"Эшелон" - читать интересную книгу автора (Шкловский Иосиф Самуилович)

желудочный спазм. Силы мои были полностью исчерпаны - я едва успел добежать
до единственного укрытия - каменного шатра, где и совершил неслыханное
кощунство у двери комнаты, где за 82 года до этого увидел свет маленький
Сосо.
Совершенно счастливый, испытывая блаженную легкость, под проливным
дождем, мокрый до нитки, я не спеша шел к автобусу. По-видимому, со стороны
мое поведение выглядело несколько странно, потому что высунувшийся из окна
автобуса Терлецкий ехидно крикнул мне: "Что же вы, Иосиф Самойлович, идете
такой неторопливой профессорской походочкой?" "А мне уже некуда спешить,
Яков Петрович!" - блаженно улыбаясь, ответил я ему.
Мокрый и счастливый, я весь остаток пути провел как бы в состоянии
нирваны. Постепенно, как говорят, "перед моим умственным взором"
вырисовывалась трансцендентность и некая фантасмагоричность моего поступка.
Я с эпическим спокойствием представил себе, как разъяренная неслыханной
гнусностью моего кощунственного акта фанатическая толпа аборигенов Гори
совершает надо мной суд Линча. Совершенно уверен, что так оно и было бы,
если бы хоть один гориец увидел бы это безобразие - но этого никто не видел.
Не было даже элементарной охраны святыни: не забудем, что сам культ
находился в глубочайшем минимуме. Перестав быть вселенским, он еще не стал
локальным, грузинским культом, как это имеет место последние 10-15 лет.
Далее я почему-то очень живо представил, как местные пинкертоны, найдя на
месте гнусного преступления гигиенический авиационный пакет, пользуясь
классическим индуктивным методом бывшего жильца дома № 221-в на Бейкер-стрит
быстренько установят личность мерзкого преступника. На мое счастье, по той
же причине (полный упадок культа) этого не произошло.
Постепенно, однако, в моем сознании росло чувство гордости за столь
необычный, дерзновенный поступок. Мое отношение к одному из величайших
извергов в истории человечества давно уже определилось. Я живо вспомнил ту
острую ненависть, которую всегда питала к Сталину моя незабвенная мать -
простая неграмотная женщина. Когда я, желая умерить ее слишком громкие
проклятия в адрес Вождя Народов (ведь кругом было полно соседей, могли
донести), рассказал ей притчу Анатоля Франса о сиракузской старухе и тиране
Дионисии, она задумалась, а потом очень серьезно сказала: "Нет, сынок, твой
француз не прав. Хоть гирший, да инший!" Помню, как меня тогда поразила
мамина интерпретация забытой украинской пословицы.
Когда уже поздним вечером, приехав в Боржоми, распираемый чувством
гордости, я поведал о случившемся Гинзбургу и Фейнбергу, мои коллеги,
конечно, рассмеялись, а потом с серьезной озабоченностью посоветовали мне об
этом никому не трепаться. Они были, конечно, правы: как уже упоминалось
выше, тогда совершенно не ясно было, в каком направлении пойдут события даже
в ближайшем будущем. И я их послушался, конечно.
Через неделю Боржомская часть конференции закончилась и ее участники
поехали в Ереван. По дороге я все-таки остановился в Гори и опять посетил
мемориальный музей - ведь, как известно, преступника всегда тянет на место
преступления... В спокойной обстановке, не торопясь, я со смешанным чувством
рассмотрел это учреждение. Прежде всего мною было обнаружено, что заведение,
которое я так мучительно искал, находится не во дворе, как это почему-то
представлялось моему воспаленному сознанию, а внутри музея. Справедливости
ради должен отметить, что оно сияло чистотой и комфортом - величайшая
редкость для солнечной Грузии. Следов моего святотатства уже не было. После