"Неожиданная смерть" - читать интересную книгу автора (Шеннон Делл)

ГЛАВА 13

Утро среды, и Глассер выходной. Когда Ландерс вошел в отдел, Паллисер рассказывал Грейсу об убийстве через дорогу от дома Мендозы, Они едва успели поздороваться с Ландерсом, как сержант Лейк у коммутатора обернулся и сообщил, что окружной прокурор требует к себе офицеров, занимавшихся делом Иокумов: сейчас будет совещание.

Вид у Паллисера стал покорный, у Грейса — мрачный.

— Тогда скажи боссу, где мы, — сказал Паллисер. — Это нас — пошли, Джейс.

Ландерс сказал «Доброе утро» вошедшему Пигготту и заглянул в комнату к Мендозе. Тот говорил Хакетту и Хиггинсу:

— Condenacion[94], все, можно сказать, висит в воздухе — ни одного, к черту, определенного факта или, по крайней мере, их чертовски мало. Я только хочу сказать, что эта пестрая команда Эйлин уже, верно, хорошенько протрезвилась, и не будет вреда, если мы их еще раз допросим… А, Том?

— Если вы хотите и меня привлечь, — сказал Ландерс, — то я думал, что мне лучше заняться делом Хансон, лейтенант.

— Займись чем хочешь, — Мендоза выглядел раздраженным. Он быстро курил, был, как всегда, щегольски одет: темно-серый костюм, белоснежная рубашка, шелковый галстук — и явно собирался выходить и заниматься расследованием сам, поскольку его неизменная черная фетровая шляпа с широкими полями («Должно быть, их ему теперь делают на заказ», — подумал Ландерс) лежала на столе. — Заключение о вскрытии уже пришло. Вот оно. Черт побери. Конечно, это муж, я уверен на девяносто процентов. Положил глаз на другую женщину или просто хотел отделаться от этой. Поезжай и посмотри. У нас, возможно, появилась настоящая зацепка по Мишель — мы займемся этим.

Ландерс взял заключение и прочел его вместе с Пигготтом, который сказал:

— Мне надо быть на слушании по делу Вайсс в десять. Странно получилось, с этим Винсентом.

В заключении о вскрытии говорилось, что Герда Хансон (и согласно описанию трупа, она была не слишком привлекательной женой: толстая, страдавшая подагрой) умерла от удара по голове, нанесенного между часом и тремя часами дня в прошлый понедельник. Повреждения на горле были получены после смерти.

— Да, конечно, вероятнее всего, муж, — произнес Ландерс. — На этой работе мы все становимся циниками. Поедем и поспрашиваем… Интересно, есть ли у него зацепка по Мишель. За последнее время самое у нас странное дело.

Ян Хансон с женой проживали в четырехквартирном доме на Бимини-стрит. Они подъехали туда на машине Ландерса и вошли. Две квартиры внизу, две наверху; домовладелец здесь не живет. Дверь квартиры, находившейся на первом этаже справа, была открыта, и у окна сидел с сигарой в зубах и читая газету Джон Элдерби. Он поднялся, когда Ландерс позвонил.

— А, — сказал он, увидев значок. — Все, чем могу служить… снова о бедной миссис Хансон? У вас, видать, тоже полно всяческих формальностей.

— Да, мистер Элдерби. Вы хорошо знали мистера и миссис Хансон?

— Ну… как и других жильцов. Видел, как они приходят и уходят — дверь у меня обычно открыта. Приятные тихие люди, она, правда, очень редко выходила. Страдала подагрой и все такое, бедная женщина.

— А вот, — сказал Ландерс, — вечером в понедельник, мистер Элдерби. Мистер Хансон пришел домой около половины седьмого, вы видели, как он направился наверх и очень скоро сбежал по лестнице обратно; вы пошли с ним и помогли сломать дверь ванной комнаты. Да? — Хансон, конечно, не сделал этого тогда, судя по результатам вскрытия. Она была мертва уже по меньшей мере в три часа дня. — Дверь была заперта, но был ли в замке ключ, внутри? — Заметил ли он?

— Нет, — сказал Элдерби. — Ключ лежал на полу в ванной.

— Так, — произнес Ландерс. В отчете лаборатории об этом говорилось.

— Конечно, когда мы сломали дверь, она наклонилась вовнутрь. Он, видно, был в замке и выпал, когда мы… — Элдерби был слегка озадачен, — Почему вы спрашиваете? Может, мистер Хансон вам скажет, был ли ключ в двери: он же пытался ее открыть, прежде чем спустился вниз за мной. Он дома, на работу сегодня не пошел, совершенно убит, понимаете, Вы можете его спросить.

Ландерс прикинул. Он пока не хотел браться за Хансона. Сначала, если можно, соберем побольше фактов.

— Мистер Элдерби, вы не возражаете, если мы посмотрим вашу ванную комнату?

Элдерби изумился:

— Нет, я не возражаю… но за каким только лешим…

Они вошли и посмотрели. Квартиры в одном доме схожи друг с другом; и между дверью ванной комнаты и полом у Элдерби оставался просвет не менее дюйма. Ландерс взглянул на Пигготта, который сказал:

— Очень просто. Запереть дверь снаружи и подсунуть ключ под дверь. Никакой загадки, Том.

— Да, — ответил Ландерс. — Лаборатория не обнаружит больше никаких улик. И если бы даже взяли отпечатки, то ведь он тоже там живет.

— Разумеется, — сказал Пигготт.

— Ребята, о чем таком вы говорите? — спросил Элдерби.

— Большое спасибо, мистер Элдерби, — ответил Ландерс.

Они вышли из дома.

— Пойдем посмотрим его аптеку.

Она находилась на Вирджил-авеню. Процветающее заведение, где продавались не только лекарства, но и множество разных разностей, и в настоящий момент, кроме троих посетителей, внутри находился пожилой мужчина в белой куртке, за прилавком с надписью «Рецепты», и седая полная женщина в голубом платье из искусственного шелка, в отделе, где продавалась косметика. Она обслуживала молодую женщину, выбиравшую одеколон. Ландерс и Пигготт подошли к мужчине и представились.

— Да, сэр. Насчет бедной миссис Хансон? Мы все были так потрясены — ужасное событие. Моя фамилия Парсонс, сэр.

— Вы работаете здесь полную неделю, мистер Парсонс?

— Нет, сэр. Я просто подменяю мистера Хансона в качестве фармацевта. По вторникам, четвергам и в воскресенье после обеда. На самом деле я уже на пенсии, живу с дочерью Анной. Нас всех потрясло известие о миссис Хансон — самоубийство… насколько мне известно, бедная женщина была нездорова… и бедный мистер Хансон, для него это такой удар.

— Значит, в понедельник вас здесь не было?

— Нет, сэр. Я узнал только на следующий день. А мистер Хансон-то был у нас как раз накануне — он обычно приходит в субботу вечером сыграть со мной в шахматы, понимаете, — это единственное маленькое развлечение, которое он себе позволяет, ведь ей, конечно, требовался уход…

Ландерс поблагодарил его, вежливо прервав дальнейшие излияния, и подошел к женщине; покупательница уже ушла. Женщина сказала все то же самое, что и Парсонс.

— Так привязан к жене, такой славный человек, мистер Хансон. Что? Моя фамилия Филпоттс. Миссис Томазина Филпоттс. Что? Ну да, я работаю здесь целый день. Продаю косметику и все такое. Да, я была в понедельник на месте, а что?

— Мистер Хансон был в аптеке весь день? — спросил Ландерс.

— Ну да. Я думала, вы знаете, — он обнаружил ее только когда вернулся домой, примерно в полседьмого. Ужасно. Бедняга…

— Он, наверно, выходил на ленч? — спросил, Пигготт.

— Да, обычно он выходит в кафе, тут рядом, но в понедельник он как раз заполнял налоговые бумаги и не пошел, Он попросил, чтобы я принесла ему сэндвич, когда сама уходила, — у меня обеденное время с двенадцати до часу, но я вернулась раньше, без двадцати. Нет, он был здесь весь день, — закончила миссис Филпоттс. — А что?

— Э… миссис Филпоттс. С часу до трех в тот день вы были здесь? Все время?

— Да, я же говорила только что. Мы были очень заняты, как я помню. Приходили несколько постоянных покупателей с рецептами, и…

— Вы в этом уверены? — проговорил Ландерс. — Что мистер Хансон никуда не отлучался? Вы могли бы поклясться?

Она возмутилась:

— Конечно, я уверена! Еще бы. Конечно, не отлучался. Прямо с девяти утра. И я тоже, кроме как на полчаса, ну, минут на сорок, когда уходила на ленч, — я знала, что он занят с этими налоговыми бумагами, и быстро вернулась, чтобы ему не тратить время с покупателями. А что такое?

— Что ж, спасибо, — сказал Ландерс. Выйдя на улицу, он посмотрел на Пигготта. — Похоже, она говорит правду, Если только не разыгрывает великолепно роль. Значит, не Хансон? Тогда кто?

— Похоже на маленькую загадку, Том, — сказал Пигготт и взглянул на часы, — Я оставлю тебя с ней ненадолго одного — мне надо присутствовать на слушании.

Ландерс подвез его назад в Управление, удивляясь про себя. Миссис Филпоттс показалась ему честной женщиной. Высадив Пигготта, он вернулся и еще раз с ней поговорил, пустив в ход все свое обаяние; она растаяла, Выяснилось, что у нее есть муж, две дочери и четверо внучат — она показала ему фотографии их всех, — и Ландерс совершенно уверился, что она не в сговоре с Хансоном и не подкуплена им, чтобы подтвердить его алиби. Алиби было самое что ни на есть настоящее. Маленькая загадка.

Если не Хансон, то кто?

Хакетт покинул тюрьму Аламида в десять тридцать разочарованным.

— Я всего только говорю, — утверждал Мендоза, — что они протрезвели, сидят и ждут, когда им предъявят обвинение в связи с наркотиками. Сейчас больше вероятность выудить у них правду; с ними нужно снова поговорить. Поезжай, Арт, и попробуй чего-нибудь добиться.

Хакетт с ними поговорил. С каждым по отдельности — с Эйлин Родни и ее совсем юной компанией, которая через употребление наркотиков откололась от общества. Потому что с Мишель все еще ничего не прояснилось, и ее путь в тот вечер мог закончиться там.

Теперь он больше так не считал. Совершенно трезвая и угрюмая Эйлин утомленно сказала, что последний раз видела маленькую зануду за неделю или около того до убийства. А Томми — все они теперь были непривычно чистыми, и парням постригли волосы, возможно, не без сопротивления — Томми с мрачной откровенностью проговорил:

— Послушай, приятель, мы в тот вечер собрались и немного выпили, да, и если бы ты сказал одиннадцать часов или полночь, да, может, никто бы не вспомнил, кто там был. что делал. Но ты говоришь, восемь. А тогда народ только начал собираться, понимаешь, все еще как стеклышко, мы только-только начинали. Малышки там не было. Я вообще не помню, чтобы телефон хоть раз зазвонил.

— Ты уверен, что это было именно в тот вечер? В позапрошлый понедельник? — Для таких-то, что для них значат дни?

— Я уверен. Конечно, в понедельник. По той причине, что был Бак. Бак Хендри. Он как раз в то утро вышел, я его случайно встретил и позвал, понимаешь? Он и пришел. В тот вечер. Он как раз утром вышел…

— Откуда?

— Отсюда, — ответил Томми удивленно. — Ему дали тридцать дней, и он как раз вышел, — он обиженно посмотрел на Хакетта. — Вот почему я знаю, в какой день. Он сказал, что только что вышел, а он-то должен знать.

— Да уж, действительно, — сказал Хакетт, отослал Томми обратно в камеру и попросил взглянуть на записи. В самом деле, некто Сэмюэл Кларенс Хендри в тот понедельник был выпущен из тюрьмы, отбыв тридцатидневный срок за хранение марихуаны.

«Тридцать дней, — подумал Хакетт. — Легкий шлепок». Однако это некоторым образом подтверждает рассказ Томми — если только они все не лгут, в чем Хакетт сомневался. Это даже вряд ли возможно: люди такого типа, с мозгами, одурманенными привычным алкоголем, наркотиками, — разве они могли бы правильно запомнить и одинаково лгать? Значит ли это, что Эйлин и ее компания здесь ни при чем?

Так что же, черт побери, на самом-то деле случилось в тот вечер с Мишель Стэнъярд? Вот будь он на месте Мишель, красивой, всеми оберегаемой молодой девушки, решившей улизнуть от своего жениха — куда?…

Может быть, ему не хватало воображения.

У Джерардов никого не было дома, так что Мендоза и Хиггинс прибыли в полицейский участок Беверли-Хиллз. Это было старое, но величественное здание, и некий капитан Манди пригласил их сесть и спросил:

— Чем мы можем помочь парням из большого города, лейтенант?

— Нас интересует некий Лестер Джерард, живущий в вашем красивом городе. Вам при этом имени ничего не вспоминается? Числится он у вас где-нибудь?

— Вспоминается что-то очень смутно, — ответил Манди, сдвинув брови, — но я не… Минутку, — он поднялся, прошел к двери и позвал: — Сержант! — Вошел крупный, полный мужчина с безмятежным, несколько глуповатым выражением лица. — Сержант Стейнберг. Наш местный корифей. Он никогда ничего не забывает.

— Два года назад я забыл про годовщину свадьбы, — сказал Стейнберг, — Мне это по сей день припоминается.

— Джо, откуда мне знакомо имя Лестера Джерарда?

Стейнберг хмыкнул:

— Топазовая комната.

— То… в самом деле? — спросил Манди. — Он из этих?

— Обвинение ему ни разу не предъявляли, — сообщил Стейнберг. — Резвился там почти каждый раз, когда мы устраивали облаву.

— Вот как, — сказал Манди.

— Топазовая комната? — переспросил Мендоза.

— Место сборищ наших гомиков. Мы такие заведения не жалуем — стараемся их не поощрять. То и дело устраиваем там облавы, держимся жестко — может, когда-нибудь их изведем. Хозяин ее — некто Анджело Фантино. Порой нам попадается посетитель при наркотиках — обычно с марихуаной, но, к сожалению, Фантино за это не привлечешь.

— Вот оно что, — сказал Хакетт. — Значит, он известный вам гомик. С каких пор?

— По-моему, мы его засекли уже четыре года назад, когда заведение только открылось, — ответил Стейнберг.

— Que^Binteresantese![95] — сказал Мендоза. — Знаешь, Джордж, она — Мишель, — совершенно очевидно, не могла об этом знать. Он еще не был им, или по крайней мере столь определенно, когда встречался с ней много лет назад. Под давлением семьи? Однако же, Джордж, будучи таким вот, с двойственным отношением к женщинам, если она ему в тот вечер позвонила… а они в любом случае народ неуравновешенный…

— Погоди, Луис…

— …он-то как раз и мог…

— Но, Луис, разве бы он к ней поехал? — рассудительно спросил Хиггинс. — Допустим, она ему действительно позвонила. Оттуда, из Лос-Анджелеса. По какой-то причине позвонила — а мы теперь знаем, что он по меньшей мере четыре года водится с гомосексуалистами, — значит, прошло уже четыре года, а то и больше, с тех пор как она с ним встречалась или, может, даже просто виделась, — вот она позвонила и говорит: «Я хочу смыться от своего приятеля, приезжай забери меня». Поедет ли он? Да очень ему надо.

— #161;Diez milliones de demonios![96] — проговорил Мендоза. Местные полицейские с интересом прислушивались. — Но, черт возьми, Джордж, его мать говорила, что ему примерно в это время кто-то позвонил и он снялся с места…

— В нашем округе есть множество людей и помимо Мишель Стэнъярд, — возразил Хиггинс. — Я полагаю, ты за этим слишком многое видишь.

— Если вам это поможет, — сказал Стейнберг, — я могу сообщить несколько имен его дружков. Мы стараемся за ними приглядывать. Дон Мерчант и Эдди Корнинг — часто пасутся в этом заведении. Эдди один из близких приятелей Джерарда — приезжает аж из Пасадены. Дон живет в Малибу.

— Маловероятно, — сказал Хиггинс, — раз мы знаем, что он гомик.

— Мы должны проверить. Я знаю, что маловероятно, но, черт возьми, и все это дело маловероятное, — ответил Мендоза.

— Дело Стэнъярд? — спросил Манди. — Вы так нисколько и не продвинулись?

— Все висит в воздухе, — сказал Мендоза. — Ладно, давайте я запишу адреса. Надо делать, что положено.

Пигготт вошел в ресторан Федерико в тот момент, когда Ландерс усаживался за стол, и присоединился к нему. Ландерс сам с собой рассуждал о Хансоне.

— Я этого не понимаю, — говорил он. К столу подошел хмурый Хакетт и сел. — Я совершенно точно установил, что Хансон не мог сам совершить убийство.

— Ты про инсценированное самоубийство? — отозвался Хакетт. — Мне сэндвич с мясом, Адам.

— Он его не со-вер-шал, — продолжал Ландерс. — Мне, пожалуйста, виски с содовой и бифштекс. Тебе не стоит есть сэндвич, Арт, — весь этот хлеб. Проклятье, он совершенно чист. Я поспрашивал, выписал несколько имен из его регистрационной книги и поговорил с четырьмя людьми, которые были в аптеке в понедельник в час двадцать, в два часа, два пятнадцать и без четверти три. Мы очень тщательно уточняли время. Дом находится в шестнадцати кварталах от аптеки, улицы с оживленным движением. Пешком в полчаса никак не уложиться, а он не дурак, чтобы ехать на машине: на этой старой узкой улице нет места для стоянки, а если он подъедет к дому в гараж, его увидят. И когда он туда добирается, ему нужно стукнуть ее по голове, затем подвесить на стойке для душа, устроить все с дверью и вернуться в аптеку. На это потребуется самое малое час, а я так думаю, что больше. Он не мог этого сделать. Он этого не делал. Тогда кто инсценировал самоубийство? У кого была какая-то причина?

— Она была никем, — сказал Пигготт. — Ничтожество, Толстая, глухая, старая жена мелкого аптекаря. Никаких денег. Никакого…

— Ну, вот этого мы не знаем, — задумчиво проговорил Ландерс. — А вдруг деньги у нее были. И есть еще одно, Мэтт, Да, старая, толстая, глухая и с подагрой, Но он-то весьма недурен собой — мужчина еще в соку. Эта его светлая шевелюра. Возможно, он кажется моложе, чем на самом деле. Может быть…

— Другая женщина, — сказал Хакетт. — Это тоже может быть, Том.

— Ну, пусть даже так, — ответил Ландерс с раздражением, — как он мог это сделать? Это невозможно. Никто этого не сделает за него из сострадания… и не говорите мне, что это сделала женщина, — в ней весу сто восемьдесят фунтов, — и я очень сомневаюсь, чтобы у Хансона нашлись деньги заплатить наемному убийце… даже если он знал, где такого найти. — Он мрачно проглотил виски с содовой.

— Да, странно, — согласился Хакетт. — Интересно, что там у Луиса с Джорджем, — если есть что-нибудь. Вот тоже чертовски странное дело, с Мишель. Бесформенное. Единственный настоящий полновесный факт — что она там была, в своем зеленом кружевном вечернем платье, мертвая. Почти никаких повреждений, бриллианты исчезли, и никаких тебе зацепок. Я снова возвращаюсь мыслями к Трулоку, потому что, по-моему, Эйлин и ее компания ни при чем.

— Я думаю, — сказал Пигготт, — что с обоими этими странными делами нам стоит обратиться к Господу и попросить у него помощи.

— Господь помогает тем, — заметил Ландерс, — кто помогает себе сам, Мэтт.

Они продолжали обсуждать это за едой и в четверть второго, поделив на всех чаевые, уже поднялись из-за стола, когда в ресторан вошли Паллисер и Грейс, раздосадованные и поникшие. Паллисер был без галстука, а галстук Грейса съехал набок, чего раньше с его хозяином никогда в жизни не случалось.

— Из какой вы мясорубки? — спросил Хакетт.

Грейс сердито заворчал, как собака, и сел к столу:

— Адам, мне двойное виски. И побыстрее.

Паллисер тоже сел:

— А мне аспирину, если у вас есть. Мы сейчас разговаривали, Арт, с окружным прокурором и…

Похоже было, что делом Йокумов занялась одна из наиболее активных негритянских организаций, которая наняла батарею видных адвокатов, и те толковали о дискриминации, нарушении прав и запугивании и пытались ослабить обвинение или снять его полностью.

— Досадно, — сказал Хакетт, и Паллисер с Грейсом прямо-таки зарычали.

— Лучше молчи, — отозвался Грейс. — Особенно если ты, со своими мягкими выражениями, пытаешься шутить. Слова такого нет в лексиконе, чтобы обозначить, каково. — Он взял свой бокал с виски.

— Но я не вижу, как они могут это сделать, — сказал Паллисер. — На слушании это было определено как убийство первой степени. В конце концов, это же действительно был крысиный яд.

— Я ни за что не поручусь, — ответил Грейс.

— Надо будет хорошенько об этом подумать, — сказал Хакетт.

— Формальности, черт побери, — сказал Ландерс на тротуаре за дверьми аптеки Хансона. Они вернулись, думая отвезти миссис Филпоттс в отдел, чтобы она сделала официальное заявление, — если им суждено чего-нибудь добиться, то окружной прокурор любит, чтобы были официальные заявления, — и, шагнув на порог, за прилавком Ландерс увидел Хансона, сдержанного, учтивого, в белой куртке. Он совершенно был не готов за него браться и вполне мог рассчитывать, что миссис Филпоттс не очень распространялась о том, какие они ей задавали вопросы. Он снова вышел на улицу. Парсонс говорит, что обычно подменяет его по вторникам, четвергам и в воскресенье после обеда. Хансон разыгрывает убитого горем мужа — Парсонс абсолютно ему верит. Кто же, Мэтт? Кто мог это сделать? И где нам его искать?

Хиггинс остановился на ленч в Глендейле и подъехал к полицейскому управлению в Пасадене в полвторого. С благословения капитана Манди они отправились побеседовать с Фантино, владельцем того места сборищ гомосексуалистов, и впустую потратили время, ровным счетом ничего не добившись.

Тогда они отыскали Дона Марчанта в полуразвалившейся лачуге на побережье в Малибу и еще потратили время, также ничего от него не добившись. Они знали, что тот знает Джерарда, — он не мог этого отрицать, — но, по его словам, он уже довольно давно не видел Джерарда и не знал, где тот и чем занимается.

Поэтому они вернулись в управление, и Хиггинс отправился в Пасадену на своей машине, чтобы найти Эдди Корнинга. Что, вероятно, снова окажется пустой тратой времени; однако все, что можно сделать, должно быть сделано.

Эдди проживал на Куинсберри-стрит, в маленьком старом каркасном домике. Открыла дверь женщина, седая, с усталым лицом, пожилая, в поношенном домашнем платье и в давно отслуживших свой срок шлепанцах. Она испуганно посмотрела на возвышавшегося на крыльце громилу Хиггинса и на его значок и проговорила тонким голоском:

— Эдди? Его здесь нет. Он в тюрьме. Эдди упекли в тюрьму, — тут она заплакала и захлопнула дверь у него перед носом. Вот почему он прибыл в управление полиции Пасадены.

Дежурный, обрадованный при виде нового лица, встретил его тепло:

— Чем можем служить Лос-Анджелесу, сержант?

Хиггинс объяснил, что ему нужно, его провели наверх и представили лейтенанту Уотерфорду и двум сержантам, Кляйну и Перселлу.

— Эдди Корнинг, — сказал он. — Насколько я понимаю, он сидит у вас в тюрьме. За что, с каких пор и кто с ним еще, если есть?

Уотерфорд удивился:

— Но ведь вы из центрального отдела по расследованию убийств? Что вам за дело до этого паршивенького гомика, сержант?

— Мы, — со вздохом ответил Хиггинс, — сейчас просто-напросто проверяем все подряд. По нашим данным, он связан с возможным подозреваемым, который, впрочем, по моему мнению, совершенно ни при чем, но надо посмотреть.

— Да, — сказал Кляйн. — Эдди у нас значится уже некоторое время. Просто гомик. Иногда попадается во время облав в их притонах. За ним числится кое-что: мелкая кража. Что несколько странно — не попадался нам уже, ну, около полугода…

— Да. Нашел себе нового приятеля, может, даже двух, в Беверли-Хиллз, — проговорил Хиггинс. — Его там засекли.

— Вот как. Во всяком случае, — продолжал Кляйн, — мы довольно неожиданно наткнулись на Эдди дней десять назад. Пришел 415 вызов: там и впрямь был галдеж — Эдди, и еще один тип по имени Кац, и местный торговец наркотиками…

— За которым вы присматривали в надежде, что он выведет вас на поставщика, — кивнул Хиггинс. — Эдди употребляет?

— Мы об этом не знали. Может быть, только что начал. Насколько мы смогли понять, они поспорили из-за цены — и у всех троих нашли марихуану, так что мы их забрали. А другой парень, который явился, — нет, он был чист, мы его отпустили.

— Какой другой парень?

— Который пришел сразу, как подъехала патрульная машина. Дружок Эдди, — пояснил Перселл. — Мы обыскали их и так далее — я туда поехал, услышав, что там наш торговец, — но у него ничего не было, и в сваре он не участвовал.

— Как его звали? Держу пари, — сказал Хиггинс.

— Я себе пометил, — Перселл потянулся за своей записной книжкой. — Лестер Джерард. Он сказал, что Эдди ему позвонил, дескать, у него неприятности, ему нужны деньги, и он, как верный друг…

— Да, — печально проговорил Хиггинс. — Скажите-ка мне, как все это было по времени.

Им пришлось немного поискать, но полицейские записи точны. Патрульная машина приняла вызов в девять часов десять минут и прибыла на место в девять тринадцать, и, разумеется, это был вечер позапрошлого понедельника. Вечер, когда убили Мишель. Едва только патрульные растащили дерущихся, вошел Джерард — скажем, в девять пятнадцать.

— Да, — сказал Хиггинс, — это и был его восьмичасовой звонок. Эдди. Ему понадобилось столько времени, чтобы сюда приехать. Значит, как я и думал, Джерард никакого, к черту, отношения к Мишель Стэнъярд не имеет, и спасибо вам большое, что вы на то указали. — Он поднялся.

— Заковыристое дельце? — спросил Уотерфорд.

— Не то слово, — ответил Хиггинс. — Совершенно не за что ухватиться. Вот она в ресторане, и вдруг — бац! — ее нет. Ни единой зацепки. За исключением, разумеется, Трулока. И я начинаю подумывать, не заняться ли им снова с самого начала. Ладно, спасибо.

Ландерс, обдумав вопрос со всех сторон и не видя иного способа чего-либо добиться, кроме как взять быка за рога, в три тридцать именно так и поступил. Пигготт еще со времени ленча повторял, что это единственное, что можно сделать.

Когда они вошли в аптеку («Для Хансона это, возможно, золотое дно», — подумал Ландерс), миссис Филпоттс обслуживала женщину, выбиравшую пудру, а Хансон поставил бутылочку с лекарством на прилавок перед пожилым мужчиной.

— Пожалуйста, мистер Эндрюс, — по пятнадцать капель четыре раза в день, — проговорил он, одновременно пересчитывая деньги. Взглянул на Ландерса и Пигготта, понял, кто они такие, и на лице его отразилась печаль. — Вы хотите видеть меня, джентльмены? Еще какие-то формальности? Все это для меня очень огорчительно, но надо держаться. Тот, другой, офицер не сказал, когда я могу забрать… чтобы организовать…

— Видите ли, мистер Хансон, — с расстановкой произнес Ландерс, — сейчас нас интересует, у кого могли бы быть причины убить вашу жену.

Он говорил достаточно громко, чтобы миссис Филпоттс услышала; она подняла глаза и не сводила с них непонимающего взгляда.

Хансон посерел. Заикаясь, он пробормотал:

— Уб-бить м-мою…

— Потому что ее, знаете ли, убили, — сказал Ландерс. — Намеренно убили, мистер Хансон. Она умерла не от повешения — ее ударили по голове и проломили череп, от этого она и умерла. Затем кто-то надел ей на шею бельевую веревку и повесил ее на стойке душа. Наш патологоанатом… — он остановился.

Потому что Хансон, казалось, в буквальном смысле слова раздувался. Лицо его побагровело, и он проговорил, задыхаясь:

— Verdammt Sudetener![97] Этот идиот… этот blodsi nigger…[98] он даже этого не может толком сделать… он… — Ландерс подумал, что Хансона сейчас хватит удар. Он поднял бессильные кулаки, с трудом дыша от бешенства. — Этот verdammt Pfusher…[99] я же сказал ему, что делать, как сделать… mein Gott[100], даже такую простую вещь…

Ландерс и Пигготт переглянулись, и Ландерс резко спросил:

— Кто, Хансон? Кто?

— Gott… такая простая вещь… es ist Wahnsinn![101] Этот Руди, mein Gott… Руди Шульц… но он заплатит! Повесят-то его! Он дурак, но я думал, он справится с такой простой… — Хансон схватил Ландерса за руку, лицо подергивалось, его душила ярость, — О, он заплатит за свою тупость… этот… этот… я вам расскажу…

Он кое-что успел рассказать, а затем сломался, и они вызвали «скорую». Санитары сказали, что это не удар, он просто потерял сознание, но давление у него невероятное. Хансона отвезли в городскую больницу для наблюдения, а Ландерс и Пигготт отправились за Руди Шульцем.

Шульц работал на станции техобслуживания на Вермонт-авеню. Бесхитростный парень лет двадцати пяти, из небольшого городка на юге Германии; и, как выяснилось, в стране он находится нелегально, Его дядюшка, зная, что он удрал с корабля в Сан-Франциско, и будучи знаком с Хансоном до того, как тот уехал в Америку, попросил его помочь Руди найти ему работу. И поэтому, когда Хансону понадобилось выполнить небольшую работу по убийству, обеспечив самому себе прочное алиби, под рукой оказался Руди. Над ним висела угроза: стоило Хансону сообщить, и его выслали бы из страны.

Его привезли в отдел и стали задавать вопросы. Он морщил широкий лоб и отвечал после мучительных раздумий.

— Я думаю, есть другая женщина, с которой он хочет пожениться, — сказал он. Больше о причинах убийства он ничего не знал. — Он сказал, положит что-то ей в кофе, чтобы она спала. Всегда кофе он делает перед тем, как уходит на работу. Но она не спит, — он смотрел на них очень спокойно — Л я, я сильный, ja[102], но она большая и толстая, она сопротивляется — что делать? Успокоить ее пришлось мне, чтобы я мог сделать, как он сказал — надеть веревку. Я ударил ее гаечным ключом. Он в моем заднем кармане, я пришел туда с работы, когда хожу на обед, в половине третьего. Вот и все. По-моему, о'кэй.

— Как ты попал в квартиру, Руди? — спросил Ландерс. Потрясающе.

— Как? А, он ключ дал мне, Как он говорит делать, я делаю. И насчет ключа — дверь в ванную я запирал и ключ под дверь клал. Все, что он говорит мне, я помню, — сказал Руди с наивной гордостью.

— Господи, — проговорил Ландерс. — Господи, Мэтт. Он вовсе не видит в этом ничего плохого? В том, чтобы убить женщину? Так, что ли?

— Дьявол, — ответил Пигготт, — нынче весьма занят, Том. Конечно, он не больно умен… Руди то есть, — дьявол, Том, умен чрезвычайно — и не очень, скажем так, чувствителен. Но все же…

— Да, все же. Боже мой. И Хансон так вот и раскололся… если повезет, они оба получат свое: сговор с целью убийства. Ну и дельце.

— Кажется, нам все больше попадаются оригинальные дела, — сказал Пигготт.

После обеда Пигготт отправился в хор и рассказал Пруденс Рассел об убийстве в доме через дорогу от Мендозы.

— Боже мой! — проговорила Пруденс. — Как ужасно…

— Призадумаешься, стоит ли вообще жениться, — сказал Пигготт. — Заводить детей.

— Ну, в самом деле, Мэтт, — возразила Пруденс. — То есть, если воспитывать их правильно… глупо так говорить только оттого, что… — она прикусила губу, глядя на худого, смуглого, пессимистично настроенного Пигготта.

Мендоза услышал о влиятельных адвокатах, взявшихся за дело Йокумов, и немного почертыхался по этому поводу, однако вернулся домой, разговаривая с самим собой о Мишель Стэнъярд.

— Потому что, как правило, что-нибудь да появляется в конце концов, — сказал он Элисон, снимая куртку. — Хоть какая-нибудь зацепка. Ну, черт возьми, какие-то, конечно, не удается раскрыть, но такое… Светская красавица… это не то, что прирежут неизвестного на Роу…

— Да, amante. Что-нибудь появится, — ответила Элисон. — Не волнуйся так, Луис, ты заработаешь себе высокое давление… Приехала сестра миссис Спенсер, бедная женщина. Она зашла к нам расспросить… и, конечно, все, что мы могли ей сказать…

— Просто ерунда какая-то, — раздраженно продолжал Мендоза. — Исчезнуть из этого респектабельного ресторана — и ни единой порядочной зацепки за десять дней! — он уже успел прочитать отчеты Хакетта и Хиггинса.

— Ради Бога, оставляй работу на работе, Луис!

— Загадка из тех, что у нас так редко, но бывают. Маленькая странная загадка — что же, черт возьми, все-таки произошло с Мишель?

— Ты со своим ненасытным любопытством, — проговорила Элисон. — Обед через десять минут.