"Осень в Пекине" - читать интересную книгу автора (Виан Борис)

VI

Почему инвариантность такого типа не была подвергнута традиционному тензорному анализу? Дж. Уитроу, «Структура вселенной», изд. Галлимар, стр. 144

— Готово! — сказал практикант.

— Крутите! — скомандовал Жуйживьом.

Решительным движением руки практикант запустил крепкий деревянный винт. Мотор чихнул, потом выразительно рыгнул, и винт пошел в обратную сторону. Практикант взвизгнул и схватился за руку.

— Так и есть! — сказал Жуйживьом. — Ведь говорил вам, осторожней надо.

— Уй-а-а! — взвыл практикант. — Чтоб тебя разорвало, чертова машина! Уй-а-а, как шарахнул!

— А ну покажите.

Практикант вытянул руку. Ноготь на указательном пальце почернел.

— Ничего страшного, — сказал Жуйживьом. — Палец пока цел. До следующего раза.

— Ой, нет.

— Да, — сказал Жуйживьом. — Впредь будете осторожней.

— Но я и так осторожен, — запротестовал практикант. — Ни на секунду не спускаю с него глаз, только этот кретинский мотор все равно норовит цапнуть меня за руку. Во он у меня где, этот ваш мотор!

— Если бы вы не сделали того, что сделали... — менторским тоном начал профессор.

— Проклятие! Опять этот стул...

— Что ж, хорошо. — Жуйживьом отступил, размахнулся и врезал практиканту прямым в челюсть.

— М-м-м!.. — застонал тот.

— Ну что, прошла рука?

— Р-р-р... — ответил практикант. Казалось, он вот-вот начнет кусаться.

— Крутите! — приказал Жуйживьом. Практикант перестал рычать и заплакал.

— О нет, только не это! — вскричал профессор. — Хватит с меня! Вы все время рюмзаете. Это стало дурной привычкой. Прекратите сейчас же и крутите винт. На меня ваши слезы больше не действуют.

— Да-а, они никогда на вас и не действовали, — обиженно захныкал практикант.

— Вот именно. Не понимаю, как у вас хватает наглости продолжать.

— Тогда все, — сказал студент. — Больше не продолжаю.

Он порылся в кармане и извлек оттуда невообразимо грязный носовой платок. Жуйживьом начинал терять терпение:

— Вы будете делать, что я сказал, черт бы вас побрал! Практикант высморкался и водворил платок на место.

Он боязливо подошел к мотору и приготовился к запуску.

— Давайте! — скомандовал Жуйживьом. Пропеллер сделал два оборота, мотор поплевался и вдруг заработал; лакированные лопасти слились в серый вихрь.

— Увеличьте давление, — сказал Жуйживьом.

— Но я обожгусь! — возразил практикант.

— Ух, какой же вы, однако... — устало произнес профессор.

— Спасибо, — сказал практикант и покосился на рычаг.

— Остановите мотор! — приказал Жуйживьом. Практикант перекрыл горючее, сместил пуансон, и мотор встал, неуверенно покручивая винтом.

— А теперь, — сказал профессор, — мы пойдем испытывать его на просторе.

Практикант молчал, насупившись.

— Ну же, — подзадорил его Жуйживьом, — побольше энтузиазма, черт побери! Не на похоронах, чай.

Еще не на похоронах, — уточнил студент. — За этим дело не станет.

— Берите самолет и пошли, — сказал профессор.

— Мы его привяжем или так запускать будем?

— Разумеется, так. Зачем, по-вашему, я приехал в пустыню?

— Нигде еще я не чувствовал себя менее одиноким, чем в этой пустыне.

— Прекратите скулеж, — сказал Жуйживьом. — Здесь, между прочим, имеется красивая девица. Кожа у нее довольно непривычного цвета, но о формах ничего дурного сказать нельзя.

— Правда? — оживился практикант. Казалось, он начал понимать, чего от него хотят.

— Ну, конечно.

Практикант бросился подбирать детали самолета, которые ему надлежало соединить. Профессор удовлетворенно оглядел комнату.

— А славная у нас тут вышла клиника, — сказал он.

— Да уж, — отвечал практикант. — Для того, чем мы тут занимаемся, конечно... В этой дыре никто и не думает болеть. Я уже стал забывать все, что знал.

— Зато будете не так опасны, — успокоил его профессор.

— И вовсе я не опасен.

— Не все стулья разделяют вашу точку зрения.

Лицо практиканта окрасилось в царственно-синий цвет, а вены на висках начали судорожно пульсировать.

— Послушайте, — сказал он, — еще одно слово про этот стул, и я...

— Что же вы? — насмешливо бросил Жуйживьом.

— Я убью еще один...

— Сколько угодно. Мне-то что? А теперь пошли.

Профессор вышел, и его желтая рубашка осветила чердачную площадку ровно настолько, чтобы не дать ему оступиться на кособоких ступеньках. Практикант, напротив, не упустил случая свалиться, но, к счастью для самолета, приземлился на ягодицы. Так что внизу он очутился почти одновременно с профессором.

— Хитро придумано, — сказал Жуйживьом. — Но не могли бы вы все же пользоваться ногами?

Свободной рукой практикант потер ушибленное место; в другой он держал крылья и фюзеляж «Пинга-903».

Они продолжали спускаться и вскоре оказались на первом этаже. Пиппо за стойкой целенаправленно опорожнял бутылку «Турина».

— Привет! — сказал профессор.

— День добрый, патрон, — ответил итальянец.

— Все в порядке?

— Амудопулос решил выбросить меня вон.

— Не может быть.

— Он меня — экстрагировать. Как в заголовках. Взаправду.

— Он что тебя, экспроприирует?

— Во-во, так он и сказал, — закивал Пиппо. — Экстрагирует.

— Что же ты будешь делать?

— Э-э, я почем знаю? Мой место теперь в сортире. Все, финита, бобик сдох.

— Да он совсем спятил, этот фрукт, — заметил Жуйживьом.

Практикант начал проявлять признаки нетерпения.

— Мы будем запускать самолет или нет?

— Пошли с нами, Пипетка, — предложил Жуйживьом.

— Э-э, плевать я хотел на ваш кретинский самолет!

— Тогда до скорого.

— До свидания, патрон. Он прекрасен, как черешня, этот ваш самолет.

Жуйживьом вышел; ассистент поспешил за ним.

— Когда можно будет ее увидеть? — спросил он.

— Кого ее?

— Ну, ту красотку.

— Послушайте, как вы мне надоели, — сказал Жуйживьом. — Сейчас мы идем запускать самолет, и точка.

— Елки-палки! — вскипел практикант. — Сначала вы мне расписываете ее прелести, а потом — фьюить... по нулям! Вы просто невыносимы!

— А вы?

— Пусть так, я тоже невыносим. Но мы здесь уже три недели. Вы понимаете, что я за это время еще ни разу не ... !

— Серьезно? — удивился Жуйживьом. — Даже с женами технических исполнителей? А что же вы делаете по утрам в клинике, пока я сплю?

— Я занимаюсь... — замялся практикант. Жуйживьом сначала смотрел на него не понимая, потом разразился хохотом.

— Черт подери! — воскликнул он. — Вы хотите сказать, что вы... Вы занимаетесь... Вот умора! Значит, поэтому у вас все время дурное настроение!

— Думаете, из-за этого? — с беспокойством спросил студент.

— Ну разумеется. Это же очень вредно.

— А вы? Вы никогда так не делали? — спросил он.

— Один — никогда.

Практикант замолчал, чтобы легче было дышать: они карабкались на высокую дюну. Вдруг Жуйживьом опять расхохотался.

— Что случилось? — спросил ассистент.

— Ничего. Просто я представил себе, какая у вас при этом физиономия.

Не в силах одолеть приступ смеха, профессор повалился на песок. Из глаз его брызнули крупные слезы, а голос съехал на удушливо-веселый визг. Практикант отвернулся с обиженным видом, разложил на земле детали самолета и, встав на колени, взялся прилаживать их друг к другу. Жуйживьом почти успокоился.

— И все же вы плохо выглядите, — повторил он.

— Вы уверены? — практикант не на шутку обеспокоился.

— Абсолютно уверен. Между прочим, вы не первый.

— А я думал... — пробормотал практикант, уставившись на крылья и кабинку. — Значит, вы полагаете, что другие делали это до меня?

— Естественно.

— Впрочем, я и сам так думал. Но неужели в такой же ситуации? И тоже в пустыне, где нету женщин?

— Разумеется, — сказал Жуйживьом. — А что, по-вашему, означает символ Святого Симеона-Столпника[45]? Почему он все время так был занят своим столпом? Да это же очевидно! Вы Фрейда проходили, я надеюсь?

— Нет, что вы, Фрейд нынче не в моде, — отмахнулся студент. — В эти бредни одни недоумки верят.

— Фрейд — это одно, а столп — совсем другое, — продолжал Жуйживьом. — Тем не менее, бывают «представления» и «переносы ощущений», как их называют философы, бывают комплексы и их подавление, и онанизм, как в вашем частном случае.

— Теперь вы мне, конечно, скажете, что я дурак набитый.

— Отнюдь, — сказал Жуйживьом. — Просто вы не очень умны, вот и все. Но это вполне простительно.

Практикант тем временем приладил крылья и фюзеляж и теперь со вкусом размещал хвостовое оперение. Он замер на мгновение, задумавшись над словами профессора.

— А вы? — спросил он. — Вы как делаете?

— Делаю что?

— Не знаю, что...

— О, это очень туманный вопрос, — сказал Жуйживьом. — Настолько туманный, что граничит с бестактностью.

— Я вовсе не хотел вас обидеть.

— Конечно, я знаю. Но у вас прямо-таки дар соваться не в свое дело.

— Там мне было лучше, — тихо вздохнул практикант.

— Мне тоже, — ответил Жуйживьом.

— А здесь так муторно.

— Это пройдет. Во всем виноват песок.

— Песок тут ни при чем. Мне не хватает медсестер, других практикантов, больных...

— Может, и стульев тоже? — съязвил Жуйживьом. Студент покачал головой, и выражение горечи пятнами проступило на его лице.

— Вы всю жизнь будете меня этим попрекать? — спросил он.

— Потерпите, недолго осталось. До старости вы не доживете: у вас чересчур вредные привычки.

Студент замер в нерешительности, открыл было рот, но снова закрыл его и ничего не сказал. Он продолжал копаться в цилиндре и моторе. Жуйживьом заметил, что он вздрогнул и склонился над собственной рукой, как полчаса назад: длинная кровоточащая рана рассекла ему ладонь. Студент повернулся к профессору; он не плакал, только стал белый как полотно, и губы позеленели.

— Меня мотор укусил... — пролепетал он.

— Что вы такое ему сделали?

— Ничего я ему не делал... — сказал практикант и положил самолет на песок. — Больно.

— Покажите, что там у вас. Практикант протянул руку.

— Дайте-ка ваш платок, — сказал профессор. Студент достал свою грязную тряпку, и Жуйживьом с грехом пополам забинтовал кровоточащую руку, выказывая при этом все признаки отвращения.

— Так лучше?

— Вроде... — сказал студент.

— Я сам запущу его, — сказал профессор. Он подобрал самолет и умело завел мотор.

— Обхватите меня за туловище! — крикнул он практиканту, перекрикивая рев машины.

Студент схватил его обеими руками и прижал к себе. Жуйживьом отрегулировал впускной клапан, и винт закрутился так быстро, что края лопастей окрасились в бордовый цвет. Студент вцепился в профессора; тот едва стоял на ногах от вихря, поднятого пропеллером.

— Запускаю, — прокричал Жуйживьом.

«Пинг-903» рванул ввысь и пропал из виду. Потрясенный студент выпустил профессора и с размаху сел в песок. Он сидел, уставившись в одну точку — туда, где исчез самолет. Жуйживьом шумно перевел дух.

— У меня рука болит, — сказал практикант.

— Размотайте эту тряпку, — велел профессор.

Рана на ладони зияла, раскрыв свои припухлые зеленоватые створки. В середине разрез был черно-красный и уже пенился маленькими быстрыми пузыриками.

— Эге! — сказал Жуйживьом, взяв студента за руку. — Надо немедленно обработать.

Вскочив на свои хилые ноги, молодой человек припустил вслед за профессором к отелю Баррицоне.

— А как же самолет? — спросил он.

— Судя по всему, он летает, — ответил Жуйживьом.

— Но он вернется?

— Надеюсь. Я его запрограммировал.

— Он очень быстро летает...

— Очень.

— Как же он остановится?

— Понятия не имею... Я об этом не подумал.

— Наверно, это песок во всем виноват... — сказал практикант.

Внезапно послышался резкий звук, и в метре над ними что-то просвистело; потом грохнул взрыв, и в окне ресторана вызвездилась дыра в форме самолета. Изнутри донесся звон падающих и разлетающихся вдребезги бутылок.

— Я — вперед, — сказал Жуйживьом.

Студент остановился и посмотрел вслед черному силуэту профессора, который летел со всех ног по склону. Над его старомодным рединготом мелькал воротник желтой рубашки. Профессор дернул дверь и скрылся за ней. Практикант снова взглянул на свою руку и ринулся вниз тяжелыми, неуклюжими скачками.