"История советской фантастики" - читать интересную книгу автора (Кац Рустам Святославович)

по окончании путешествия. На Луне действительно неспокойно: идет затяжная
война между двумя государствами, Иллом и Воту, война с применением
"радиевых бомб" и "умерщвляющих газовых смесей". Причем, все старания
Хельга, единственного сына престарелого правителя Илла, прекратить бойню,
оканчиваются лишь тем, что сам Хельг схвачен, обвинен в "предательстве
нации" и вот-вот должен быть казнен. Подобная же участь ждет Рами, бывшего
соратника главного жреца государства Воту, который, со своей стороны,
пытался договориться с Хельгом, а потому тоже обвинен в измене. "Стальной
цилиндр" с землянами появляется на Луне за два "оборота светила" (тамошняя
мера времени) до казней, уже в ту пору, когда Хельг в медной клетке ожидает
своей участи на главной площади Линна, столицы Илла. По всем законам жанра,
Анна влюбляется в приговоренного Лунного Принца и убеждает отца помочь
"селенитам, которые не хотят остаться без будущего...". Несколько
динамичных эпизодов "превращения империалистической войны в гражданскую"
(говоря словами В.И.Ленина) прописаны довольно шаблонно, в строгом
соответствии с большевистскими доктринами, но именно они как бы искупали в
глазах придирчивого читателя 20-х и тем более 30-х годов обостренное
внимание автора к любовной линии романа.
Образ Анны не совсем обычен как для самого Обольянинова (конечно, это
не Смуглая Чи и не буколические поселянки из "помещичьих рассказов"), так и
для всей последующей советской "лунной эпопеи" (20-х - середины 80-х). В
фантастической литературе женские образы - большая редкость, а полнокровные
и убедительные женские образы - вообще редкость небывалая (исключение
составляет разве что героиня "Луны с правой стороны" С.Малашкина). В Анне
Аристарха Обольянинова читателя привлекает и поражает странное сочетание
видимой хрупкости, незащищенности и какой-то поистине нездешней,
"спартанской" воли, целеустремленности, почти визионерского осознания
собственной правоты, в жертву которому героиня готова принести неизмеримо
много. Восхищаясь "революционной убежденностью" Анны, критики 20-х не
заметили - или сделали вид, что не заметили, - важного момента: гражданская
война на Луне могла бы быть куда более короткой и менее кровопролитной,
если бы для Анны Воронцовой на первом месте и впрямь стояла задача "дать
свободу угнетенным жителям вечного спутника Земли" (Н.Гроссман-Рощин), а не
завоевать расположение довольно анемичного Лунного Принца. В "лунно-земном"
тандеме Анна-Хельг сам Принц оказывается ведомым, в то время как дочь
академика становится главным "нервом" локальной битвы за любовь Хельга (для
селенита любовь к кому-либо, помимо членов вима - разновидности
государственно-родового клана - есть табу еще более страшное, чем прямой
бунт против отца). Читая заключительные страницы "Красной Луны", не одна
рабфаковка в 20-е обливалась слезами: восстание победило, но гибнет Хельг,
гибнет академик Воронцов, тяжело ранена сама Анна. Красный цвет Луны,
обозначенный в заголовке романа, - одновременно и цвет треугольных вымпелов
победивших "революционных селенитов", и цвет крови всех главных героев
произведения. По следний, "оптимистический" абзац (радиограмма
предсовнаркома, поздравляющая восставших с победой), выглядит безусловно
фальшивой нотой, вымученной индульгенцией, необходимой для возвращения в
Советскую Россию. Кстати, позднее Обольянинов неоднократно предпринимал
попытки заново отредактировать роман, снять несколько явно пропагандистских
эпизодов, убрать ходульный финал. Однако все его просьбы разбивались о
непоколебимую уверенность чиновников Агитпропа в том, что "трудящиеся