"Комедия А.С.Грибоедова «Горе от ума». Комментарий. Книга для учителя" - читать интересную книгу автора (Фомичев Сергей Александрович)

друзей рассказывает о плане комедии, будто им написанной, и даже читает
некоторые места из оной. Пробудившись, Грибоедов берет карандаш, бежит в сад
и в ту же ночь начертывает план "Горя от ума" и сочиняет несколько сцен
первого акта" (Воспоминания, с. 342).
Это свидетельство подтверждается и уточняется письмом Грибоедова,
написанным им в Тавризе 17 ноября 1820 года:
"Вхожу в дом, в нем праздничный вечер; я в этом доме не бывал прежде.
Хозяин и хозяйка, Поль е женою, меня принимают в двери. Пробегаю первый зал
и еще несколько других. Везде освещение; то тесно между людьми, то
просторно. Попадаются многие лица, одно как будто моего дяди, другие тоже
знакомые; дохожу до последней комнаты, толпа народу, кто за ужином, кто за
разговором; вы там же сидели в углу, наклонившись к кому-то, шептали, и ваша
возле вас. Необыкновенно приятное чувство и не новое, а по воспоминанию
мелькнуло во мне, я повернулся и еще куда-то пошел, где-то был, воротился;
вы из той же комнаты выходите ко мне навстречу. Первое ваше слово: вы ли
это, А<лександр> С<ергеевич>? Как переменились! Узнать нельзя. Пойдемте со
мною; увлекли далеко от посторонних в уединенную, длинную, боковую комнату,
к широкому окошку, головой приклонились к моей щеке, щека у меня
разгорелась, и подивитесь! вам труда стоило, нагибались, чтобы коснуться
моего лица, а я, кажется, всегда был выше вас гораздо [В собраниях сочинений
Грибоедова это письмо обозначается как "письмо к неизвестному". В качестве
возможных адресатов комментаторы указывают Катенина или Шаховского. Но
первый из них упоминается в самом этом письме (см. ниже) как посторонний
человек, а второй был вовсе не ниже Грибоедова ростом. Весь тон письма
позволяет предположить, что оно адресовано женщине]. Но во сне величины
искажаются, а все это сон, не забудьте.
Тут вы долго ко мне приставали с вопросами, написал ли я что-нибудь для
вас? - Вынудили у меня признание, что я давно отшатнулся, отложился от
всякого письма, охоты нет, ума нет - вы досадовали. - Дайте мне обещание,
что напишете. - Что же вам угодно? - Сами знаете. - Когда же должно быть
готово? - Через год непременно. - Обязываюсь. - Через год, клятву дайте... И
я дал ее с трепетом. В эту минуту малорослый человек, в близком от нас
расстоянии, но которого я, давно слепой, не довидел, внятно произнес эти
слова: лень губит всякий талант... А вы, обернись к человеку: посмотрите,
кто здесь?.. Он поднял голову, ахнул, с визгом бросился ко мне на шею...
дружески меня душит... Катенин!.. Я пробудился.
Хотелось опять позабыться тем же приятным сном. Не мог. Встав, вышел
освежиться. Чудное небо! Нигде звезды не светят так ярко, как в этой скучной
Персии! Муэдзин с высоты минара звонким голосом возвещал ранний час молитвы
(ч. пополуночи), ему вторили со всех мечетей, наконец ветер подул сильнее,
ночная стужа развеяла мое беспамятство, затеплил свечку в моей храмине,
сажусь писать, и живо помню мое обещание; во сне дано, наяву исполнится"
(III, 144 - 145).
На обороте черновика этого письма Грибоедов набрасывает просьбу об
отставке или в крайнем случае о переводе в Россию. В конце 1821 года он
попадает в Тифлис, добившись назначения "по дипломатической части" при
Главноначальствующем в Грузии генерале А. П. Ермолове; здесь, по-видимому, у
Грибоедова складывается наконец план комедии (а не сценической поэмы! См. с.
42 - 45). В Тифлисе и были написаны первые два акта. Вовсе не случайно, что
одно из самых злободневных в русской литературе произведений, пронизанное