"Современная русская литература: 1950 - 1990-е годы. Учебное пособие для студентов высших учебных заведений" - читать интересную книгу автора (Авторы: Н.Л.Лейдерман и М.Н.Липовецкий.)

развалинами северной деревни просвечивается образ руин духа. За кажущейся
безыскусностью лирики Рубцова стоит вроде бы очень непритязательная
личность - просто человек, плоть от плоти этого самого деревенского мира. А
вот муки которые он переживает, это как бы обнажение той сердечной муки
которая далеко выходит за пределы деревенского мира - муки одиночества,
беззащитности перед хаосом жизни, муки богооставленности и щемящей тоски по
святости и вере.

1. 2. От социального к экзистенциальному: путь Анатолия Жигулина
Несмотря на откровенную полемичность "тихой лирики" по отношению к
поэзии "шестидесятников", между ними не было непроходимой стены. Тому
свидетельство - творчество Анатолия Жигулина (1930 - 2000), которого
считают одним из создателей "тихой лирики".
Свою нить исторической памяти он ведет, в отличие от Рубцова, не из
легенд и преданий, а из собственной биографии: в 1949 году студент одного
из воронежских вузов Анатолий Жигулин был арестован за участие в
антисталинской подпольной организации "Коммунистическая партия молодежи",
прошел Колыму и был освобожден только в 1954 году. (Обо всем этом он
напишет впоследствии документальную повесть-воспоминание "Черные камни". )
Память о Колыме стала постоянным мотивом лирики Жигулина, но на каждой
новой фазе пути поэта этот мотив поворачивался новой гранью.
Колымский опыт обусловил социальный пафос стихов молодого Жигулина,
сблизив его тем самым с "поэтами-шестидесятниками". Однако, по сравнению с
последними, его социальный пафос значительно трагедийнее. Ибо Жигулин едва
ли не первым "зарифмовал" самое мерзкое преступление режима - тот не только
лишал своих узников имен, но и старался обречь их на посмертное забвенье. В
стихотворении "Я видел разные погосты. . . " (1961 - 1963) Жигулин
описывает гулаговское кладбище, где на могильных холмиках "одни лишь знаки
номерные/ И просто камни без примет". Этот "позор посмертный"
преодолевается только в воображении поэта, которому мнится, как северная
ночь "тихо зажигала звезды/ Там, / Где чернели/ Номера"*30.
Другое, причем наиболее существенное, отличие социального пафоса
жигулинских стихов от поэзии "шестидесятников" состояло в преодолении
лирического эгоцентризма, в своеобразной эпизации субъективного взгляда на
мир: в обостренном интересе к Другим - лирической рефлексии на окружающий
мир, извлечении нравственных уроков из поступков тех, с кем его свела
лагерная судьба. Поэтому многие колымские стихи Жигулина сюжетны, эти
сюжеты балладны по напряженности - в них человек встречается с роком (хотя
бы в виде угрозы быть убитым конвоиром из-за "полпачки махры") и
парадоксальны по разрешению конфликтных ситуаций. Наиболее известны из них
"Кострожоги" (1963), "Я был назначен бригадиром", "Мне помнится рудник
Бутугычаг", "Бурундук" (1964). Так, в стихотворении "Я был назначен
бригадиром" герой вспоминает, как он, став маленьким начальником, "опьянен
был этой властью". "И может, стал бы я мерзавцем", - безжалостно говорит он
о себе, но кто-то из ребят предупредил: "Не дешеви!" ". . . И под полой его
бушлата/ Блеснул/ Отточенный/ Топор!" Герой-рассказчик признается, что не
угроза расправы, а страх потерять товарищей, лишиться их доверия
подействовал отрезвляюще, и это стало одним из нравственных уроков на всю
жизнь:
Друзья мои! В лихие сроки