"Они писали на глине" - читать интересную книгу автора (Кьера Эдвард)

Глава четырнадцатая ВОСКРЕШЕНИЕ НАРОДА

Сведя воедино все материалы, найденные в разных частях страны, мы можем реконструировать повседневные обычаи древних людей и тем самым как бы возродить их к жизни. Однако в этой главе речь пойдет не о таком воскрешении, а о внезапном выступлении на сцену народа, само название которого было до сих пор практически неизвестно. Появление этих людей сопровождалось столь обильной и подробной информацией, что, хотя они только-только попали в поле зрения историков, о некоторых сторонах их жизни мы знаем больше, чем и тех же аспектах жизни греков или римлян.

Во время моего пребывания в Ираке мисс Гертруда Белл, тогдашняя управляющая Музеем древностей, рассказала мне о своеобразных табличках, которые начали появляться на местных рынках; их содержание поставило ученых в тупик. Благодаря одному любителю-археологу удалось установить, откуда они происходят, и мисс Белл предложила мне начать в том месте раскопки в надежде на то, что удастся найти еще какое-то количество подобных документов. Мы начали раскопки, правда, не совсем в указанном месте и тотчас же обнаружили великолепную виллу, несомненно резиденцию древнего магната. В последние дни работы мы неожиданно наткнулись на небольшую комнату, в которой хранился древний архив. Более тысячи табличек лежа-ли россыпью на полу, однако удалось установить, что первоначально они хранились в прямоугольных корзинах и содержались в полном порядке. Многие таблички остались целы; три или четыре дня мы занимались извлечением их из земли и упаковкой для перевозки. Доставив таблички в Америку, мы приступили к их изучению и вскоре выяснили, что перед нами полный архив четырех или пяти поколений одного семейства древнего города Нузи[23]. В течение последующих четырех лет раскопки на этом месте продолжались, и на свет было извлечено еще около трех тысяч табличек, принадлежавших другим семьям и храмовому архиву.

Эта группа табличек имела одну специфическую особенность. Написаны они были по-ассирийски, но явно людьми, которые не очень хорошо знали язык и потому допускали ошибки в правописании и грамматике. Кроме того, в текстах часто встречались иноязычные слова, и практически все упомянутые люди носили иноземные имена. Далее, контракты заключались на основе обычаев и законов, весьма отличавшихся от законов и обычаев в других районах страны. Открывалась картина жизни других обитателей Месопотамии, не ассирийцев и не вавилонян. Археологи еще не находили семейных архивов, которые могли бы сравниться с архивами из Нузи по количеству документов и продолжительности охватываемого периода. Тщательное изучение документов и обнаруженное среди них письмо одного известного царя позволило датировать всю группу текстов приблизительно XV–XIV вв. до н. э. Записи касались в основном торговых сделок и продажи недвижимости; исследуя их, мы можем проследить историю возвышения и падения большой семьи Техиптиллы.

О «доме Техиптиллы» можно долго рассказывать. Основатель его, унаследовав изрядное число домов, полей и садов, расположенных как в пределах города, так и в соседних поселениях и деревушках, начал энергично расширять эти владения. Нам недостаточно хорошо известны морально-этические нормы, существовавшие в этом обществе, и потому не станем спешить с вынесением суждения о действиях этого древнего «капиталиста». Во всяком случае, можно сказать, что его методы обогащения были законными и соответствовали букве закона даже в тех случаях, когда законные средства использовались для обхода существовавших постановлений. Прекрасное доказательство того, что Техиптилла был вполне «современным» человеком!

Сыновья и внуки Техиптиллы старались продолжать его дело, но постепенно их влияние и престиж стали ослабевать. Вторжение врагов, возможно ассирийцев, оказалось, по-видимому, последней каплей, и семья практически перестала существовать. Нападение врагов, должно быть, действительно было серьезным: из сохранившихся документов мы узнаем об ущербе, нанесенном не только данному семейству, но и другим богатым землевладельцам города. Приводится количество лошадей, крупного рогатого скота и овец, угнанных врагами, а тот факт, что в позднейших документах местные названия месяцев вытесняются ассирийскими, говорит в пользу того, что город, возможно, лишился независимости.

Тем не менее жители Нузи еще не были окончательно покорены: имеется свидетельство о вторичном набеге. На этот раз захватчики сожгли дотла все дома, а по дворам остались лежать непогребенные тела убитых. Мы не можем сказать наверняка, какой народ учинил этот разгром, так как не осталось никаких документов. Однако нам известно, что разрушение Нузи произошло в конце того бурного периода, когда народы данного региона боролись за преобладание. В любом случае, кто бы ни погубил Нузи, дело было сделано настолько основательно, что на месте разрушенного города много столетий никто не селился.

Очень интересно — и в то же время грустно — прослеживать по документам методы, применявшиеся Техиптиллой и другими богатыми землевладельцами для получения земли, принадлежавшей бедным земледельцам. Очевидно, местные законы запрещали земледельцам продавать свою землю. Вызвано это было, вероятно, не филантропическими побуждениями, а здравым соображением: чтобы земледельцы могли платить налоги, они должны иметь средства к существованию и землю для возделывания. Крупные землевладельцы не нарушали закон, но весьма хитроумно обходили его. С незапамятных времен в Вавилонии и Ассирии существовал обычай усыновлять молодых людей, которые будут заботиться о своих новых родителях, когда те достигнут преклонного возраста. Предположим, бездетная чета не может больше справляться с работой в поле. Они усыновляют молодого человека и оговаривают условия, согласно которым они отдают ему все свое имущество, а он до конца их жизни должен снабжать их определенным количеством зерна, маслом и необходимой одеждой. Сколько они получали этого зерна, масла и шерсти, всегда зависело от ценности того, что они передавали усыновленному. Если «сын» выполнял условия контракта, наследство переходило к нему. На деле это представляло собой раннюю форму того, что теперь называют пожизненной рентой… Богатые землевладельцы из Нузи ухватились за этот обычай и стали заставлять бедных земледельцев усыновлять их, с тем чтобы получить либо долю наследства наравне с родными детьми земледельца, либо даже все наследство. Если они не обещали выплачивать ренту, то выдавали единовременно значительную сумму, называвшуюся подарком.

Эта система применялась очень широко: нам известен случай, когда одного человека усыновили триста или четыреста бедняков. О том, что над ним не тряслись как над единственным сыном, говорят документы судебного разбирательства, дошедшие до нас среди других табличек из Нузи. «Отцы» обвиняли своего «сына» том, что он претендовал на большее, чем было условлено, и не выполнял своих обязательств. Документы обычно поддерживают фикцию «усыновления», но иногда писцы забываются и используют слова, которые недвусмысленно указывают на истинное положение дел. Такая практика, по всей вероятности, оказалась очень удобной; встречаются довольно часто документы, говорящие о групповом усыновлении. Пять или шесть земледельцев усыновляют одного человека и завещают ему свое имущество. Каждый получает «в подарок» некую сумму денег, зерно и тому подобное, в соответствии со стоимостью «завещанного» имущества, и остается на своей земле, обрабатывая ее для своего «ребенка». Бедняги, разумеется, отказываются от всяких прав на владение землей. В результате в стране сложилась еще худшая система батрачества, чем та, которую закон желал предотвратить. А так как усыновление нельзя было аннулировать, то институт усыновления пользовался большой популярностью у крупных землевладельцев.

Часто, однако, земледельцы отказывались подчиниться такой практике и, отчаянно нуждаясь в деньгах, брали в долг под залог своих полей. Здесь мы встречаемся с определенным видом заклада, ипотекой, с той только разницей, что поле, которое предоставлялось в залог, сразу переходило в руки заимодавца. По окончании условленного срока, обычно от пяти до тридцати лет, хозяин имел право выкупить свое поле, уплатив ту же сумму, какую он взял. Проценты не взимались, так как в течение всего того времени, пока поле находилось в закладе, заимодавец обрабатывал его и получал с него урожай.

Э. Кьера не раскопках в Нузи

Царица Ура Халдейского и ее золотые украшения

Золотой шлем воина из Ура

Захороненные вместе со своим господином в «царской гробнице» в Уре

Причал, построенный при Навуходоносоре

Реставрация сосудов из бесчисленных черепков

Раскопки ворот в Хорсабаде

Древний шумер

Современный араб

Современная копия древней глиняной таблички,исписанной и заверенной печатью

Древняя пряха

Современная пряха

Большая табличка — «гроссбух». Датируется временем Авраама

Надписанный глиняный гвоздь

Открытие закладной надписи

Богиня-мать, одно из самых широко распространенных и почитаемых божеств

Женщина музыкант

Современные иранские музыканты

Вавилонская башня (современная реконструкция)

Древний план-чертеж

Бог Ашшур в крылатом солнечном диске

Символическое изображение бога Ашшура

Древняя школа

«Ученическая тетрадь»

Основание колонны при входе в сирийский дворец

Ассирийские писцы-секретари, пишущие под диктовку

Модели печени, сверху вниз: из Вавилонии, Малой Азии, Этрурии

Демон-хранитель

Передав поле в залог, земледелец, которому и так-то было трудно прокормить свою семью, редко мог выплатить взятую в долг сумму. Тут перед ним возникала дилемма: дать истечь положенному сроку и потерять поле или же вновь заложить его хоть за какие-то деньги? Какой-нибудь богатый человек мог выплатить первую задолженность и дать еще немного денег первоначальному хозяину в том случае, если одолженная сумма составляла только часть настоящей стоимости поля. Нередко второй заем под то же обеспечение предоставлял первый заимодавец, будучи уже абсолютно уверен, что поле останется за ним. Все эти сделки записывались и заверялись свидетелями, в чем можно видеть своего рода приближение к современной практике продажи векселей. Возможно, еще ближе аналогия с перепродажей залоговых квитанций.

Если усыновление или повторные ссуды по каким-либо причинам не устраивали крупного землевладельца, он мог воспользоваться третьим способом, позволявшим обойти закон, обменом. Обмен не был запрещен, но при сохранении буквы закона осуществлявшийся обмен был на деле не чем иным, как продажей. Большое и хорошее поле можно было обменять или на маленькое, или на поле, непригодное для обработки. Такие поля стоили, конечно, неодинаково, и землевладелец выплачивал разницу наличными. Хороший дом обменивался на лачугу, и разница, выплачивавшаяся деньгами, составляла практически полную цену продаваемого имущества.

При неурожаях, а они в стране с очень незначительным количеством осадков случались часто, мелкие земледельцы могли спастись от голодной смерти, только уступив свое имущество. Если такового у них не имелось, им приходилось продавать в рабство либо своих детей, либо самих себя; при этом составлялся документ такого же типа, как на заклад дома или поля. Иногда они продавали крупным землевладельцам своих дочерей, которых те могли выдать замуж по своему усмотрению. Так называемые брачные контракты безжалостно откровенны: «Покупатель может взять женщину себе, может дать ее одному из своих сыновей или своему рабу. Если первый муж умрет, она может быть выдана за второго, третьего, четвертого и пятого, но из дома покупателя она не выйдет». Некоторые родители, рискуя получить за дочь меньшую сумму, выговаривали условие, что она не может быть дана в жены рабу; жена раба сама становилась рабыней, и ее дети также были бы рабами.

Однако из этого не следует, что женщины находились в жалком и униженном положении. У них были же гражданские права, что и у мужчин, и даже рабыни не теряли их окончательно, так как появлялись в суде и имели свои печати-«подписи». У женщин из состоятельных классов не было причин завидовать своим мужьям. Они самостоятельно вели различные дела; например, мы обнаружили, что жена Техиптиллы, продолжая семейные традиции, много раз удочерялась мелкими землевладельцами. Она, по-видимому, предпочитала групповое удочерение и одним движением руки, или, точнее, тростниковой палочки, приобретала сразу десять-пятнадцать приемных отцов. Если женщин из бедных семей брали замуж только для того, чтоб они рожали детей, то благородные дамы старались оговорить в брачном контракте свои особые права: «Если у такой-то будут дети, муж не может брать вторую жену. Но если у женщины детей не будет, она даст служанку мужу и будет иметь детей через нее. Детей этой рабыни муж вырастит как детей законной жены». Здесь мы видим близкую параллель к истории Авраама и узнаем, что, согласно этим обычаям, он не имел права изгонять Агарь и Измаила [Бытие 16, 1 — 16; 21, 9—14].

Из нузийских документов мы также узнаем, что обладание домашними богами давало право на получение сыновней доли отцовского наследства; это вновь возвращает нас к библейскому рассказу о Рахили и Иакове. В этой связи нужно сказать, что среди документов из Нузи попадается немало имущественных распоряжений и завещаний; в большинстве случаев мужья оставляют все свое добро женам. Те, в свою очередь, делят имущество между детьми, которые, находясь во власти матери, должны ей повиноваться, иначе рискуют лишиться своей доли наследства.

Среди многочисленных табличек из семейных архивов есть немало судебных документов, содержащих протоколы процессов, которые закончились благоприятно для крупных землевладельцев. Они очень любопытны. В них приводятся вопросы судей к свидетелям и ответы последних. Затем следует решение суда. Проигравший либо должен был уплатить определенную сумму денег выигравшему процесс, либо становился рабом последнего до тех пор, пока не заплатит. Мелкие земледельцы весьма рисковали, обращаясь в суд со своими жалобами; шансов добиться справедливости было мало, и большинство таких истцов кончали тем, что попадали в рабство. Я очень внимательно просмотрел эти документы, стараясь установить, пытались ли судьи следовать закону и быть беспристрастными. Увы, совершенно очевидно, что они этого не делали. Состоятельные землевладельцы держали свои архивы в полном порядке на протяжении нескольких поколений и часто могли предъявить оформленный должным образом документ, подтверждающий их право на владение; это и решало исход тяжбы. Беда заключалась также и в том, что у землевладельцев были собственные писцы и, кроме того, в их распоряжении находилась группа людей, всегда готовых выступить свидетелями на их стороне. Учитывая то обстоятельство, что мелкие хозяева обычно не умели читать, ничего не могло быть проще, чем поставить при записи договора другие цифры или меры площади, объема и т. д.; подлог обнаружился бы только через многие годы.

И все же во многих случаях крупный землевладелец, несмотря на свой прекрасный архив, не мог предъявить необходимого документа. Ясно, что тот документ, который у него был, говорил не в его пользу. Тогда он просил другую сторону представить своих свидетелей, что часто было невозможно сделать, так как оспаривавшаяся сделка была заключена за два поколения до того. Даже если каких-то свидетелей и находили, все равно оставались способы решить дело в пользу землевладельца. После того как свидетели обеих сторон излагали под присягой противоречивые версии, им предлагали доказать правоту их показаний перед богами. Это был какой-то вид ордалии, вероятно испытание водой, которое напоминало средневековую водную ордалию, когда считалось, что утонувший говорил правду, а спасшийся был отвергнут богами и должен быть казнен. Свидетели страдали бы в любом случае. Должно быть, лица, проводившие ордалию, были пристрастны, так как истец и его свидетели всегда отказывались от испытания. В документах мы читаем: «Так как такой-то и его свидетели побоялись предстать перед богами, они потеряли свое дело и должны уплатить» и т. д.

Такое отсутствие справедливости в суде можно объяснить только тем, что судьи сами происходили из состоятельных классов и все вакансии в их рядах заполнялись людьми того же круга. Местный царь, который сам располагал ограниченной властью, вероятно, имел право запретить назначение нового судьи, но он редко бывал достаточно силен, чтобы воспользоваться этой привилегией.

Среди судебных документов мы находим такие, которые показывают нам, как писцы осуществляли запись процесса. Дело, разбиравшееся, возможно, в течение часа, нужно было уместить на табличке, чтение которой заняло бы в десять раз меньше времени. Соответственно, перед нами не стенографический отчет о процессе, а его краткое изложение. В один прекрасный день писец взял кусок глины и начал записывать очередное судебное разбирательство. Прежде чем он дошел до конца, он сообразил, что табличка маловата и он не может записать на ней всех необходимых показаний. Тогда он бросил ее, взял другую, побольше, и начал все сначала. Хотя вторая версия, казалось бы, должна была повторять ту, что он написал только что, версии резко отличаются друг от друга. Расхождения в передаче прямой речи настолько значительны, что если б не сам предмет разбирательства и фигурировавшие в деле цифры и имена, можно было подумать, что речь идет о двух разных делах. Воздадим хвалу современным стенографисткам, которые могут по крайней мере утверждать, что зафиксировали действительно сказанные слова!

Кроме табличек из семейных архивов, в Нузи мы нашли документы, имеющие отношение к храму и администрации. Имена богов, которым поклонялись, и названия городов, откуда приходили пожертвования, дают нам представление о географических границах данного округа. Нузи — «вооруженный» город; все горожане — нищие, писцы, плотники, — поголовно все должны были иметь лук и стрелы на случай войны. Люди побогаче обязаны были держать наготове определенное количество колесниц, лошадей и защитного вооружения разного типа, предназначенного для людей, лошадей и колесниц. По-видимому, все это воинское снаряжение время от времени проверялось, причем подробно отмечалось его состояние. У некоторых колесниц, показывала инспекция, расхлябаны борта, луки оказались без тетивы, лошади больны или непригодны. Мы располагаем таким документом, в котором, по-видимому, зафиксирован раздел военной добычи между знатными семьями города; среди добычи упомянуты и рабы из разных стран. Но невозможно даже пытаться изложить в пределах одной главы то, что содержится в тысячах документов. Жизнь Техиптиллы и цивилизация того города, в котором он жил, заслуживают отдельной книги.