Мой выбор пал на потрепанный томик древних преданий, манящих древней историей с хрупких от времени листов. Осторожно вытянув показавшуюся мне соблазнительной книгу, я направилась к закрытому стеклянным экраном камину напротив которого располагался кажущийся необъятным стол, на который и был водружен талмуд, в то время как я опустилась в ближайшее кресло, беззвучно переставив подсвечник поближе к себе. Несмотря на весеннюю пору в камине ярко горел огонь, освещая стены теплым, золотистым светом, постепенно сменяющимся мглой, властвующей над стеллажами, и, будто живой темнотой, таящейся в углах кажущейся бескрайней комнаты. Успокаивающая и такая знакомая картина… умиротворенно вздохнув, раскрыла книгу, но не успела прочитать и десятка страниц, как за дверью раздались шаги, исходящие, судя по всему, из небольшой галереи, соединяющей библиотеку и западный коридор. Беспокойно прислушавшись к всё явственнее звучащему шуму, я торопливо закрыла книгу, и, вернув её на полку, заметалась по ставшему вдруг враждебным помещению, и не найдя ничего лучшего, скрылась за дальними стеллажами.

Как оказалось, вовремя.

Стоило мне ступить в ставший спасительным мрак, как двери распахнулись и в наступившей тишине зазвучали шаги. Тяжёлые, чеканные, явно принадлежали мужчине. В игривой дроби вторых без труда угадывался стук изящных женских туфелек, подбитых звонкими, серебряными подковками. Вжавшись в темное дерево, я с нарастающей паникой прислушивалась к приближающимся шагам, моля богов и богинь о том, что бы моя дрожащая особа, не была замечена ими. Поздние посетители книжной обители приближались.

Наверное, в этот вечер, боги были милостивы ко мне. Поздние посетители библиотеки равнодушно миновали моё убежище, на миг, промелькнув в просвете коридора, образованного двумя стеллажами и я с удивлением и изрядной долей растерянности узнала своих родителей.

Прошествовав к столу, отец опустился в ближайшее кресло, устало откинувшись на высокую спинку, обратившись к моей явно взволнованной матери: — Успокойся, Одетта.

Но женщина лишь раздраженно тряхнула головой, не щадя высокой прически:

— Зачем они приехали? Мне казалось, что до оговоренного срока еще больше трех месяцев!

— Так и есть дорогая, — отозвался барон, наполняя бокал белым вином.

— Тогда что они здесь делают?! — Не могла успокоиться баронесса, игнорирую предложенный ей напиток, и с раздражением отбрасывая когда-то роскошный веер на стол, пуская легкую мелодичную дрожь по высокому графину, хранящему благородный напиток, часть которого ныне занимала, баюкаемый отцом бокал.

Барон де Элер предпочел промолчать, но, неожиданно, по помещению пробежался ветерок, растрепавший пламя свечей в витых канделябрах и в их разговор ворвался бархатистый мужской голос:

— От непогоды скрываемся. Опять же наша семья издавна была дружна с родом де Элер. А как успели… Да мы вообще быстрые. — Движимая любопытством, я осторожно выглянула из тени высоких полок, пораженно увидев, как отделилась от окна статная мужская фигура беловолосого лорда, прибывшего этим вечером.

— И умные. Не пытайтесь обмануть судьбу, баронесса. — Вторил синеглазому рыжеволосый юноша, выступая из-за его спины.

— Иначе, мы будем вынуждены принять определенные меры. — Произнес беловолосый и добавил, досадливо морщась: — В конце концов, мы и так совершили поистине непростительную ошибку, дав вам целый год.

— И весь этот год неустанно контролировали! — Возмущенно воскликнула мать, сжимая кулаки.

— Как оказалось, недостаточно, дорогая баронесса. — Многозначительно усмехнулся наш гость, и, как мне показалось, с изрядной долей сожаления, покачал рыжей головой: — Вы противитесь неизбежному, всё уже предрешено.

— Уж не вами ли, лорд? — Оставила выдержка отца.

— Не нами. К сожалению, мы с графом Заком не обладаем достаточными полномочиями, что бы править судьбой, равно, как и противится ей. Кто мы в сущности такие? Два графа из западных лесов — слишком незначительные фигуры, дабы влиять на неё. Мы всего лишь верные слуги нашего мира… — Всё так же безразлично говорил светловолосый, и вместе с его словами по залу расползался холод. Затих едва уловимый шепот витых свечей, смолк смех листвы за окном. Казалось, даже свет померк, испуганный его словами.

Скованная всепоглощающим, замораживающим, будто порывы зимнего ветра, страхом я сжалась в комок, чувствуя, что вот-вот упаду на колени и заскулю, как скулит потерявшийся щенок, но в тот же миг пришло нежданное избавление:

— Впрочем, об этом, равно как и о судьбе, мы поговорим в другой раз — время уже позднее. — Перебил его рыжеволосый граф, разбивая наваждение навеянное голосом нашего гостя. — Наши гостеприимные хозяева, верно устали. — Добавил он, устремляясь к дверям. — В такие ночи не спят только молоденькие девушки, любящие провести темное время суток за приключенческим романом.

— Барон, баронесса, — Неохотно качнул головой его спутник, устремляясь следом.

— Как думаешь, он так же ужасен?.. — Дождавшись тихого скрипа закрывающихся дверей, тихо прошептала мать.

— Лорд. — Вместо ответа произнес отец, жадно припадая к бокалу.

— И леди… — Растрепанный веер пробежал по её ладони, распахнувшись у левого подлокотника с коротким щелчком. Высочайшее искусство благородных господ, позволяющее вести понятный лишь двоим диалог.

— Мы должны. — Покачал головой барон де Эллэр, сжимая подрагивающую руку матери в своей широкой ладони.

— Знаю. — Безжизненно ответила она, опуская голову. — Но Эдвард, что я могу? Одного моего ребенка отняли сразу после рождения, другой оказался потерян на пятнадцать лет. Я не видела, как растёт мое дитя, дай увидеть, как она становится женщиной… Сокровище… оно наше и мы…

— Мы должны. — Жестко проговорил отец, вставая, и не оглядываясь, отправился к двери, стремясь скрыть горестный изгиб тонких губ не оставшийся незамеченным мною.

— Должны. — Эхом откликнулась баронесса, поднимаясь следом, и прожигая его спину взглядом черных, как сама бездна глаз: — Но не им. Этого долга они не получат. Не отдам…

И откинув назад непокорную голову, стремительной походкой направилась к дверям, где, судя по всему, ожидал её барон, предусмотрительно распахнувший тяжелые створки, пропуская вперед дрожащую, будто в лихорадке женщину, чьи щеки прочертили дорожки слез.

Скрипнув, двери захлопнулись, заглушая удаляющиеся шаги, я устремилась в свою комнату, спиной чувствуя тяжелый взгляд, клеймящий мою спину, будто раскаленный металл обнаженную плоть.

Захлопнув двери, показавшейся спасением комнаты, обессилено сползла на пол, чувствуя, как обжигает ладони холодный камень пола. И наконец, позволила слабину, обессилено сползя на пол, чувствуя, как обжигает ладони холодный камень пола.

Вне всякого сомнения, я стала свидетелем некой тайны, ответ на которую, следовало искать в прошлом. О каких детях говорили родители? Что за сокровище скрывает наш замок? Про какую ошибке упомянул беловолосый граф со страшными, будто водная бездна глазами?

Вот только, как найти то, что сокрыто даже от тебя?…

По словам сестры, с самого раннего детства меня растили с твердым осознанием того факта, что отличаюсь от других детей. Всё — величавый разворот головы, манеры, нежный алебастр тонкой кожи — выделяло меня в пестрой стайке сверстников, неслышно опустив полог отчуждения, разделивший меня с загорелой ватагой дворовых ребятишек, сторонящихся молодой госпожи. Стоило мне появиться во дворе — стихали смех и голоса, а в воцарившейся тишине звенел боязливый шепоток — ваша милость.

Два коротких слова, проложившие пропасть между нами и заставляющие гордо нести изящную голову на властно расправленных плечах. Наверное, я была счастлива. Любимая дочь, богатых родителей, получающая наряды и игрушки во многом превосходящие самые смелые мечты моей младшей сестры. Любая моя просьба незамедлительно удовлетворялась, любой каприз был немедленно исполнен. Быстроногие кони и породистые собаки, старинные украшения и изящные безделушки — все было у моих ног.

А потом была охота. И безумная скачка сквозь лес под яростный свист колючих хлыстов гибких веток, и краткий ужас падения, сменившийся болезненным забытьем. И слёзы в помутневших очах матери и отчаянье в глазах отца. И коротковолосое, до болезненного худое существо, чье отражение в зеркале заняло место холодной красавицы, бездонное серебро глаз которой сменила серая хмарь. Существо, сохранившее жизнь, но оставившее на той охоте себя. Вопреки прогнозам лекарей я выжила, но — потеряла память.

Следующий год, прошел в бесплотных попытках вспомнить что либо. Сознание металось среди неясных теней и разрозненных воспоминаний, цепляясь за обрывки своего прошлого с молчаливым отчаяньем, с которым утопающий ловит руками осклизлое бревно проплывающее мимо.

Со временем нити чувств и эмоций сплелись в отдельные картины, создающие образ идеальной леди, но не достаточные для пробуждения живого существа. Казалось, сознание издеваясь, щедро одаривает меня воспоминаниями о правилах этикета и манерах, предусмотрительно скрывая куда менее яркие детали, позволяющих узнать не о благородной баронессе Эльвире, но сероглазой непоседе Вире, о чьих проказах до сих пор вспоминал весь замок…

Стоит ли говорить, что эту ночь я провела без сна?

До самой зари просидела я в кресле у камина, думая, как лучше поступить.

Дворянская честь требовала немедленно пойти к родителям и признаться в том, что я стала свидетелем их разговора со странными юношами. Но сердце, как оказалось, сохранившее в себе дух авантюризма, настаивало оставить свою осведомленность в секрете. Разум настаивал на пути правды, душа соблазняла ослепительным блеском драгоценностей, окутанных романтичным флером приключений…

Промучившись в незримом противостоянии до утра, но так ничего и не решив, я решила поделиться своими сомнениями с Элоизой, не безосновательно пологая, что незамутненный сомнением сторонний взгляд сможет подсказать выход из этой, кажущейся на первый взгляд неразрешимой, проблемы. И, успокоенная этой мыслью, обессилено откинулась на спинку кресла, Где и просидела до утра, молясь и милосердной Эвир, и храбрым братьям её воителям, о том, чтобы и странный разговор, и загадочные гости развеялись страшным сном с приходом золотой колесницы бога — солнца.

Однако мечтам моим не суждено было сбыться, что я и поняла, спустившись в обеденную залу. В светлом помещении, озаренном теплым светом семи десятков свечей мягко мерцающих в гнездьях четырехярусной люстры, во главе стола, накрытого по всем правилам высшего общества сидели родители, молчаливо рассматривающие благородных лордов, с равнодушием истинных жителей столицы проигнорировавших и богатство изукрашенных дорогой эмалью серебряных блюд, и почетные места полагающиеся им на правах гостей, расположившись вместо этого с обоих сторон наших с Элоизой мест.

Заметив эту странность я, на миг сбилась с шага. Но мгновенно овладела собой и, видимо, решив ничем не выказывать своего удивления, опустилась на своё место, исподволь ища свидетельства того, что ночной разговор не был плодом моего воображения.

Но, к моему разочарованию, все участники ночного происшествия ничем не выражали своих истинных чувств. Рыжеволосый граф, осыпал комплиментами раскрасневшуюся Элоизу. Не оставлял попыток вовлечь меня в разговор и занявший полукресло по мою правую руку и Светоч.

Я же насторожено смотрела в неожиданно растаявший лед синих глаз, пребывая в твердой уверенности, что беловолосый лорд знает, что этой ночью неизвестный договор получил нового свидетеля, взирающего в безмятежные озера глаз его хозяина. Но молодой граф ничем не выдавал своих истинных мыслей, проявляя себя как невероятно галантный и заботливый сосед, искренне расстроенным моим нежеланием поддерживать беседу.

Чувства мои вошли в абсолютный диссонанс, ища избавления от которого я обратила взор к матери, словно ждавшей моего взгляда, чтобы немедленно обернуться, посылая мне нежный и, будто бы извиняющийся взгляд поверх хрустально — серебряного города, созданного слугами на нашем столе, и обратиться к незваным гостям:

— Когда повелела прибыть ваша матушка, милорды?

— Как можно скорее, — нимало не смутившись ни граничащей с оскорблением прямотой вопроса, ни более чем прохладным тоном почтенной баронессы, откликнулся Светоч, не отводя мягких, словно лепестки колокольчика глаз от моего лица.

— Очень жаль, что вы не сможете остаться на бал, — без тени сочувствия в голосе вздохнула мама, словно не замечая коротких мрачных взглядов, коими обменялись наши гости.

— Бал? — Вежливо поинтересовался Светоч, обратив ставшие вдруг почти белыми глаза на безмятежную баронессу.

— Именно! — Не замечая веющих холодом интонаций подтвердила матушка. — Будет чудесное торжество, салют, игристое вино, аркестр… Это будет прекрасно… Верно девочки? — Скептически косящаяся на матушку Элоиза хранила укоризненное молчание, я же улыбнулась, сама не понимая действий родительницы, не сводящей с меня печальных карих глаз, свидетельствующих, что причина, по которой она подвергает опасности нашу спокойную жизнь, более чем серьезна:

— Звучит многообещающе! Верно, Элоиза? — Теперь подозрительного взгляда удостоилась я, а его обладательница медленно кивнула: — Не сомневаюсь.

Не сомневались, судя по всему, и наши гости, вновь обменявшиеся быстрыми взглядами, после чего Светоч произнёс, не сводя с матушки прожигающего взгляда:

— Кто мы такие, чтобы отказывать столь очаровательной леди? Полагаю, матушка не будет возражать, если мы немножко опоздаем, и на один вечер предстанем перед светским обществом. —

Боюсь, балу предшествует череда охот, и торжество грозит затянуться едва ли не на месяц…

— Тем лучше. — Безмятежно улыбнулся рыжеволосый. — Мы с удовольствием примем участие во всех этих мероприятиях. Если, конечно, прекрасная Эльвира обещает одарить меня половиной танцев на предстоящих балах.

— Боюсь, я не так хорошо двигаюсь, милорд, чтобы и один танец со мной доставил вам удовольствие. — Неожиданно испугалась я. Однако, заметив, как побледнела матушка, смущенно опустила глаза: — Но как можно отказать вам… Моей затянутой в белый шелк руки коснулась изящная ладонь в обрамлении пышных кружев манжета:

— Смею надеяться, что вторая часть будет подарена мне, моя блистательная леди. — На миг я смешалась, понимая, что дав своё согласие, оскорблю остальных гостей, а отказав — нанесу обиду этому вне всяких сомнений опасному мужчине, неожиданно мягко улыбающемуся моей пребывающей в раздумьях особе.

Но сейчас меня занимало отнюдь не это озаренное внутренним светом, а реакция матери, едва взглянув на которую я мгновенно ответила, растянув губы в вежливой улыбке:

— Да-да, конечно. — Потрясенная, будто в мгновение ока покрывшейся кукурузной мукой, на фоне которой черными провалами сверкали провалы глаз, пробормотала она.

— Чего ещё может желать ваш раб, моя леди. — Произнес беловолосый, к моему безмерному смущению приникая к руке легким поцелуем.

Прохладная кожа лорда, показалась мне раскаленным докрасна металлом, приникшим к беззащитной плоти. Пошатнувшись, я резко отдернула ладонь, ожидая увидеть ужасающий ожог в черных кружевах опаленной кожи. Но, ладонь оказалась невредима…

— Эльвира? — Забеспокоилась мать, обращая на меня взгляд тревожных шоколадных глаз.

Я не откликнулась, в смятении прислушиваясь к чувствам, бушевавшим во мне. В груди нарастала боль, рядом с которой прикосновение беловолосого казалось легким жжением. Дыхание сбилось, сердце замерло в груди… Чтобы через секунду забиться, наполненным невыносимым, щемящим чувством куда более сильным, чем нежность и более глубоким, чем любовь.

Нечто подобное я испытывала к своей семье, но никогда доселе не дрожала моя душа от переполняющего её восторга, как трепетала она от взглядов золотисто-карих и лазурных глаз.

— Вира?.. Вира, ты в порядке? — Взволнованно вопрошала сестра, заглядывая в мое побледневшее лицо. Голос её доносился до меня словно издалека, разбиваясь на отдельные звуки, с трудом складывающиеся в знакомые слова.

— Д - да… — Пролепетала я, а в следующий миг меня накрыла милосердная тьма.