"Из хроники кладбища «Шмерли»" - читать интересную книгу автора (Словин Леонид)6На кладбище снова было влажно и знойно, как и третьего дня, когда он в первый раз сюда приезжал. Трава под деревьями еще блестела, как и в его первый приезд, совсем недавно прошел небольшой дождь. Но солнце жгло самыми тяжелыми предвечерними лучами. Молельня была закрыта. Два знакомых уже Денисову служителя культа — бородатые, в мятых костюмах и картузах — разговаривали о чем-то самим им давно известном. Узнали ли они его тоже? Он подошел: — А где…? — Денисов кивнул на молельню. — Вам надо помолиться на могиле? — Мне нужен он сам. — Скоро придет… Минут через десять… — Евреи показали куда-то вглубь кладбища. Денисов прошел в аллею. Какая-то незнакомая пара потянулась за ним. Мужчина спросил, извиняясь: — Не знаете, где тут Денисов ничего об этом не слышал. Под деревьями было много людей. Прошли навстречу могильщики — он узнал их острые, даже на вид, заточенные до металлического блеска узкие лопаты, служебную спецодежду; один из рабочих нес на плече веревку — зловещую принадлежность ремесла. На соседней аллее пропыхтел похожий на жука маленький, окрашенный в оранжевое колесный трактор. Денисов показалось, что он заблудился. На квадратном участке впереди шли захоронения военных — он узнал поднимавшиеся над цветниками бюсты старших офицеров. Прошедший дождь оставил следы. Головы военных казались вспотевшими. Их было много — разной высоты, словно на большом военном совете. Кое-где на памятниках виднелись эмблемы с изображением чаш и обвивавших их змей. Здесь располагались могилы военных медиков. Дальше, судя по надписям на цоколях, похоронены были профессора военных музыкальных училищ. Рядом с мраморной женской головкой были выбиты строки: «Не дожила. Не долетела. Не долюбила. Не смогла. Как много в жизни ты хотела. Как мало жизнь тебе дала». На другом памятнике, чуть подальше, он прочитал: «Кандидат биологических наук…» — Родственники, да и сам покойный при жизни, видимо, придавали большое значение этому обстоятельству. Денисов повернул назад, к молельне. Раввин скоро появился — с клочковатой бородкой, с водянистыми, желтоватыми глазами, со стариковской слезой. Ему было за семьдесят. Он долго не мог сообразить, что хочет от него Денисов. — Кто давал деньги? — переспросил он. — Если это старая женщина, — то дети или внуки… Бывает, что человек работает и дает профсоюзная организация… — Нет. Когда отпевают… Вы записываете их имена и потом перечисляете… Я сам это слышал. Где эти записи? — А-а… — раввин смягчился. — Я понимаю… — Он с сожалением взглянул на Денисова. — Мы их тут же рвем. Богу не надо наших справок. Он что-то объяснил подошедшим евреям в картузах — они покачали головами. — Нет… Это все сразу выбрасывается… «Номер не прошел», — подумал Денисов. От ворот кладбища из телефона-автомата он позвонил в отдел, трубку поднял Антон. — Денис! Тут уже есть для тебя… Звонил парень из еврейского кафе. Имена! Не выговоришь… Денисов достал блокнот. — Записываю. — Коган Злата. Сестра Влады Вайнтрауб. Ее муж — Коган Зелиг. Еще Коган Пера — родственница… Разбираешь? — Давай по буквам… Антон принялся передавать библейские имена греческо-славянскими: — Захар, Леонид, Александра, Тимофей… По Москве не значатся. Мы проверили. — Закажи Ригу. Республиканское адресное бюро… — А отчества, Денис? Места рождений? — Отчеств нет. Все из Латвии, все рождения начала века. — Помощник сейчас займется… И еще! Серегу Пластова знаешь? Из отдела охраны метро… Он сегодня на Комсомольской площади. Просил срочно подъехать. Что-то интересное. Еще звонил зам по оперработе из Видного… Валентин. — Все? Я еду на вокзал. — Все. Он спустился в метро, прошел вдоль платформы. Пассажиров было немного. «Видимо, так и есть: убитые были знакомы — больные, старые люди… В обоих случаях насильственная смерть словно лишь опередила естественную». Один из вагонов пришел неосвещенным, Денисов направился к нему, в нем было меньше людей. «Странные эти имена… — Было совершенно бессмысленно проверять их по адресному. Старика Нейбургера зовут Михаил Львович, а по паспортному листку он Мойше-Герш Лейбович… Злата может быть записана как Златислава… На остановках в вагон ненадолго проникал свет подземных станций, затем снова темнело. Ехали словно сквозь ночи. За стенкой идущего впереди вагона люди читали, разговаривали, не подозревая, что за ними наблюдают из темноты. «В чьем уголке памяти сохранились они — Злата, Зелиг, — чтобы попасть к Богоразу?» Вагон качало. Людей в освещенном вагоне кидало из стороны в сторону. Он не заметил, как прибыл. У эскалатора, вверху, увидел знакомого милиционера. Поздоровался. — Пластова нет? — Серега сегодня на Комсомольской. Рейд… Антон, увидев Денисова, развел руками: — Ничего нет. Ни по Москве, ни по Риге. Точнее, Коганов очень много. Может, сотни… Имена не подходят. Поговорить не пришлось. Все эти дни, в связи Денисов подошел к пульту, достал телефонный справочник. «Трансформировать древние имена. Проверить по списку личных имен РСФСР, иначе я никогда не найду этих людей… — Он вдруг понял. — Мне нужен консультант, специалист по именам!» Он начал с паспортного отдела и Академии МВД, оттуда неожиданно попал в восточное отделение издательства «Наука». Везде он оставлял телефон дежурной части. Издательство переадресовало его в Академию наук, в редакцию… — …Нам требуется специалист по личным именам… Да. По еврейским… Он звонил долго, не оставляя ни единого шанса тем, кто хотел дозвониться в дежурную часть. Одни номера были заняты, по другим никто не брал трубку. Цепь телефонных звонков закончилась неожиданно. — Денис, начальник ищет, — перекрывая шум голосов и телевизора, врубился вдруг помощник. — Слушаю, — Денисов моментально нажал тумблер, соединявший пункт дежурного с начальником отдела. — До вас не дозвониться, — недовольно сказал Бахметьев. -Звонят из Академии. Там у них подполковник Резниченко. Запиши телефон… Специалист по антропонимике. Когда освободишься, позвони мне… — Бахметьев неожиданно расщедрился: — Можешь взять машину. Только не держи… — Мое уголовное дело связано с еврейскими личными именами… — сказал Денисов. — Речь идет о людях, родившихся до революции… Резниченко кивнул. Держал он себя просто, выглядел тоже непритязательно, у него был набухший — чугунком — лоб и мелко завитые кудри на висках. — В свое время я работал с профессором Торпусманом Яковом Наумовичем, — говорил подполковник Резниченко быстрой ивановской скороговоркой, — он считался корифеем этого дела. Конечно, он был бы более полезен. — А профессор этот? Торпусман? Мы сможем его найти? — Дело в том, что его нет. — Умер? — Уехал. Денисову пришлось объясняться с преподавателем-милиционером. — У людей по нескольку имен… По адресному никого невозможно установить. Резниченко кивнул: — Это так называемые народные имена. Народные восходят обычно к одному — священному, из Библии. Между прочим, — он улыбнулся, — вы затронули тему моей научной работы «Основные и вспомогательные учеты. Уголовная регистрация». Чисто наша — милицейская — тема… Денисов не выдал иронии. Милиционеры-преподаватели находились на службе три-четыре часа и не каждый день, читали лекции или вели семинары и уезжали. Получали большую зарплату. Не рисковали. Спокойно спали. Проводили праздники дома и прибавляли на погонах звезду за звездой. А на улицах, не зная, — У евреев не было святцев, — продолжил Резниченко, -какие были у православных. Единого образца, в котором были бы записаны все имена и которыми мог бы пользоваться любой — даже очень неграмотный писец или раввин, — он словно читал лекцию. — А раз не было единого образца, каждый писал имя, как оно ему слышалось… Где-то в глубине школы прозвенел звонок, преподаватель даже не заметил его. — Дело в том, что наши имена отнюдь не случайны. Они связаны с чаяниями предков… Родители видели в детях не только продолжателей рода, но и самих себя. Понимаете? Некоторые были не прочь восславить свой род. Другие верили, что имя влияет на судьбу потомка. У древних греков имена прославляли рыцарские качества — мужество, храбрость. Германцы часто называют детей именами животных: кабан, волк, медведь… — Мне надо установить по адресному бюро трех человек… -напомнил Денисов. — Я подозреваю, что у них в паспортах совершенно другие имена… — Покажите. Денисов достал блокнот. — Зе-лиг… — прочитал он по слогам. — Это народное имя — куиним. Основное должно звучать как Иуда… — Зелиг — Иуда? — Возможны варианты: Иегуда, Игуда. К трем этим священным именам с полсотни народных — в том числе и Зелиг, и Зеликин, и Зелик, и даже Лев, Лейб, Леонард… — Минуту… — Денисов записывал. — К имени Авраам существует около пятидесяти народных имен. А если учесть, что каждый малосведущий раввин или писец писал одно и то же имя по-разному, можно представить, какая существовала путаница, скажем, при призыве в армию… — Лейб, Леонард… — записал Денисов. — Арье. Еще Гудл, Гушма, Гуцка… Лава… Прибавьте к этому запрещение брать христианские имена, распространенность унизительных кличек… — Лава… — В одиннадцатом году был издан сборник для согласования разновидностей имен — библейских, национальных, заимствованных и всех других, употреблявшихся в России. Дело в том, что еврейские традиции разрешают свободный выбор… — Теперь Пера… — Задача Денисова как розыскника была узко деловой. — Женское имя, — тотчас ответил Резниченко. — Проверьте по адресному на Перл, Пера, а также Ципойро — «птица». -Ему позвонили. — Извините… Денисов исподволь оглядел кабинет. В преподавательской было несколько столов и один сейф на всех. «А зачем им больше», — подумал Денисов, вспомнив свой -забитый розыскным хозяйством. — Злата? — Тотчас спросил он, как только Резниченко освободился. — Это славянский вариант имени Голда. Проверьте оба варианта. — Фамилия… — Фамилии у евреев самые разные. Многие даже носят фамилии своих гонителей. Пройдите как-нибудь по кладбищу. Тут и Розенберг, и Петлюра, и какой-нибудь Хаим Гитлер и Давид Хмельницкий… — Коган… — закончил Денисов. — Это одна из самых распространенных фамилий. Я советую вам обратить внимание еще и на Каган, Коген, Коэн, Хойна… Большая работа… — Спасибо… Денисов решил не звонить на вокзал из преподавательской, спустился к дежурному по школе. — Я позвоню? Мне нужно послать ориентировку… — Давай… — Дежурные были такие же сотрудники, как он сам. — Бумага есть? — Найду. Телеграмма в Ригу получилась длиннющей: — В связи с обнаружением трупа убитой неизвестной пожилой женщины… Приметы… Прошу срочно проверить местонахождение родившихся в дореволюционной Латвии Коган — Каган — Коген — Коэн — Хойна Перы, она же Перл, она же Ципойро; Зелига, он же Иуда, Иегуда, Зеликин, Лев, Леонард… — Денисов назвал еще с дюжину имен. — Златы, она же Голда… Антон не успевал записывать по буквам: — …Леонид, Дмитрий, Алексей — Голда! — Все! Подпиши у Бахметьева, Антон, и срочно отправь. — Звонил снова Пластов, — напомнил Сабодаш. — Он у Трех вокзалов. Спрашивал, не изменился ли у тебя позывной, почему не отвечаешь… — Я только еще еду к нему. — Так я и сказал. Он там, на Плешке. Или у выхода на Ленинградский. Найдешь… Площадка над переходом у Ленинградского вокзала, именуемая Плешкой, считалась всегда злачным местом, точкой тусовки заезжих уголовников, проституток. В разношерстной толпе сновали ребята из шестьдесят девятого отделения: Плешка была их крест — верный, постоянный источник опасности. Преступления, которые начинались на площади, кончались в окрестных переулках, под платформами, на чердаках… На парапете у перехода сидели люди. Денисов поспешил присоединиться — на сидевших смотрели меньше, зато они имели возможность наблюдать вокруг. Мужчина средних лет рядом с Денисовым, по виду приезжий, подыскивал женщину, махал рукой — и все не по адресу. На асфальте сбоку стояла его картонная коробка с китайским термосом и надписями: английской «FLYING CRANE» и русской «Летающий журавль». Английское слово было хорошо знакомо Денисову, оно было выбито на его медном брелке для ключей: «FLYING SQUAD» — группа Скотленд-Ярда, первой летящая на вызов. По привычке Денисов посматривал на соседа и на его вещи. «Наверное, все-таки «летящий», а не «летающий», — подумал он по поводу перевода. — Все журавли летающие… Мужчина крутил головой, улыбался проходившим красоткам. «Журавль этот сегодня от него и впрямь улетит…» — подумал Денисов. — Двести первый!… — Неожиданно громко раздалось у него под курткой. Друг его — милиционер отдела охраны метро Серега Пластов нервничал, не получая известий. — Двести первый! Как слышите? Сосед, не поняв источник звука, завертел головой. Денисов выключил рацию, поднялся, сквозь толпу прошел ближе к Ленинградскому. Он бывал здесь редко, его не знали, хотя невидимая печать, лежавшая на каждом сотруднике розыска, была ясна всем, кто понимал. Молодая хорошенькая проститутка, не разобравшись, повернула к нему красивое, грубоватое лицо: — Поедем, что ли? — Но тут же, угадав, кто он, свернула в толпу. Несколько борцовского вида, но уже достаточно отяжелевших сутенеров, не чуждых, видимо, и рэкета, не подавая вида, тоже вели за ним наблюдение. Не останавливаясь, он пошел дальше. За углом, у Ленинградского вокзала, снова включил рацию: — Я — двести первый. Слышу хорошо. — Зайдите в вестибюль метро. — Вас понял. Иду. Это действительно был Пластов. Он стоял у эскалатора вместе с двумя слушателями Высшей школы, прикрепленными на время визита Рональда Рейгана. — Привет, Денис. Дело есть, — Серега протянул огромную ручищу, небрежно кивнул слушателям. — Я сейчас. Они отошли в сторону. — Здесь почище будет… — Серега огляделся. Поток пассажиров относило в другую сторону, пол был тщательно вымыт. Серега был ревностный адепт чистоты и разговор начал с парилки: — В эту пятницу тебя, понятно, не ждать… — Раз в неделю они встречались в расторгуевской бане. Величественный, голый Серега — в войлочной шляпе, с веником, в рукавицах ходил в заправилах, он приносил с собой мяту, эвкалипт, практически был недосягаем для общения. — Про пятницу рано пока говорить… Как пойдет дело! -пожал плечами Денисов. — Тебя надолго сюда перебросили? — До конца недели. Такая история! — Серега приступил к делу. — Я ведь видел эту старушку… — Потерпевшую? — Поздно вечером. В бывшем первом зале. Где был выход на площадь… Единственный уцелевший от старого здания во время реконструкции, зал этот считался воинским, был самым тихим, с лепными потолками; в торце его был ночной буфет и выход на черную лестницу. Сейчас зал был короткий, простой, как мышеловка. Вокзальные воры предпочитали в нем не задерживаться. — …Я два раза проходил, а она все сидела. Тихо, как мышка. — Вещи у нее были? — Сумка — чтоб через плечо. С ремешком. И другая -совсем маленькая, черная. — Ты говорил кому-нибудь? — Я же с выходного! Как прочитал ориентировку — сразу ее узнал. И вот — жду тебя! — Выходит, она не то что только приехала — и сразу в комнату матери и ребенка! — Не-ет! — Серега замахал рукой. — Ты слушай! В конце концов я спросил: «Вы приехали или уезжаете?» — «Приехала», — говорит. — «Вас, наверное, не встретили…» — «Не волнуйтесь, я посижу немного и тоже пойду спать…» «Она знала, что будет ночевать в комнате матери и ребенка!…» Они помолчали. Серега спросил: — Правда, что за задержание Гринчука начальник управления обещал два оклада? — Может быть. — Это было меньше той суммы, которую Денисов видел в объявлении у полицейского участка на Репербанштрассе в Гамбурге, будучи там с туристской группой: миллион немецких марок собрали директора фирмы за розыск убийц их коллеги. — Стоит отличиться… Серега покачал головой: — Не для того он убегал, чтобы снова идти к вокзалу. Они поговорили о пустяках, Денисова не оставляла мысль: «Погибшая кого-то ждала… Может вообще была не одна!» Пластова вызвали по рации. — Я сейчас… Дежурка отдела охраны находилась рядом — в надземном вестибюле, с внешней стороны. Он пошел быстро, Денисов не спеша двинулся за ним. «Выходит, погибшая знала, что будет ночевать в изоляторе… Возможно, уже ночевала раньше… И дежурной медсестре тоже показалось, что она ее видела…» Шли люди. Он привычно отделял их в безликой толпе. С двумя покрышками в руках, едва не коснувшись его, быстро шел приезжий туркмен, следом, держа детишек, в закрытом, до пят бархатном платье семенила его жена. Было еще не поздно, площадь только готовилась к вечерней своей жизни. Денисов ждал долго. Наконец из дежурки показался Пластов, в руке он держал бумагу. — Знаешь, зачем меня вызывали? Из-за тебя. Ты сказал, что едешь ко мне? — Антон знает. — Держи. Это тебе. Я переписал. Денисов тут же развернул бумагу, заполненную крупным Серегиным почерком. Это был страшно перевранный ответ на телекс, переданный с Павелецкого в Ригу и продиктованный по телефону дежурному в отдел охраны метро: «…Рижским уголовным розыском разыскивается ушедшая из дома и не вернувшаяся Хойна Голда (Злата) Вольфовна, рождения 1909 года. По приметам схожа с неизвестной, убитой на вокзале в комнате матери и ребенка. Муж Коэн Игуда Шлоймович направлен нами на опознание поездом 2 Рига — Москва, вагон 8. Обеспечьте встречу. Для оперативного использования сообщаю: в ночь убийства муж разыскиваемой в гор. Риге отсутствовал…» — Думаешь, это она? — Пока Денисов читал, Серега пристально следил за выражением его лица. Наконец Денисов свернул бумагу, спрятал в карман. — Уверен, Серега. Они прошли к вокзалу, где была вывешена сводная таблица прибытия и отправления поездов. На Рижский их прибывало всего несколько. Второй, фирменный — «Латвия» — открывал список. — Я думаю о ее муже… — сказал Пластов, прощаясь. — Как люди идут на это… |
|
|