"Осень в Пекине" - читать интересную книгу автора (Виан Борис)VI— Готово! — сказал практикант. — Крутите! — скомандовал Жуйживьом. Решительным движением руки практикант запустил крепкий деревянный винт. Мотор чихнул, потом выразительно рыгнул, и винт пошел в обратную сторону. Практикант взвизгнул и схватился за руку. — Так и есть! — сказал Жуйживьом. — Ведь говорил вам, осторожней надо. — Уй-а-а! — взвыл практикант. — Чтоб тебя разорвало, чертова машина! Уй-а-а, как шарахнул! — А ну покажите. Практикант вытянул руку. Ноготь на указательном пальце почернел. — Ничего страшного, — сказал Жуйживьом. — Палец пока цел. До следующего раза. — Ой, нет. — Да, — сказал Жуйживьом. — Впредь будете осторожней. — Но я и так осторожен, — запротестовал практикант. — Ни на секунду не спускаю с него глаз, только этот кретинский мотор все равно норовит цапнуть меня за руку. Во он у меня где, этот ваш мотор! — Если бы вы не сделали того, что сделали... — менторским тоном начал профессор. — Проклятие! Опять этот стул... — Что ж, хорошо. — Жуйживьом отступил, размахнулся и врезал практиканту прямым в челюсть. — М-м-м!.. — застонал тот. — Ну что, прошла рука? — Р-р-р... — ответил практикант. Казалось, он вот-вот начнет кусаться. — Крутите! — приказал Жуйживьом. Практикант перестал рычать и заплакал. — О нет, только не это! — вскричал профессор. — Хватит с меня! Вы все время рюмзаете. Это стало дурной привычкой. Прекратите сейчас же и крутите винт. На меня ваши слезы больше не действуют. — Да-а, они никогда на вас и не действовали, — обиженно захныкал практикант. — Вот именно. Не понимаю, как у вас хватает наглости продолжать. — Тогда все, — сказал студент. — Больше не продолжаю. Он порылся в кармане и извлек оттуда невообразимо грязный носовой платок. Жуйживьом начинал терять терпение: — Вы будете делать, что я сказал, черт бы вас побрал! Практикант высморкался и водворил платок на место. Он боязливо подошел к мотору и приготовился к запуску. — Давайте! — скомандовал Жуйживьом. Пропеллер сделал два оборота, мотор поплевался и вдруг заработал; лакированные лопасти слились в серый вихрь. — Увеличьте давление, — сказал Жуйживьом. — Но я обожгусь! — возразил практикант. — Ух, какой же вы, однако... — устало произнес профессор. — Спасибо, — сказал практикант и покосился на рычаг. — Остановите мотор! — приказал Жуйживьом. Практикант перекрыл горючее, сместил пуансон, и мотор встал, неуверенно покручивая винтом. — А теперь, — сказал профессор, — мы пойдем испытывать его на просторе. Практикант молчал, насупившись. — Ну же, — подзадорил его Жуйживьом, — побольше энтузиазма, черт побери! Не на похоронах, чай. — — Берите самолет и пошли, — сказал профессор. — Мы его привяжем или так запускать будем? — Разумеется, так. Зачем, по-вашему, я приехал в пустыню? — Нигде еще я не чувствовал себя менее одиноким, чем в этой пустыне. — Прекратите скулеж, — сказал Жуйживьом. — Здесь, между прочим, имеется красивая девица. Кожа у нее довольно непривычного цвета, но о формах ничего дурного сказать нельзя. — Правда? — оживился практикант. Казалось, он начал понимать, чего от него хотят. — Ну, конечно. Практикант бросился подбирать детали самолета, которые ему надлежало соединить. Профессор удовлетворенно оглядел комнату. — А славная у нас тут вышла клиника, — сказал он. — Да уж, — отвечал практикант. — Для того, чем мы тут занимаемся, конечно... В этой дыре никто и не думает болеть. Я уже стал забывать все, что знал. — Зато будете не так опасны, — успокоил его профессор. — И вовсе я не опасен. — Не все стулья разделяют вашу точку зрения. Лицо практиканта окрасилось в царственно-синий цвет, а вены на висках начали судорожно пульсировать. — Послушайте, — сказал он, — еще одно слово про этот стул, и я... — Что же вы? — насмешливо бросил Жуйживьом. — Я убью еще один... — Сколько угодно. Мне-то что? А теперь пошли. Профессор вышел, и его желтая рубашка осветила чердачную площадку ровно настолько, чтобы не дать ему оступиться на кособоких ступеньках. Практикант, напротив, не упустил случая свалиться, но, к счастью для самолета, приземлился на ягодицы. Так что внизу он очутился почти одновременно с профессором. — Хитро придумано, — сказал Жуйживьом. — Но не могли бы вы все же пользоваться ногами? Свободной рукой практикант потер ушибленное место; в другой он держал крылья и фюзеляж «Пинга-903». Они продолжали спускаться и вскоре оказались на первом этаже. Пиппо за стойкой целенаправленно опорожнял бутылку «Турина». — Привет! — сказал профессор. — День добрый, патрон, — ответил итальянец. — Все в порядке? — Амудопулос решил выбросить меня вон. — Не может быть. — Он меня — экстрагировать. Как в заголовках. Взаправду. — Он что тебя, экспроприирует? — Во-во, так он и сказал, — закивал Пиппо. — Экстрагирует. — Что же ты будешь делать? — Э-э, я почем знаю? Мой место теперь в сортире. Все, финита, бобик сдох. — Да он совсем спятил, этот фрукт, — заметил Жуйживьом. Практикант начал проявлять признаки нетерпения. — Мы будем запускать самолет или нет? — Пошли с нами, Пипетка, — предложил Жуйживьом. — Э-э, плевать я хотел на ваш кретинский самолет! — Тогда до скорого. — До свидания, патрон. Он прекрасен, как черешня, этот ваш самолет. Жуйживьом вышел; ассистент поспешил за ним. — Когда можно будет ее увидеть? — спросил он. — Кого ее? — Ну, ту красотку. — Послушайте, как вы мне надоели, — сказал Жуйживьом. — Сейчас мы идем запускать самолет, и точка. — Елки-палки! — вскипел практикант. — Сначала вы мне расписываете ее прелести, а потом — фьюить... по нулям! Вы просто невыносимы! — А вы? — Пусть так, я тоже невыносим. Но мы здесь уже три недели. Вы понимаете, что я за это время еще ни разу не ... ! — Серьезно? — удивился Жуйживьом. — Даже с женами технических исполнителей? А что же вы делаете по утрам в клинике, пока я сплю? — Я занимаюсь... — замялся практикант. Жуйживьом сначала смотрел на него не понимая, потом разразился хохотом. — Черт подери! — воскликнул он. — Вы хотите сказать, что вы... Вы занимаетесь... Вот умора! Значит, поэтому у вас все время дурное настроение! — Думаете, из-за этого? — с беспокойством спросил студент. — Ну разумеется. Это же очень вредно. — А вы? Вы никогда так не делали? — спросил он. — Один — никогда. Практикант замолчал, чтобы легче было дышать: они карабкались на высокую дюну. Вдруг Жуйживьом опять расхохотался. — Что случилось? — спросил ассистент. — Ничего. Просто я представил себе, какая у вас при этом физиономия. Не в силах одолеть приступ смеха, профессор повалился на песок. Из глаз его брызнули крупные слезы, а голос съехал на удушливо-веселый визг. Практикант отвернулся с обиженным видом, разложил на земле детали самолета и, встав на колени, взялся прилаживать их друг к другу. Жуйживьом почти успокоился. — И все же вы плохо выглядите, — повторил он. — Вы уверены? — практикант не на шутку обеспокоился. — Абсолютно уверен. Между прочим, вы не первый. — А я думал... — пробормотал практикант, уставившись на крылья и кабинку. — Значит, вы полагаете, что другие делали это до меня? — Естественно. — Впрочем, я и сам так думал. Но неужели в такой же ситуации? И тоже в пустыне, где нету женщин? — Разумеется, — сказал Жуйживьом. — А что, по-вашему, означает символ Святого Симеона-Столпника[45]? Почему он все время так был занят своим столпом? Да это же очевидно! Вы Фрейда проходили, я надеюсь? — Нет, что вы, Фрейд нынче не в моде, — отмахнулся студент. — В эти бредни одни недоумки верят. — Фрейд — это одно, а столп — совсем другое, — продолжал Жуйживьом. — Тем не менее, бывают «представления» и «переносы ощущений», как их называют философы, бывают комплексы и их подавление, и онанизм, как в вашем частном случае. — Теперь вы мне, конечно, скажете, что я дурак набитый. — Отнюдь, — сказал Жуйживьом. — Просто вы не очень умны, вот и все. Но это вполне простительно. Практикант тем временем приладил крылья и фюзеляж и теперь со вкусом размещал хвостовое оперение. Он замер на мгновение, задумавшись над словами профессора. — А вы? — спросил он. — Вы как делаете? — Делаю что? — Не знаю, что... — О, это очень туманный вопрос, — сказал Жуйживьом. — Настолько туманный, что граничит с бестактностью. — Я вовсе не хотел вас обидеть. — Конечно, я знаю. Но у вас прямо-таки дар соваться не в свое дело. — Там мне было лучше, — тихо вздохнул практикант. — Мне тоже, — ответил Жуйживьом. — А здесь так муторно. — Это пройдет. Во всем виноват песок. — Песок тут ни при чем. Мне не хватает медсестер, других практикантов, больных... — Может, и стульев тоже? — съязвил Жуйживьом. Студент покачал головой, и выражение горечи пятнами проступило на его лице. — Вы всю жизнь будете меня этим попрекать? — спросил он. — Потерпите, недолго осталось. До старости вы не доживете: у вас чересчур вредные привычки. Студент замер в нерешительности, открыл было рот, но снова закрыл его и ничего не сказал. Он продолжал копаться в цилиндре и моторе. Жуйживьом заметил, что он вздрогнул и склонился над собственной рукой, как полчаса назад: длинная кровоточащая рана рассекла ему ладонь. Студент повернулся к профессору; он не плакал, только стал белый как полотно, и губы позеленели. — Меня мотор укусил... — пролепетал он. — Что вы такое ему сделали? — Ничего я ему не делал... — сказал практикант и положил самолет на песок. — Больно. — Покажите, что там у вас. Практикант протянул руку. — Дайте-ка ваш платок, — сказал профессор. Студент достал свою грязную тряпку, и Жуйживьом с грехом пополам забинтовал кровоточащую руку, выказывая при этом все признаки отвращения. — Так лучше? — Вроде... — сказал студент. — Я сам запущу его, — сказал профессор. Он подобрал самолет и умело завел мотор. — Обхватите меня за туловище! — крикнул он практиканту, перекрикивая рев машины. Студент схватил его обеими руками и прижал к себе. Жуйживьом отрегулировал впускной клапан, и винт закрутился так быстро, что края лопастей окрасились в бордовый цвет. Студент вцепился в профессора; тот едва стоял на ногах от вихря, поднятого пропеллером. — Запускаю, — прокричал Жуйживьом. «Пинг-903» рванул ввысь и пропал из виду. Потрясенный студент выпустил профессора и с размаху сел в песок. Он сидел, уставившись в одну точку — туда, где исчез самолет. Жуйживьом шумно перевел дух. — У меня рука болит, — сказал практикант. — Размотайте эту тряпку, — велел профессор. Рана на ладони зияла, раскрыв свои припухлые зеленоватые створки. В середине разрез был черно-красный и уже пенился маленькими быстрыми пузыриками. — Эге! — сказал Жуйживьом, взяв студента за руку. — Надо немедленно обработать. Вскочив на свои хилые ноги, молодой человек припустил вслед за профессором к отелю Баррицоне. — А как же самолет? — спросил он. — Судя по всему, он летает, — ответил Жуйживьом. — Но он вернется? — Надеюсь. Я его запрограммировал. — Он очень быстро летает... — Очень. — Как же он остановится? — Понятия не имею... Я об этом не подумал. — Наверно, это песок во всем виноват... — сказал практикант. Внезапно послышался резкий звук, и в метре над ними что-то просвистело; потом грохнул взрыв, и в окне ресторана вызвездилась дыра в форме самолета. Изнутри донесся звон падающих и разлетающихся вдребезги бутылок. — Я — вперед, — сказал Жуйживьом. Студент остановился и посмотрел вслед черному силуэту профессора, который летел со всех ног по склону. Над его старомодным рединготом мелькал воротник желтой рубашки. Профессор дернул дверь и скрылся за ней. Практикант снова взглянул на свою руку и ринулся вниз тяжелыми, неуклюжими скачками. |
||
|