"«Консервный» завод. Рассказ." - читать интересную книгу автора (Колбасьев Сергей Адамович, Рисунки...)

банки, но с цифрами углем на этикетках.
Я сразу повернул назад в дверь, я увидел все, что нужно. Пробрался к
кровати и лег думать.
Необходимо действовать. Я поймал себя на том, что шарю рукой, ищу между
стенкой и кроватью уголь, заброшенный туда после моего художественного
подвига.
Со стены отвислой губой улыбался иронический плезиозавр...

* * *

К столу вышли трое. Профука не было. Иванов несвязно уверял, что он
поехал коммивояжером с образцами консервов. Острите, господин Иванов, что ж,
я не препятствую.
У сидевших за столом веселые глаза. Дело кончено, поблизости нет
никаких сильно взрывчатых веществ, кроме доброго эстонского спирта. А его
много, его запах густо перемешан с табачным угаром и плавает в комнате.
Хозяевам весело, со мной шутят наперебой, меня перенесли с кроватью к
столу, и все пробуют говорить по-шведски.
Из той двери, за которой хранились консервы, Василий Иванович принес
свежую банку ветчины. Поставил ее на стол. Иванов нацелился на крышку
широким японским штыком. Поднял над рукоятью кулак. Сейчас ударит. У меня
остановилось сердце, и я закрыл глаза.
Тупой удар и скрежет разрезаемой жести. Я еле удержался на кровати, но
заставил себя открыть глаза: все на месте.
- Вы побледнели, - с трудом говорит Иванов. - Я дам вам хорошее
средство для цвета лица. Недозволенное в Финляндии. Пососок на дороску, - он
прямо из пятилитрового бидона льет чистый спирт мне в кружку. Спирт был
кстати - он притупил бдительность Иванова. Я отпил глоток, остальное вылил
ему же в кружку. - Так делают в Швеции, когда братаются.
Это поклеп на Швецию, но Иванов рычит от восторга. Пили за здоровье
культурного европейца, занесенного судьбой в их тесный круг, я методично
ругался по-русски с иностранным акцентом и, когда можно было, выплескивал
спирт из кружки. Но для приличия приходилось иногда глотать. Это был жидкий
огонь.
Пели, и я отстукивал фокстротный такт ложками по столу. Я обнимал
Василия Ивановича. Василий Иванович плакал.
На столе гудела паяльная лампа. Иванов выжигал ею ветчину из открытой
банки. В комнате стоял страшный смрад.
- Где мой железный конь? - кричал я по-шведски в ухо Иванову. - Я хочу
его напоить. - Это для подготовки отступления.
- Правильно. Да здравствует цивилизация! - рычит Иванов вперемежку
по-русски и по-шведски. - Отнесите его к его автомобилю. Дайте ему полную
полоскательницу спирта. Пусть пьют вместе. А мне принесите всю остальную
ветчину. Я истреблю ее огнем. К черту ветчину, к черту горошек...
Меня взяли под руки и, качая, вынесли через дверь. Потом бросили на
автомобиль, я ушиб ногу, и она нестерпимо болела.
Я прополз на подножку автомобиля и потянулся вверх. Оттуда падал свет.
Дыра, пробитая в земле, была заложена ветвями, и между ними было видно небо.
Внизу мои новые друзья гремели банками. Из открытой двери клубами валил
чад и грохотал голос Иванова.