"Тайные хроники Холмса" - читать интересную книгу автора (Томсон Джун)

III

Разговор начал лорд Хиндсдейл.

— Прежде чем я начну свой рассказ, — сказал он, — и бы хотел послушать вас, мистер Холмс. Это избавит меня от необходимости повторять некоторые факты, которые вы уже знаете. Кроме того, мне любопытно, каким образом вы докопались до истины.

— Все мои знания получены из моих собственных наблюдений и небольшого исследования, которое я провел после того, как мисс Рассел и ее адвокат попросили меня заняться этим делом, — ответил Холмс. — Нет необходимости повторять рассказ мисс Рассел о том, что она увидела в поместье Хартсдин; она сама уже это сделала. Тем не менее я хотел бы пояснить, что ее озабоченность вызвана не любопытством и не желанием раздуть скандал. Девушка искренне симпатизировала... симпатизирует вашему племяннику и именно по этой причине обратилась ко мне.

Ее рассказ заставил меня просмотреть мои газетные вырезки о гибели нашего племянника в результате несчастного случая прошлым летом в Шотландии. Однако, как я уже объяснял моему коллеге доктору Ватсону, некоторые детали этой трагедии меня заинтриговали. К тому же любопытство подогрел рассказ мисс Рассел о том, как она впервые встретила молодого маркиза: он поранил себе голову, упав с лестницы.

А потом, лорд Хиндсдейл, я вспомнил вашу семейную историю, которая частично помогла решить загадку воскресения вашего племянника из мертвых. Речь идет об аресте одного из ваших предков за участие в Бабингтонском заговоре в тысяча пятьсот восемьдесят шестом году.

Повернувшись ко мне, Холмс с улыбкой добавил:

— Боюсь, Ватсон, что привел вас в некоторое замешательство, упомянув об этом. Объяснение, однако, очень простое. Бабингтонский заговор имел целью заменить на троне протестантку Елизавету Тюдор на католичку Марию Шотландскую. А в те времена Дирсвуды симпатизировали католикам. Во время правления Елизаветы Первой в диссидентствующих семьях было принято иметь в домах потайную комнату, где мог бы прятаться домашний священник на случаи обыска. Хотя в книгах, которые я просматривал, нигде не говорилось о существовании такой комнаты в поместье Хартсдин, я все же решил проверить свое пред положение. Если в этом доме и есть потайная комната для священника, решил я, то она должна быть в старой части дома. Поэтому мы с доктором Ватсоном прошлой ночью вели наблюдение за тюдоровским крылом здания.

Я заметил мужчину — в котором позднее узнал Бейкера, — закрывающего ставни в двух освещенных окнах на верхнем этаже. Однако в его комнате я увидел сегодня утром только одно окно. Далее, комната справа от спальни Бейкера — это кладовка для белья без окон. Значит, должна была быть какая-то другая комната, расположенная между бельевой кладовкой и спальней Бейкера, скрытая от случайного наблюдателя. Я при шел к выводу о том, что в нее можно попасть только из спальни Бейкера. Собака вашего племянника под твердила это, бросившись к шкафу, как только я при казал ей искать хозяина.

Еще меня очень занимало присутствие Бейкера в вашем доме. Поскольку мисс Рассел не узнала его в тот вечер в саду, он, видимо, появился здесь после ее последнего посещения летом, что вы и подтвердили, сказав, будто Бейкер лишь недавно был нанят в качестве вашего секретаря. Однако я заметил, что пальцы его испачканы йодоформом. Только врачи или медицинские сестры обычно используют этот антисептик.

Приняв во внимание все эти факты, я сделал вывод, что ваш племянник содержится в потайной комнате, где за ним следит врач или фельдшер, и на воздух его выводят только по ночам. Подобное положение может быть объяснено только двумя причинами. Первая состоит в том, что маркиз заболел какой-то страшной болезнью типа проказы[10]. Но эту гипотезу я отверг полностью, так как ваш племянник, по свидетельству мисс Рассел, никогда не покидал страны.

Поэтому я остановился на моем втором предположении — которое, к несчастью, оказалось верным, — молодой человек страдает от какого-то душевного расстройства, из-за которого не может появляться на людях. Тот факт, что его мать умерла в швейцарской клинике якобы от чахотки, только подтверждал мое предположение.

Еще раз хочу повторить, лорд Хиндсдейл, что не жду от вас никаких объяснений, но если вы наградите доктора Ватсона и меня своим доверием, не сомневайтесь, ни слова из того, что мы здесь увидели или услышали, никогда не будет произнесено за стенами этого дома.

Лорд Хиндсдейл, который до этого, опустив голову на грудь, слушал рассказ Холмса без единого замечания, теперь пристально взглянул на моего друга. Его суровое лицо исказила гримаса страдания.

— Вы правы во всем, мистер Холмс, — сказал он. — По этой причине, а также потому, что вы с доктором Ватсоном известны мне как люди слова, я без колебаний доверюсь вам. Это действительно облегчение — открыто говорить о тайне, которая столько лет камнем лежала на сердце.

Моему старшему брату Гилберту было едва за двадцать, когда он влюбился в Бланш Сифорд, молодую даму необычайной красоты и очарования, а затем женился на ней. Ее семья была богатой, но ничем не прославившейся: несколько поколений занималось в Южной Африке сельским хозяйством, а потому в английском обществе они были совершенно неизвестны. После смерти мужа миссис Сифорд продала семейные поместья и привезла дочь, которой в то время было семнадцать лет, в Лондон, чтобы закончить здесь ее образование. Именно там мой брат повстречал ее и влюбился, женившись на ней в день ее восемнадцатилетия.

Первые два года они были безмерно счастливы, но после рождения маленького Гилберта у моей невестки стали появляться симптомы некой болезни, которая за полтора последующих года переросла в психоз, граничивший с безумием. Позднейшие обследования по казали, что она страдала наследственной душевной болезнью. Ее дед покончил жизнь самоубийством; тетка умерла в доме для умалишенных.

Хотя было сделано все возможное, чтобы спасти разум Бланш, медицина оказалась бессильна. И когда ее поведение стало агрессивным и совершенно непредсказуемым, было решено, что ребенку жить под одной крышей с матерью в таком состоянии небезопасно. Брат крайне неохотно устроил жену в частную клинику для душевнобольных в Швейцарии.

Наш род древний и гордый, мистер Холмс, но нас преследует злой рок. Боясь, что правда повредит сыну, мой брат сообщил всем, что жена его скончалась от чахотки. На самом деле Бланш протянула еще пятнадцать лет, оставаясь в состоянии безнадежного безумия.

Брат очень боялся, что Гилберт унаследует от матери предрасположенность к душевной нестабильности. Поэтому мальчика держали дома и обучали частным образом в надежде, что размеренный образ жизни без лишних волнений поможет ему избежать печальной участи своей матери.

Все остальное, мистер Холмс, вам, видимо, известно. Старший Гилберт погиб на охоте, когда младшему было четырнадцать. Как его опекун, я приехал сюда, в поместье Хартсдин, чтобы позаботиться об образовании и воспитании племянника. Мы с братом часто обсуждали, что делать с Гилбертом, если он унаследует болезнь по материнской линии. Брат очень мучился при мысли о том, что если ему будет суждено умереть, на мои плечи ляжет ужасная ответственность. Однако она меня не тяготит, мистер Холмс. Я люблю моего племянника, как собственного сына!

Суровые черты его лица на миг исказила гримаса боли, и он отвернулся, пробормотав:

— Простите меня, джентльмены, мне трудно говорить на эту тему.

Прошло несколько секунд, прежде чем лорд Хиндсдейл взял себя в руки и смог продолжить рассказ:

— Прошлой весной Гилберт встретил мисс Рассел и влюбился в нее с первого взгляда, как когда-то его отец в Бланш Сифорд. Положение было абсолютно безнадежным. О женитьбе не могло быть и речи, поскольку к тому времени у него уже появились первые признаки надвигающегося безумия. Его знакомство с мисс Рассел произошло как раз во время одного из начинавшихся припадков, в результате которого он упал и ударился головой.

Я был категорически против продолжения знакомства, но Гилберт так хотел снова увидеть девушку, что я был вынужден уступить ему. Это оказалось непростительной слабостью с моей стороны. Дальнейшие встречи лишь укрепили любовь Гилберта к мисс Рассел, хотя, как мне кажется, девушка не испытывала к нему ничего, кроме дружеских чувств и жалости; во всяком случае, я на это надеюсь.

К прошлому лету и мне, и Гилберту стало ясно, что его безумие не временное явление. Приступы становились все сильнее и продолжительнее. В один из светлых периодов Гилберта мы вместе с ним спокойно и вполне разумно обсудили его будущее. Он сам предложил поехать в Шотландию, где у нашей семьи есть замок на побережье. Там мы решили инсценировать его смерть как несчастный случай на море. Это казалось Гилберту самым порядочным выходом из сложившейся трагической ситуации. Таким образом правду можно было скрыть навсегда. Я унаследую титул и поместья без каких либо юридических сложностей, и мисс Рассел не будет страдать из-за несбывшихся надежд.

Мой племянник захотел, чтобы его привезли сюда и здесь о нем заботились[11]. Он любит это место; здесь прошло его детство; слугам, работающим в имении много лет, вполне можно доверять. Кроме того, здесь находится Парадольская комната, тайник священника, названная так по имени спроектировавшего ее итальянского мастера синьора Парадолини. Вы совершенно правильно определили ее местонахождение, мистер Холмс. Здесь мой племянник надежно защищен от глаз случайных посетителей и любопытных соседей.

Гилберт также взял с меня обещание, что, если его безумие будет прогрессировать, я отвезу его за границу, в ту же самую клинику, в которую в свое время были помещена мать.

Я согласился на эти условия; другой альтернативы не было. Таким образом, был инсценирован несчастный случай, в результате которого Гилберт якобы погиб, а его тело унесло в море. Несколько дней спустя я привез племянника сюда переодетым в слугу. Бейкер был нанят к нему в качестве сиделки. Маркиз большую часть времени проводит здесь, самые сильные приступы снимаются лекарствами и снотворными средствами. В более спокойные периоды, когда безумие не столь явно — обычно такие просветления случаются ночью, — его выводят погулять в саду.

Как раз во время одной из таких прогулок мисс Рассел и заметила Гилберта. Он гулял с Бейкером за домом, где с дороги их не было видно, но вдруг с Гилбертом случился внезапный припадок, он вырвался и побежал к воротам. Бейкер позвал Мейси на помощь, и пока они вдвоем пытались справиться с безумцем и отвести его в дом, появилась карета мисс Рассел.

Вот, мистер Холмс, и весь рассказ об этой трагической истории. И я совершенно уверен в том, что ни вы, ни ваш коллега доктор Ватсон никому не станете о ней говорить.

— Мы уже дали вам слово, — уверил его Холмс. — А теперь, лорд Хиндсдейл, если позволите, мне хотелось бы дать вам один совет.

— Какой?

Доверьтесь мисс Рассел. У этой рассудительной молодой дамы великой силы характер. Я уверен, что она не обманет вашего доверия. Учитывая ее привязанность к Гилберту, было бы жестоко оставлять девушку в неведении относительно истинного положения вещей. Уверен, что ее адвокату Фредерику Лоусону также можно доверять.

— Да, вы правы, — согласился лорд Хиндсдейл после минутного раздумья. — Я попрошу мисс Рассел о встрече в присутствии ее адвоката сегодня же.

Не знаю, о чем шла речь во время этой беседы, однако полагаю, что лорд Хиндсдейл повторил свой рассказ, который ранее изложил нам с Холмсом, поскольку в течение последующих месяцев мы получили два сообщения от мисс Рассел: одно — трагическое, извещавшее нас о том, что наш «общий друг» переведен в швейцарскую клинику по причине ухудшения здоровья.

Второе, полученное через несколько недель после первого, содержало более приятные новости. Мисс Рассел сообщала о предстоящей свадьбе с Фредериком Лоусоном, приглашая нас с Холмсом на торжественную церемонию. К сожалению, мы не смогли на ней присутствовать, поскольку Холмс в то время был предельно нанят тиллингтонским скандалом и ему постоянно требовалась моя помощь.

Что же касается Парадольской комнаты, то я дал слово не обнародовать эти факты и потому ограничился лишь упоминанием этого случая в опубликованных записках[12] и написанием этих тайных отчетов, которые и вместе с другими конфиденциальными материалами положил в сейф моего банка, зная, что, кроме меня и Холмса, их никто не увидит.