"НАСТОЯЩЕЕ ИМЯ" - читать интересную книгу автора (Корецкий Данил)

Глава 5. Способность убивать.

Изрядно подержанный опель "Фронтера" притормозил на тихой улочке Теплого Стана, где ещe не успели подключить фонари и установить троллейбусные растяжки.

– Надо порядочную тачку покупать, тогда бы ничего не было! А так за лохов

– А бабки откуда? – огрызнулся Крепыш. – Ничего, мы ему хорошо вкатили!

– Идиот! – рассвирепел Ринат. – Мы что, за этим ездили? "Объект" почему

– А чего? – буркнул с заднего сиденья Вьюн. – Крепыш в стойку встал,

– Сам ты придурок! – взорвался Крепыш. – Если бы ты "отключку" не

– Заткнитесь оба, – прервал спор Ринат. – Тихо.

Он уже набирал номер Атаманова, испытывая чувства человека, который провалился в выгребную яму, с трудом выбрался и теперь должен показаться на глаза веселящейся за столом компании. Больше всего Ринату хотелось сейчас вернуться на Ленинский с обрезом "ремингтона" 12-го калибра и несколькими

Когда оставалось набрать последнюю цифру, Ринат нажал клавишу сброса. Ночные доклады о неудачах не способствуют продвижению по службе. Да и здоровью

Он быстро набрал другой номер.

– Татарин? Возьми несколько ребят и подъезжай ко мне. Записывай адрес…


***

Обычная блочная пятиэтажка, обычный загаженный подъезд, обычная облупившаяся дверь со следами многочисленных перестановок замка. За дверью надрывно звенел звонок. Он не умолкал уже минут пять, потому что Клевец не

– Может нет никого? – угрюмо поинтересовался Фокин. Ему не нравилось прочесывать уголовное дно Москвы, не нравилось таскаться из притона в притон, не нравилась обстановка убогости, серости и нищеты лежащая на квартирах, мебели и озлобленных – пьяных, обкуренных или обколотых людишках, населяющих этот

Занимаясь крупными государственными и экономическими преступлениями, он никогда не имел дела со столь низкопробным человеческим материалом, зато Клевец

– Сейчас посмотрим, – негромко процедил он и, отступив на шаг, резко ударил огромным ботинком в район замка. Хрустнула древесно-волокнистая макуха и

– Не двигаться! – зарычал Клевец, врываясь внутрь. Фокин рванулся следом. Обязанности они распределили ещe в начале рейда: контрразведчик проверял кухню

В обшарпанном темном туалете было пусто, в захламленной ванной – тоже. На кухне у плиты стоял довольно крепкий парень в одних трусах, он бессмысленно пялился на ворвавшегося майора совершенно пустыми глазами, продолжая помешивать

Бац! Напружиненная ладонь Фокина обрушилась на лицо парня, сметя того под подоконник, миска перевернулась, варево вылилось на огонь, зашипело, по кухне пополз черный удушливый дым. Ногой отбросив нож под плиту, Фокин выключил газ, поднял незадачливого кулинара на ноги и потащил в комнату. Тот не сопротивлялся. Похоже, он вообще не понимал, что происходит: его сознание

Всю обстановку квартиры составляли явно притащенный со свалки огромный шкаф с оторванной дверцей, продавленный замусоленный диван и садовая скамейка. На диване, подобрав к подбородку колени и обхватив их руками, сидела совершенно

– Что, ханка сгорела? Ты что, Корма? Совсем сгорела, вся?!

Ступни у неe были расставлены и стоящий напротив Клевец в упор

– Где Татарин, я спрашиваю? – судя по тону, он задавал вопрос уже не первый раз. Но девчонка явно его не слышала. Она не замечала нескромного взгляда опера, ей было вообще плевать на ворвавшихся в дом незнакомцев. Ее

– Неужели ты все спалил, паскуда?!

Дверца шкафа приоткрылась, в щель просунулась голая рука с пистолетом, наставленным в спину Клевцу. На фоне предельной обыденности бытия это было неожиданно и нереально, как в фильме ужасов, где наибольший эффект достигается как раз контрастом привычного и чрезвычайного. Опер не замечал опасности, а руки у Фокина были заняты: правой он как клещами сжимал шею Кормы, а левой

Рука с пистолетом вытягивалась все дальше, заметно дрожа, как будто от усилия указательного пальца. Резко изогнув корпус, Фокин словно метатель молота изо всех сил швырнул Корму вперед. Беспорядочно размахивая руками, тот пролетел через комнату и с оглушительным треском врезался в дверцу шкафа, вбивая еe на

Через секунду в углу, скособочившись, подпирал одной рукой стену голый субъект неопределенного возраста. Вторая рука плетью повисла вдоль костлявого

– Оружием стал баловаться, Татарин? – полюбопытствовал он. – И зачем он

– Это газовый, – вяло шевеля языком, ответил субъект. Он явно находился в прострации. Корма с видом лунатика медленно поднялся на ноги, неуверенно

– А что, у тебя на газовый лицензия есть? – продолжал интересоваться

– А патроны – то боевые… И ствол расточен! Пристрелить меня мог, гад!

– Ты чо, начальник! – встрепенулся Татарин. – И да-а-же не думал!

Девчонка вскочила и попыталась наброситься на Корму.

– Ты что обещал, скотина?! За что я тогда вам давала?! Счас вломлю ментам

– Глохни…

На лице Кормы появилось осмысленное выражение, которое тут же трансформировалось в недовольную гримасу. Возвращение в мир реальности

– Так что влетел ты, Татарин! – гнул свою линию Клевец. – Оружие,

– Это когда? – настороженно дернулся тот. И тут же расслабился.

– Я только вчера из больницы вышел… В инфекции лежал, с дизентерией… Проверяйте, пожалуйста! А пушка не моя и сколько этой биксе лет я не знаю… И

– Да ничего, – примирительно сказал Клевец. – Спутали тебя с одним… Кто

– Да много… Семка Татарин… И одноглазого Мишку иногда так кличут… Вафлер

– Не боись, – успокоил Клевец, отстегивая с пояса портативную рацию. – Каждый баран висит за свою ногу! Ты только за себя ответишь… Сейчас пройдем на

Через полчаса приехали опер и участковый из местного отделения. Сдав им

– У тебя хорошая реакция, спасибо, – поблагодарил Клевец. – Вполне мог

– Что-то мы по самому дну шарим, – сказал Фокин, глубоко вдыхая чистый

– Обычное дело. Раньше говорили: бедные – это клиенты уголовного розыска,

Клевец что-то вспомнил и засмеялся.

– Был и другой вариант: теми, кто доволен жизнью, занимается ОБХСС, а

– Ни ОБХСС, ни КГБ уже нет, – недовольно отозвался Фокин. – А мы все

– Не скажи, всяко бывает. Наркошу за небольшие деньги на любое дело нанять можно. Часто так и делают. А что по дну скребем… С ними проще. Есть у меня несколько фигурантов с такой кличкой, но они из крутых. Иномарки, оружие на законном основании, ксивы всякие: то помощник депутата, то советник префекта, то консультант правительства… Попробуй к ним подступись! Тут уже без санкции дверь ногой не выбьешь: кодла всегда вокруг, охрана, адвокаты… Да и

Фокин промолчал. Клевец прав на все сто процентов. И милиция и контрразведка и прокуратура воюют с преступностью бедняков. Если личное состояние человека превышает годовой бюджет целого ведомства, то оно не в

– По десять квартир у гадов, дома, дачи, дети в Америке учатся… – завелся майор. – А я с семьей в малосемейке всю жизнь, десять лет стою на очереди! Дочка школу заканчивает, а куда я еe устрою? Любой институт или официально

– Сколько тебе лет? – спросил Фокин.

– Тридцать восемь. Два ордена, куча медалей. В звании перехаживаю уже

– Что будет с этими? С Кормой, Татариным, девчонкой? – спросил Фокин,

– С девчонкой ничего. Может оттрахает кто-то из сержантов и все, – невозмутимо пояснил опер. – А с теми двумя – как решат. Одного пустят свидетелем, второго "паровозом" – года четыре он схлопочет. За наркоту и

– Ничего.

Но Клевец распознал брезгливые нотки в голосе.

– Хочешь сказать, что бандюков с автоматами отпускаем, а наркошу за

Он тяжело вздохнул.

– И вы шелупень всякую караете, а на больших боссов только зубы точите.

– Так, – кивнул Фокин. – Но долго оно продолжаться не может, это время.

Он скрипнул зубами.

– Их и это блядское время не спасет! Я дотянусь до них, кем бы они ни

– Помогу. Я же сказал – помогу! Мы сейчас не как законники говорим, а как люди. А справедливость у людей всегда должна быть. И неважно – по закону или

В груди Фокина ворохнулось теплое чувство. Сдержав улыбку, он протянул руку. Клевец подал свою. Два огромных, не привыкших к сантиментам мужика

– Хочешь, проскочим в пару баров, где эти крутые говнюки собираются? -

– Не могу, – с сожалением ответил Фокин. – Мне надо на утро задержание

– Неужели шпиона? – съязвил Клевец.

– Самого настоящего, – совершенно серьезно сказал контрразведчик.

Вернувшись к себе, Фокин просмотрел собранные материалы. Никаких данных на Карданова, Остапенко или Иванова получить не удалось. Эти люди не рождались, не прописывались, не получали паспорта и водительские удостоверения, не становились на учет в военкомате, не платили налоги, не лечились в поликлиниках, не страховали имущество, не клали деньги в сбербанки и не

Зато телефон, по которому звонил многоликий невидимка, оказался вполне

Смулева Мария Евгеньевна, двадцать девять лет, бывшая стюардесса, не замужем, не судима, на оперативных учетах не состоит. До недавнего времени имела постоянного любовника, сейчас живет одна. Несколько дней назад у неe объявился мужчина с приметами Карданова. И сразу обстановка вокруг неe стала напряженной: две драки во дворе одна за другой, визит неизвестного, личность

Фокин связался с дежурным.

– Утром мне нужна группа экстренного реагирования. В шесть ноль-ноль жду


***

Маша отправилась спать, Макс и Веретнев устроились на кухне. Макс, кособочась, достал из бара бутылку "Джека Колсона", проковылял к холодильнику

– В спину? – спросил опытный Слон. – Палкой?

– Кастетом. Трое. По повадкам – профессионалы.

Макс разлил виски по стаканам, набросал побольше льда.

– Говнюки они, а не профессионалы, – презрительно скривился Веретнев. -

– Тоже верно…

Карданов побалтывал стакан. Ему нравился перестук ледяных кубиков, которые медленно таяли, охлаждая и разбавляя желтую сорокаградусную жидкость, отчего более отчетливо проявлялся вкус распаренного ячменного зерна. Он сделал

– Говнюки, – повторил Веретнев и, не вдаваясь в тонкости дегустации,

Макс подумал, пожал плечами.

– Люди из прошлого. Я никого из них не знаю. А хотели отвезти меня

– Это связано со взрывом?

Карданов снова пожал плечами.

– Может месть? Автобус взлетел на воздух из-за моего чемодана.

– Вряд ли… Если месть – зачем куда-то везти? Всадили бы пулю – и все.

– Деньги. Много денег.

Веретнев допил свое виски.

– А оказалась бомба… Как там моя тачка?

Он встал, подошел к окну, прислонился лицом к стеклу, отгородившись

– Какой-то тип гуляет с собакой уже почти час. На таком морозе. Странно.

Алексей Иванович вернулся на место, покрутил пустой стакан с обтаявшими

– Водка есть? Обычная русская водка?

Макс достал из холодильника початую бутылку кристалловской "Столичной", нашарил кусочек копченой колбасы, порезал хлеб. Водка требовала закуски, соленых помидоров, тостов, звона стаканов, и откровенности. Того, чего не

Веретнев налил полстакана, выпил, крякнул, занюхал хлебом и зажевал

– Ну вот, совсем другое дело, – удовлетворенно подвел итог он. И

– А где тот чемодан, который с деньгами? И почему их два одинаковых с

Макс пожал плечами в третий раз.

– Я же работал в особой экспедиции ЦК КПСС, спецкурьером – возил охрененные деньги нашим зарубежным друзьям. Последний полет пришелся на августовский путч девяносто первого. Я, как всегда получил чемоданчик, сел в

– Выходит, ты вез не деньги, а бомбу?

– Выходит так…

– А кто тебе передавал чемодан в тот раз?

– Всегда передавал Евсеев – ответработник ЦК. Он руководил Экспедицией…

– И в тот раз все было как всегда?

– Пожалуй. Хотя… Приходил какой-то эксперт из разведки, расспрашивал о дворце борсханского диктатора: размеры комнаты приемов, материал стен, расположение мебели, ну и так далее… Суки! Они рассчитывали убрать Мулая за

– Жертва пешки – дело обычное, – глаза Веретнева сузились.

Он задумчиво глянул на Макса, покатал пустой стакан. Помолчал.

– Тут и думать нечего, – сказал он наконец. – Настоящий чемодан у этого

– Под миллион баксов, может и больше.

– Нормально! – Веретнев даже присвистнул.

Наступило молчание. Макс прихлебывал виски, Слон пил водку. Разнородные напитки, несопоставимые традиции… Они не чокались и не говорили тостов.

– Этот, с собакой, ещe гуляет… Ну ладно, дело его. Заодно мою машину

– Искал работу. Хотел наняться в службу охраны. Но нигде не берут.

– Кстати о работе, – Веретнев потер виски. – Я-то за этим и приехал.

– С чего это вдруг? – удивился Макс.

– Не знаю. Днем ко мне заехал лейтенант от Яскевича – он курирует Западную Европу. Спрашивал, где тебя найти. Я сказал, что жду звонка. Они

– Что ж… Предложат – посмотрим.

В начале третьего ночи за окном послышался приближающийся шум двигателей. Макс погасил большой свет и включил галогенный светильник, установленный низко над столом. Из кухонного окна ничего увидеть не удалось. Макс прошел в комнату, окна которой выходили на другую сторону. Обошел кровать с тихо посапывающей Машей. Терпко пахло еe духами. Он подошел к окну. Почти неразличимые в темноте, два джипа с выключенными фарами стояли у въезда во двор – на полированной поверхности машин отражался свет одинокого фонаря, – затем отползли за

– Ну что там? – спросил Веретнев, когда Макс вернулся.

– Похоже, это мои знакомые. В усиленном составе.

– Вряд ли они сунутся в квартиру, – сказал Слон и полез в задний карман.

На белую скатерть лег миниатюрный "фроммер-бэби".

– Твоя ручка при тебе?

Макс покачал головой.

– Куракин забрал перед самым взрывом. А теперь где она…

Слон удивленно покрутил головой.

– Утратил секретное оружие? Она же небось дорогая…

– Как ракета "Томагавк". Экспериментальные технологии, материалы следующего века. Их сделали всего несколько штук. Встроенный механизм

– Раньше загремел бы под трибунал, без вопросов.

– Точно, – согласился Макс и зевнул.


***

Порог бедности начинается в сотне метров от Казанского вокзала, у бесплатной "Гороховской кормилки". Мощная бетонная буква "П" ("порог", значит, или "п…дец всему", как считают некоторые) – это арка, ведущая во дворик, где каждое утро в десять часов по московскому времени собираются отрыгнутые столицей человеческие особи. Их здесь не меньше трех десятков, как правило пожилых, с испитыми лицами, обвисающими книзу складками, с искривленными

Нищета только издали кажется чем-то однородным и равномерным. Стоит пройти под этой аркой и оказаться во дворике "Кормилки", как убеждаешься, что и среди бомжей имеется своя "элита" и "номенклатура". Кормятся здесь в основном обладатели бесплатных талонов Красного Креста. Где такие талоны выдаются и за какие заслуги, для многих остается загадкой. "Талонщики" кучкуются поближе к дверям, у них свой круг интересов, свои разговоры, свой взгляд на окружающую действительность. Те, кто талонов не имеет – стоят в сторонке, ждут, когда отобедают первые, чтобы потом ловить-не зевать свой бесплатный шанс. Все, что осталось в котлах и противнях после "талонщиков", выдается желающим в порядке

Бомж Зимуха всегда стоял в живой очереди, талоны он видел только издали, и это было закономерно, поскольку Зимухе никогда в жизни не везло. Вот и сегодня, когда от окошка раздаточной его отделяли как минимум четыре обтертых спины, послышался характерный металлический звук – это черпак скреб по дну котла. Тут же раздался голос: "Суп закончился." Через две спины закончилась гречневая каша. Когда Зимуха подошел к окошку, широкомордый мужик в замызганном

– Ли-из! Хлеб ещe остался?

– А где ж!.. – прилетело из темноты.

– Хлеба тоже нет. На сегодня все, – проворчал мужик и захлопнул окошко.

Очередь сдержанно заматюкалась, заныла и стала расползаться. Зимуха был разочарован. Вчера утром он слопал два надкусанных маковых рулета, которые подобрал в вокзальном буфете, и с тех пор не ел ничего. Ночь, проведенная на общем балкне недостроенного дома, не прибавила ему сил – часов до трех Зимуха прислушивался к гудению и мучительным всхлипам в своем желудке, а под утро

Зимуха вышел во дворик и постоял, соображая, куда ему направиться.

– Зим, пошли на свалку шабашить, – ткнул его в плечо Мотя, которому в это утро тоже ничего не обломилось. – Вечером там, говорят, четыре МАЗа разгрузили.

Нет, на свалку Зимуха не пойдет. Там, конечно, много всякой полезной ерунды типа смесителей или унитазных поплавков, которые можно загнать дедам, торгующим мелочевкой на "блошином" рынке. Но на тех же свалках чуть не ежедневно случаются стычки, начинающиеся с обычного спора: "я первый нашел! – нет, я!", и заканчивающиеся массовыми побоищами и даже поножовщиной. Зимуха не

Он вышел из дворика и, запахнув изодранную болоньевую куртку, которая в далеких шестидесятых была последним писком моды, а теперь почти сгнила и потемнела, – пошел по направлению к вокзалу. Зимуха загадал, что если через сто шагов не придумает ничего путного, то отправится на товарную и будет разгружать мешки с мукой или грузить доски – что дадут. Работа тяжелая, но другой

Зимуха шел и считал, и насчитал, кажется, девяносто семь или девяносто

– Глухой, что ли?..

Он остановился и поднял голову. У крыльца продуктового магазина стоял невысокий молодой человек в черной куртке. Он смотрел на Зимуху, и лицо у него было по-крестьянски серьезное, сосредоточенное, а в руках он держал пакет, с

– Что застыл? – сказал он. – Иди сюда, говорю. Не бойся.

– Ты меня? – уточнил на всякий случай Зимуха, ткнув себя пальцем в грудь.

Парень тихо ругнулся в сторону, что было справедливо расценено Зимухой,

– Заработать хочешь? – спросил парень.

Зимуха слегка насторожился, промычал:

– Ну-у, это… А что?

– Что-что. Деньги, конечно. Поможешь дело одно провернуть. Это на

По Казанскому давно ходили легенды о банде некоего Паши, которая занималась отловом бомжей с последующей их переработкой в донорские почки, селезенки и другие полезные органы. Говорили, что после того, как французские медики где-то там у себя сумели пришили одному типу донорскую руку, теперь в ход идут даже конечности, ничего не пропадает. Все это брехня, конечно, Зимуха понимал. Тем не менее смертность среди бомжей была высокая, и не только из-за болезней, холодов или каких-то "внутренних" разборок. Он сам видел Шилу и Бабкина, раздавленных дрезиной на запасных путях. Свои это сделать не могли; но ведь кто-то сделал? И сделал скорее всего просто так, со злости или из

Но этот парень не был похож на какого-нибудь изверга или маньяка. Точно. Зимуха присмотрелся к нему и понял: обычный парень. Серьезный такой. И дело у него серьезное: цемент надо набрать. Ремонт, наверное, дома затеял, плитку кладет, чтобы красиво было. Бомжей иногда просят умыкнуть что-то со стройки, цивильным самим лезть туда влом, да и грязно. Клыш на прошлой неделе за ворох

– Ладно, – сказал Зимуха. – Хорошо. Сколько положишь?

– Сколько положу, все твои будут, – сказал парень. – Идем.

Они прошли два квартала, потом ещe два, причем Зимуха успел разглядеть у него пакете примерно треть батона вареной колбасы и половинку ржаного хлеба с треснувшей корочкой, и банку с консервированной капустой, и… точно, это была бутылка, ноль-семь, зелено-белая этакетка с темным золотом. "Московская". Зимухин желудок под курткой издал протяжный вопль – парень услышал, наверное,

– Жрать хочешь, что ли? – спросил.

Зимуха не стал мяться и сказал прямо:

– Ага.

Они подошли к переулку, заставленному кривыми строительными заборами с козырьками и табличками "Реставрацию проводит СУ такое-то", в дальнем конце

– Здесь, – сказал парень, легко отодвигая одну штакетину. Видно было, он

Зимуха первый пролез в щель, парень последовал за ним. Здесь стоят дома старого московского предместья, неведомо кем и когда выстроенные; реставрационные работы велись не первый год, но как-то не слишком бойко, а после Нового Года строители сложили свои пожитки, погрузили бытовки на тягачи и вообще отсюда смылись. Здание, у которого оказались Зимуха со своим провожатым, было обскублено до кирпичей и дранки, вместо крыши вверху торчали крест-накрест потемневшие от снега доски, внизу валялись кучи строительного мусора. А в глубине, за обломками лестничных маршей, высился похожий на ракету цементный

– Видишь? – спросил парень.

– Вижу, – сказал Зимуха. – Но оттуда, наверное, весь цемент вывезли.

– Не боись. На нашу долю тоже осталось кое-чего… – парень оглянулся на

Зимуха от неожиданности отвесил мокрую нижнюю губу.

– Ну это… Конечно.

– Молоток, – похвалил его парень. – Как зовут?

– Зимуха.

– А что, человеческого имени у тебя нет?

– Есть, почему же… – Зимухе стало вдруг стыдно. – Георгием меня зовут.

– Другое дело. А меня зовут Василий. То есть Вася.

Руки ему, правда Вася не подал. В одной он держал пакет, а другую прятал

– Холодно, – сказал он, поежившись. – Пошли, Жора, примем по сто

Это была в высшей степени здравая мысль. Они вошли внутрь дома, здесь были только мусор и голые перегородки, да в одной из комнат по углам насыпаны невысокие холмики из засохшего раствора, притоптанные сверху, там остались ровные следы от лески и вмятины от пальцев. Зимуха вдруг вспомнил, как это

Вася остановился в одной из угловых комнат, здесь лежали крашеные полусгнившие доски. Он достал из пакета газету, расстелил еe на досках, поставил банку с салатом, разложил колбасу и хлеб. Потом появилась бутылка. "Московская", сорок "оборотов", языкастые орлиные головы на акцизной марке грозно таращатся в стороны. Настоящей водки Зимуха не пробовал очень давно, полгода, а может и год. Если человеческое милосердие иногда снисходит до того, чтобы накормить бомжа свежей горячей едой, то предложить тому же бомжу качественной водки оно не считает нужным. Пили на Казанском чаще всего самопальную брагу (варенье крали на дачах или в городских подвалах), иногда желтоватый технический спирт, от которого во рту начиналась судорога, и через

Пока Зимуха смотрел и радовался, Вася успел нарезать колбасу и хлеб, и

– Погоди, – сказал Зимуха. – Это надо не так.

Он взял у Васи банку, установил еe хорошенько на доску и, выбрав нужную точку на крышке, надавил сверху своим острым локтем. Здесь нужна только ювелирная точность, никакой силы. Крышка бесшумно вогнулась, края еe сорвались

– Молоток, – похвалил снова Вася.

Он уже держал в руке распечатанную бутылку "Московской". Заводчики налили от души, под самое горлышко, на поверхности плавали два крошечных пузырька,

– Значит, Жора, за знакомство, – сказал Вася. Он сделал длинный глоток,

Потом бутылка перешла к Зимухе, Зимуха тоже отпил, у водки был вкус сырого зерна и жаркого сухого огня, у него даже дух захватило, как это все-таки здорово – настоящая водка. Он поставил бутылку на доску, натолкал в рот хлеба, колбасы и салата, вспомнил широкомордого работника "Гороховской кормилки", и ещe хлеба сверху натолкал. А тут Вася ткнул его в бок, показывает открытую

– Будешь?

Почти полная пачка, и фильтры на концах белоснежные, а не коричневые и не

Счастье, оно ведь такое маленькое бывает, скукоженное, и все равно – счастье. Наверное, это и был звездный час Зимухи, самый счастливый момент его бродяжьей жизни. В желудке водка, во рту хлеб-салат-колбаса еле помещаются, а перед ним стоит ещe водка, и ещe колбаса, а когда он прожует, то достанет

– Спасибо, – сказал Зимуха, глуповато улыбаясь. Он вдохнул полной грудью дым, а потом выдохнул. Перед глазами все поплыло, стал тепло и приятно. Он

Вася кивнул, глядя в окно – не за что, мол.

– А цемент, наверное, для ремонта? – с несмелой развязностью спросил

Вася взял бутылку, сунул ему в руки.

– Пей и жри, не болтай.

– А ты?

– Я потом.

Добрая душа! Зимуха не заставил себя уговаривать. Второй глоток, потом третий. В голове покатились, зазвенели колесики. Обожженный язык настойчиво

– А я ведь тоже когда-то работал на стройке. Вон ту самую громадину, универсам этот… "Московский", – Зимуха проглотил, почти не жуя, огромный кусок колбасы. – Это мы строили. Финский кафель в подсобках… Через мои руки его столько квадратных километров прошло… Белый, как снегурочка. Этот кафель днем с огнем тогда было… По четвертному за ящик, эх!.. Как я загудел тогда, e-о-о… А?

Под нос Зимухе ткнулось прозрачное горлышко – пей! Вася смотрел исподлобья, над бровями изогнулись морщинки. Сам не пьет, брезгует, наверное, после бомжа-то… Но хоть не говорит ничего, не обижает. Воспитанный. Зимуха глубоко запрокинул в себя бутылку, чувствуя, как теплым винтом стекает по

– Нет, Ва-ась… ты неправильно на все это смотришь, честно. Ты хороший чело… век. Не хмурься так, Вась. Я ведь универсам этот… "Московский", да? Я его строил! Хочешь, я тебе тоже плит… ку эту выложу на кухне от и до? До потолка! И в ванне, и в туалете, везде?… А? Вась. У меня ведь руки… – Зимуха с преувеличенной осторожностью, тщательно целясь, поставил бутылку на доску, поднял грязные ладони с растопыренными пальцами, громко икнул. – Золотые! У

– Молоток, – сказал Вася довольно хмуро.

– Я такое могу!.. Хочешь плит… ку? – пьяно вопрошал Зимуха. – До потолка!

Вася молчал. Конечно, хочет. Кто ж в наше время не хочет плитку?

– Правильный ты человек, Вась. Серь… езный. Ты хочешь, чтоб… красиво. У тебя лицо такое хмурое. Не хмурь… ся, пожалста. Ты все правильно делаешь. У тебя курт… ка. Эти… джинсы, да? Квартира. Девуш… ка, да? Все серьезно. Все

Зимуха вдруг понял, что сейчас заплачет, нет, он уже плачет, сидя жопой на грязном земляном полу, поджав ноги. Он смотрит и видит себя как бы со стороны, как в кино: жалкий придурок, отброс, развалина. Почему он раньше себя не видел? Вот рядом стоит Вася, Василий, хороший правильный человек, как все нормальные люди, он тоже смотрит на него, на Зимуху, внимательно так. Хмурится.

– Но я ведь не всег… да такой был. Вась. Я ещe могу… Как ты. У меня ведь тоже… Девушка. То есть… Жена. В Сыз-зрани жена, – Зимуха потянулся за бутылкуй, неловко опрокинулся на спину. Медленно встал, посмотрел кругом, вспомнил, почему он здесь оказался. Бутылка, ага. Зимуха схватил бутылку за горлышко,

– Так наверное, жена твоя в Сызрани дает кому кому попало, – долетел до него Васин голос. Вася уже не хмурился, даже улыбался немного, у него мелкие зубы, чуть черненые по краям никотином. – Она там трахается, а ты здесь

Зимуха повесил губы, ответил тихо:

– Не.

Улыбка стала ещe шире.

– Точно тебе говорю.

– Не… правда, – Зимуха помотал головой, качнулся на нетвердых ногах. – Ты еe не знаешь… Она такая… – Он попытался представить свою жену, которая в далекой Сызрани, запах домашней готовки, обои в синий колокольчик, воскресную уборку. А водка почему-то показалась Зимухе невкусной и гадкой. – Она совсем

Зимуха поставил бутылку на место. Он вдруг все понял. Понял, как надо

– Все будет по-другому, Вась! – Зимуха принялся загибать пальцы. – Я принесу це… мент. Раз. Я положу плитку. Д… ва. День и ночь буду работать… пока все не сделаю. Ровно, шов в шов, и мелом затру сверху. Ты мне деньги…

Он с робкой надеждой посмотрел Васе в рот. Мелкие черненые зубы

– Пять тыщ, – сказал он.

– Пять тыщ! Ты правильный че… ловек! – обрадовался Зимуха. – И ты знаешь, что? Я куплю курт… ку. Три. Ботинки. Четыре. Билет в Сыз… рань. Пять! Я ведь этот… универмаг. "Московский"! Да, это… я! Сам! У меня ведь четвертый раз… ряд! Я что хочешь положить могу! А в Сыз… рани… Там работы немерено! Жена, скажу,

– Ладно, ладно, – посмеивался Вася. – Вот за это и выпей. Давай, до дна.

Он протягивал Зимухе бутылку, там ещe на два добрых глотка, рука у Васи была в перчатке, он замерз, что ли? Ясное дело, не пьет, потому и замерз. Зимуха начал отнекиваться, одному, мол, впадлу, зачем? Но глаза Васины

– Пей, Жора, – процедил он сквозь зубы, и Зимуха опечалился: вот,

Он взял бутылку и стал пить. Последняя, думал Зимуха, ввинчивая в желудок обжигающую отраву, вот ей-Богу последняя. Все. Хва… тит. Цемент, плитка, жена,

Вася в это время достал из кармана куртки какую-то ручку из темного дерева, покрутил в руках и протянул ему, будто хотел подарить, чтобы он мог написать жене письмо о своих жизненных планах. Последние капли падали Зимухе на

И вдруг горло обожгла резкая боль, словно он проглотил кусок стекла. Зимуха с искаженным лицом оторвал бутылку от губ, она упала и покатилась. Судорога скрутила шею, опустилась ниже, прошла до самых пяток, выжимая из тела

– Ах-хрррр… – прохрипел Зимуха, оборачиваясь корпусом к Васе и одновременно оседая на земляной пол. Он только сейчас заметил, что глаза у Васи

Ноги подогнулись и Зимуха упал, опрокинув доску с остатками угощения. Вася сделал шаг в сторону, чтобы тот его случайно не задел во время агонии.

Кожа на Зимухином лбу чуть дернулась. Зрачки беспорядочно забегали,

– Сызрань тебе… – пробормотал Вася. – Вот и приехал…

Зимуха был мертв. Стрелка вошла под подбородок и уперлась, видимо, в кость, снаружи осталась небольшая еe часть, около сантиметра. Казалось, она сделана из льда – только самый кончик был темного металлического цвета, как

Савик не удержался, тронул пальцами темный кончик, тут же отдернул руку. Стрелка утрачивала твердость, превращалась во что-то мылкое и скользкое на

Савик достал платок, тщательно вытер пальцы. Потом, не вставая с корточек, достал сигареты и закурил. Он сдувал дым в сторону, внимательно смотрел и ждал, что будет дальше. Со стрелкой ничего не происходило, она как торчала, так и продолжала торчать. Но Зимуха лежал мертвее мертвого, в овальном окошке на золотом ободке ручки появилась цифра "6", и мир вокруг Савика переворачивался с ног на голову. Или, точнее – становился перед ним на четыре

Ручка работает. А Савик может ею пользоваться. Он только что убил человека, а теперь сидит и курит. Руки не дрожат, температура не подскочила. Он

Стрелка постепенно таяла, как сосулька, торчащий наружу конец, отломился и упал, скатившись в ложбинку под Зимухиным кадыком. Савик наклонился над трупом, от которого исходил тяжелый запах немытого тела. Он боялся что-то

Остаток стрелки превратился в беловатую пену, но и она тут же испарилась. И прокол почти не заметен. Маленькая розовая точка на коже. Нет, даже не точка…

С сигареты на шею трупа вдруг упал столбик пепла, рассыпался. Савик

Все… Ни пепла, ни стрелки, ни раны. Вот это фокус! Но главный фокус состоит в том, что если даже придирчивая медицинская комиссия начнет исследовать тело бомжа, она ничего не найдет! Савик был в этом уверен на сто процентов. Потому что хитрая ручка предназначена не для бомжей, которые на хер никому не нужны, и не для ларечников, которые тоже никакой ценности не представляют, а для очень влиятельных и могущественных людей, чья внезапная смерть становится новостью номер один на всех телевизионных каналах. И тот, кто показывает эти фокусы, должен наверняка знать, что их секрет так и останется

Савик встал, осмотрелся. Подошел к окну, выглянул. Никого. Где-то далеко пропел электрическим голосом троллейбус. Савик надел перчатки, поднял бутылку и разбил еe о стену. Колбаса, хлеб… Это не улики, к тому же бродячие собаки наверняка все это слопают. Может, и до Зимухи доберутся. Да, не суждено этому бомжу начать жизнь заново, вернувшись в свою Сызрань. Зато он, Савик… У него

Савик вышел из дома, пролез через дыру в заборе, вышел на улицу и неспеша побрел к станции метро той же дорогой, которой он вел Зимуху на заклание. Он смотрел по сторонам и все казалось ему другим, чем час назад. Все изменилось.


***

У Вьюна во рту звонко щелкала одубевшая за ночь жевательная резинка.

– Хватит чавкать, – бросил ему Ринат. – Закрой пасть.

Вьюн выплюнул жвачку в окно, широко, по-собачьи, зевнул. Крепыш спал, положив голову на рулевое колесо и повернув к Ринату поглупевшее лицо со сложенными "восьмеркой" губами. Двадцать минут назад, когда свет набрал достаточную силу, они покинули насиженную позицию за трансформаторной будкой и заехали в соседний двор, откуда просматривается шестой подъезд. Татарин, Биток и Лях уже находились там, внутри, рассредоточившись между этажами. Второй джип

Ринат открыл дверцу, набрал в руку снег и сунул Крепышу за шиворот. Вьюн сонно загыгыкал на заднем сиденье. Крепыш резко дернулся, выматерился, и

– А-а?!.. Чего?!

– Хватит спать, – сказал Ринат. – А то опять обосретесь.

Он достал телефонную трубку и ткнул мокрым от снега пальцем в клавишу

– Татарин?

– Чего? – раздалось из трубки. – Ты, Ринат? Слышь, да? Чего?

– Не уснул?

– Хрен тут уснешь, ага. Народ начал ходить, косятся. Я вроде в щитке

– Выход на крышу проверили?

– Ага. Порядок, слышь, да?

На этот раз Ринат придумал нестандартную схему: ребята выведут "объект" через крышу и спустят прямо к джипу в первый подъезд. Даже если им придется

– Смотри, не ошибись…

Затем Ринат позвонил Белому.

– Алe, Белый. Не спи, замерзнешь.

– Все нормально, – буркнул тот в ответ.

Ринат видел, как из пятого подъезда выполз рыжий, затеявший вчерашнюю драку. Лицо у него было опухшее, с просинью, чуб безжизненно повис. Рыжий долго возился с ключом, отпирая дверцу своего "Рэйндж Ровера". Мрачно оглядывался по

– Вот сука, – хрипло процедил Крепыш. – Всю малину обосрал. Из-за него

Вскоре машина завелась, окутавшись легким облачком выхлопных газов, и

– А на хрен вообще… – подал было голос Вьюн, собираясь, видимо, выразить свое отношение ко всему происходящему, но Ринат вдруг выпрямился в сиденье и

– Тихо!

Из-за дома резво выкатил на подъездную дорогу светло-голубой, довольно обшарпанный "рафик". Стекла были забраны горизонтальными перекладинами, издали напоминающими жалюзи, внутри ничего не разглядеть – зато сбоку от водителя окно

Микроавтобус притормозил у шестого подъезда, задние дверцы резко распахнулась и оттуда, как парашютисты из транспортного "Ана", посыпались одинаковые фигуры в грязно-белых комбинезонах "Снег", в черных масках и с короткими автоматами наперевес. Они хорошо знали, что надо делать: без крика, шума и суеты первая пятерка вбежала в подъезд, "рафик" неторопливо покатил

– Гля, это чего? – неуверенно пробормотал Крепыш. Очевидно, он тоже не

Ринат схватил мобильник, воткнул палец в клавишу. Руки дрожали, пальцы

– Татарин, тревога, менты…

Закончить фразу он не успел. Дверца распахнулась, приклад автомата въехал ему под ребра, враз сбив дыхание и отбив охоту сопротивляться. Жесткая рука вцепилась в ворот пальто и одним рывком вырвала бригадира из машины, как редиску из сырой земли. Многоэтажный дом накренился, перевернулся, покрытый льдом асфальт вздыбился и со всего маху ударил Рината, так что екнули внутренности и помутилось в голове. Тяжелый башмак придавил шею, жесткий срез

– Вы что, волки позор… – истерический крик Вьюна оборвался на полуслове и он тоже тяжело впечатался в землю. Рядом бездыханно скорчился Крепыш, а у первого подъезда столь же сноровисто распластали на льду Белого. Каждый получил

Всего за две минуты с самой боевой бригадой "Консорциума" было покончено. Из подъезда вывели Татарина, Битка и Ляха. У всех были в кровь разбиты

– Этих трех к нам! – скомандовал здоровенный мужик в расстегнутой,

Спецназовцы не церемонясь затолкали их в "рафик". Шофер бросил на снег

– А этих в отделение!

Рината с его командой и Белым погрузили в невесть откуда взявшийся

– Не бойсь, пацаны, – проскрипел Ринат. – Ничего они нам не сделают.

Двор опустел. Фокин подозвал стоящих в стороне Сомова и Гарянина.

– Пойдем, сделаем свою работу.


***

На завтрак Маша приготовила омлет. У Макса не было аппетита, да и вообще он не любил яиц. Зато Веретнев с аппетитом умял две порции. Когда пили кофе,

– Сидите, я открою.

Веретнев поднялся, сунул руку в карман.

Звонок не умолкал. Подойдя к двери, Макс громко спросил:

– Кто там?

Звонок захлебнулся и смолк.

– Открывайте! Федеральная служба безопасности, – донесся снаружи жесткий

– А документы есть? – Веретнев оттеснил Макса в сторону и припал к

Потом он открыл дверь. На площадке стоял кто-то высокий и огромный, словно вставший на задние лапы медведь. В вытянутой руке он держал раскрытое

– Можете спрятать документ, товарищ Фокин, – спокойно сказал Слон. – Я

Фокин вошел, за ним ещe двое. В прихожей сразу стало тесно.

– Кто Карданов? – спросил майор, безошибочно устремив взгляд на Макса.

– Я, – подтвердил тот.

– Вам придется проехать с нами.

– Вы не поняли, майор, – раздраженно сказал Слон. – Я подполковник ГБ,

Слон достал пенсионное удостоверение, но Фокин не обратил на него

– Вы тоже проедете с нами, – как о деле решенном, сказал майор. – Официально вас сюда никто не посылал, поэтому придется объяснить, как вы здесь

Веретнев приуныл. Все правильно: он здесь находится не как представитель могущественного ведомства, а как частное лицо. Крепко пьющий пенсионер с

И у Карданова испортилось настроение. За ним тоже не стояло никакой могущественной силы. И защититься от обвинения в терроризме будет не так-то

В это время в дверь позвонили.

– Черт! Я же сказал – никого не пускать!

Досадливо морщась, Фокин щелкнул замком.

На пороге, отстранив спецназовца, стоял аккуратный молодой человек с

– Служба внешней разведки, – негромко представился он и поднес

– Вы майор Фокин?

– Ну и что? – не слишком доброжелательно отозвался тот.

– На два слова, – молодой человек сделал выразительный жест и они прошли

Сомов и Гарянин переглянулись. Необычайно высокая насыщенность этой квартиры представителями спецслужб показывала, что скорей всего придется

Молодой человек что-то долго втолковывал Фокину, тот лишь отрицательно качал головой и твердил про свое начальство. Тогда разведчик позвонил куда-то по мобильному телефону, а через несколько минут на поясе у Фокина затиликала

– Я понял, товарищ генерал, – мрачно сказал он. – Да. Есть.

И направился к выходу.

– Извините, коллеги, ошибка вышла, – буркнул он. И не удержался, чтобы не

– Думал, вы чужие шпионы, а вы, оказывается – наши…

Сомов и Гарянин нейтрально улыбнулись и вслед за шефом вышли из квартиры.

В половине десятого Фокин вернулся в управление и сразу прошел к

– Посмотрите, что получается, Сергей Юрьевич, – монотонно произнес шеф.

– Вы докладываете, что вышли на след шпиона и террориста, готовите операцию по его задержанию. Я, в свою очередь, докладываю руководству. А оказывается, что вы мешаете работать нашей разведке! Как после этого мы с вами

Ершинский сделал паузу, многозначительно поднял палец кверху.

– Там мне уже намекнули: мол, не получится ли так и с "Консорциумом"? Не выльются ли ожидаемые разоблачения крупных экономических преступлений в

Фокин сжал челюсти. Когда надо что-то доказать, то каждое лыко идет в

– А кого вы доставили в наш изолятор? – не дождавшись ответа, продолжил

– Теперь уже ни за что, – мрачно сказал майор. – Они шли в связке с

Ершинский поморщился.

– Тогда быстро разберитесь с ними! Или выгони, или передай в милицию!

– Ясно, – Фокин вздохнул. – Разрешите идти?

Вернувшись в свой кабинет, майор вызвал Сомова.

– Какой компромат собран на задержанных?

Следователь пожал плечами.

– При них пистолеты. Но с разрешениями: у всех есть лицензии частных

– Все равно вне службы они не имеют права носить оружие! – раздраженно сказал Фокин. – Подготовьте информацию в ГУВД – пусть проверят их контору! Из

– Служба безопасности "Консорциума"…

Фокина будто током ударило, но вида он не показал.

– Что ещe на них есть?

– Два баллончика с горчичным газом. У нас он не разрешен, но к уголовной

– Еще?

Сомов задумался.

– Больше ничего не раскопали. Все трое наглые, дерзкие… Уверены, что

– Кто?! – на этот раз майор не сумел сохранить невозмутимость.

– Татарин, – с легким недоумением повторил следователь. – Это кличка

Майор встал.

– Пойду погляжу на этого Татарина, – сказал он и полез зачем-то в сейф.

– Мне с вами? – спросил Сомов.

– Не надо…

Отправив своего подчиненного, Фокин позвонил Чуйкову и позвал его с собой. Это было не по правилам: Чуйков работал в другом отделе и никакого

Они спустились в глубокий подвал где находились камеры предварительного задержания, прошли в комнату для допросов. Обстановка здесь была спартанской, чтобы не сказать больше: бетонные пол, стены, потолок, прикрученные к полу стол, стул и две табуретки, голая лампочка и включающийся одновременно с ней

Немолодой прапорщик привел Татарина – типичного бандита из "новой волны": молодой, смуглый, с большим носом, спортивные штаны, кожаная куртка, короткая стрижка, развязные, уверенные манеры. Он как хозяин вошел в комнату для

– Ну чe, начальник, второй час сидим, слышь, да? Долго ещe мурыжить

Фокин так долго ждал этой встречи, что даже не поверил. Он боялся, что не сможет узнать гада, но оказалось, что узнал сразу. Нет, не по лицу, носатому,

Гада выдал голос!..

Знакомые дебильные обороты, употребляемые для связки слова-паразиты: "…Чe?", "…Слышь, да", "…Ага". Эта манера говорить врезалась в память майора на

– Так когда отпустят, слышь, да? За нами-то ничего нет, ага…

Горло перехватил спазм, так что ничего сказать Фокин не мог. Он шагнул вперед и резко взмахнул раскрытой ладонью. Раздался звук, напоминающий удар по мячу на волейбольной площадке. Татарина смело с табурета и отбросило в бетонный

– Ты что, Сергей?!

У Чуйкова отвисла челюсть.

В бетонной комнате наступила жуткая тишина. Каждому стало ясно, что официальный писаный закон здесь действовать перестал, в силу вступил закон мести и справедливости. И каждый знал, чем грозит закончиться такое развитие

– Иди, побеседуй с теми двумя, – по-прежнему сипло сказал Фокин. – Здесь

– Аккуратно… Смотри не переборщи, – тихо ответил Чуйков и вышел.

Татарин пришел в себя, с трудом сел, но его качало из стороны в сторону и

– Волгоградский проспект помнишь? – с трудом выговорил Фокин. – Женщину в

Он медленно надвигался на сидящего враскорячку бандита и тот пытался

– Или думал, я твой поганый голос не узнаю, тварь?!

Татарин издал короткий нечленораздельный звук. Оправдываться не имело смысла. Здесь не суд, здесь нет презумпции невиновности, нет ловкого адвоката, здесь не помогут деньги и угрозы. Есть только прошлое, есть спрос за него и есть ответ, который предстоит держать без всяких ухищрений. Все в точности, как

Огромная лапа вздыбившегося медведя сгребла ворот кожаной куртки, легко взметнула безвольное тело вверх и швырнула о стену, словно куль тряпья. Гулко екнув внутренностями, Татарин на миг распластался на вертикальной поверхности и медленно сполз на пол. Фокин схватил его за волосы и сильно встряхнул. Послышался скрипящий звук, будто разорвали крепко застроченный шов. Возможно,

– Это была моя жена, понял, паскуда?!

Татарин судорожно разинул рот, жадно хватая воздух, словно в нервном

– Я ни при чем! Я еe пальцем не тронул! Я в машине сидел! И позвонил

Фокин сжал челюсти, затем поднес к носу бандита огромный кулак. На

– Кто "при чем"? Кто трогал? Кто послал?

Вопросы звучали тихо, но страшно. И гипнотизирующий взгляд прищуренных

Зубы Татарина выбили короткую дробь.

– Там были Юрка Маз, ага… И ещe один, Лобан, они из группы Директора, что

– А что приказывали?

– Ну че… Зашугать… По башке дать, по хребту… И все – слышь, да?

"По башке, по хребту…" – обыденно употребленные обороты по отношению к Наташе и тому, что с ней сделали, пережгли невидимый канат, сдерживающий руку майора. Раз! Открытая ладонь хлопнула Татарина по уху. В голове у того будто взорвалась граната, на миг он и оглох и ослеп. Потом в одном ухе слух

– Сейчас я тебе хребет перебью, – донеслось откуда-то издалека. – Кто вас

– Это… Это…

Татарин беспрерывно сглатывал слюну, словно собирался вырвать.

– Это нам не докладывают…

Новой оплеухи не последовало, очевидно, ему поверили.

– Где их искать? Маза, Лобана?

– Маз в "Миранде" ошивается. А Лобан не знаю… Но там тоже бывает…

Майор отошел в сторону. Татарин с облегчением перевел дух.

– Ладно, – подвел итог Фокин. – Раз ты сам там не был и все честно

Бандит с трудом поднялся на ноги, доковылял до табуретки, с облегчением облокотился на стол. Он постепенно приходил в себя и лихорадочно думал – какую

– Только как ты сам считаешь, – продолжил майор почти дружелюбным тоном.

– А чe… – Татарин неуверенно взглянул в маленькие глазки майора. На понт

– Ну, в морду, ну… – помялся он. – По совести… Да.

– Заслужил, – подтвердил Фокин и без замаха ударил кулаком в челюсть. Перстень хищно впился в кожу. У майора появилось чувство, что он нажал спуск

Ненавистная харя с бессмысленно вытаращенными глазами, отъехала назад, исказилась гримасой боли, побелела, а затем мгновенно налилась красным ссадина

– Все, все, – залопотал Татарин, закрываясь рукой.

Но Фокин больше не собирался его бить. Открыв дверь, он вышел в плохо

– Те двое ничего про Волгоградку не знают, – сообщил он. – Можно ещe

– Давай съездим, – согласился майор.

Но в отделении милиции они уже никого из задержанных не застали. Широкое

– С полчаса, как отпустили, – пояснил он. – Нам тут телефоны пообрывали… И из мэрии, и из префектуры, и прокурор… Конкретных претензий к ним нет -

Начальник озабоченно потер ладонью потный загривок.

– А раз нет оснований – надо выпускать! Мы и выпустили.

Милиционер криво улыбнулся.

– Закон есть закон!

– Это точно, – кивнул Фокин и переглянулся с Чуйковым.

– И мы своих тоже выпустим.

Как и предсказывал Ринат Шалибов, все задержанные в тот же день оказались на свободе. Но на третьи сутки Татарин умер прямо в ресторане, за богато