"Пуля для бизнес-леди" - читать интересную книгу автора (Корнешов Лев Константинович)Свободная охотаОна сидела на скамейке у входа в старый корпус Университета, что на Моховой, и плакала. Ломоносов смотрел на неё укоризненно: мы, мол, с Севера пешком в лаптях пришли и все науки одолели, а ты… Настя не нашла свою фамилию в списках поступивших на факультет журналистики. А ведь сдавала экзамены очень прилично, надеялась. Не хватило каких-то десятых бала и… влиятельного заступника, «мохнатой лапы», как говорили абитуриенты. Она не была «позвоночницей», по поводу неё некому было позвонить бессменному декану Ясеню Николаю Засурскому. Семья у неё была самой обычной, ничем не примечательной, каких десятки тысяч в Москве. Мама работала в райсобесе, рассчитывала пенсии старикам и с нетерпением дожидалась того дня, когда сама выйдет на пенсию. Место свое считала очень выгодным, потому что от стариков можно было кое-что урвать и для своей семьи. Так, по мелочи: льготную путевку в дом отдыха, продовольственный заказ к празднику. Отец дослужился в министерстве какого-то машиностроения, то ли «тяжелого», то ли «среднего», до должности старшего специалиста. Это был его потолок, потому что все у него было «средним»: рост, способности, инициатива, прилежание. По характеру он был очень добрым человеком и давно сообразил, что ничего серьезного в жизни ему не светит, смирился с этим и был необычайно благодарен родному министерству за то, что ему выделили маленькую двухкомнатную квартирку. В те годы для рядового служащего это была редкая удача, счастливая карта. Жили они очень скромно, от зарплаты до зарплаты. И мир семьи насти был мирком маленьких, приземленных интересов, замкнутых на повседневных проблемах: надо насобирать дочери на выпускное платье, у ботинок отлетела подошва, а за что купить новые, у всех соседей есть стиральные машины, а у нас… Заливая обду на убогость и серую жизнь, отец стал потихоньку пить, «встречаться» с разведенкой из своего отдела. Настя случайно услышала, как мать его устало упрекала: «У тебя дочь уже взрослая, а ты все по кустам бегаешь… Увидишь, она тебя ухайдокает, твоя кобылица». Но мама не очень осуждала отца — от такой жизни сбежишь на край света. Настю долго беспокоил один разговор родителей, когда те думали, что она уже легла спать в своей маленькой комнатенке. Это случилось вечером в тот день, когда Настя объявила, что будет поступать на факультет журналистики МГУ. — Отговори её, мать, — раздраженно говорил отец. — Куда намылилась? Это блатной факультет, там сынки и доченьки всяких шишек. Им дорога открыта, зеленый светофор и «милости просим»… А прочих проверяют по седьмое колено, чтобы не затесалась в породистое поголовье паршивая овца… — Скажешь такое! — возмутилась мама. — Наша Настенька — умная девочка, всего две четверки в аттестате. — Вот-вот! И медаль не дали… Думаешь, случайно? Притормозили девочку, потому что у неё тетка, твоя родная сестра, в Германии побывала и теперь за границей живет. — Окстись, Игнат! — уже не на шутку встревожилась мама. — Кто про это знает? — Кому положено, знают, — твердил свое отец. На следующий день Настя попыталась выпытать у матери, что это у неё за тетка за границей. Но мама всполошилась, заволновалась и путано объяснила, что все это отец придумал, за границей у них, как и у других порядочных советских людей, никого нет: «сама я из деревни, в Москву перебралась по набору на восстановление столицы после войны, и вся моя родня по деревням разбросана». Настя не раз в детстве слышала эту семейную легенду: как студент, будущий инженер Игнат случайно встретил в троллейбусе красивую девчонку, которая ехала со стройки в свое общежитие. С годами эта легенда вспоминалась все реже. А вскоре после того, как Настя не поступила в университет и всеми своими силенками пыталась приспособиться к жизни, отец ушел из семьи к своей «кобылице». Но что-то в нем сломалось окончательно: запил, уволился, точнее, его уволили с работы, и пассия, в которой он видел свою опору, тоже попросила его выйти вон… Вскоре он умер, не выдержало сердце, и лишь тогда мама решилась открыть Насте семейную тайну. Оказывается, во время оккупации её родного села, гитлеровцы угнали в Германию старшую сестру. Она словно бы растворилась в неизвестности — много лет о ней никто из родственников ничего не знал. И вот пришло это письмо. Сестра… её звали Марией, сообщала, что она чудом выжила, после освобождения вышла замуж за очень хорошего человека: американца, летчика, самолет которого немцы сбили в самом начале сорок пятого года. Вместе с мужем Мария уехала в Америку, а оттуда — в Канаду. Живут они очень хорошо, у мужа — собственный бизнес, даже по канадским понятиям они — не бедные люди. Но в одном их обидела судьба: Бог не послал детей. И ещё у мужа есть проблемы со здоровьем — плен и всякие прочие невзгоды сказались на сердце. Мария писала, что теперь, когда, хочешь не хочешь, а жизнь уже катится под закат, она очень тоскует по своей родине, по всем своим родным и близким. Что-то сейчас с ними? Кто жив, а кого уже нет? Муж очень плохо себя чувствует и вскоре она останется совсем одна… Поэтому и просит родную сестричку откликнуться, сообщить о своей судьбе, о детках своих. Она, конечно, знает, что советские власти не очень благожелательны к людям, у которых родственники проживают за границей, но думает, что это не такой уж великий грех, когда две сестры хотят найти друг друга… Отец запретил маме отвечать внезапно объявившейся сестре, чтобы не навлечь неприятности на семью, но она нарушила обещание и какое-то время сестры переписывались. Потом переписка заглохла. И сейчас, обливаясь слезами на скамейке перед университетом, Настя даже в отчаянии подумала: а не сыграла ли неведомая ей канадская тетка роковую роль в её судьбе? Ведь сдавала же она, Настя, экзамены не хуже многих, а вот именно ей не хватило какую-то десятую часть балла. Но мысль была настолько нелепой, что мелькнула и исчезла. Скорее всего правы были те абитуриенты, которые шептались о «мохнатых лапах». — Отчего плачем? — остановился возле неё какой-то мужчина. И догадался, что с нею произошло, предложил небрежно: — Могу утешить. Столик в «Национале» ждет нас… Настя вытерла слезы, поднялась со скамейки: — Отвали. Получилось грубо, но вполне доходчиво. Мужчина окинул её взглядом: рослая, очень современная девица, белый «конский хвост», голубые глаза и неожиданно смуглое лицо. Он помедлил, надеясь, что она откликнется на заманчивое приглашение. Но Настя независимо, слегка покачивая бедрами, направилась к выходу из университетского дворика. Она позвонила Нинке, обрисовала ситуацию. Нинка училась в университете, у неё была масса знакомых и она могла что-нибудь присоветовать. — Позвони завтра, — сказала Нинка. — Не раньше двенадцати, у меня вечерняя встреча и я буду спать долго-о, — Нинка намекающе хихикнула, она так и не избавилась от этой привычки — не смеяться, а именно хихикать. — Я поговорю с этим человеком, ну, с которым встречаюсь, о тебе, — пообещала она. — Он размякнет, и не сможет мне отказать. Она позвонила, как условились, и Нинка сообщила, что Настя с сегодняшнего дня работает старшей пионервожатой в школе — будет зарабатывать производственный стаж. — Но я… Я же ничего не умею… — удивилась Настя. — А тебе ничего и не надо уметь… Вспомнишь, как все это делалось в лагере, будешь вертеться на одной ножке и мотать юбочкой, чтобы начальство облизывалось… Настя стала работать пионервожатой, у неё получалось, характер у неё был общительный, незлобивый и ей удавалось ладить со всеми — и с пионерами и с учителями. Но это вроде была не настоящая работа — два притопа, три прихлопа, будь готов — всегда готов. Примерно через полгода ей позвонила Нинка и сказала: — Тебя один человек видел на городском семинаре вожатых и положил на тебя глаз. Встретимся завтра, в семь, у ресторана «Арагви». Будь при параде, подруга, человек влиятельный. Настя хотела отказаться, но потом подумала: «А с чего вдруг?» В «Арагви» она ещё никогда не была, хотя слышала об этом модном ресторане много и разное. Первой пришла Нинка, они расцеловались. Нинка была упакована обалденно, во все фирменное — папа старался. — Их будет двое, — сообщила Насте. — Второго ты должна помнить. Это Володя, который был вожатым в нашем отряде. Он теперь заведует школьным отделом в каком-то райкоме комсомола. Настя в душе ахнула. Только этого ещё не хватало! Надо же, объявился, не запылился! За два с лишним года, миновавших после того памятного лагерного лета, боль уже стихла, прошла, однако же горькая, настоянная на утерянных иллюзиях, обида осталась. И Настя заранее чувствовала себя неловко при мысли, что встретит того, который… ну, из прошлого… — А можно без этого придурка? — нерешительно спросила. — Помнишь, как он к нам в комнату заглядывал перед сном: «всем, всем спокойной ночи»? А мы в одних трусишках… — Тоже мне, воспоминания пионерского детства! — фыркнула Нинка. — Разотри и забудь! И смирись, не я командую парадом. …Они не пришли — приехали на служебной машине. — Свободен до двадцати трех ноль-ноль, заберешь нас отсюда, — сказал шоферу симпатичный мужчина лет тридцати. Он держался очень уверенно, начальственно, и Володя, стоявший рядом с ним в услужливой позе, казался мелким, невзрачным. Когда машина мягко откатилась от ресторанного подъезда, Нинка небрежно проговорила: — Точность — вежливость секретарей. Сейчас я вас представлю друг другу, здесь, кажется, не все знакомы. Настя… — Олег Петрович, — протянул руку Насте симпатичный парень. И Нинке: — Нина, условимся, сегодня здесь нет секретарей и… вожатой… Володя присмотрелся к Насте: — Настенька… Черт возьми, Настенька… — Настя! — поправила она его. — Вы знакомы? — с ноткой ревности спросил Олег Петрович. — Если можно считать то, что когда-то очень давно, Володя был вожатым в лагере, а я там — пионеркой. Я у него тогда многому научилась, — не удержалась от шпильки Настя. Она уже давно решила для себя, что в сложных ситуациях лучше всего говорить правду, почему-то именно правде обычно верят с трудом. Володя сник и уже больше не пытался напомнить о прошлом. Вечер получился неожиданно хорошим. Настя быстро преодолела робость от того, что оказалась в таком шикарном ресторане. Она изо всех силенок пыталась заинтересовать собою Олега Петровича, мило улыбалась его шуткам, застенчиво хлопала своими длинными ресницами в ответ на соленые остроты, как говорится, «на грани». И не обращала никакого внимания на Володю, словно его и не было за столом, так, пустое место. Она мстила ему чисто по-женски идаже Нинка поглядывала на неё с удивлением. Олег Петрович оказался интересным человеком. Он много шутил, рассказывал всякие истории из жизни разных модных в то время людей. Пугачева, вина, сколько от музыки, света, всеобщего веселья. Володя не решался с нею общаться, да и Нинка его отвлекала, она помнила, для кого привела сюда Настю. Ровно в двадцать три часа Олег Петрович подозвал официанта. — Нам пора. — Все оплачено, — почтительно сказал официант. Настя удивилась — когда успел, но проследив за взглядом Олега Петровича, заметила у входа в зал парня, одетого вполне прилично, но неброско и вообще всего какого-то неприметного. Тот сделал знак Олегу Петровичу, убедился, что «сигнал» принят, и выскользнул из проема двери. Когда они вышли из ресторана, Настя демонстративно взяла Олега Петровича под руку и даже чуть прижалась к нему. Она сама удивлялась своей смелости и невесть откуда взявшейся раскованности. Но уж очень приятно было видеть поникшего Волод. Месть сладка, не она это придумала. Нинка решительно приказала Володе: — Поймай такси. Ты меня провожаешь. Надеюсь, не возражаешь? Пока, ребята, мы с Володей отчаливаем. Они ушли вниз по улице Горького, там проще было схватить машину. — Поедем к тебе? — не сомневаясь, что отказ не последует, предложил Олег Петрович. — Невозможно, — почти с искренним вздохом ответила Настя. — Я живу с мамой. Да и вообще у нас маленькая квартирка. — И ко мне нельзя. Там — жена. Он сказал это небрежно. Так она узнала, что он женат, но не придала этому ровно никакого значения: его семейное положение не интересовало, интересовал только он. — Значит так, — решил Олег Петрович, — сейчас отвезу тебя домой, а встретимся в пятницу вечером. Предупреди маму, что уедешь за город, на семинар или учебу какую-нибудь вожатых. Он на ходу передумал: — Впрочем, ничего не изобретай… Скажи, что приглашена друзьями на охоту. — А я и в самом деле приглашена на охоту? — Более того, охота организуется в твою честь… — Что взять с собой? — Да ничего особенного. Это будет цивилизованная охота. Оденься потеплее. Полушубок и валенки там найдутся, а свитер и спортивный костюм прихвати. Ну и учти, что намечается банька… Вернемся в воскресенье вечером… Настя в пятницу в условленное время с сумкой в руке стояла у подъезда своего дома и высматривала черную «Волгу», на такой Олег Петрович приезжал в «Арагви». Мама, услышав про охоту, попыталась её отговорить, потом смирилась, натолкала в сумку всяких теплых вещей, попыталась собрать провизию. — Там все будет, мамочка, — Настя чуть не силой отобрала у неё сумку, чмокнула в щеку, и стремглав скатилась по лестнице, опасаясь, что «последние» наставления мамы никогда не закончатся. Она беспокоилась лишь об одном — чтобы Олег Петрович не передумал или чтобы ему ничто не помешало. Вместо «Волги» рядом с нею, у тротуара, притормозила «шестерка». Олег Петрович сидел за рулем. Он вышел из машины, бросил Настину сумку в багажник, посоветовал: — Садись на заднее сиденье, подремлешь, дорога длинная. — Нет! — бурно запротестовала Настя. — Я рядом с вами… Пока ехали по Москве, молчали, в пятницу под вечер движение в городе было напряженным, требовало внимания. И хотя «гаишники», бросив взгляд на номера, прикладывали руки к шапкам и жезлами освобождали их «шестерке» дорогу, Олег Петрович вел машину собранно, аккуратно. — Они вас знают? — заинтересовалась Настя. Олег Петрович объяснил внимание к себе просто: — Они знают машину… Точнее — номера. — А это ваша машина, личная? — Нет, служебная. Я беру машину, когда требуется. У меня есть и своя, но с нею мороки не оберешься. А эту механики проверят, заправят — садись и рули… Когда выехали за город, на Ярославское шоссе, Олег Петрович превратился в гида. Он очень интересно рассказывал о поселках, маленьких речках, в которых удил рыбу ещё Сабанеев. Где-то на полпути остановились, и Олег Петрович заботливо напоил Настю крепким, горячим чаем из термоса. Все у него получалось ловко, без суеты, и Насте даже показалось, что она знакома с ним целую вечность. Как и предполагал Олег Петрович, они приехали в охотхозяйство большого ярославского завода часам к девяти вечера. Их ждали. Вначале машину облаяли собаки, потом на крыльцо вышел мужчина в стеганке и унтах. Он поскользнулся на ступеньках и упал прямо в объятия Олега Петровича. — Уже, Максимыч? — укоризненно проговорил Олег Петрович. — А как же! — охотно подтвердил Максимыч. — Ваш дружок, Олег Петрович, часа два как прибыли. Вот мы с ними и… — Понятно… Где нас разместишь? — А в домике, помните его? У озера, и опять же банька рядом. Настя с любопытством осматривалась. Тусклый свет от лампочек на столбах высвечивал двухэтажный деревянный дом, какие-то изгороди из жердей, хозяйственные постройки. Вокруг стоял молчаливый заснеженный лес. Собаки признали её за свою, вертелись у ног. Окна дома ярко светились, лилась музыка и слышались громкие голоса. — Кто? — спросил Олег Петрович. — Заводской комсомольский актив приехал на этот… семинар. Олег Петрович беспомощно развел руками, посмотрел на Настю, мол, никуда не скроешься. — Да вы не беспокойтесь, — заверил Максимыч. — Вы с ними не пересечетесь. Ваш домик на отшибе, с утра постреляем, а когда вернетесь, они уже в автобусы погрузятся, дай Бог, чтобы без происшествий. Лицензии прихватили, не забыли? А то тут недавно приезжали охотнички, у одного ружье без цевья — где-то потерял, у другого стволы не нашлись… — У нас все в порядке, ты же меня, Максимыч, не первый день знаешь. Лось и кабан, как всегда. Ну, садись в машину, поехали размещаться. Алексей Дмитриевич, небось, уже затосковал, дожидаясь… — Так он же не один, а с девушкой… Не знаю, кем она ему приходится, да и не мое это дело… Настя жадно впитывала эту информацию. Оказывается, здесь уже «дружок» Олега Петровича и ещё девушка… Она уже стала сомневаться, приехали ли они на охоту или просто два мужика прихватили девушек и увезли их туда, где никто не будет им мешать провести с удовольствием время. «Ну и пусть, — сказала себе. — Ведь знала наперед, что будет». Ехать пришлось всего сотню метров. Домик тоже сиял всеми окнами. На крыльце стоял парень в спортивном костюме, в руках у него был поднос с бутылкой, двумя наполненными рюмками и корочкой хлеба. — С благополучным прибытием, дорогие гости! Милости просим к нашему шалашу! — шутовски поклонился он и протянул рюмки вначале Насте, потом Олегу Петровичу, который сразу же её опрокинул в рот, не морщась. Настю предупредил: — Пить до дна не обязательно. Но она уже выпила, ей казалось, что попала совсем в другой, сказочный мир, затерявшийся в лесах, и живут в нем необыкновенные люди, и надо быть такой, как они, и делать то, что делают они — тогда будет все хорошо… — Ух ты… — сказала Настя. Водка была очень холодной, на легком морозце она почувствовала её крепость. — Пока не продолжаем, Алексей, — Олег Петрович перевернул стопку донышком кверху. — Вначале — дело. Проводи Настю, кстати, это Настя, в дом, познакомь её с Элеонорой. Настя вошла в просторную комнату, обставленную хорошей мебелью, с лосиными рогами и кабаньими головами на стенах. Стол посреди комнаты был накрыт, заставлен тарелками и бутылками. Во главе стола сидела симпатичная девушка лет на пять старше Насти. Она была в спортивном костюме, а на плечи накинула белоснежную кружевную шаль, оттенявшую её огромные темные глаза и красиво уложенные, черные, как смоль, волосы. Настя мимоходом подумала, что рядом с такой красавицей она будет выглядеть простушкой. Девушка, не вставая, протянула ей руку. — Элеонора. Можно — Эля. «Ну, конечно, — отметила Настя, — и имя у неё красивое, не то, что мое — Настя». Девушка смотрела на неё с любопытством, но без вызова, вполне доброжелательно. — А вас зовут Настей… — Голос у неё был глубокий, ясный. Насте вдруг показалось, что она её уже где-то видела. Мужчины между тем перетаскали из машины в комнату сумки, рюкзаки, ящики с водой и пивом. Олег Петрович бережно принес ружье в чехле, и Настя подумала, что охота все-таки намечается. Непонятно было только, зачем он взял столько сумок, тем более что у входа в комнату стояли ещё сумки, которые привезли Алексей и Элеонора. Олег Петрович с директором охотхозяйства присели к краю стола. — Надо чего для прояснения мозгов, Максимыч? — спросил Олег Петрович. Олег Петрович налил ему Максимычу полстопки. — Вот лицензии, — он протянул директору какие-то бумажки. — Охотничьи билеты у нас, взносы уплачены, можешь не проверять, разрешения на оружие в билетах — прошлый раз ты записал номера, они у тебя есть… Максимыч кивнул, и Олег Петрович продолжал: — Возьми деньги за жилье и егерское обслуживание. Он протянул Максимычу тугую пачку денег. Тот пересчитал, сказал: — Здесь — втрое больше, чем требуется, Петрович. — Много — не мало, — рассудительно сказал Олег Петрович. — Будем считать это надбавкой за баню… и хорошее настроение, которое зависит, Максимыч, исключительно от тебя. Максимыч, удовлетворенный таким объяснением, небрежно сунул деньги в карман ватника. — Нас всего двое стрелков… — вел далее деловой разговор Олег Петрович. — Маловато… — Давай, Олег Петрович, как прошлый раз, — предложил Максимыч. — Егеря в загон у нас есть, четверо, да две собачки очень даже шустрые. А в цепь я пригласил трех местных охотников, итого вас на номерах будет пятеро, хватит. Зверь, кто бы его ни взял, пополам. Голодновато нынче в деревне, мужики за мясо выложатся — будь здоров. — Хорошо, что напомнил, — Олег Петрович выловил среди своих сумок одну, поставил у порога, чтобы была под рукой. — Супруге передашь наш гостинец, колбасу, сыр, консервы… Да и детишкам там кое-чего найдется. Всякие там мандарины-апельсины… Настя растрогалась. Надо же, и про это не забыл её Олег Петрович, все продумал до мелочей. Она с интересом вслушивалась в мужской разговор, это была неизвестная ей жизнь: ружья, звери, егеря… Такая жизнь опьяняла почище водки. — Условились, — Олег Петрович поднялся, давая понять, что обо всем договорились. — Когда выезжаем? — В семь вас поднимут, в восемь выезд. Максимыч допил свою рюмку, от порога посоветовал. — Вы сейчас на «боезапасы» не налегайте, мужики. Завтра свое возьмете… Кстати, супруга моя картошку передала, лучок — на кухне. — Сегодня уже не будем куховарить, поздно, поужинаем тем, что на столе. Весь этот разговор Алексей молчал, не вмешивался, признавая за Олегом Петровичем право решать за двоих. Когда Максимыч, наконец, ушел, Олег Петрович спросил Алексея: — Как разместимся? У этой комнаты, которая судя по планировке, была общей столовой, были две двери. Алексей поочередно указал на них: — Налево пойдешь, «люкс» найдешь… Направо пойдешь, тоже «люкс» найдешь… Вы налево, мы направо, или наоборот, как угодно. — Пусть дамы решают, — сказал Олег Петрович. — Мы с Алексеем налево, вы с Настей — направо, — проворковала Элеонора. — Настенька, бери свою сумку, — сказал Олег Петрович. Встречаемся через десять минут для кратковременного, — он иронично улыбнулся, — товарищеского ужина. Без свечей, но с дамами… В номере, который назывался «люксом», наверное, потому, что на полу лежала медвежья шкура, кровати были широкими, а на стенах — ковры, Олег Петрович сказал Насте: — Переодевайся, не стесняйся, Настенька… Она быстро разобрала свою сумку, достала спортивный костюм, надо было исхитриться, не очень заметно снять с себя теплое белье, но подумала: «и в самом деле, чего стесняться?» Разве ты не знаешь, зачем сюда приехала, в этот чудной домишко? И она неторопливо разделась, осталась в легких трусиках, все аккуратно сложила на полки в шкафу, так же аккуратно повесила на плечики одежду Олега Петровича, которую тот разбросал по стульям. Ей нравилось притрагиваться к его сорочке, галстуку, к пиджаку из толстой ткани — такие были в моде. И только после этого натянула на себя спортивный костюм, глянула в зеркало и объявила: — Я готова. Алексей и Элеонора уже ждали их. Элеонора переоделась в нечто, напоминавшее рубашку. Это «нечто» было сиреневым, нежным и очень коротким, выше колен. — Я вижу, Эля уже в боевой готовности, — улыбнулся Олег Петрович. — Алеше эта моя рубашонка очень даже нравится, — играя голосом, ответила Элеонора. Она, не смущаясь, изящно приподняла пальчиками свою «рубашонку», предоставив всем возможность полюбоваться её длинными стройными ногами и сиреневыми трусиками. Настя почувствовала себя рядом с нею сопливой, разнесчастной золушкой. Алексей, налил в стопки, сказал: — Твой первый тост, командир. Олег Петрович посмотрел на свет рюмку, сразу же откликнулся. — За удачную охоту пить не положено. Это потом… Выпьем за нас, — он чуть повернул голову к Насте. — Мы с Алексеем старые друзья, многое уже вместе испытали, попробовали, верим друг другу без остатка. Алексей давно знает Элю… Элеонора улыбнулась в этом месте тоста Олега Петровича и намекающе подмигнула Насте. — Мое же знакомство с нею ограничивается прошлой охотой, — продолжал Олег Петрович. — А Настя для всех нас вообще человечек новенький, свеженький, но я хочу надеяться, что вместе, — он произнес последнее слово с нажимом, — мы составим неплохую компанию. Конечно, если вы, девочки, примете наши правила игры. А какие — узнаете. Согласны? — Я — за, — подняла рюмку Элеонора. — Если эти правила не будут для нас слишком… тяжелыми. — На прошлой охоте они оказались для вас вполне приемлемыми и даже, смею надеяться, приятными, — поигрывая глазами, ответил ей Олег Петрович. Элеонора небрежно повела плечиками: — Ах, эти… Против них возражений нет. — А у тебя, Настенька? — спросил Олег Петрович. — Я не знаю, о чем вы говорите, Олег Петрович. Но постараюсь не разочаровать вас. — Настя и в самом деле не поняла, о чем идет речь, но наверное, о чем-то интересном и ей неизвестном. — Настя! — грозно нахмурился Олег Петрович. — С этой минуты я для тебя — Олег… И будь добра, не смеши людей выканьем. Так как, согласна? — Конечно… Олег. Они наскоро поужинали и разошлись по комнатам. Настя сбросила покрывало с кровати, сняла костюм и попросила Олега: — Погаси, пожалуйста, свет. Она боялась, что не понравится ему, ведь у неё нет никакого опыта, есть только острое желание подчиниться. Пока он в темноте раздевался, она шептала про себя тихо-тихо: «хочу понравиться ему, хочу… хочу…» После Володи у неё был один парнишка, из её класса, которому она отдалась от тоски и ещё потому, что была весна, буйствовала сирень, и она сдала в школе последний экзамен. Парнишка был неумелым, неопытным, он её всю измял, измучил, пока, изнемогшая, она не помогла ему. Удовольствия получила немного, так, небольшое возбуждение, которое быстро прошло. Парнишка очень смущался и норовил побыстрее уйти. Потом ещё был молодой преподаватель в школе, где она работала. Но и с ним ничего хорошего не получилось, он не нравился Насте, просто подкатился к ней в те минуты, когда она изнывала от тоски. И она решила, что в сексе ничего хорошего нет, многое придумано. О Володе предпочитала не вспоминать… Олег не стал её ласкать, целовать и гладить, как она ожидала и надеялась, он одним движением снял с неё трусики, перевернул на спину и вошел в неё с силой, грубо. Он был — она это потом поняла — настоящим мужиком, без сантиментов и телячьих нежностей, привыкшим брать, не спрашивая на то разрешения. Настя застонала от неожиданности, и… Что было дальше, она не очень помнила, ей казалось, что по ней прокатился каток, и этого она не сможет выдержать. Но внезапно ей стало легко, она будто воспарила над землей и взмолилась: — Еще… Еще… Почувствовав, что Олег приостановился, чуть замер, она зашептала пересохшими губами: — Не сдерживай себя, миленький мой…. Ей вспомнилась, как видение уплывшего прошлого, женщина на берегу озера с её иступленными стонами, и ей страстно захотелось, чтобы Олег ей сказал что-нибудь грубое, как тот парень. Словно бы угадав, чего она хочет, Олег потребовал: — Дай, сучка! Глубже!.. До конца!.. И она счастливо ответила: — Возьми! Когда она потом, после всего, тихо-тихо лежала рядом с уснувшим Олегом, она поняла, что только теперь стала женщиной. Все, что было с Володей, не зацепило, не запало ей в душу. И женщиной становятся не тогда, когда на тебя впервые наваливается какой-то мужичок, воспользовавшийся обстоятельствами и настроением. Теперь она это точно знала. Но если бы её сейчас спросили, любит ли она Олега, настя затрудниалсь бы с ответом. А вот что она влюбилась в него — это точно. |
||
|