"Теннисные мячи для профессионалов" - читать интересную книгу автора (Словин Леонид)XII. ПЕРО ЖАР-ПТИЦЫ— Документы! — Сейчас… — Мужчина был массивнее и выше его ростом, несколько секунд, тяжело дыша, приходил в себя. Его мучила одышка. — Минуту… Один момент! Он неожиданно рывком подобрал колено к лицу и с поворотом стопы сильно выбросил ногу в сторону. Ботинок просквозил в нескольких миллиметрах от денисовского подбородка. Здесь не шутили. Второй прием провести не удалось. Денисов ударил его в живот, под солнечное сплетение. Рука пошла рычагом, закрепленная в плечевом и локтевом суставах, Денисову удалось вложить в нее весь вес. Отскочив, он выхватил пистолет. — Сюда, к дереву! Быстро! Иначе буду стрелять! Патрон в патроннике! Это было пресловутое дерево с объявлениями, служившее источником всевозможной курортной информации. — Руки на дерево! Задержанный положил руки на особо толстую стволину. — Ноги как можно дальше! Еще! Каратист отступил на полшага. — Еще дальше! Денисов заставил задержанного вытянуться по диагонали, переложил пистолет в левую руку, нагнулся, правой провел по его одежде. В куртке лежали сигареты и спички. Денисов не стал их брать. Поза каратиста не позволяла оказать сопротивления -отними он на секунду руку от опоры, оказался бы сразу на земле. Кроме того, Денисов в любую минуту мог еще дальше ногой сдвинуть его ступни. Результат был бы тот же. Подумав, оперуполномоченный решил еще больше обезопасить себя: — Спокойно! — Он расстегнул на задержанном ремень, напрочь выдернул его из шлевок. Каратист сгруппировался, ждал, когда Денисов предложит ему выпрямиться. Позволь это Денисов — неизвестно, как бы развивались дальше события. Денисов сорвал еще на поясе брюк задержанного единственную пуговицу. Брюки ослабли. — Встань нормально! Задержанный вернулся в вертикальное положение. До дежурки он принужден был поддерживать руками штаны, чтобы не свалились. «Подонок! Мог сделать меня инвалидом… — зло подумал Денисов. Он держал пистолет в левой руке, правая была свободна. — Врезать бы тебе, да положение не позволяет!» — Фамилия! Имя-отчество! Быстро! — Рогов Вячеслав Николаевич… Денисову показалось, что он видел его раньше. Голос определенно был знаком. — Прописан в Планерском? — В Донецке. «Ясно. Ездит из Москвы с нашего вокзала!…» Центральная улица была пустой. В ночное время на трассе Феодосия — Судак движение замирало. Мимо спящих на скамьях у автостанции туристов, мимо их огромных рюкзаков Денисов повел задержанного вверх по улице к поселковому отделению. Было тихо. У перекрестка какой-то человек подошел к ящику с мусором, поставил бутылку из-под шампанского. — Спички найдутся? — сбоку, с аллеи, ведущей к музею планеризма, вынырнула женщина. Денисов достал спички, она прикурила. Рогов все это время смотрел куда-то в сторону, Денисов был настороже, не спускал с него глаз. — Спасибо. — Пожалуйста. — Денисов спрятал коробок. — Дорогу найдете? — Да. Здесь близко. В дежурке никого, кроме дежурного и старшины — командира строевого отделения, — не было. Увидев доставленного московским оперуполномоченным, дежурный отчего-то сразу насторожился. — Документы есть? — Опрос он повел нервно. — Да нет… Рогов, наоборот, приободрился. — Откуда прибыли? Чтобы успокоить дежурного, Денисов предпочел не вмешиваться. Рогов повторил то же, что и Денисову: — Я из Донецка. — Точный адрес… Он назвал улицу, дом. Теперь Денисов смог лучше его рассмотреть. «…33 — 35 лет, 188 сантиметров, не менее 100 — 110 килограммов. Лицо обрюзгшее, утолщенное книзу… — Ему снова показалось, что он где-то видел его раньше. — Рыхлый, нездоровый цвет кожи. Широкий таз, сильные, — Работаю в районном совете добровольного спортивного общества «Наука»… Он успел прийти в себя, держался с дежурным мягко, хотя и чуть снисходительно. — Может, вы меня все-таки отпустите, дежурный? Утром я приду. — Позже решим. С какой целью вы приехали в Планер-ское? Давно? — Несколько дней назад. Я в отпуске. Это ведь не возбраняется, правда? — Откуда идете? — Гулял! Товарищ ваш… — Он, не глядя, показал на Денисова. — Подошел… Вокруг ночь! Я принял его за другого. Вы извините… — Он развернулся к Денисову, снова, не глядя на него, пожал плечами. — Здесь простое недоразумение… — Не могу я вас отпустить, — продолжал нервничать дежурный. — Местность паспортизована… Вы без документов… — В Донецке у вас есть телефон? — спросил Денисов. -Можно было бы позвонить домой… Рогов сделал вид, что раздумывает. — Да нет! Не хотелось бы их тревожить… — До утра придется побыть у нас. — Дежурный развел руками. Рогов сказал мягко: — Что ж! Недолго осталось! И все-таки это безобразие, я считаю. А вам не кажется? Что у вас против меня? «Безусловно, нам приходилось разговаривать. Но где? Неужели на вокзале?» — снова подумал Денисов. Он подошел к телефону, попробовал заказать Донецк. — Кто будет говорить? — спросила телефонистка. — Денисов. Услышав фамилию, Рогов бросил быстрый взгляд в его сторону. «Конечно же! Он знает мою фамилию…» — Связь через час, — предупредила телефонистка. — Техническое окно на линии… — А как Москву? — Я же сказала: «техническое окно»!… Денисов перешел в кабинет начальника милиции. Набрал номер. Лымарь поднял трубку быстро — привык к ночным звонкам. — …Трудно что-нибудь доказать… — Лымарь внимательно выслушал. — Если бы какой-нибудь вещдок… Как бы не пришлось извиняться да отписываться! Денисов пропустил реплику. — Я думаю, он и в этот раз, как и в мае, приехал в Планерское на машине. Ключи, видно, успел выбросить… — Если б найти машину! — С этим просто. Она рядом с автокемпингом, у дороги. «Жигуль» 18-17. Надо быстро проверить. — Я сам займусь. — Сейчас главное — уцепиться! Машина вся грязная. Где-то под Мелитополем был ливень. Не следил ли он за покупателем, когда тот вез деньги вдове? Перед Домом творчества было по-ночному пустынно. Грузовая, подрагивая бортами, прошла в сторону Судака, в кузове были люди — светлячки сигарет вспыхнули и тут же погасли. Навстречу с горы прошелестел ночной велосипедист. У почты, на повороте, Денисов остановился. Когда, топча клумбы, он выбежал из ворот Дома творчества к почте, встреча с Роговым произошла именно здесь. И, следовательно, ключи от машины Рогов мог выбросить тоже здесь. Денисов рассчитывал потратить на поиски несколько минут, может, до получаса, но ему повезло сразу — недалеко от дерева, рядом со скамейкой, он увидел брелок: миниатюрный череп — с ключами. «Они…» — Денисов положил ключи в карман. Понятых не было, составлять протокол было не с кем. Здесь же, рядом со скамейкой, валялся бесформенный чугунный отливок — достаточно тяжелый, непонятного назначения. Принадлежал ли он Рогову? Денисов на всякий случай прихватил и его, завернул в платок; под деревьями осталась еще брючная пуговица — он предпочел ее не заметить. «Вооружен и очень опасен…» — Думая о Рогове, Денисов использовал название известного фильма. Недаром все эти дни он проходил мимо киноафиш. В кустах у Дома творчества свистели цикады. Денисов снова подошел к почте. Из глубины поселка доносились негромкие звуки: скрипнула калитка, в цементированный желоб на ближайшей водоразборной колонке ударила звонкая струя. — Не помешал? Денисов оглянулся. У междугородных автоматов стоял Мацей — в шортах, в сорочке, в шапочке. Похоже, все лето он не знал другой одежды. — А может, вы предпочитаете гулять в одиночку? — Да нет. — Пожалуйста, скажите. Не стесняйтесь. «Неужели не догадывается, что я не тот, за кого себя выдаю? — Денисов смерил его взглядом. — И даже не делаю из этого особой тайны!» — Я думал, вы работаете за столом… — Он перевел разговор. — Когда что-нибудь большое. — Мацей достал трубку. -Например, поэма. — А стихотворение? — Обычно приносишь готовое. С улицы, с пляжа. За столом только шлифуешь… Мацей был одним из тех, кто разговаривал с художницей примерно за два часа до случившегося, поэтому Денисов спросил: — Как прошел вечер? Были на набережной? Мне показалось, море не очень спокойно! — Штормит! И сильно… Мы сидели у знакомой. Сусанна Роша, художница. Может, слышали? — Я читал о ней в районной газете: интересный человек… — Удивительный! Особенно когда общаешься вот так… -Мацей отмерил чубуком расстояние, как на ринге в ближнем бою. — Когда перед тобой раскрывается человек большой души, необыкновенной судьбы… — Он раскурил трубку. Сладковатый запах смешался с запахом кипарисов. Денисов воспользовался паузой. — Мне сказали, что она продает дачу… Наверное, это огромные деньги! Кто же в состоянии купить? Разве какой-нибудь фарцовщик… — Уже купили, мой друг. — Денисову показалось, что поэт чуточку играет, но, может, это объяснялось простой манерностью. — Точнее, купили еще в мае, только широко не объявляли. Но для своих это был секрет Полишинеля — все обо всем знали. — Кто же покупатель? — По-моему, он делец. Фамилия вам ничего не скажет. Купил со всей обстановкой, с мебелью… Денисов слушал внимательно. — …Кажется, даже с гобеленами, картинами. С коллекцией якорей, всего, что собрано на берегу. Там даже часть шлюпки с разбитого судна… Поэт сообщил еще: — Поселку будет грустно без нее. Да и литераторам! В поселке о ней все трогательно заботились… Он ни в чем не заподозрил Денисова. Оперуполномоченный позволил себе быть менее осторожным: — Дача понравилась мне. Я видел ее с киловой горы. На одном из окон решетка. Художница, должно быть, хранит там картины… — Решетка на окне? — Мацей удивился. — Впервые слышу. — А на дверях новый звонок… Странно, что, собираясь уезжать, хозяева заменяют звонок! — Я и не заметил, что он другой. Зато заметил, что, когда Сусанна читала волошинское «…судьбой и ветрами изваян профиль мой…», голос ее задрожал. Она едва не заплакала. Оперуполномоченный понял: «Бесполезно расспрашивать поэта о Он вспомнил Брэдбери — землянин и марсианин встретились на ночной пустынной дороге. «Куда вы едете?» — спросил землянин. «На праздник. Там, у канала. Прошлую ночь я провел там». — Марсианин показал рукой, землянин взглянул и увидел руины: «Но город мертв много тысяч лет!» -«Мертв? Я ночевал там вчера…» — Смотрите, колонны разбиты…» — «Разбиты? Я их отлично вижу в свете луны. Прямые, стройные…» Так было и с нами. — Начальник еще не звонил, — объявил дежурный, когда Денисов вернулся. — Междугородная тоже молчит. После составления протокола Рогова поместили в кабинет участкового, под охрану. Задержанный спал, привалясь спиной к стене. Молоденький сержант, знакомец Денисова, сидевший напротив, шепнул: — В поселке ни разу его не видел! Денисов оставил их вдвоем, вернулся к дежурному. Объявилась междугородная: — Москву заказывали? Даю… — Москву дали раньше Донецка. — Переключите на начальника! На кабинет Лымаря! -Там, за двумя дверьми, Денисов мог говорить без помех. — Слушаю… — Денисов узнал голос помощника дежурного, Сабодаша за пультом в Москве не было. — Денисов говорит. Из Планерского… — Он продиктовал: -«Рогов Вячеслав Николаевич…» Проверь при мне. Сейчас. Нет ли его во всесоюзном розыске… — Постараюсь. Денисов слышал, как помощник неторопливо набирает номер центрального адресного, объясняется на коммутаторе: — «Рогов…» — «Роман», «Ольга»… Из Донецка… Ничего нет! — крикнул он через пару минут. — Не разыскивается. Все? — Пока да. Денисов походил по кабинету. Донецк дали не сразу. Разговор почти полностью повторился: — Прошу проверить: «Рогов…» Дежурный в Донецке записал данные, быстро — быстрее, чем на родном вокзале, — связался с картотекой: выдал ответ: — Прописан, работает. Все в порядке. Материалами не располагаем. — Из розыска там никого с тобой радом? — поинтересовался Денисов. Рассказывать о своих неясных подозрениях следовало только розыскникам — память их была организована особым образом. — Из розыска? Нет. — Не дежурят? — На происшествии. Скоро будут. — Когда вернутся, пусть свяжутся с Планерским. Вот телефон… Около часа ночи вернулся Лымарь. Он привез с собой двух мужчин, одинаково жилистых, уже в годах, упрямых и неулыбчивых. Денисов понял: оба имели отношение к машине, поставленной у автокемпинга. — Товарищ майор! — Дежурный вскочил. — За время дежурства… Начальник милиции махнул рукой. Вместе с Денисовым и вновь прибывшими прошел в кабинет. — Это братья Севаковские. — Лымарь представил обоих вместе. — Пенсионеры… Сергей Александрович и Петр Александрович… — Он не уточнил, кто есть кто. Жестом пригласил усаживаться. — Будьте как дома. Не забывайте, что в гостях… Дурашливая присказка содержала некое предостережение, грубоватый намек — так, во всяком случае оценил Денисов. Лымарь ничего не говорил зря. — Капитан Денисов, Московское управление внутренних дел на железнодорожном транспорте… — Лицо его, как и в день знакомства, выражало ту же обманчивую приветливость. При своей внешней похожести, оба брата сильно разнились в одежде и манере поведения. — Очень приятно, — сказал один из них — в светлом костюме, в галстуке; он опирался на тонкую, с тяжелым набалдашником трость. Второй — в затрапезном плаще, в кепке — молча кивнул. Он выглядел более угрюмым, малоразговорчивым. Тем не менее Лымарь обратился именно к нему: — Вы живете в Курортном. С дочерью и зятем… — Он одной фразой пересказал содержание начатого в дороге разговора. — У вас машина. — «Жигули», 18 — 17. — Где она? — Лымарь взглядом пригласил Денисова к разговору. — Дал одному человеку, — Севаковский отвечал неохотно. — Съездить на пару дней в Симферополь. К приятелям. — Вы их видели? — Нет. Он и раньше брал машину. Все было в порядке. — Как его фамилия? — Рогов… Слава. — Где познакомились? — спросил Денисов. — Давно его знаете? Севаковский взглянул недружелюбно, ответил, однако, полно: — Здесь познакомился, в Курортном. В позапрошлом году. Они каждый год приезжают. С женой, с ребенком, с родителями жены. Люди видные… Живут у моего брата. — Он, не поднимая головы, кивнул на Севаковского-С-Тростью. — Часто давали ему машину? — Денисову требовалось свести вопросы в некую схему. — Несколько раз. Вообще-то они приезжали на своей. У них тоже «жигуль». — В этом году Рогов был здесь? — В мае. — С семьей? — Семья потом уехала. — Тоже брал машину? — Да. — Пенсионер забеспокоился. — Машина действительно цела? Или чтоб успокоить? — Цела. Он получил ее чистую? — Да. Только помыл. Где ее нашли? — На шоссе. Рядом с платной стоянкой. — Больше он ее не получит! — Севаковский-С-Тростью крутанул набалдашником. В их родне он, видимо, был за старшего, и машиной брата тоже распоряжался сам. Он повторил вслед за младшим: — Люди видные… — Уточнил: — У тестя кафедра в институте в Донецке. Металловедения или что-то в этом роде. Теща преподает русский язык иностранцам. Жена тоже преподаватель. — А сам? — Слава? Деятель от спорткомитета. Связи большие. Олимпийские шерстяные костюмы, «адидасы», спортинвентарь. Этого навалом. — Сам он — донецкий? — Нет. Мать живет с младшей сестрой в Старом Осколе. «Снова наше направление дороги… — подумал Денисов. -Донецк, теперь Старый Оскол. Знакомый поезд: Узловая -Старый Оскол — Валуйки…» — Там они и познакомились с Валей, с женой, она там была на практике… — Севаковский-С-Тростью спросил, в свою очередь: — Вы следователь? — Оперуполномоченный. — Что-нибудь он натворил? Денисов не ответил. — Значит, натворил!… — Что можно сказать о Рогове? — Волк-одиночка! — Севаковский усмехнулся. — Вроде со всеми, а близко никого не подпускает… Не смотри, что вроде и на должности, и при звании. И не сидел! А пасть порвет сразу! Он хотел добавить позабористее, но Лымарь как бы смехом перебил: — Он знает! В прошлом за самим был грешок! — Кто старое помянет… — Севаковский оперся на трость. Но Денисов уже и сам видел: братья были в прошлом уголовниками. — …Не хотел я часто встречаться с ним! Но и отказать, честно говоря, не решился. Погоды сухие стоят, дачи горят, как спички!… — Он повертел тростью. — Два лица! Со стороны если глядеть, мужчина красивый… Не то что наш замухрышка! Любит пожить, пофрантить. Я видел, сколько у него косметики. «Для бритья», «до бритья», «после бритья»!… Кремы, туалетная вода. Все импортное, дорогое. Примет ванну, надушится! Король! Этот, как его… Дионис! А жена мягкая, добрая. Не такой муж ей требовался. Болеет. Тихая такая самочка… Должно быть, фригидна… Денисов представил Севаковского-С-Тростью во время расцвета его уголовной деятельности — острым на язык, жестким, поверхностно начитанным! Подобием известных ростовских и одесских воров. Симпатии он не вызывал. — У вас есть телефон Рогова в Донецке? — Попробую найти. Он у меня дома. — Сразу позвоните… А как у него с тестем? Молчавший все это время Севаковский-младший сказал: — Тестю он первому голову оторвет… Но это потом. А пока нормально: машина, поездка, дача — все за счет тестя… Тесть — для него главное! Он и женился-то на нем, на его деньгах. На наследстве!… — Он замолчал, братья стоили друг друга. — Рогов не говорил… Он приехал в Планерское из Донецка? Из Москвы? — Об этом не говорили, — Севаковский-старший оперся о трость. Денисов прошел по кабинету, подошел к окну. Поселок спал. В отделении было тихо. Близко, за стеной дежурного, пищала рация. С дачи Роша не позвонили, хотя шум и беготня в саду не могли не потревожить художницу. Денисов снова вошел в разговор: — Что еще можно сказать о нем? — Быстро сходится с людьми. Только приедет — через день уже постоянный пропуск в Дом творчества. На корт, в библиотеку… Уже с писателями под ручку!… — Много читает? — Не видел, чтобы читал, а книги менял часто. — Севаковский-С-Тростью вернулся к тому, что успело в нем засесть прочно с начала разговора. — Значит, натворил! Ясно! Тесть — он за дачу заплатит, а на карман — шиш! А Славу без коньяка, без компании — без сотни в кармане, без девочек и представить трудно. При том, что всем должен! Тут-то «адидасы» да олимпийские костюмы, наверное, и пошли в ход… — Этого человека вы никогда с ним не видели? — Денисов достал снимок. Севаковский-старший долго вглядывался в посмертную фотографию Ланца. — Никогда. — Фамилия Волынцев ни о чем не говорит? — Нет. Впервые слышу. — Ширяева Наташа, переводчица? Веда? — Нет, нет. — Рогов не приходится родственником художнице Роша? — Сусанне Ильиничне? — Братья усмехнулись. — Ни в коем разе! Денисов снова вызвал Москву, дежурку: — Ответы на мои телеграммы пришли? Я давал поручение опросить людей, с которыми Волынцев общался в Коктебеле… Отвечал помощник, Сабодаша все не было на месте. — Несколько телеграмм. Их продублировали в Планерское. Еще с вечера. Не получал? Узнай на телеграфе! Денисов положил трубку, тут же его вызвали вторично. Создалось впечатление, что для девушки с междугородной его разговор с Москвой не остался тайной. — Тут телеграмма для вас. — Она даже не спросила его фамилию. — Примете по телефону? Это были ответы на запросы, переданные по телетайпу в Судак утром и накануне. — …«Хабаровск. Строева Маргарита Алексеевна находилась в Доме творчества «Коктебель» с 28 апреля по 24 мая…» Успеваете? «Знает Волынцева как соседа по столовой. Характеризует малоразговорчивым, замкнутым. Несколько раз видела в бухте Тихой с женщиной средних лет. Ее приметы…» Денисову почти не пришлось записывать: приметы женщины он знал достаточно хорошо, а установочные данные свидетелей шли от регистратора Дома творчества через него самого. — …«Зарипов Шукурбек сведениями о дружеских, интимных связях Волынцева не располагает…» Телеграмм было несколько. «Не располагает», «не установлен», «не помнит»… Одна из привычных фраз милицейского обихода обязательно присутствовала в каждом ответе; в одном — из Орши — все три встретились вместе. После звонков и переговоров в отделении снова стало тихо. Трещал сверчок. Дежурный читал милицейский журнал, свежие номера «Советской милиции» принесли днем, при Денисове. Сбор первых доказательств был закончен, и все дело было в том, чтобы их систематизировать. Однако ничто не подсказывало, как выстроить логический ряд, и не было трудной мысли, которая обычно предшествует озарению. — Машина не вернулась? — Денисов подошел к столу дежурного. — От Севаковских? Пока нет. Лымарь позвонил из дома: — «Волк-одиночка»! — Он охарактеризовал Рогова словечком, заимствованным у Севаковского-С-Тростью. — Что и говорить! Личность опасная. Но и Волынцев, Ланц этот, хорош!… В телефонную трубку проникли звуки настраивающегося симфонического оркестра. Знакомый по сотням радиопередач хорошо поставленный голос объявил состав исполнителей. — Это на линии, — предупредил Лымарь. — Волынцев ублажал Рогова, потому что через него надеялся попасть в компанию знаменитостей! Престижных творческих людей -Веды, Роша, их знакомых… Так? На стене стукнула минутная стрелка часов, днем Денисов не обратил внимание на металлический плоский квадрат с указателями из жестяных обрезков. — Пожалуй… — В рукописи на этот счет имелось прямое указание автора. — А Рогов — авантюрист. Он не упускал случая пустить пыль в глаза. — Лымарь попробовал развить мысль. — Потому и назвался племянником вдовы Роша… Чувствовалось, что Лымарь не знает рукописи Ланца. Он допускал одну неточность за другой. Сказал, в частности: — Ланц мог посвятить Рогова в свои проблемы. Вами еще не установлен мотив убийства… Алюминиевая стрелка на циферблате громыхнула снова, казалось, неиспользованные ночные минуты, уходя, не исчезают, а превращаются в металлолом. «Проблемы Ланца все известны… — подумал Денисов. -Они все до одной в его рукописи…» — Может, тебе поговорить с Роговым? — Лымарь все не до конца отдавал себе отчет в происшедшем. — Есть ли смысл… — Денисов не хотел его обижать. «Рогов наверняка запомнил мою фамилию. Вряд ли он разговорится в моем присутствии…» Существовало одно важное обстоятельство: в Москве, отвечая в то утро из дежурки по прямому проводу «пассажир — милиция», Денисов, как положено, назвал себя прежде, чем теперь уже знакомый, молодой, с одышкой голос произнес: «Все знает носильщик, жетон 46. Пусть скажет, куда он дел оружие…» Дожидаясь звонка от Севаковского-старшего, Денисов форменным образом маялся: вышел в дежурку — там было по-прежнему тихо, все проводившие ночь в поселковом отделении находились на своих местах. На улице неярко горели светильники. Фотографии на стенде «Их разыскивает милиция» выглядели едва различимыми. Денисов вспомнил. В туристической поездке по ФРГ, в Гамбурге вместе с Линой рассматривали они фото перед полицейским участком на Репербанштрассе — портреты разыскиваемых преступников были ярко освещены, под каждым была проставлена сумма вознаграждения за предоставление сведений — «50000 д. м.», «100000 д. м.». «Принципиально разные методы розыска…» Звонок, которого он с таким нетерпением ждал, раздался около трех утра. — Не спите? — звонил Севаковский-старший. — Я тоже. Отвык. Днем кое-как перемогаюсь да еще на рассвете прихватываю пару часов. А теперь еще неприятность с машиной… Вы скажите мне правду: цела? Не очень он ее? — Цела. — Денисова интересовало свое. — Телефон в Донецке нашли? — Вес перерыл. Записывайте. Это — тестя… — Он продиктовал фамилию, номер телефона. — А это — молодых… — Спасибо. Как зовут жену Рогова? — Валентина. Валентина Хрисанфовна… Только она не Рогова, а под девичьей фамилией матери. Там все сложно… В Донецке, несмотря на глухой ночной час, трубку подняли сразу: — Алло… — Голос показался Денисову тревожным, женщина не спала. — Валентина Хрисанфовна? Разбудил? Пожалуйста, извините. — Пожалуйста. Я болею. — Голос был детский, капризный. Похоже, она была рада звонку. — Весь день сплю… -В том, что жена Рогова не спросила: «Кто звонит?», «Кого вам?», а выполнила предписания этикета, был обнадеживающий знак. — Вам, наверное, Славу? Его, к сожалению, нет. — Он собирался в Москву… — Сейчас он в Старом Осколе. Давно? — Денисов прикинул даты. — Уже больше недели… — Я думал, в Москве. — Нет. Я сама брала ему билет в Старый Оскол. Туда и обратно. — Когда вы его ждете? — Завтра. А если успеет, то уже сегодня к вечеру. — Она говорила как человек, которому нечего скрывать. — Он там у родни. — Звонит? — Каждый день по нескольку раз… — Она не удержалась от маленькой похвальбы, — но он не знает, что я болею. — Не сказали? — Зачем? Он бы все бросил, прилетел! — Действительно, у вас простуженный голос. — Тут и другие нехорошие явления… — Денисов почувствовал, что проник в чужой хрупкий мир незнакомого человека, мир, которому, как он понимал, уже в ближайшие часы суждено расколоться. У Денисова не хватило духу намекнуть ей на это. — Нервы? — Вот именно. — Доктор вас наблюдает? — У мамы двоюродный брат известный невропатолог… Был соблазн поинтересоваться: «В Москве?», «Как его фамилия? Сазонов? Окунев? Не через вашего ли мужа Волынцев попал в Москву к Сазоновым на квартиру?» — И что медицина? — «Поменьше волноваться. Нервные клетки не восстанавливаются…» — Поправляйтесь, — прощаясь, пожелал Денисов. Приняла ли она его за другого? Выражало ли нежелание узнать, с кем она разговаривает, небрежение к кругу знакомых мужа и некий обидный снобизм? «Все было жестко рассчитано Роговым! Вплоть до алиби…» Денисов с минуту сидел молча. «Железнодорожные билеты куплены до Старого Оскола и обратно… Спустя какое-то время можно будет доказать, что в дни убийства Волынцева и вдовы Роша Рогов находился за тысячи километров от обоих мест преступлений — от Москвы и от Коктебеля — у родственников, в Старом Осколе…» В специальной литературе, распространявшейся по списку, и полухудожественной — вся начала века — «Дело об убийстве Марии Лесковой», «Дело об убийстве г. Фон-Зона в Спасском переулке», «Процесс семьи Шарбан», «Дело Тарновской», «Убийство в Гусевом переулке», которую Денисову пришлось прочитать за последние годы, психология убийц рассматривалась разно: надо быть криминологом, чтобы сделать четкие выводы. «Жить — значит наслаждаться…» — признавалось большинство совершивших корыстные убийства — от банальных до самых изощренных. Но «волки-одиночки» были опасны особенно. Денисов запомнил одного из них. Тим Тоде, общительный сельский парень, младший в семье и общий любимец, в течение часа из-за наследства хладнокровно умертвил своих — отца, мать, сестру, четырех старших братьев и служанку, — одного за другим под разными предлогами выманивая из избы во двор. Соседям он объявил, что на дом налетела банда, и он один остался в живых, спрятавшись в погребе. «Неутолимая жажда удовольствия… Нет жалости, одна озлобленность…» На общей могиле погибших по выбору Тоде была сделана надпись: «Человек, будь всегда готов предстать перед Всевышним!…» Еще Денисов подумал о Рогове: «Первое ли это его преступление?» Дежурный все еще сидел с журналом. — Новая повесть. — Он смутился от того, что, войдя в дежурку, московский оперуполномоченный снова застал его за чтением. — Невозможно оторваться… Денисов заглянул в кабинет участкового. Рогов спал в той же неудобной позе, откинувшись широкой спиной к стене. Выражение его рыхлого лица было усталым, снисходительно-вялым и недобрым даже во сне. «Расслабь он мышцы, и на лице появится высокомерная подловатая усмешка…» — подумал Денисов. Сержант за столом играл карандашами, взад и вперед перегоняя по столешнице. — Да! Еще телеграмма из Москвы! — вспомнил дежурный. -Вы как раз выходили… Я записал. Вот! — Он спрятал журнал в стол, достал телеграмму. — …«Сутыгин Арсентий Иванович, — читал вслух Денисов, — находился в Доме творчества «Коктебель» вместе с Волынцевым Александром Андреевичем… Волынцев держал себя замкнуто, дружеских связей ни с кем не поддерживал…» Так!… — В телеграмме дальше стояло: «Незадолго до отъезда из Планерского Волынцев познакомился с молодым мужчиной по имени Слава. Установочными данными на Славу не располагает. Приметы…» Сутыгин давал удивительно точное описание Рогова: «Лицо красивое, но обрюзгшее, манеры мягкие, но сразу видно, что мягкость нарочитая, маска…» Денисов спрятал телеграмму: «Первый раз Рогов и Волынцев встретились в документе уголовного дела. Не в эссе и не в моих предположениях!» Он поблагодарил дежурного: — А теперь еще раз закажите Москву. Вокзал. Отдел внутренних дел. — Слушаю… — Трубку в Москве снова взял помощник. — Попробуй меня соединить… — Денисов продиктовал номер телефона. — Сутыгин Арсентий Иванович… — Сейчас? — Ну! — Попробую… Щелчком тумблера он словно поверг Денисова в пустоту. Звуки исчезли. Медленно-однообразно поползли секунды. Мысленно Денисов увидел освещенный этаж знакомого милицейского здания. Пустой перрон впереди. «Ушла последняя электричка и три последних ночных поезда… Тамбовский скорее всего подавали на тот же путь, как и шесть дней назад, в ту ночь, когда погиб Волынцев…» Черная громада элеватора с разбежавшимися по фасаду паутинами лестниц заслоняла вокзал… — Даю! — ворвался голос помощника дежурного в Москве. -Сутыгин у телефона! Говорите. — Я из Крыма! — крикнул Денисов. — Из Коктебеля, где вы весной отдыхали. Оперуполномоченный Денисов… — Меня уже допрашивали… — Голос Сутыгина оказался хриплый, будто ему сдавили горло. — Я знаю: Александр погиб. Все записали… — Товарищ, который к вам приезжал, был плохо знаком с деталями. Ему дали список вопросов… — Слышимость была отличной. — Очень серьезное дело! — Спрашивайте!… Денисов знал: если действительно нужно, люди сразу это чувствуют. — …Вообще-то нам не пришлось общаться… — прохрипел Сутыгин. — Перекинулись еще в первый день двумя-тремя словами и все поняли друг про друга. Судьба-то одна: работаем! В свободное время, в отпусках — пишем! — Кто вы по профессии? — Рыбак! И еще литератор! — Что вы можете сказать о своем соседе? — Держался особняком. Замкнуто. Компаний не водил… -Сутыгин задохнулся. — Давал вам что-нибудь читать? — Из своего? Несколько эссе. Что-то вроде «Признания в любви Прекрасной даме». Мучился, стеснялся… Оказалось, судьбы наши схожи: неналаженный быт… — Кто его дама? Назвал? — Он мне показал ее на теннисном корте. Она была с компанией… И потом я ее встречал. Хорошо одевается. В очках… — Он к вам проникся, — признал Денисов. — Мы бы, безусловно, сошлись ближе, к тому все и шло! Но тут ко мне приехали… — Сутыгин как-то особенно шумно закашлялся. — А Саша неожиданно подружился с одним из отдыхавших. Я упомянул его в протоколе допросов. Со Славой! — Что он собой представляет? — Весьма скользкий. Живет где-то на юге. Я, между прочим, как-то предупредил, чтобы Саша с ним поаккуратнее… — Что-то произошло? — Мы оба ушли, Слава один остался в комнате. Неожиданно мне пришлось вернуться — забыл полотенце. Я видел, как Слава рылся в рукописи. Что мог он там искать? — Еще минуту, — попросил Денисов. — Пожалуйста. Как там погода, в Коктебеле? Купаются? — Да, но сейчас, похоже, погода сильно испортилась… Эссе Ланца… Простите, Волынцева. «Признания Прекрасной даме»… Как они в смысле объема? — Страниц пятьдесят — шестьдесят… «У нас, выходит, меньше половины!…» — По-вашему, Волынцев и Слава раньше знали друг друга? — Думаю, нет. Я понял, что Слава входил в ту же компанию писателей, что и она… «Думаю, да», «думаю, нет»… — Денисову показалось, что он исчерпал запас точных сведений. — Надо заканчивать». Он спросил еще: — Может, вы знаете и других их общих знакомых? — Одну, пожалуй! Я забыл об этом, когда допрашивали… -Сутыгин надсадно закашлялся. — Старуха, известная художница! Она живет в Коктебеле… — Роша? — Фамилии не помню. Дача недалеко от спасательной станции… «Роша», — подумал Денисов. — Саша говорил мне, что он собирается посетить ее вместе со своим новым знакомым… Концу разговора мешали посторонние включения — это на коммутаторе оперативной связи в Москве, через который шел разговор, кто-то несколько раз нетерпеливо снимал трубку. — Алло! — Едва Сутыгин простился, крикнул Сабодаш: -Ты искал меня? Живой? В отличие от других дежурных, Антон никогда не спал ночью и к утру только лучше себя от этого чувствовал. — Да. Работы много? — Полно. Я только что вернулся с линии. У тебя там какой час? — Как и в Москве. — Понятно. Ты чего-то хотел? — Срочное дело… Найди ключ от кабинета, в котором занимается Королевский. Он в Харькове. Ключ где-то в дежурке. — Знаю. — В шкафу висит костюм, который был на погибшем. В целлофане. — Так. — Новый, синего цвета. — «Вест-Берлин». Карманы зашиты. — Все, кроме заднего. Вызови из дома эксперта… — Денисов почувствовал, что Антон приуныл на том конце провода. -У него в сейфе пистолет «пума», из которого произведен выстрел… Пока машина ходит за экспертом, позвони Кравцову, он приедет на своей. Надо провести следственный эксперимент. Входит ли «пума» в задний незашитый карман брюк. Понимаешь? — Значит, все-таки убийство? Ты разгадал! — За всю их совместную службу Сабодаш в нем ни разу не усомнился. — Думаю, да. И еще! Антон! — Все, что скажешь! — Поставь пленку. Ту, что мы утром тогда записали… — «…Все знает носильщик. Жетон 46»? — Да! Хочу еще раз услышать… Последним в серии звонков был вызов из Харькова. Звонил Королевский: — Что это у нас сегодня? Коллективная бессонница? Звоню в дежурку в Москву — говорят, ты задержал убийцу… Денисов подробно ввел его в курс дела. — То есть пока только цепь умозаключений… — Королевский был слегка разочарован. — Думаю, к утру все будет определеннее… Что в Харькове? — Пока ничего особенного. — Было слышно, как Королевский щелкнул зажигалкой. — К осмотру квартиры Волынцева приступили поздно. Сделали перерыв на ночь. Утром опять поедем. — Какое впечатление? Следователь подумал. — Жил в однокомнатной квартире. Один. Не женат… В ванной тем не менее женский халат, в прихожей — босоножки. Тридцать седьмой размер… Материально обеспечен. Предметов роскоши не видно. По крайней мере, на глазах. Гарнитур. Картина… — Автор — Роша? — Армянская фамилия. Барсегян? Еще диктофон. — Записные книжки, кассеты? — Все есть. Адреса, телефоны. Попробую разобраться, в чем загвоздка… Не знаю, передали ли тебе! Ведь в тот день, когда Волынцева первый раз заметили у нас на вокзале, он утром прилетел в Харьков! Из Тувы! — В тот день? — Это было новостью. — Да! Прилетел, бросил вещи… — Королевский чуточку театрализовал: скорее всего был не один, с харьковскими коллегами. — И сразу улетел в Москву! Рюкзак лежит посреди комнаты! — Раскрытый? — Да. Такие вот несуразности… — Он был доволен произведенным эффектом. — На всякий случай запиши телефоны, можно звонить. — В гостиницу? — И на квартиру Волынцева тоже. Вот телефон его соседей, они мои понятые… Все? — Посмотри: пишущая машинка, рукописи могли уместиться в рюкзаке? — Могли, я смотрел. — Он их взял, по всей видимости! — Но что за спешка? Тува — Харьков — Москва… Примчаться, чтобы погибнуть! По неосвещенным аллеям Дома творчества гудел ветер. Погода испортилась. Денисов услышал море, оно било глухими ударами неподалеку, за белевшими между деревьями домами. Казалось, в гигантской русской бане плещет на огромную раскаленную каменку волна и с грозным шипением мгновенно испаряется. В одном из писательских корпусов окно было освещено. Когда Денисов проходил, оттуда доносился негромкий треск пишущей машинки. «ТИХО!» — предупреждало различимое лишь вблизи объявление на перекрестке. — «РАБОТАЮТ ПИСАТЕЛИ!» Напротив было начертано черной краской: «ВЕРНАЯ РУКА — ДРУГ ИНДЕЙЦЕВ. Начало в 20 часов». «Верная рука…» — Денисов поймал себя на том, что, и отойдя на порядочное расстояние, продолжает повторять: «Верная рука», «Кожаный чулок», «Отчий дом»… Придя к себе, он заварил чай, снова разворошил рукопись: Итог этой темы, отмеченной еще литературным консультантом Союза писателей, восходил к мысли, выраженной в эпиграфе: «…Тут лежит перо Жар-птицы, но для счастья своего не бери себе его…» Не это, безусловно, интересовало Рогова, когда ему наконец удалось в отсутствие хозяев номера заглянуть в рукопись Волынцева. И не это: Денисов привычно перевернул несколько страниц: Денисов нашел то, что искал: Денисов завернул рукопись, бросил в сумку электрокипятильник, туалетные принадлежности — нехитрый свой скарб. Он знал: у него не будет времени вернуться сюда. С особой тщательностью оглядел номер, вышел, запер за собой дверь. Это было как бы продолжением игры: «Тот, кто въедет утром, не должен догадаться, что до него тут жил оперативный уполномоченный розыска…» В аллеях густо лежала темнота. Одно из окон писательского корпуса все еще было освещено. Стрекот машинки доносился глухо, неразборчиво. У ворот Дома творчества никто не сидел. Денисов вышел на центральную улицу, сероватые тени скрывали поселок. Денисову стало спокойнее. Он знал, почему неверна версия начальника коктебельской милиции в том виде, как Лымарь ее сформулировал: «Волынцев мог посвятить Рогова в свои проблемы…» «Он спутал, Лымарь! Проблемы Ланца хорошо известны. Все. До одной! Из его рукописи!… Именно они привели его ночью в мае к даче…» Электроника слабо пискнула. В Москве начинало светать, в Планерском рассвет еще и не предвиделся. «…Он выслеживал счастливого соперника, который готовил убийство вдовы Роша! И теперь нас не может не тревожить вопрос: будут ли учтены показания убитого, записанные им в дневники, где герои надежно упрятаны под псевдонимами?» Все вставало на свои места: «Рогов назвался племянником вдовы, чтобы объяснить ночное вторжение на чужую дачу… Он и не предполагал, что вдова Роша, ее племянница, Наташа, Волынцев, а теперь и он, Рогов, после этого навсегда окажутся связаны На шоссе было по-прежнему тихо, только у автобусной станции негромко играла гитара. Туристы пели, сгрудившись у рюкзаков. «Мать моя, — донеслось до Денисова. — Давай рыдать, давай думать и гадать, куда, куда меня пошлют…» «…И в случае любого ущерба, нанесенного вдове Роша, в этом самом порядке и будут внесены в первый же протокол допроса Волынцева! «Никогда!» — понял Рогов, прочитав приведенное в эссе Ланца описание, пока жив Волынцев, ему уже не завладеть, не подвергая себя огромному риску, Денисов прошел рядом с туристами. Песня оборвалась: его спросили, который час, он машинально ответил. «Рогову пришлось выбирать: либо отказаться от преступления, либо решиться на двойное убийство. И решать быстро — осенью, когда Роша получала оставшиеся деньги, Ширяева и Волынцев снова собирались в Коктебель…» — Спасибо, — донеслось с рюкзаков. — Пожалуйста. «У волков-одиночек не остается потерпевших. Свидетелей в живых они, как правило, тоже не оставляют. Поэтому он избавился от Волынцева… Это разгадка. Но первое ли это дело Рогова? Слишком тщательно и безжалостно оно готовилось…» Денисов не раз приходил к выводу о благодатной роли задач, кажущихся неразрешимыми: «К сожалению, только, гордиев узел часто легче рассечь, чем обнаружить…» — Слушаю. — Лымарь снял трубку подозрительно быстро. Видимо, собрался в отделение. — Не мог уснуть. Звонил -тебя не было. Ты уходил? — К себе. Собрал вещи. — Думаешь, уедешь? — Наверное. Сюда прилетит следователь. Королевский. — Ты что-то хотел? — Надо послать сержанта в поселок. — К Роша? — К Веде. Хорошо, если она с мужем сходит к художнице. — Я съезжу сам. Все? — Да. Денисов положил рукопись на стол. Она была все еще раскрыта на знаменательном месте: Частыми громкими звонками оповестила о себе междугородная. Денисов снял трубку. — Донецк вызывает… — На линии была все та же телефонистка. — Говорите. — Денисов, слушаю. — Доброе утро!… — Донецкий розыскник не стал тратить времени, взял быка за рога. — Как его фамилия, которым интересуешься? Рогов? Дежурный правильно записал? — Да. Рогов Вячеслав… — Николаевич… Я проверил. Прописан, работает… Ничего за ним нет. Денисов надеялся, что задержанный как-то известен Донецкому уголовному розыску. — И на слуху? — И на слуху тоже. В связи с чем ты интересуешься? — Думаю, он одиночка, чистодел. Не оставляет следов… Розыскник внимательно слушал. — …Здесь продана дача. Деньги большие. Часть заплатили в мае, часть позавчера. Оба раза делал попытки… Если что, его бы сто лет искали! Машину оставлял у стоянки, но так, чтобы избежать регистрации. — У него машина? — Донецкий розыскник заинтересовался: у них, видимо, было что-то связанное с машиной. — «Жигуль». — А кто на даче? — Хозяйка. Ей за восемьдесят. — Одна? — Да. — Это меняет дело. Шулятников!… — крикнул он кому-то. Денисов слышал, как донецкие оперативники коротко перебросились несколькими фразами. — Здравствуйте. Внешность Рогова можете описать? — спросил Шулятников. Он держался официально. — Высокий, молодой… — Еще! — В очках, рыхлый. Я разговаривал сейчас с его женой. Он обеспечил себе алиби: на всякий случай приобрел билеты в Старый Оскол. Собеседник на линии уточнил: — Вы из Планерского? Старший опер? — Москва. Транспортная милиция. — В отпуске? Денисов не мог бы сказать, кто из оперативников его спросил. Первый? Второй? — Командировка. У нас убийство на Павелецком вокзале. Меньше недели назад. Я подозреваю Рогова. — А доказательства? Санкцию на арест получите? — Пока не знаю. Доказательства все больше косвенные. Абоненты в Донецке тихо посовещались. Наконец один спросил осторожно: — Как он? Книжки читает? — С этим благополучно… Первым делом незаконно выхлопотал пропуск на территорию Дома творчества! На корт и в писательскую библиотеку… — Стоп! Я пошел звонить начальнику розыска. — Интересует? — спросил Денисов. — У нас нераскрытое убийство. От ноября прошлого года. Потерпевшая — Смааль Валерия Иосифовна. Тоже одинокая, пожилая. Преступник молодой. Приехал на машине. Всех перебрали — знакомых, родственников… — Так… — Теперь книголюбами занялись. Ты сказал — сразу по приезде в библиотеку записался. А наша Смааль работала в библиотеке на общественных началах. Сначала проверим, нет ли на Рогова читательского формуляра… — Долгое дело? — Зачем? |
|
|