"Мир, где меня ждут." - читать интересную книгу автора (Дементьева Марина)

Глава пятнадцатая. Счастье, которого нет

Даже несмотря на последние события, в очередной раз перевернувшие всё с ног на голову, выезжали из кармаллорского замка спешно, можно сказать, почти тайком. Никого не посвящая в суть происходящего, не тратя даром время на приготовления, ни перед кем не отчитываясь. Больше всего Марине ее действия напоминали побег. Довольно таки бестолковый, как она сама справедливо полагала. Не сумела даже по-человечески собрать вещи — всё валилось из рук. Через десять минут бессмысленных метаний по комнате, сопровождаемых охами и ахами, Демиан, наблюдающий эту картину, в конце концов не выдержал, за несколько секунд побросал в сумку какие-то платья (как показалось Марине, первые попавшиеся) и, с поклажей в одной руке и с громко выражающей свое возмущение девушкой в другой, как ни в чём ни бывало вышел из покоев бывшей герцогини Ариаты. Бывшей… Никогда раньше это слово не вызывало у Марины такие положительные эмоции. Трей, о чём-то мило беседующий с Искрой, обернулся на тихое Маринино ворчание, в первую секунду в полном обалдении таращился на молодых людей, а потом долго не мог сдержать смех. Искра, не посвященная в историю отношений подруги и боевого мага, только изумленно хлопала ресницами.

— Я бы попросила вас вернуть меня в вертикальное положение! — ледяным тоном отчеканила Марина и требовательно дрыгнула ногами. — Если вы не заметили, я умею ходить и не нуждаюсь в транспортировке.

Ведьмак немедленно подчинился, аккуратно поставив хранительницу на землю. Как нарочно, Марину тут же повело, так что ей срочно пришлось ухватиться за рукав Демиана. Едва восстановив равновесие, девушка с высоко поднятой головой двинулась к Ниери, прощаться, гордо игнорируя хохот Трея и веселые искорки в глазах Демиана.

— Береги ее, — шепнул Трей на ухо другу. — Ты в ответе за эту девушку. Смотри, если что с ней случится, отчитываться будешь передо мной!

— Если с ней что-то случится, то прежде всего я буду держать ответ перед самим собой, — так же тихо произнес Демиан.

— Эта иномирянка вечно попадает в неприятности, — ухмыльнулся Трей. Демиан только тяжело вздохнул, мученически подняв очи гОре. Будущий герцог, подмигнув, похлопал его по плечу. Терпи, мол. Твой выбор.

Встретиться, пусть в последний раз, с герцогом Кармаллорским, Марина категорически отказалась. С Шерпой, единственной обитательницей замка, к которой девушка испытывала добрые чувства, она успела коротко увидеться и едва ли не насильно всучила женщине свои драгоценности, которые не успела снять, оставив в шкатулке, — браслет и пару колец. Кормилице денег от их продажи хватит до конца жизни. Теперь же Марина и Искра сжимали друг дружку в объятиях и никак не могли распрощаться.

— Девчонки, ну что вы, в самом деле, как будто навсегда расстаетесь! — До Трея с запозданием дошло, ЧТО он сейчас ляпнул. Демиану в жизни не приходилось видеть, чтобы кто-нибудь с такой сумасшедшей скоростью сотворял знак Хозяйки.

— Я рад за тебя, братишка, — улыбнулся ведьмак, незаметно указывая глазами на Искру-Ниери. — Уверен, что Валента тоже радуется за вас.

— Но не предаю ли я ее? С ее сестрой…

— Что еще придумаешь? — прошипел Демиан, разозлившись на чрезмерную мнительность товарища. — Семь лет прошло, парень! И все эти годы ты помнил о Валенте, так какое же это предательство?! Ниери любит тебя, ты любишь Ниери. Или… Уж не Валенту ли ты ищешь в ней? Если так, то лучше сразу признайся, не мучай девчонку!

— Нет, ну что ты такое говоришь! Конечно нет. Я еще не окончательно свихнулся. Валента умерла, а Ниери — вот она, живая. Да и не похожи они вовсе. У нас с Валентой… Мы были еще такими глупыми, почти дети. Юность, свобода, вкус новизны, первая любовь. Как степной пожар. А потом эта трагедия, смерть, кровь на руках, сводящее с ума чувство вины. С Ниери всё по-другому. Мы с ней уже успели многое пережить, многое понять. Мы знаем, чего хотим. И даем себе отчет в происходящем.

— Да помогут вам светлые боги, — совершенно серьезно произнес Демиан, на памяти Трея поминающий высшие силы исключительно в матерных оборотах. И тут же задорно подмигнул, смазав торжественность момента. — Смотри, не назови Ниери именем сестры. Она тебе этого не простит.

— Не назову, — заверил Трей. Приятель не был бы самим собой, не вернув беззлобную шпильку. — И вообще, сам сначала разберись со своими чувствами, а уж потом раздавай советы.

— И то правда… Леди Марина, вы сами дойдете до конюшни или вам помочь?

До обозначенного строения Марина не дошла, а добежала. Гневно сверкая глазами. Вспомнив их 'телларионскую идиллию', Трей с улыбкой покачал головой. 'Пусть у вас всё будет хорошо, ребята…'

Ворон, застоявшийся в загоне и заскучавший по хозяину, ткнулся мордой в протянутую ладонь. В его тихом ржании и фырканье явственно слышался упрек, адресованный ведьмаку.

— Извиняй, старина, раньше никак не мог. Дела…

Конь, как показалось мужчине, ответил скептическим взглядом. Вечно вы, двуногие, отговорки находите. Словно бы вопросительно покосился на растерянно замершую на входе в конюшню Марину.

— Ага. Те самые дела, — вздохнул Демиан, зарывшись пальцами в длинную конскую гриву. — Леди Марина, и долго вы собираетесь здесь находиться? Понравились местные ароматы? Седлайте вашего коня, скорее, не то мы из замка до заката не выберемся.

— Моего… коня? А он у меня непременно должен быть, по-вашему?

— Ну, так выбирайте любого, и покончим с этим!

— Гм… Дело в том, что… В общем, я совсем не умею ездить верхом. — Девушка выдавила из себя эту фразу и испуганно взглянула на молодого человека. Демиан со свистом втянул в себя воздух. На языке так и вертелась пара-тройка особо забористых гоблинских ругательств. Вообще-то, в отличие от своего лучшего друга, боевой маг крайне редко позволял себе использовать в речи крепкие словечки, и уж если начинал материться, то, наученные горьким опытом, волшебники в такие моменты старались не подходить к нему ближе, чем на полет стрелы.

— Как? Совсем? — Спокойно, не стоит сегодня делать исключение и давать волю эмоциям. Но уж больно близок к тому. В конце концов, Марина ни в чём не виновата. Но почему эта девчонка постоянно создает ненужные проблемы? И что теперь делать? Не пешком же идти, в самом-то деле! Есть, конечно же, еще один вариант, но… Не объяснишь же Марине, что он хочет находится как можно дальше от нее! Что в непосредственной близости к ней у него просто башню сносит, и эмоции вырываются из-под контроля! О Бездна и все ее демоны…

— Меня из замка почти никогда не выпускали, а если я оказывалась за его пределами, то всегда путешествовала в карете и с сопровождением, — оправдывалась Марина. — И вообще, — бывшая герцогиня опасливо покосилась на огромного, сверкающего бешеными глазами Ворона и доверительно прибавила: — я их боюсь…

— Это Ворон и он не кусается, — улыбнулся молодой человек.

— М-да? — скептически протянула девушка. Конь в нетерпении грыз удила, нервно топчась на одном месте. Умный зверь никак не мог взять в толк, отчего эти двуногие никак не договорятся и не выйдут из этого душного надоевшего стойла на свободу, туда, где звенит под копытами твердая земля, где ветер треплет гриву, где растет сочная трава.

— Демиан… А может мы пешком?…

— Хм… Можно. Но только при условии, что вы будете идти с той же скоростью, что и я, не отставая. — Девушка съежилась под откровенно изучающим взглядом ведьмака. — Десять лиг в сутки — столько потянете? — Марина прикинула, сколько это в километрах и мысленно застонала. А Демиан еще мстительно уточнил: — По лесу.

— И что мы…

— Придется Ворону взять на себя двойную нагрузку, — пожал плечами Демиан и махом взлетел в седло. Марине же вспомнилась незабвенная фраза — 'Боливар не вынесет двоих'. Хм, этот подозрительно косящий на нее 'Боливар' вынес бы и четверых. От угольно-черного зверя прямо-таки веяло неукротимой силой. — Хотя такую пушинку, как вы, он даже и не заметит. — Демиан свесился в сторону, и Марина даже испугаться не успела, как оказалась перед ним в седле, заключенная в кольцо уверенных рук.

Замковые ворота перед ними никто не спешил закрывать, несколько ошарашенные зрелищем стражники прижались к стенам, освобождая всаднику дорогу. Впрочем, Марина уже давно успела заметить особое отношение местного населения к ведьмакам. Подъемный мост надо рвом также был опущен. Телларионский замок, ее прекрасная, сказочная тюрьма, стремительно таял в утренней дымке. Марина сидела как на иголках. Стараясь отодвинуться как можно дальше от мага, она почти ложилась на мощную конскую шею, судорожно вцепляясь пальцами в роскошную гриву. Восторга от такого повышенного внимания с ее стороны Ворон не испытывал, выражая свое недовольство происходящим тихим ржанием. Девушка прекрасно понимала, что ведет себя крайне глупо, но ничего не могла поделать. Какие бы чувства Марина ни испытывала к Демиану, они были пронзительно яркими, сводящими с ума своей силой. Словно горный обвал сметали все внутренние заслоны, бесцеремонно врываясь в душу, переворачивая привычный мир вверх дном, взрывались ослепительным фейерверком. И она отчаянно стремилась убежать от всего этого безумия, сохранить свой хрупкий, испуганно замерший в предчувствии скорых перемен мир, свое тщательно оберегаемое спокойствие, оказаться далеко-далеко от этого мага. Какое уж тут 'далеко', когда лопатками ощущаешь биение его сердца, когда теплое дыхание путается в волосах… И сразу стало смешным, эти ее нелепые опасения, этот страх, детское стремление закрыться в своей раковине, цепляться за тающие на глазах остатки былой свободы. Девушка не заметила, как тихо уснула, положив голову на плечо Демиану.

Марина сладко потянулась и еще плотнее укуталась во что-то теплое и ворсистое. В свежем густом воздухе витал ароматный дымок, уютно потрескивал костерок. Девушка с любопытством приоткрыла глаза, выглядывая из вороха толстых одеял. В котелке уже что-то аппетитно побулькивало, неподалеку пасся расседланный и обихоженный Ворон. И когда только Демиан всё это успел?

— У меня приличный опыт походной жизни, леди, — с улыбкой проговорил ведьмак, заставив девушку всерьез усомниться в ее собственном душевном здоровье. Неужели она задала этот вопрос вслух? — Мне вовсе не обязательно заглядывать в ваши мысли, достаточно всего лишь посмотреть в глаза, в них всё отражается, — необидно усмехнулся молодой человек.

— Я могла бы помочь…

— Не нужно, я привык сам со всем управляться. Да и жаль было вас будить, верно, здорово умотались, раз ухитрились уснуть в таком неудобном положении.

Крошечный пятачок земли, на котором расположились путники, со всех сторон обступал густой темный лес. Черные голые стволы, переплетающиеся ветви навевали тревожные воспоминания об Антариесе. Но в кронах беззаботно пели птицы, порскнула в кусты любопытная белка, где-то неподалеку умиротворяюще журчал невидимый ручеек. Этот лес был другой, наполненный простой и понятной жизнью.

— Где мы?

— Еще в Кармаллоре. Но скоро перейдем границу с Синарским герцогством. Сейчас передохнем и дальше в путь. Двигаться, правда, придется медленно, такие коряги торчат из-под земли, повсюду норы, — верхом не проехать.

Действительно, Ворон, навьюченный поклажей, недовольно храпел и мотал головой, осторожно ступая. Марина с затаенной завистью поглядывала на Демиана, который, подобно эльфам из саги Толкиена, шагал по бурелому так легко, что, казалось, скользил по воздуху, не касаясь земли. Ей же оставалось только удивляться, каким таким мистическим образом настолько хрупкое и изящное создание, как она сама, умудряется производить так много шума. Проклятое платье цеплялось подолом за кусты, волочилось хвостом по прошлогоднему лесному сору и, словно живое создание, обладающее мерзким характером и извращенным чувством юмора, так и норовило свалить свою хозяйку с ног. И почему в этом отсталом глубоко средневековом мирке женщинам не положено носить штаны? Скольких проблем можно было бы избежать! Ууу, садисты… Попробовали бы походить по такой пересеченной местности в подобном наряде. Марина уже решила было плюнуть на все приличия и подоткнуть юбку, но в результате только покраснела и, стиснув зубы, пошагала дальше, поминутно спотыкаясь и молясь о том, чтобы это издевательство поскорее прекратилось.

Окружающий пейзаж с ходом времени не изменился ни на йоту, повсюду это дикое беспорядочное буйство стихии, и для Марины, городской жительницы, довольно сносно ориентирующейся в каменных джунглях, было загадкой, с помощью какого шестого чувства ведьмак находит дорогу в этих лесных нагромождениях. Она прекрасно понимала, что, путешествуй Демиан в одиночку, он бы двигался куда быстрей, и ругала себя за неуклюжесть и изнеженность. Из густых зарослей выпорхнула какая-то крупная птица, громко хлопая крыльями и заполошно курлыкая. Марина от неожиданности отпрыгнула в сторону, взмахнула руками и, не удержав равновесия, провалилась ногой аккурат в незаметную яму. Мысленно проклиная себя, поднялась, но тут же села обратно на землю, вскрикнув от боли.

— Что случилось? — На душе сразу стало теплее — во взгляде спутника явственно читалось неприкрытое беспокойство.

— Устала, — сама не зная зачем, брякнула девушка, опуская глаза, лишь бы не видеть его лицо. — Вот посижу немножко и дальше поковыляю.

— Ясно, — протянул парень. — Не могли мне сказать, чтоб я шел помедленнее?

— Да я и так еле плетусь…

— Ничего подобного. Даже и не ожидал подобных подвигов от такой хрупкой девушки. Честно-честно, — совсем по-мальчишечьи прибавил, заметив скептическую мину девушки.

— И что теперь со мной?…

— Ну, вариантов много. Перелом, вывих, ушиб, растяжение, порванные связки… Но пока не увижу своими глазами, ничего определенного сказать не смогу. — Услышав это заявление, Марина вцепилась в подол, как утопающий за соломинку. Парень тяжело вздохнул. — Леди, я не обладаю способностью видеть насквозь. У меня и так с целительством… гм… скажем так, целительство — не моя специализация… мягко говоря. А уж работать вслепую не всякий мэтр сумеет.

Доводы были более чем разумными, да и вовсе не улыбалось неизвестный промежуток времени мужественно загибаться от боли, отвергнув помощь по своей же непроходимой глупости. Но и согласиться… 'Всему виной эта замшелая средневековая атмосфера, — тоскливо размышляла девушка. — Насквозь уже ею пропиталась, совсем одичала здесь, ассимилировалась. И как только раньше в минишортах по улицам разгуливала? И ничего, даже и не думала стесняться. Так почему тут возникли какие-то трудности? Можно подумать, Демиан женских ног в жизни не видел, и я ему Америку открою. Да и вообще, он ведь не из праздного любопытства на меня посмотреть решил. Ой, черт… А больно-то как!'

Прочитав такое самовнушение, девушка до колена приподняла подол, чувствуя себя так, словно полностью разделась перед этим, по сути, чужим и незнакомым мужчиной.

— Вывих, — спустя короткую паузу констатировал ведьмак, и Марина кусала губы, чтобы не задрожать от осторожных теплых прикосновений, ну или, по крайней мере, не выдать ему истинной причины этой дрожи. — Что ж, всё могло быть гораздо хуже, с переломом я бы не справился. Потерпите немного, сейчас будет больно.

Девушка нервно кивнула, зажмуриваясь. О вывихе она давно уже забыла. Поморщилась от мимолетного неприятного ощущения, словно в лодыжке что-то сломалось или наоборот встало на место.

— Ну, и долго мне еще ждать? — несколько дрожащим голосом поинтересовалась она, когда прошло уже больше минуты. — Мне же страшно.

— Вообще-то уже всё, — улыбнулся молодой человек. — Больше никакого вывиха.

— Как это 'всё'? Уже? — Марина не поверила своим ушам, хотела спросить что-то еще, но не успела задать вопроса. Ведьмак безо всякого смущения гладил ее по коленке, словно так и надо. Уже готовая возмутиться (или лучше уж сразу залепить пощечину, знать бы наверняка, как правильно нужно поступать в таких ситуациях!) Марина в последний момент заметила неяркое теплое сияние, исходящее от ладони Демиана. Ага, достойная была бы благодарность за лечение и вообще за всё хорошее…

Девушка неловко отодвинулась, нервным жестом одергивая платье.

— Спасибо вам…

В висках шумело так, что голоса своего она почти не слышала. Каждая минута, проведенная наедине с Демианом в этом глухом лесу, вдали от всего мира, где между ними никто не стоял, где отменялись все законы, правила, приличия, и на свободу вырывались самые потаенные желания, превращалась в мучительную пытку. 'Да что со мной происходит? Весна таким образом влияет? Впервые в жизни кто-то вызывает во мне подобные чувства. Ненавижу этого мага, он меня с ума сведет! И себя ненавижу за эту слабость. А как гордилась тем, что никогда, ни при каких обстоятельствах не брошусь бездумно мужчине на шею, не поступлюсь своими принципами, своей гордостью! Снискала славу 'неприступной герцогини'. А сейчас, кто меня подменил? Какие принципы, какая гордость, о чём вы? Да Демиану достаточно будет всего лишь намекнуть, и я уже на всё соглашусь. Вот только уважения у меня к себе тогда ни на грош не останется. Да и к нему тоже…'

Ведьмак молчал, стараясь не пересекаться глазами с таким потерянным синим взглядом. Пытался обуздать своих внутренних демонов. Казалось, воздух между ним и девушкой опасно сгустился, почти до осязаемости. 'Скорей бы завершился этот путь…' И тут же: 'Боги, пусть эта дорога окажется вечной!..' Именно так. Ведь впервые в жизни нет уверенности в себе, в своих поступках, правильности их. И только в истинности чувств своих уверен, как никогда.

— Нам не стоит задерживаться. Можете идти?

— Я… Всё в порядке, пустяки. — Марина растерянно посмотрела на протянутую руку, словно не решалась лишний раз дотронуться до ведьмака, но, в конечном итоге, приняла помощь, хоть пауза и затянулась до неприличия. От кончиков пальцев пробежали обжигающие волны, словно потоки лавы разлились по всему телу. Едва поднявшись, девушка резко вырвала свою ладонь из бережного плена горячих пальцев спутника, послав к черту элементарную вежливость и все правила хорошего тона. Ей казалось, что Демиан слышит, не может не слышать, как участился пульс от одного простого прикосновения.

До самого заката шли молча, лишь изредка перебрасываясь парой подчеркнуто вежливых фраз. Ведь далеко не первый день были знакомы, но упрямо продолжали обращаться друг к другу на 'вы'. Отчаянно цеплялись за эту формальность, сердцем понимая, что стоит только произнести это тихое, проникновенное 'ты', позвать по имени, и последняя преграда между ними рухнет. Стихнет оглушительный грохот, осядут тучи пыли, и останутся только они вдвоем, такие, какие есть, с нерешительно распахнутыми душами, оголенными нервами, протянутыми навстречу руками…Знали, что рано или поздно это неминуемо произойдет, но бессмысленно оттягивали предначертанное им, играли с судьбой в прятки. Обманывали сами себя и чувствовали фальшь.

Девушка старалась выбросить мысли из головы, как хозяйка выбрасывает старый ненужный хлам. Тщетно, они неотвязно возвращались, изматывая душу, сжигая изнутри. Даже усталость и та не приносила спасения — блаженной пустоты и безразличия. Марина просто старалась двигаться вперед с более или менее приличной скоростью и не растянуться на земле, зацепившись за какую-нибудь корягу, или вновь угодить ногой в яму. Догадалась придерживаться за стремя, лишь бы не оказаться в объятиях ведьмака, который то и дело кидал на нее быстрые обеспокоенные взгляды через плечо.

Лучи заходящего солнца снопами падали сквозь густое перекрестье ветвей, ярких пятен на земле становилось всё меньше, Предел бережно окутывали серые сумерки. Демиан на пару минут замер, прикрыв глаза, вслушиваясь в лесные шорохи, различая одному ему понятные послания, тайно звучащие в тихом шепоте ветра, а потом резко свернул куда-то в сторону от основного направления движения. Небольшая ровная полянка спряталась в густых зарослях, неразличимый под грудой прелых листьев бойко звенел ключ чистой воды.

Демиан бездумно подкидывал ветки в большой костер, исподтишка, словно вор, наблюдая за тем, как девушка мелкими глоточками пьет обжигающее варево, забавно обхватив кружку двумя руками, согревая озябшие пальчики. Освободившись от удушающего гнета атмосферы кармаллорского замка, с его отвратительными сплетнями и интригами, Марина, из высокородной герцогини вновь постепенно превращалась в ту, прежнюю, наивную и искреннюю девчонку, которую он когда-то, кажется, уже давным-давно, впервые встретил в Антариесе, смертельно бледную от ужаса, чудом избежавшую сочащихся ядом когтей проклятой твари. И ему нравилось это превращение.

Марина зябко поежилась, повыше натягивая одеяло. Весенние ночи были еще холодными, не согревала ни плотная шерсть, ни куча лапника, наваленного на землю. Молодой человек невольно улыбнулся, глядя на нее. Снова мерзнет, прямо как в ту памятную ночь, вот только нет рядом Трея и мастера Когана. А жаль, в их присутствии он бы чувствовал себя увереннее… за свои поступки. Бездна… Парень неожиданно поймал себя на мысли, что едва ли не впервые мечтает о нападении. Неважно даже, с кем драться, лишь бы отвлечься на необходимости уничтожить противника, иначе он за себя не ручается. Вот только круг надежно защитит от приблудной нечисти, а обычные звери и вовсе не осмелятся сунуться сюда, животным чутьем угадывая присутствие куда более опасного хищника, чем они сами.

— Спокойной ночи, — тихонько произнесла девушка. Спокойной, ну конечно же… Давненько у него такого 'спокойствия' не бывало. Невинное пожелание прозвучало как жестокое издевательство.

— Спите спокойно…

Девушка кивнула и закрыла глаза, сжимаясь в комочек под теплым одеялом, тщетно ища тепла. Ведьмак молча смотрел на ее лицо, освещенное отблесками пламени, слушал ровное дыхание. Марина беспокойно металась во сне, что-то шептала. Демиан, к своему удивлению услышал смутно знакомые слова. Но где он встречался уже с этой речью? Память упрямо заартачилась, не желая выдавать отгадку. Ладно, еще успеет перебрать воспоминания. Осторожно, чтобы не разбудить и, еще того хуже, не испугать, парень лег рядом с девушкой, согревая ее своим теплом. Она тут же придвинулась к нему, во сне не было ни сомнений, ни страхов. Молодой человек невольно вздрогнул, когда ледяные ладошки забрались ему под ворот рубахи, вызвав целые армии мурашек, и, улыбнувшись в темноте, накрыл ее руки своей ладонью. С неба на них ласково смотрели Ирвис и Ивента. Так, а теперь надо спать… Марина заворочалась, устраиваясь поудобнее, горячо дыша в шею. Ну, хотя бы постараться!..

Лес испуганно замер, сжался, ощущая присутствие чего-то… неправильного, противоестественного. Присутствие древнего зла, вышедшего на охоту. Нечто остановилось… принюхиваясь? приглядываясь? прислушиваясь? Нет, та сущность, что оскверняла своим присутствием старый лес, не обладала ни обонянием, ни зрением, ни слухом. Но это обстоятельство ничуть не мешало ей прекрасно ориентироваться. Тварь чувствовала двоих, они были полны желаний и страхов. Таких манящих… Казалось бы, бесцельное, хаотичное движение твари изменилось. Теперь ей известна была цель. И не появилось еще в Пределе такой силы, которая смогла бы помешать в ее достижении…

Пробуждение было… непривычным. Пожалуй, единственный эпитет, который Марина сумела четко сформулировать. Всё прочее осталось пока на стадии ощущений, настолько запутанных и непонятных, что девушка не взялась бы вот так сразу дать им определение. И не стала себя мучить. Зачем? В последние полгода она слишком редко ощущала себя счастливой. А сейчас… Сейчас она была счастлива, если хоть немного научилась разбираться в своих чувствах.

Похоже, этой ночью она вновь дрожала от холода, вот только Демиан на сей раз решил согреть спутницу куда более интересным и… ммм… приятным способом, чем просто укрыть ее своим плащом. Жар его тела подарил ей тепло куда вернее бесчувственной материи. Со смущенной и радостной улыбкой девушка заметила, как тесно они сплелись в объятиях ночью, ища друг в друге спасения от весенней прохлады… а, может, и от холода, поселившегося в сердцах. Чувствовали, что только так сумеют заполнить пугающую пустоту.

Девушка прислушалась к ровному дыханию мага. В расстегнутом вороте рубахи, прямо под ее ладонью, размеренно пульсировала жилка. Высокое небо посветлело, цвета пепла стало гораздо больше, чем цвета сажи. Верхушки деревьев уже позолотили первые робкие лучи. Вот соня… Марина попыталась осторожно выбраться из кольца рук, из таких желанных оков. Да только куда там. Демиан что-то неразборчиво пробормотал во сне и еще крепче прижал девушку к себе, зарывшись лицом в растрепанные пушистые волосы. Будить его категорически не хотелось, когда еще боевому магу удастся вдоволь выспаться в свете сложившейся ситуации. Всё это сумасшествие: ни с того, ни с сего активизировавшаяся нечисть, раздрай в Телларионе, катастрофическая нехватка способных сражаться волшебников. 'Ни за что не стану его будить', - решила Марина и, стараясь не потревожить покой спутника неосторожным движением (хотя мага бы сейчас не привел в чувство даже разорвавшийся над ухом фаерболл), сама вновь погрузилась в сладкую дрему.

Пробуждение было… необычным. Демиан зажмурился, когда и это не помогло, и даже сквозь сомкнутые веки прорывался яркий солнечный свет, закрыл рукавом лицо. Потом недоуменно распахнул глаза.

— Вот демон! Ну просто замечательно…

Марина беспокойно заворочалась, пробуждаясь, неосознанно еще зашарила рукой около себя. Окончательно придя в себя и натолкнувшись на взгляд ведьмака, довольно неумело сделала вид, словно всего лишь потягивается.

— С добрым утром. — 'Самое лучшее утро в моей жизни'.

— Скорее с добрым днем, леди. — Демиан, прищурившись, критически прикинул положение дневного светила. Солнце, не скрытое за тучами, ослепительно сияло где-то в лазурной вышине. — Уже почти час пополудни.

Марина с самым невинным видом пожала плечами, с наслаждением потянулась всем телом. 'Дем, вспомни о том растреклятом предсказании', - тоскливо напомнил себе молодой человек.

— Простите, я давно просыпалась, просто хотела, чтобы вы, наконец, отдохнули немного. Понимаю, что задерживаться нельзя, но…

— Ничего, не стоит оправдываться. С ума сойти, проспал…

Демиан вдруг осекся, не закончив фразы. Невидящим взглядом устремился куда-то в неведанную даль. Чувство опасности не заговорило, — взвыло раненным зверем. Такое с ним случалось, пожалуй, единожды в жизни, много лет назад — когда он на одном только упрямстве выстоял в безумной схватке с Магистром. И вот снова… Грядет нечто, еще более страшное. Что ж, разве не сам вчера мечтал о хорошей драке? Цитируя загадочную Маринину фразу — получите, распишитесь. И почему это всегда учитель Коган обзывает мастера Прадна проклятым малефиком, а про него, собственного ученика, крупными гроздьями собирающего на себя и тех, кому не повезло в неподходящий момент оказаться рядом, десятки проклятий, как-то забывает? И ведь прекрасно знает о своем 'таланте', так нет же, всё равно продолжает упрямо наступать на одни и те же любимые грабли…

Марине становилось страшно, по-настоящему страшно. Что же такое должно случиться, чтобы Демиан вот так застыл, побледнев и напряженно к чему-то приглядываясь… или прислушиваясь? Что стало ему известно, то, о чём она сама не имеет пока что ни малейшего представления? Богатое, подогретое напряженностью обстановки воображение рисовало полчища омерзительных, смертоносных чудовищ. Какая напасть на них надвигается из этих темных зарослей, какие твари выпрыгнут, вылетят, выползут из-за тесного строя прямых деревьев? Ну почему Демиан молчит?!

Ведьмак просто не верил своим чувствам, не мог верить, отказывался. Этого. Не может. Быть. Никак! Иначе он уже совершенно ничего не понимает в этом спятившем мире. Каким образом эта древняя тварь, от невероятно близкого присутствия которой у него разум, здравый смысл, опыт хором, в голос протестуют! Потому что неправильно всё это. А ведьмацкая, да и просто человеческая суть и вовсе протестуют, против самого факта существования на земле этой погани. 'Как же так… Ведь эта тварь всегда(!) скрывалась в самой глубине Антариеса, не высовывалась даже близко к границам Проклятого леса. А сейчас… Здесь… За многие сотни лиг. Ничего не понимаю! Но ошибки нет, это действительно Он… Да что же творится, раз даже Он вышел так далеко за пределы своих исконных, зараженных Злом территорий???'

— Демиан… — молодой человек медленно обернулся, словно во сне, на звук своего имени, произнесенного самым дорогим и неблизким человеком. Марина смотрела на него огромными глазами, словно два темно-синих озера выплескивающегося через край страха на бледном фарфоровом личике. Страха… Он-то Ему и нужен. — Скажите мне, что происходит, умоляю…

— Дав`ола… — пробормотал молодой маг. Разум лихорадочно искал выход, возможность спастись, избежать для них такой смерти, страшней которой придумать было сложно даже ему, имеющему все основания верить в вещи, которые подавляющее большинство жителей Предела предпочитают считать жуткими сказками, успокаивая себя и чувствуя себя защищенными в обмане. Искал… И не находил. Тупик. Везде.

— Демиан, ну не мучьте же меня! — Девушка умоляюще вглядывалась в усталые глаза, она не получила ответа. Для нее и не прозвучало ответом слово, сорвавшееся с губ Демиана и зловещей недосказанностью повисшее в наэлектризованном отчаяньем и надеждой воздухе. Она понимала только, что спутник произнес ругательство, одно из самых страшных во всём цивилизованном Пределе. Нет, в нём не было ничего неприличного, грубого, того, что уважающий честь женщины мужчина никогда не произнесет в обществе представительницы прекрасного пола. Дело было в другом. Слово это попросту боялись произносить, суеверно страшась навлечь на себя и близких беду. Оттого-то и выражались так только самые отчаянные, которые и в Бездну спустятся с презрительной улыбкой на губах. Марине нужна была правда. Какая ни есть, но правда.

Ведьмак отвел пронзительный взгляд и глухо повторил:

— Давола. Скоро будет здесь. Он нас учуял.

А в мыслях, как нарочно, метались только обрывки сведений, совершенно бесполезных здесь, сведений, которых он никогда не старался запомнить, справедливо полагая, что знания эти никогда ему не пригодятся, и разумно собирал иные, практичные и необходимые на непростой стезе боевого мага. Страшные истории, передаваемые зловещим шепотом… Их узнавали от тех редких счастливцев, кому невероятно повезло, — не иначе как милостью Хозяйки, — в последний момент унести ноги, сохранив себе жизнь, сберечь разум, повстречавшись с Даволой. Давола — одно из самых таинственных и опасных существ Антариеса, оживший ночной кошмар, квинтэссенция самого ужаса, воплощенный страх. Его даже называли Хозяином Тьмы, но, в данный момент, когда вышепоименованная тварь обреталась уже где-то в непосредственной близости, Демиана меньше всего на свете интересовала лирика. Единственная важная информация о Даволе, которой он сейчас располагал — эту мразь невозможно уничтожить. Никак. Никакими средствами. Даволе не причинит ни малейшего вреда самое разрушительное колдовство, серебро, острая сталь… Как убить тварь, не обладающую физическим телом, не облеченную в плоть и кровь? Некую сущность, движимую одной лишь злобной волей. Бездна! Что делать? Хотелось закричать, осознавая свое абсолютное бессилие изменить хоть что-либо.

— Там… — прошелестел почти неслышный голос Марины, вырывая из неприятных раздумий. Быстро… Еще и минуты не прошло, но Давола успел приблизиться к ним почти вплотную. Пульс заходится в бешеном ритме, мысли путаются, как старая пряжа в сундуке нерадивой хозяйки. Демоны Бездны… Ведьмак чисто машинально проследил за направлением, которое указывал тоненький дрожащий пальчик. Он уже заранее знал, что ничего там не увидит. Что ж, оказался прав и ничуть не удивился этому обстоятельству.

— Что вы там увидели, леди Марина? — маг постарался задать этот вопрос как можно мягче. Осторожно обнял девушку за плечи, она запрокинула голову, глядя на него испуганными глазами. Она тоже чувствует надвигающийся кошмар, только не совсем так, как ведьмак, остро и ясно, а смутно, словно колдовской туман, но чувствует. Быстро метнулась взглядом куда-то за его спину, и хрупкие плечи ощутимо вздрогнули под ладонями.

— Змея проползла в траве. Такая огромная… — А широко распахнутые глаза на пол-лица. — Вот, снова. Мамочки… — совсем по-детски позвала блистательная герцогиня.

Демиан только невесело усмехнулся. Он-то прекрасно понимал, что никаких змей на этой поляне и в помине нет. Что же теперь, сказать бледной, как полотно, Марине, что змеи в здешних краях попросту не водятся? Что она не может разглядеть в чахлой траве, в тени могучих стволов, что-либо, неприметное наметанному ведьмацкому взгляду? Бесполезно — не услышит, не поверит, оглушенная страхом. Она-то видит гибкое змеиное тело. А, значит, не существует более никаких доводов. Змеи… Так вот каков твой страх, Марина. Сам он ничего такого страшного в данных пресмыкающихся не находил. Хотя, конечно, и ничего хорошего в этих гадах нет. Мерзкие, противные — это да, но страшные…

Ведьмак уже примерно представлял, что случится дальше с Мариной. Змеи будут подползать всё ближе и ближе, их становится всё больше. И вот они уже повсюду — пестрят толстым шевелящимся ковром на земле, свисают с ближних и дальних веток, и прибывают, прибывают, еще чуть и весь мир заполнится копошашейся массой, отвратительными клубками. Закроет глаза — но не поможет, от этого не перестанет сводить с ума вкрадчивое шипение, шорох прелой листвы под чешуйчатыми змеиными брюхами, звук трещотки на кончиках трепещущих хвостов. Мимолетное жуткое касание… После холодные гладкие тела обовьются вокруг ног, начнут подниматься всё выше, опутываясь вокруг застывшего в безмолвном ужасе тела. А, может, она почувствует боль от укусов, жгучий огонь яда, медленно разливающегося под кожей, судорожно пытающееся биться, но неотвратимо останавливающееся сердце. Разрывающую на части боль отравы…

Демиан покачал головой, проклиная свое богатое воображение.

— Надеюсь, у меня всё получится… Если нет, Ворон выведет вас, куда нужно. — Марина, ничего не понимая, бросила взгляд на огромного черного зверя. Пусть и принято считать, что только разумные существа способны на это, умный конь также, как и люди, ощущал неприятное присутствие и нервно бил копытом.

— О чём вы, я не понимаю… — Ведьмак не дал ей договорить простым и волнующим способом, прикоснувшись губами к ее приоткрытым для недосказанного вопроса губам. В первую секунду девушка пораженно замерла, но уже через вздох искренне и горячо ответила на этот отчаянный порыв. Дрожащие от волнения и страсти ладони легли на широкие плечи, прошлись по спине, потом запутались в черных волосах, в безмолвном стремлении как можно дольше продлить этот сладкий миг. Не отпускать его никуда, избавиться наконец-то ото всей недосказанности, непреодолимой преградой вставшей между ними. Подарить всю себя, без остатка, душу и тело, и никогда не пожалеть о необдуманной жертве, никогда не усомниться в ее дороговизне. А уж что она получит взамен… Один ли год счастья, месяц, ночь… Один миг — и то отрада.

Демиан даже не ожидал, что поначалу такой робкий, безыскусный поцелуй Марины окажет на него подобное воздействие. Словно добрую бутыль 'Пламени Бездны' выпил залпом, больше не с чем было и сравнить то, что он сейчас испытывал — словно все мысли, какие были в голове, махом вылетели куда-то, оставив после себя звенящую пустоту, пьянящий восторг и бескрайную легкость полета и еще много всего, целый радужный калейдоскоп, и вовсе не поддающийся никакой классификации. Целовал он женщин куда более умелых, и более красивых, в тонкостях и мельчайших нюансах изучивших непростое искусство обольщения, знающих, как доставить наслаждение, уверенных, — и не без основания, — в своей неотразимости. Но никогда прежде, ни при каких обстоятельствах, не терял контроля над ситуацией, не отдавался во власть сиюминутного порыва. А теперь — с трудом пришел в себя, словно после помутнения рассудка или тяжелой затяжной болезни, и, хоть убей, отказывался вспомнить, когда они с Мариной успели оказаться на нагретой солнцем земле, причем с него будто порывом ветра сорвало куртку и рубаху, которые в творческом беспорядке валялись на примятой траве в нескольких ярдах от них, на девушке же отсутствовала теплая накидка (отчего-то сейчас свисающая с высокой ветки дерева), а шнуровка на платье была даже не распущена, а разорвана. 'Все уроки мастера Когана о самоконтроле к демонам'. Еще чуть-чуть, и напрочь забыл бы, с какой мыслью поцеловал любимую, будто в омут кинулся с головой. С тяжелым, ноющим чувством посмотрел в затуманенные глаза девушки, в последний раз приник к ее губам, не в силах остановиться. Прошептал:

— Вы всё поймете. После…

Синие глаза, всё еще подернутые влажной поволокой, словно тихая гладь озера, укрытая туманом, изумленно распахнулись. 'Я думал, что никогда в жизни не стану применять к ней магию, но сейчас явно не тот случай, чтобы следовать ранее принятым принципам. Если это — единственный способ спасти ее…'

Уже проваливаясь, как в пропасть, в мягкую глубину навеянного колдовского сна, Марина с кристально-ясной, пугающей ясностью поняла, что Демиан попрощался с ней. Навсегда. Хотела закричать, остановить его, попытаться всё исправить, но… Вокруг нее сомкнулась непроницаемая темнота. Ни запахов, ни звуков. Ни желаний… Ни страхов. Одно только безграничное спокойствие.

В затухающем взгляде Марины вспыхнуло страшное осознание. И погасло, уснув под густыми опустившимися ресницами. Сбившееся дыхание быстро выровнялось, хранительница погрузилась в глубокий сон. Теперь Давола попросту не заметит ее, не почувствует ее подспудных чувств, надежно упрятанных под завесой призванного им дурмана. А когда она придет в себя, спустя сутки, возможно даже чуть позже, древняя тварь (очень хочется на это надеяться, да что ему еще и остается, кроме надежды) окажется уже очень далеко отсюда. Получив свое, Давола отправится в поисках очередной жертвы.

Молодой человек ласково отвел спутанную прядь волос с ее лица, спокойного, умиротворенного: постепенно стерся трагический надлом бровей, да опустились уголки горько поджатых губ. 'Всё у тебя будет хорошо. Без меня станет лучше, вот увидишь. Я словно призван лишь вносить разлад, сеять противоречия, превращать в Хаос твою спокойную размеренную жизнь. И бесследно исчезнет вместе со мной проклятие безумной старухи. И навек останется лишь предсказанием, не прорвется в мир его злая воля, не причинит тебе вреда'.

Ведьмак устало прислонился к могучему стволу старого дерева, прикрыл глаза. 'Мне никогда не нравилось число двадцать пять. Как видно, не зря…' Ожидание пульсировало в висках. Тук-тук. Тук-тук. Медленно, не сбиваясь. Откуда такое неестественное спокойствие… Привык прощаться с жизнью. Риск давно потерял остроту новизны, а смерть, вследствие возмутительно частого заглядывания за Грань, уже не кажется чем-то неизведанным, а оттого страшным. Да попросту смирился с неизбежным. В очередной раз. А смерть лишь обвеет своим замораживающим дыханием и вновь соскользнет обратно за Грань, пообещав о скорой встрече. А сегодня, в этот теплый весенний денек, наблюдая вокруг расцветающую природу, еще ощущая свежую сладость поцелуя, умирать было совсем не страшно. Тем более зная, что этим спасет жизнь синеглазой хранительницы, которая сейчас безмятежно спала, согретая ласковыми солнечными лучами, как теплым пуховым одеялом. Или его объятиями.

Шершавая кора чуть холодила разгоряченную кожу, царапнула плечи от неловкого движения. Почти ничего не изменилось. Только смолкли птичьи голоса…

Демиан медленно распахнул глаза. Было любопытно, страх по-прежнему не спешил к нему. Показалось вдруг жгуче интересно заглянуть в лицо своему кошмару, узнать вообще — а какой он? Что настолько страшит его, боевого мага Демиана, ученика мастера Когана, какая жуть способна свести его с ума, остановить заходящееся в бешенном темпе сердце, обречь душу на вечные мучения — бесконечно переживать, уже после смерти тела, один и тот же повторяющийся кошмар, во сто крат преумноженный, самый потаенный страх? Ведьмак не знал. А теперь застыл, чувствуя, как беспокойно шевельнулся в груди маленький холодный комочек.

Знакомая уже до последних мелочей, до самого неприметного, намертво впившегося в жадную память сучка, погнутой травинки поляна изменилась до неузнаваемости. Казалось бы, только освещение стало другим — уже не солнце озаряло его 'последнее пристанище', - призрачно-зеленое, тусклое свечение, не имеющее определенного источника; так горят болотные огни, заманивая теряющего сознание от усталости и ядовитых испарений путника всё дальше и дальше в непроходимую трясину. Так мерцают гнилушки и неспешно перелетающие с места на место светляки на старом, давно позабытом и заброшенном кладбище, из места печального успокоения превратившегося в опаснейшую ловушку, испоганенную злом и скверной, где зазевавшегося странника запросто может ухватить высунувшаяся из-под поваленного надгробия культя в остатках истлевших лохмотьев. Могучие, полные соков жизни исполины превратились в зыбкие призраки деревьев, молодая листва обвисла обрывками саванов на костях покойников. Еще пару часов назад весело полыхавший костер теперь выглядел как разметанное кострище, последние искры которого погасли невесть сколько лет тому назад. Над ставшей вдруг топкой, жидкой землей ползли космы тумана, самые живые в том унылом, наводящем тоску и вызывающем смутную тревогу пейзаже, и то жизнь эта была недоброй, жадной, будто поддерживалась она за чужой счет. Так и хотелось убраться подальше с дороги этого клубящегося, словно пар над котлом с варящимся ядовитым зельем, марева, чтобы даже краешком не коснулось сапог и, тем более, коснулось обнаженной кожи холодными липкими пальцами, попало в легкие густой дурманящей отравой.

В колдовском мареве возникла колеблющаяся, неясная тень. Странно, откуда она взялась, так, что он даже не заметил, подкралась так близко, почти вплотную. Или попросту соткалась уже из этого самого тумана, облекшегося, по какой-то мистической логике кошмара, в плоть и кровь. А, может, и нет. Фигура как-то неестественно расплывалась, взгляд расфокусировался, терял точность. Смутный призрак, казалось, плыл по воздуху, не касаясь почвы, но нет, на грани слышимости (для ведьмака, разумеется, для человека это было очень далеко за гранью слышимости) мягко стелются по почти невидимой под непроницаемым глухим слоем дымки легкие до невесомости шаги, чуть колышется, пригибаясь и вновь упруго распрямляясь, неповрежденная, трава под маленькими необутыми ступнями. То, похожее на колдовское видение, существо, очевидно, ничуть не испытывало неудобства, создаваемые подозрительным туманом. Фигура вышла из него, и словно свадебное ритуальное покрывало соскользнуло с невесты в первую брачную ночь. Жутко и непривычно оказалось ощущать, как чья-то жесткая ледяная ладонь сжимает сердце.

Лицо Марины, кажущееся полупрозрачным, — вроде бы даже чуть колышущиеся стволы деревьев просвечивали сквозь него, — освещалось всё тем же мертвенным зеленоватым сиянием, отчего ее пугающая бледность только подчеркивалась и усиливалась. Ни единой кровинки — белые губы, серая пыльца под глазами. Устремленный прямо на него остановившийся взгляд… В котором застыл безграничный ужас. И боль. Такая, что горло невольно перехватило. Кто тому виной??? Кто сделал с ней это???

Девушка не дошла до него всего пару шагов. Замерла, туман чуть колыхнулся у ее ног пышным шлейфом и любовно окутал хрупкую фигурку. Невыносимо хотелось вырвать ее из этих влажных объятий… и, в то же время, что-то мешало. Не давало приблизиться к ней. Какая-то внутренняя тревога. Но почему? Ведь это же Марина!!!

Захолодило сердце, заныло, ощущая неявную, зудящую неправильность всего происходящего. Бездна, да в чём же дело! Почему Марина вот так стоит, по пояс в этом молочном тумане, словно чьи-то призрачные руки ласкают ее тело. Демон, надо же до такого додуматься! Ну почему она молчит, нарлаг побери?!

А лицо, словно фарфоровая маска или мраморное изображение, тонкая, искусная работа. А мрамор такой холодный… Неживой…

— Марина!.. — позвал. Не выдержал повисшего в густом, до отвращения влажном воздухе молчания. И умолк, в душе что-то оборвалось, с тонким, затихшим в поглотившем все звуки мареве, звоном, лопнула тугая, перетянутая сверх всякой меры струна под рукой уставшего менестреля.

Огонь синих глаз погас, как тот костер, остался лишь остывший серый пепел. И горький, невыносимый упрек.

— За что?? Чем я заслужила это, Демиан? Что плохого я вам сделала? Как вы могли так со мной поступить? Я не хотела умирать, не хотела! Так почему вы всё решили за меня, отняли мою жизнь?! А я-то верила…

Ведьмак отступил на шаг, уперся спиной в ствол дерева, скользкий, покрытый влажным мхом. В отчаянии покачал головой. 'Это неправда! Ничего этого не было! Марина жива! Ведь… она жива?…'

— Ненавижу, — прошептала девушка, делая медленный, словно растянувшийся во времени шаг в его сторону. По бледной щеке прочертила ровную дорожку кровавая слеза. Где-то рядом заливалась хриплым, срывающимся на карканье смехом старая предсказательница, крутилась, приплясывала и взмахивала черными рукавами, превратившимися в растрепанные вороньи перья. С готовностью распахнувшаяся перед нахальным, вечно ускользающим от нее ведьмаком Бездна гостеприимно распахнула свои объятия.

'Идиот!!! — рявкнул в сознании смутно знакомый командный голос и крепко выругался. — Хорошенько же тебя Давола заморочил, раз не в состоянии даже отличить настоящей Марины от колдовской обманки! Ведь это же твой кошмар, приди в себя! Подумай хотя бы о ней! Ведь та Марина, живая, а не жалкое ее подобие, завывающее здесь и сыплющее несостоятельными обвинениями, осталась на треклятой поляне. Очнись! Демиан, мать твою так!'

Похоже, воззвание неизвестного доброжелателя возымело-таки действие, по крайней мере, эффект был примерно как от ушата ледяной воды, выплеснутого на голову наутро после знатной попойки. То есть, в его случае, отрезвило ровно настолько, чтобы воспринимать действительность более-менее адекватно. Хотя бы немного избавиться от колдовского наваждения и ясно увидеть, что перед ним всего лишь тварь, прикидывающаяся Мариной. У хранительницы, живой ли, погибшей, ни при каких обстоятельствах не могло быть такого полного злобы взгляда, родные черты карикатурно исказились гримасой ненависти. Словно дурно наложенный грим слез с лица, открывая истинную сущность. 'Марина' пронзительно завизжала, ее облик быстро стирался, как будто на завершенную картину пролили кислоту. Почти незаметная тень еще некоторое время висела в воздухе, вскоре и она исчезла бесследно. Молочный, с зеленоватым свечением туман выглядел так, как если бы его кто-нибудь взбалтывал огромной ложкой. Затем густое марево постепенно рассосалось.

'И это всё? Как-то даже и не верится…'

— Проклятье! Это еще что такое?!

Это называется — рано радовался. Похоже, Давола не ограничился одним кошмаром, который ведьмак, пусть чудом, но всё же сумел побороть. Не вышло в первый раз, получится со второй попытки. Древняя нечисть доселе не ведала поражений. То, что обычно беспомощная, мгновенно теряющая разум, столкнувшись со своим многократно преумноженным кошмаром, жертва на сей раз сумела сбросить с себя чары, оставаясь при этом в трезвом уме, обескуражило Даволу. Всё было не так, как всегда. Но ничего, эти жалкие живые создания просто не могут не испытывать страха. Он допустил ошибку, впредь подобное не повторится. Теперь Давола станет бить наверняка.

Всё исчезло. Достопамятная на весь остаток жизни, на весь отпущенный ему срок, каким бы долгим (а уж вероятнее — коротким) он ни был, поляна, огромный пограничный лес, да весь необъятный Предел — всё сгинуло. Вокруг него, без конца и без края — одна сплошная темнота. Ни запахов, ни звуков, ни движений. Не было ни холода, ни жара. Ни-че-го. Абсолютно. А в следующий миг появилось пламя. Черное, как сама эта темнота. И боль. От которой некуда убежать, негде скрыться. Она поселилась в каждой клеточке тела, миллиардами раскаленных иголок проникла внутрь, она разрывала на части саму душу. Но страшнее всего оказалось отчаяние. Страшное осознание того, что этот кошмар никогда не кончится… И не за чем бороться. Всё кончено. Ему осталась только вечность, наполненная страданием, вечность незатухающего огня.

— НЕТ!!! ХВАТИТ! — Кто-то, неизмеримо старше и мудрей, вновь взял контроль над сознанием. Демиана словно за шиворот вышвырнуло из кошмара. На грани восприятия ему послышался полный нечеловеческой ненависти вой, так ревет нечисть, из-под самого носа которой ушла добыча. Окружающая действительность вновь казалась неправдоподобной, он уже запутался, где кончается кошмар, а где начинается реальность. Тряхнул головой и в результате хорошенько приложился затылком о ствол дерева. Для верности потрогал шероховатую теплую кору. Вроде бы настоящее… Хотя, кто знает! Тупая ноющая боль недвусмысленно намекала, что дерево еще какое настоящее, плотностью уж точно обладает — аж искры снопами из глаз посыпались. К ненависти, звучащей в вопле, примешивалась уже жгучая боль. Причем боль непривычная, быть может, даже и вовсе неизведанная.

А дальше последовала целая череда разнообразных кошмаров. Целый бестиарий разнообразной нечисти, с подавляющим большинством которой Демиану уже приходилось не раз сталкиваться в своих приключениях; великое множество существ, реально существующих и вымышленных, и еще чего только не было. Иногда было совершенно безразлично, иногда смешно. Видения, посланные Даволой, становились всё более сумбурными и нелепыми, в них почти не осталось логики и той поистине ужасающей натуралистичности, изящного, почти неразличимого аромата навеянного извне, внушенного страха. Таинственный помощник больше не приходил, Демиану вполне хватало своих собственных сил. Чары антариесского монстра бессильно разбивались о преграды, выставляемые разумом, потерявшими свою разрушительную мощь волнами откатывались обратно. Вой Даволы перешел уже в предсмертные хрипы мучительной агонии. Монстр погибал.

В какой-то момент всё внезапно кончилось. Ментальные атаки прекратились. Ведьмак с трудом открыл глаза, морально готовый увидеть всё, что угодно, любую несуразицу, самый нереальный фантастический, даже для него пейзаж. Но нет — вызывающая зубовный скрежет поляна. Впрочем, нет — после всего случившегося молодой человек расцеловал бы каждый фут земли, обнялся бы со всеми деревьями. Настоящий мир. Наконец-то. Неужели? Неужели он вновь видит его? Неужели он остался жив, встретившись с Даволой? А это еще что?…

На кромке поляны, на дальнем ее крае, колыхалась гигантская тень, черная в центре, светлеющая по краям. Словно огромная воронка, вроде тех разрушительных торнадо, что бушуют на берегах океана Теплых Ветров, закручивалась в центре обширного леса. Магическое восприятие буквально отказало, настолько силен был напор прорвавшейся в мир энергии. Эманации ярости, боли и смерти наотмашь били по оголенным нервам. Демиан пораженно замер, наблюдая невероятное зрелище — агонию Даволы. Как видно, нашлось оружие и против признанного всеми непобедимым монстра — воплощенный страх боялся бесстрашия. Как всё оказалось просто…

Тем временем разыгралась уже настоящая буря. Гигантская воронка всё прибывала в размерах, разбухала, как тесто на дрожжах, нежно-голубое у окоема небо, над головой мага приобрело угрожающий темно-сизый цвет. Закачались, затрещали могучие стволы, самые тонкие деревья не выдержали напряжения стихии, в которую вылилась освобожденная магия зла, и с шумом, потонувшим в вое ветра и протяжном стоне гибнущей твари, повалились на дрожащую землю. Мимо просвистела толстая ветка, по щеке мазнули облетевшие листочки. Резонанс наверняка ощутили во многих сотнях лиг отсюда, да что там — странную тучу было видно еще очень далеко в ясной лазури. А уж про магические колебания и вовсе не стоит упоминать. Любой мало-мальский волшебник узнает о произошедшем.

Мощный удар сотряс землю, и установилась оглушающая тишина. Смутные тени отрывались от воронки и взмывали ввысь, где бесследно таяли, освещаясь на прощание неземным ярким и теплым, но не ослепляющим светом. 'Спасибо! Спасибо!' — кричали, шептали, смеялись на всех языках миллионы голосов, мужских и женских, по-стариковски хриплых и детских, звонких. Они раздавались прямо в сознании, находя живой отклик в сердце. Загубленные души, получившие наконец-то освобождение, обретшие долгожданный покой. И, не смотря даже на то, какие грехи они совершили в своей жизни, им было даровано прощение за все те страдания, что им довелось вытерпеть. Ни одна тень не упала камнем вниз, не всосалась с воем в землю, чтобы затем мучиться в Бездне. И только тогда, когда самая последняя душа погибшего невесть сколько лет, веков или тысячелетий назад существа растворилась в милосердной вышине, непроницаемо черный мрак, настолько мерзкий, что небо не в силах было его принять, распался на многие сотни мельчайших частиц и поглотился мудрой, всё понимающей землей.

Демиан, пошатываясь, как пьяный, дошел туда, где всё так же спокойно спала Марина, благополучно пропустившая это светопреставление, и без сил рухнул рядом с ней на землю. А теперь — спаааааать… Единственно, но такое жадное желание. И не видеть кошмаров…

Маленькая прохладная ладонь нежно провела по щеке, запуталась в растрепанных волосах. Так остро не хотелось показывать Марине, что он проснулся, вдоволь насладиться хотя бы такой, невинной, обманом заполученной лаской. Теперь-то он вновь, как никогда ясно, осознавал, что ничего большего между ними быть не может. В сознании, как наяву, замелькали яркие образы, вернулись с такой легкостью, словно никуда и не исчезали, потревоженные чувства. Вспомнились их неистовые объятия, одержимость, разделенная на двоих, одержимость друг другом. Желание обладать и принадлежать. Неутоляемая жажда поцелуев, руки, бессознательно блуждающие по телу. Они и так чуть было не зашли слишком далеко. Его слабость, его ошибка. Впредь такое не повторится. Пусть кошмар, навеянный Даволой, оказался всего лишь колдовским мороком, Демиан, благодаря пережитому, только еще тверже убедился в том, как страшится потерять свою любовь. Когда-то он поражался безграничному отчаянию Трея, не мог понять этой его фразы: 'Я себе не прощу…' Удивлялся, злился на друга… А теперь — понял. Понял, каково это — чувствовать себя виновным в гибели той, чья жизнь ценится неизмеримо дороже собственной. При этой мысли едва не застонал сквозь зубы. Притворяться спящим с каждой минутой становилось всё труднее. Решено — едва они доберутся до Синара, он немедленно устроит Марину в самом безопасном (в обстановке охваченного хаосом Предела) месте, оставляет ее под защитой надежных людей, а сам… Сам возвращается, нарлаг подери, к своим непосредственным обязанностям, как-то ненавязчиво задвинутым на десятый план его неконтролируемой одержимостью бывшей герцогиней, и добросовестно исполняет, наконец, сгоряча данное Трею обещание держаться от нее на расстоянии лиги. И уж тем более, даже пальцем к ней не прикоснется. Что-то подсказывало, что во второй раз он уже точно не сумеет остановиться.

На небе уже зажигались россыпи звезд, лунный свет выхватывал печальное лицо Марины из мрака. Почувствовав на себе его взгляд, девушка встрепенулась, но промолчала, она попросту не знала, что ей сказать, как себя вести после всего, что произошло. Всё в очередной раз перевернулось вверх дном, шиворот-навыворот, как, впрочем, и всегда, стоило Демиану снежным вихрем, неприятельским войском ворваться в ее покой. Ведьмак поднял голову с ее колен, так же молча сел напротив.

— Я так испугалась… — тихо произнесла, чтобы хоть что-то сказать. Не уточняя, почему и за кого. Непрозвучавшее '… за вас' тягуче повисло между ними в воздухе.

— У меня не было иного выбора, — зачем-то сказал он, хотя и без звона пустых фраз Марина прекрасно понимала правильность его поступка. Не дождавшись ответа, ведьмак задумчиво изучал рисунок созвездий. — Не представлял, что вы так рано проснетесь.

— Просто я очень хотела проснуться. Что с Даволой? Он оставил нас в покое?

— С ним покончено навсегда.

— Вот так развенчиваются мифы…

— Слухи о неуязвимости этой твари оказались несколько преувеличенными. — 'Узнать бы еще, кто помог мне справиться с антариесским отродьем…' Сжал ладонями ноющие виски, поймал испуганный взгляд Марины. — Всё в порядке, просто пытаюсь разгадать одну тайну.

— Это хорошо, — прошептала девушка, и страх в ее опущенных глазах уступил свое место тоске. — Хорошо, когда всё в порядке…

Эта ночь, словно дар судьбы за все испытания, посланные днем, была неожиданно теплой и ласковой, потоки лунного и звездного света заливали всё вокруг, тоненькими серебряными нитями запутались в кронах деревьев, терялись в густой траве, зарослях папоротника. Озаряли невероятную, гротескную картину — глубокую воронку в центре площадки выжженной, мертвой земли, окаймленной идеальным, как по циркулю, кругом вывороченных, закрученных противосолонь стволов. Взгляды Марины, то и дело, обращались туда. Страшно было даже представить, что творилось здесь, какое зло вырвалось на свободу, какая древняя магия нашла себе выход, пока она спала. Но, если не смотреть на поваленные деревья, внимание, помимо воли, обращается к магу, который лежал на спине, закинув руки за голову, в полуметре от нее и, примерно как она сама тоскливо изучала бурелом, гипнотизировал звезды. Словно астроном, кропотливо выискивающие новые туманности и светила. Если верить старинным рыцарским романам, в подобных ситуациях, на ложе между мужчиной и женщиной помещали обнаженный меч. И хоть о такой средневековой традиции в Пределе, похоже, понятия не имели, и оружие ведьмак попросту положил в изголовье, чтобы в случае опасности не терять драгоценных секунд, разыскивая его впотьмах, да и вообще вряд ли оценил бы подобное вопиющее нарушение ОБЖ, создавалось полное ощущение того, что между ними и вправду возникла некая непреодолимая преграда. Знать бы еще, в чём заключалась ее суть.

Гулко ухнула сова, какая-то мелочь шустро прошуршала в траве. Марина вздохнула и поудобнее устроилась на мягкой подстилке из папоротника, поверх которой Демиан кинул свою куртку. Похоже, ему и в одной тоненькой рубашке было не холодно. Кровь горячая, не иначе. Девушка машинально потерлась щекой о ворсистую замшу. От куртки пахло дымом костра, железом и чем-то еще, почти неуловимым, но приятным. Степная полынь и дикий мед. Марина улыбнулась, искоса поглядывая на четкий профиль спутника. Телларионские монеты много выиграли бы в эстетическом аспекте, стань Магистром ученик мастера Когана. Вспомнила прохладную тяжесть кругляшей, на которых гордо красовался отчеканенный хищный клюв и тяжелый подбородок безумного Повелителя. Путь, который он избрал, ведет Предел прямо в Бездну…

— Я, разумеется, понимаю, что мы оба сегодня… как следует выспались (молодые люди, не сговариваясь, хмыкнули), но завтра нам предстоит нелегкий путь. Будет не время клевать носом.

— Знаю, и всё равно как-то не хочется.

— Что же теперь — сказку на ночь рассказать? — хмыкнул парень.

— А что, было бы неплохо! — азартно поддержала игру Марина.

— Боюсь, из меня плохой сказочник.

— Ну, нет, так нечестно! Плохой или хороший — это уже мне решать.

— Да я и сказок-то никаких не знаю, — усмехнулся Демиан. — В детстве мне их никто не рассказывал, а потом как-то не до того стало.

— Ладно, а как насчет легенд? Легенды-то вы знаете, уверена.

— Некоторые знаю. Смотря какие. Про что конкретно хотите легенду?

— Ну-у… — Марина задумалась, подперев щеку ладонью. Фантазия, как назло, упрямо заартачилась. По совести сказать, ей просто хотелось послушать спокойный, красивый голос ведьмака, вдоволь насмотреться на него. Ей было совершенно всё равно, о чём будет говорить Демиан, пусть хоть фехтовальные приемы растолковывает. Но не признаваться же в этом. И девушка тут же нашла ответ, это оказалось несложно, стоило только посмотреть на густо-чернильное, в разводах облаков, небо. — Ирвис и Ивента — откуда такие названия? Уверена, с предельскими ночными светилами непременно связана какая-нибудь красивая история.

— Странно, что вы о ней еще не услышали. — Демиан внимательно посмотрел на нее, словно силился запомнить ее образ, так, чтобы он до конца дней, до последнего вздоха оставался неизменно ярким и живым, как сейчас, в эту лунную ночь посреди дремучего леса. В черной бездне глаз отражались звезды. — Эту легенду знают в Пределе все, от мала до велика. Ее уже и сказкой не назвать, так — прописная истина.

— А вот я не знаю, ведь родилась не в Пределе, а очень далеко отсюда. Никому и в голову не пришло посвящать меня в эту историю. Заполните досадный пробел в образовании? — Такие глупые фразы, что хочется смеяться. Но нельзя. Смех получится до отвращения фальшивым и до едкости горьким. 'За что ты так жестоко играешь со мной?! То поманишь к себе, то оттолкнешь. Подаришь небеса в алмазах, чтобы тем страшнее и безнадежнее показалась Бездна, в которую ввергнешь в следующую же минуту. И меня мучаешь. И себя…'

Для Демиана, похоже, не остались загадкой ее чувства. Поэтому обоим стало легче, когда он заговорил о том, что их никоим образом не касалось.

— Древние верили, что чистые сердцем и душой люди после смерти становились звездами.

— А что сейчас?

— Сейчас… Не знаю. Многие уже ни во что не верят. Такие уж времена настали. Сам я пока не в курсе дела, — Демиан безразлично улыбнулся, словно вёл речь не о своей смерти, а о росте цен на зерно, — вот только истинные светила — Солнце и Луна, — считались исключительно творениями богов. Воплощенные духи, никогда не знавшие земной жизни, были юными, доверчивыми и невинными. Об освещаемых ими землях они знали лишь с воспоминаний звезд.

И вот однажды (как и положено в легендах это случилось давным-давно) лунный дух Ивента решила посмотреть вблизи, какие же они — люди, с их страстями и радостями, горечью и любовью. Надолго оставить светило она не могла, потому что без нее свет Луны иссякал и тускнел, и для того, чтобы побыть на земле подольше, она выбрала самую светлую, самую яркую из ночей — ночь полнолуния.

— Наверное, это была точно такая же ночь, как сегодня, — шепнула Марина. Картину, которую неторопливо, яркими красками набрасывал Демиан, было так легко представить.

Ивента, незримая, соскользнула вниз, ровнехонько в отражение Луны в лесном озере, там, где река, умерив свой пыл, медленно несла свои чистые воды.

Невесомо пройдя по упругой водной глади, она ступила на берег, заросший высоким камышом и кустарником. Остановилась Ивента, зачарованная новыми впечатлениями. Легкий ветерок игриво шевелил сочные травы и гибкие ветви молодых березок, наклонившихся к самой воде. Из кустов дикой смородины и малины, осыпанных спелыми ягодами, доносилось сладкое пение соловья. В густом ольшанике огромный лось со звучным похрустыванием лениво обкусывал свежие побеги.

Но вот издали послышался негромкий треск ломающихся сухих ветвей. Умолк соловей, встревожено вспорхнул над кустарником; лось перестал жевать, прянул ушами, насторожился.

Зашевелились кусты орешника, чья-то рука отвела в стороны темные ветви — и на берегу у воды появился человек, бережно прижимающий к груди плоский чехол. Молодой мужчина, почти мальчик.

'Боги всемилостивые, — промелькнула мысль у Ивенты, — неужели все люди такие?' Гулко и часто забилось сердечко девушки…

Путник сел на траву, привалившись спиной к древнему дубу, с наслаждением, до хруста, потянулся. На его губах засветилась ликующая улыбка. С осторожностью достал он из чехла кифару, закрыл глаза и легко и нежно коснулся струн.

Дивная, чарующая музыка заструилась над землей, удивительным образом вплетаясь в звуки ночного леса. Скоро к мелодии присоединился мягкий негромкий голос.

Он пел о дальних странах и городах, об освещенных утренним багрянцем горных пиках, о душистых степях, о любви и верности, дружбе и подвигах. С каждым словом, с каждой нотой поднималась в душе Ивенты волна восторга. Совсем близко подошла она к молодому человеку, присела рядом с ним в густую траву, подперла щеку кулачком, вслушиваясь в слова песни и любуясь миловидной внешностью исполнителя.

Но вдруг музыка стихла. По невероятному изумлению и растерянности в глазах юноши Ивента поняла, что он ее видит. Испуганная, сорвалась она с места, молнией метнулась к отражению Луны. 'Постой! Кто ты?!' — кричал ей вслед молодой человек, но она уже вместе со снопом лучей неслась навстречу своему светилу.

Долго не могла успокоиться Ивента. 'Как же так, — думала она, — как случилось, что меня смог увидеть человек?!' Мысли о незнакомце поднимали в ее душе невообразимую волну, тревожную, волнующую, но в тоже время удивительно сладостную. Странные, неведомые доселе чувства волшебными цветами распускались в ее душе. И она решилась. Следующей же ночью вновь устремилась к земле.

Марина улыбалась в темноте. В этом таинственном, опьяненном магией мире было так естественно и легко поверить в красивую сказку. Принять за непреложную истину, что вот это светило, роняющее на землю почти осязаемо мягкое серебристо-белое сияние, имеет обыкновение время от времени превращаться в юную девушку, спешащую в Предел, чтобы сполна насладиться грешною и святой земной любовью.

Казалось, он ждал ее. Стоило только ей ступить на берег, как напряженно всматривающийся в воду юноша шагнул навстречу. С великим трудом преодолев смущение, Ивента подняла глаза.

Юный музыкант, назвавшийся Ирвисом, оказался воином на службе у герцога. Покидать замок воинам было строжайше запрещено, но для того, чтобы иметь возможность хоть иногда отдыхать душой, он тайком пробирался сквозь пролом в стене в лес, приходил на берег озера со своей старенькой кифарой и сочинял песни.

В ту ночь они проговорили до тех пор, пока лунный свет почти совсем померк, и лишь тогда Ивента, пообещав непременно возвратиться следующей ночью, вернулась обратно на небо.

С тех пор все лунные ночи встречались юноша с девушкой. С каждым часом, каждой минутой всё сильнее разгоралась в их сердцах любовь. Завершение дня они встречали теперь с ликованием, ибо приход темноты означал для них новое свидание.

— Но, как известно, счастье всегда сменяется несчастьем, — невесело усмехнулся Демиан. Фраза прозвучала неоднозначно, и осталось загадкой, только ли Ирвиса и Ивенту он имеет в виду.

В одну из осенних ночей задержавшийся в городе владетель тамошних земель возвращался к себе в замок. И так случилось, что путь его лежал вблизи от озера, у которого встречались влюбленные. Услышав легкие переливы музыки, остановил свой кортеж вельможа. Приказав слугам оставаться на месте, осторожно пробрался к самой кромке деревьев.

Сквозь густое переплетение ветвей он увидел, как отложив инструмент, молодой воин, виденный им ранее во дворе замка, проводил до кромки воды девушку, прекрасную как сама любовь.

Запечатлев на губах молодого человека жаркий поцелуй, незнакомка невесомо пробежала по лунной дорожке и растаяла в мерном серебристом мерцании.

Поразился владетель увиденному. С тлеющим в сердце алчным желанием завладеть невиданной красавицей вернулся он в свой замок.

Ничего не ведая о скорой беде, следующей ночью Ивента взглянула на землю и, увидев с высоты знакомый силуэт у воды, поспешила навстречу.

Он вновь пришел! Пришел… Всё внутри трепетало от нахлынувшей робкой радости. Затаив дыхание, она, незримая и неосязаемая, вместе с тонким лучом скользнула вниз до самой воды. В лиловой озерной глади золотым медальоном покачивалось покрытое легкой рябью отражение полной Луны. Глядя на ярко мерцающее звездами небо, на котором не было ни облачка, Ивента довольно улыбнулась.

Босые ноги беззвучно окунались в прохладную зелень трав. Боясь раньше времени потревожить своим присутствием такого родного и долгожданного, она ступала легко и осторожно.

Подойдя к Ирвису совсем близко, она вновь приняла материальную форму и ласково обвила его руками за шею. Со счастливой улыбкой обернулся Ирвис к возлюбленной, но спустя мгновение радость в его глазах сменилась ужасом и неверием — со всех сторон на них надвигались вооруженные воины.

— Вот птички и попались клетку! — издевательски прозвучал в стороне от них громкий голос. На окраине леса стоял герцог.

Выражение его лица было настолько хищно-торжествующим, что перепуганная Ивента еще крепче прижалась к любимому.

По приказу герцога пленников доставили в замок. Ирвиса за нарушение запрета посадили под арест, девушку заперли в одной из комнат покоев владетеля.

Марина вздохнула, кутаясь в мягкую вытертую ткань. Глупо, но ей казалось, будто куртка еще хранила тепло его тела. Аромат полыни и меда вновь вскружил одурманенную голову. Очарование волшебной ночи разлеталось осколками разбитого вдребезги зеркала. Разбить зеркало — к несчастью… Стоило только вспомнить себя в такой же золотой клетке. Как хорошо она понимала чувства лунной девушки.

Заметалась, забилась Ивента в вычурной комнате, с тоской и болью наблюдая в забранное решеткой окно, как с каждой минутой бледнеет ее любимая Луна, без света которой она навечно обречена была оставаться на земле. Горькие слёзы покатились из ее глаз, когда она увидела, как, послав земле прощальные лучи, навсегда угасло ее родное светило.

Летели дни. Дивились люди освещаемым лишь светом звезд безлунным ночам. Ярился герцог неистовому сопротивлению красавицы.

В одну из дождливых ночей один сердобольный тюремщик помог влюбленным выбраться за пределы замка, но не успели они пройти и пол-лиги, как обнаружил пропажу сменившийся караул.

О приближающейся погоне возвестили засвистевшие в воздухе стрелы. Одна из них насквозь пронзила Ирвиса. Как подкошенный рухнул он на землю, рядом с ним в отчаянье опустилась Ивента.

Чувствуя скорое приближение смерти, и понимая, что ее не избежать, вспомнил Ирвис о старом поверье.

— Для тебя, родная, я стану самой яркой звездой… — прерывающимся голосом сказал он плачущей над ним девушке, — моего света хватит… чтобы ты могла вернуться в небо…

Изо всех сил рванув на себя древко стрелы, Ирвис глухо застонал. Горлом юноши хлынула темная кровь, а спустя несколько мгновений его ясный взор невидяще устремился в небо.

Горестный крик Ивенты разнесся над полем, и даже настигающие их воины герцога застыли, потрясенные прозвучавшей в нём безумной болью.

Но вдруг над укрытой узорным покрывалом ночи землей вспыхнул чистый серебристый свет, потоки которого причудливо высветили мертвого Ирвиса, замершую подле него на коленях Ивенту, нерешительно остановившихся всего в сотне метров от них воинов, с суеверным ужасом озирающихся вокруг.

Мягкий звездный луч скользнул по лицу девушки, и она словно очнулась от сна. Мутный от слёз взгляд выхватил путь к спасению — в омытой дождем земле всего в нескольких шагах от нее в крохотной впадине собралась дождевая вода, и сейчас в лужице явственно проступало отражение новой звезды.

С нежной улыбкой утерев кровь с лица любимого, Ивента, с тоской глядя на своих небесных подруг-звезд, взмолилась:

— Боги прародители, раз не дали вы нам быть вместе на земле, так дайте воссоединиться хоть на небе! — и шагнула в звездный поток.

Боги услышали свое дитя и, поняв насколько велики и искренни ее чувства, смилостивились. Для того, чтобы возлюбленные никогда больше не расставались, они создали вторую Луну, сделав Ирвиса ее воплощением.

Вот с тех пор и начала шириться миром легенда о чистой неистовой любви лунного духа и смертного, ценой своей жизни купившего возлюбленной свободу.

И поныне, глядя на яркое сияние двух лун, влюбленные молят их о покровительстве и верят, что будут услышаны, — завершил долгий свой рассказ ведьмак.

Спутница чуть помолчала, перед мысленным взором всё еще стояли живые образы. Особая ли обстановка, личность рассказчика, заложенная едва ли не на генетическом уровне вера во всё мистическое — неизвестно, что конкретно послужило тому виной, но правдивость всего услышанного хотелось признать. От внимания девушки не укрылось та интонация, едва ли не презрительная, которая прозвучала в голосе Демиана, когда он говорил про богов. Странно, неужели ведьмак в них попросту не верит? Или же считает, что они недостойны почитания? А еще — ей отчего-то стало грустно. Вроде не маленькая уже, своих проблем в жизни хоть отбавляй, а тут так расчувствовалась из-за старинного предания.

— Очень красивая история. И грустная. Жалко их. Но, с другой стороны, Ирвис и Ивента всё же обрели свое счастье. Пусть не совсем такое, каким его принято считать. Мир жесток. А там, где они сейчас… Кто знает… Я верю, что теперь они не знают бед. Ведь на небесах нет места человеческой подлости и коварству, там нет зла. Только они и их вечная любовь.

— Глупая сказка, — с неожиданной злостью процедил молодой человек. Марина удивленно посмотрела на него — холодный блеск в чуть прищуренных глазах и сурово сжатые губы. Что его настолько раздражает в прелестной, полной волшебной любви легенде? Разберется ли она когда-нибудь в этой загадке по имени Демиан? Ей казалось, что ее душа для него — открытая книга, возьми и читай, его же душа — тайна за семью печатями. И у нее нет ни сил, ни ума для того, чтобы хоть одну из этих печатей грубо сломать или ловко открыть. Девушке стало до горечи обидно.

— Я свое обещание выполнил, леди Марина. Давайте-ка спать. Завтра, — а точнее уже сегодня, — вставать придется рано, нас и так давно уже заждались в Синаре. — Голос его прозвучал как-то натянуто, глухо, он по-прежнему не смотрел на спутницу.

— Хорошо, я постараюсь уснуть, — неласково отозвалась девушка и отвернулась. — Вопреки твердой уверенности, что сон сморит ее не раньше, чем начнет светлеть горизонт, Марина почти мгновенно очутилась в ласковых объятиях Морфея. На ее лице появилась улыбка — она видела, как лунное сияние — серебристо-белое Ивенты, и стальное Ирвиса, — ярко освещающее их поляну, сгущалось и уплотнялось до тех пор, пока наконец не превратилось в некое подобие мерцающей широкой лестницы. По этой нерукотворной лестнице спустились двое — молодой мужчина и девушка, красоты, подобной разве что далеким звездам. Парень остался стоять на фантастических ступенях, невысоко, почти у самой земли, смотрел на потрясенную Марину и тепло улыбался. Тоненькие пальчики его подруги выскользнули из его ладони, и девушка легко сбежала вниз, ступив на поляну. Трава не приминалась под ее босыми ногами, только чуть шуршал подол мерцающего, ослепительно белого платья. Длинные прямые, как лунные лучи волосы цвета платины спускались ниже колен.

— Ивента?… — ахнула Марина. И умолкла, обласканная взглядом лучистых светлых глаз.

— Не всё так просто. Ты только верь… И люби, что бы ни случилось. Люби, это вас спасет. Это вас всех спасет…

К Демиану сон не шёл. Он молча смотрел на мирно спящую девушку. Завтра… Завтра их совместный путь завершится. И разойдутся тропки в разные стороны. Ее… Что выбрать — Синар, эльфийские владения? А, может, далекие земли авалларов? Чтобы как можно дальше от неодолимо распространяющейся по Пределу скверны? И от него… А сам… Куда теперь — в Телларион? Бездна… Давно пора. В своих силах он уверен. По крайней мере, он будет знать, что попытка не была напрасной. Нет, долой такие мысли! Он знает, что одержит верх, иначе и быть не может. Сомнения отравляют и ведут к слабости. А ему сейчас необходимо быть сильным как никогда.

Девушка что-то прошептала во сне, нарушив ход полных мрачной решимости мыслей. На губах Демиана появилась улыбка, здорово удивившая бы его товарищей, даже и не подозревавших в своем жестком, порой жестоком командире такой нежности. Осторожно провёл рукой по вьющимся волосам, в которых застряли листочки папоротника. Смешная, наслушалась историй, и теперь наверняка видит их продолжение. Такая хрупкая и наивная, почти еще ребенок. И почему он влюбился именно в нее? Ведь был уверен, что если подобная беда (зная о собственном проклятье, как еще это воспринимать?) с ним когда и случится, то это будет девушка сильная, смелая, решительная, вроде той же Кристалины Ланадар. Ан нет, сердце всё решило по-своему, наплевав на глубокомысленные и, казалось бы, логичные умозаключения. «Спи крепко, моя (хотя, какая ты моя?) хранительница. Не просыпайся от моего пристального взгляда, дай на тебя вдоволь наглядеться. Бред, никогда я на тебя вдоволь не нагляжусь, даже за вечность, была бы она нам дана… Что уж говорить про остаток короткой весенней ночи».

Где-то высоко в небе, обнявшись, замерли двое. Они-то знали, что всё выйдет совсем не так, как думает молодой ведьмак, смертельно уставший от драк и сомнений…