Крыса, несущая смерть

I

Дело, о котором пойдет речь, насколько мне известно, затрагивает проблемы, связанные с безопасностью королевства. Несмотря на это, я все-таки взялся за перо, намереваясь доверить отчет о нем бумаге, хотя вряд ли мне когда-нибудь будет разрешено опубликовать данный материал. Поэтому я собираюсь оставить его вместе с другими конфиденциальными документами в моем сейфе в хранилище банка «Кокс и компания» на Чаринг-кросс.

Расследование это было настолько удивительным в своем роде, что я просто не имею права предать его забвению, и сажусь за эти записи не только ради собственного удовольствия, но и в надежде на то, что когда-нибудь в будущем стоящие у власти позволят сделать мои записи достоянием гласности, даже если это случится уже не при моей жизни. По выражению самого Холмса, мир еще не готов к тому, чтобы узнать все детали этого дела[58]. Тем не менее даже в этом секретном отчете я должен буду воздержаться от упоминания некоторых конкретных деталей, имеющих отношение к датам, именам и в особенности данным сугубо научного характера.

Даже я не был полностью посвящен в обстоятельства, связанные с началом этого расследования[59], хотя знал о том, что Холмс занимается каким-то срочным и весьма ответственным делом. Иногда он целыми днями не появлялся дома, а когда приходил, был вымотан до крайности. Мой друг либо молча садился у камина и, уставившись на языки пламени, покуривал трубку либо уходил к себе в спальню, откуда вскоре начинали доноситься тоскливые звуки скрипки, погружавшие весь дом в атмосферу уныния.

Кроме того, я подозревал, что он вернулся к своей привычке делать себе уколы семипроцентным раствором кокаина. Правда, зная о моем резко отрицательном к этому отношении, при мне мой друг никогда не пользовался шприцем. Тем не менее в промежутках между периодами лихорадочной деятельности, когда у Холмса наступали апатия и полное отсутствие жизненных сил, признаки употребления наркотика были очевидны.

В то время состояние моего здоровья тоже было далеко не в лучшей форме. Погода стояла сырая, и потому раненая в битве при Майванде нога постоянно ныла, не давая мне возможности долго напрягаться физически. Я был вынужден часто отдыхать лежа на диване.

На вторую неделю своей таинственной деятельности Холмс поведал мне суть того дела, которым был занят. Я помню, как это произошло, так ясно, будто все случилось лишь вчера.

Утром Холмс почти не притрагивался к завтраку, зато выпил несколько чашек крепкого черного кофе. С выражением глубочайшего уныния на лице он следил за тем, как я ем. Внезапно в нахлынувшем порыве откровенности он произнес:

— Ватсон, мы вместе с вами работали над расследованием огромного числа дел, и я знаю, что могу полностью доверять вам. Сейчас я занят одной чрезвычайно таинственной историей и был бы вам очень благодарен за помощь.

Я положил нож и вилку.

— Вы прекрасно знаете, Холмс, что я буду счастлив сделать для вас все от меня зависящее. В чем состоит проблема?

— Мой дорогой друг, проблемой в привычном смысле слова, пожалуй, это даже и назвать нельзя. Скорее здесь идет речь о чудовищном заговоре с целью шантажировать британское правительство. Сами понимаете, если об этом станет известно, жителей Лондона и других наших крупнейших городов охватит сильнейшая паника. Вот почему я ничего об этом вам раньше не говорил. Вы себя неважно чувствовали, и мне не хотелось обременять вас этой ужасной тайной, которая не должна стать достоянием гласности ни при каких обстоятельствах. Вне этих четырех стен вам нельзя будет даже шепотом обмолвиться о том, что я вам собираюсь сейчас рассказать.

Мне редко доводилось слышать, чтобы Холмс говорил так серьезно, и видеть, как мрачно и пристально он всматривается в меня, поэтому я ответил столь же серьезно:

— Холмс, вы знаете, что на меня можно положиться.

— Да, мой старый друг, мне об этом прекрасно известно. Прошу вас, пройдемте со мной. Я вам кое-что покажу.

Мы поднялись в спальню. Холмс подошел к гардеробу и открыл его запертую на ключ дверцу. За все годы нашего знакомства я никогда еще не видел, чтобы мой друг что-то хранил с такими предосторожностями. Со дна шкафа он извлек деревянный ящик, перенес его на свой письменный стол, открыл крышку и осторожно вынул из упаковочной соломы наглухо запаянный стеклянный сосуд. Его заполняла какая-то жидкость, а в ней плавало нечто, что сразу было трудно как следует разглядеть. Я подошел ближе, чтобы рассмотреть получше.

В запаянном стеклянном сосуде плавала крыса такой невероятной величины, что я невольно отпрянул. Размером она была с терьера, все тело покрыто жестким серовато-бурым мехом, причем на брюхе он значительно светлее, чем на спине. Морда у крысы была короткой и слегка оскаленной, так что виднелись два удивительно острых резца оранжевого оттенка. Крепкие, хотя и непропорционально короткие по сравнению с телом лапы заканчивались мощными когтями. Ее покрытый чешуйками хвост был обернут вокруг тела, как какая-то мерзкая рептилия. Болтаясь в этой жидкости, она, казалось, уставилась на нас сквозь стекло маленькими, злобными глазками.

— Гнусная тварь, вам так не кажется? — спросил Холмс.

— Она просто омерзительна! — воскликнул я. — Ради всего святого, Холмс, скажите, каким образом она к вам попала?

— Мне передал ее Майкрофт[60], который, в свою очередь, получил эту тварь от премьер-министра. Ее прислали к нему на Даунинг-стрит две недели назад вместе с сопроводительным письмом. Все ведущиеся в настоящее время поиски направлены на то, чтобы выяснить, откуда сия гадость к нему поступила. Вам когда-нибудь доводилось, Ватсон, сталкиваться с более злобным и отвратительным созданием? Ну если вы на него насмотрелись, я, пожалуй, сразу же уберу это обратно в шкаф и запру там. Должен признаться, что мне совсем не хотелось держать склянку с крысой в доме, однако брат полагает, что у меня она будет в большей безопасности, чем в каком-нибудь правительственном учреждении.

Обернув сосуд в солому, Холмс поставил его в ящик, закрыл крышку, отнес в шкаф и запер дверцу на ключ. Затем Холмс предложил мне вернуться в гостиную, где стол после завтрака был уже убран. Мой друг вынул из ящика бюро конверт и, когда мы удобно устроились у камина, протянул его мне.

— Вот то письмо, Ватсон, о котором я вам говорил, — сказал он.

На конверте без марки было написано: «Крайне срочно. Вниманию премьер-министра. Вручить лично». На самом письме обратный адрес отсутствовал, там стояла лишь дата двухнедельной давности и был написан текст следующего содержания:

— Это ведь ужасно, Холмс! — воскликнул я, отложив письмо. — Полмиллиона фунтов! Поистине королевский выкуп. И требует он его к двадцать пятому марта! Получается, что осталось всего десять дней.

— Вот именно, — печально произнес Холмс.

— Насколько далеко продвинулось ваше расследование?

— Не так чтобы очень, хотя кое-какие результаты уже удалось получить. Я полагаю, вы обратили внимание на несколько весьма красноречивых особенностей, характерных для этого письма?

— Вы имеете в виду отсутствие марки на конверте?

— Да, в частности. О том, почему ее нет, я расскажу вам чуть позже, когда вкратце поделюсь с вами результатами того, что нам удалось выяснить о негодяе, который называет себя Пайд Пайпер. Однако сейчас меня больше интересует характеристика и происхождение этого человека. Я убежден в том, что это не англичанин, хотя языком он владеет прекрасно. Тем не менее обратите внимание на некоторые специфические обороты его речи, в частности: «я желаю» и лондонская «Таймс». Ни один англичанин никогда бы не стал так говорить.

Кроме того, хотя по языку и почерку его можно было бы принять за клерка, человек этот, несомненно, отличается незаурядным умом. Вы, конечно, заметили, что он избрал себе псевдоним, свидетельствующий об изрядной доле сарказма[61]. Вряд ли я ошибусь, если скажу, что Пайд Пайпер испытывает к британскому правительству глубокую враждебность. Позже я попытаюсь обосновать это более убедительно.

А теперь давайте вернемся к тому, что совершенно очевидно, а именно к самому письму и ящику с крысой. Они были доставлены в резиденцию на Даунинг-стрит двадцать пятого февраля. Премьер-министр сразу же связался с моим братом Майкрофтом, который, как вам известно, Ватсон, пользуется полным доверием правительства и в вопросах, касающихся безопасности королевства, и в высшей степени конфиденциальных делах государственной важности. Он, в свою очередь, познакомил с этой проблемой меня и инспектора Анвина из Скотленд-Ярда.

Мистер Анвин, должен вам сказать, прекрасный человек — умный, деловой и в высшей степени преданный своему долгу. Он подключил к расследованию несколько сотрудников, и я работаю в контакте с этой группой, которую возглавляет инспектор.

Так вот, мы начали вести расследование сразу по нескольким направлениям, которые в тот момент казались наиболее многообещающими. Но, к сожалению, в итоге добились совсем немного. Позвольте мне теперь более подробно остановиться на том, что мы выяснили на сегодняшний день.

Людям Анвина удалось найти того, кто доставил на Даунинг-стрит коробку с крысой и письмо. Их принес непосредственно на фирму «Холборн», занимающуюся доставкой посылок и корреспонденции, человек, который, по описанию служащего этой фирмы, был небольшого роста, респектабельно одетый, волосы песочного цвета, очки его были в стальной оправе. В остальном внешность настолько заурядная, что служащий вообще не обратил бы на него внимания, если бы не адрес, по которому следовало доставить письмо и ящик. Отправитель заплатил наличными и не оставил обратного адреса; говорил с легким акцентом, поэтому я совершенно уверен в том, что это был сам Пайд Пайпер.

Другой имевшейся в нашем распоряжении уликой была сама крыса, позволившая нам получить кое-какие весьма любопытные сведения. Ее осмотрел специалист, который сделал заключение о том, что она принадлежит к виду Rodentia sumatrensis, и, как явствует из самого названия, водится она на Востоке, в частности на острове Суматра[62], где она известна под названием бамбуковой крысы. Хотя эта тварь и самая большая из представительниц подрода Rhizomys, в обычных условиях животные никогда не достигают таких гигантских размеров, как тот экземпляр, который находится в сосуде. На воле они живут в больших норах, и возраст их достигает четырех лет. Эти твари, как правило, чрезвычайно свирепы, от их укусов остаются смертельные раны.

На основе полученных сведений мы стали наводить в лондонских доках справки обо всех судах, которые недавно приходили с Востока, и в итоге обнаружили корабль, соответствующий интересующим нас параметрам. Это грузовое судно, на котором находилось несколько пассажиров, среди них был и мужчина с песочного цвета волосами, в очках в стальной оправе, назвавшийся Ван Брегелем.

Он сел на корабль в Паданге, имея при себе довольно много личного багажа, причем — что особенно важно для нашего расследования — у него было несколько больших ящиков в металлической сетке, очень напоминающих клетки с животными. Ван Брегель настоял на том, чтобы для клеток на корабле нашли такое место, где он мог бы беспрепятственно к ним подходить и кормить животных. Я нисколько не сомневаюсь в том, что это были те самые крысы, которых Пайпер, он же Брегель, угрожает выпустить в канализационные системы Лондона.

Увы, к тому времени, когда мы получили эту информацию, корабль уже взял на борт новый груз и ушел в обратный рейс, поэтому мы не могли связаться с его капитаном. Тем не менее в порту удалось получить кое-какие дополнительные сведения.

Как раз в то время сломался подъемный кран, и поскольку груз был слишком тяжелым, его пришлось задержать в трюмах и на палубе до тех пор, пока не освободится инженер порта и не починит подъемник.

Узнав об этом, Ван Брегель пришел в страшную ярость, заявив, что его звери могут погибнуть, если их еще какое-то время продержат на судне. Он настоял на немедленном вызове инженера из какой-нибудь частной фирмы. В результате на пристань прибыл некий мистер Доддс из инженерной фирмы в Олд-Джюри, быстро исправивший механическую поломку. И вскоре была начата разгрузка судна.

Я беседовал с мистером Доддсом, который имел все основания для того, чтобы хорошо запомнить Ван Брегеля. Сославшись на то, что он только прибыл в страну и еще не успел открыть банковский счет, а наличности расплатиться за ремонт крана у него не хватало, Ван Брегель попросил Доддса выставить ему счет по адресу в Хартфордшире, который, как показало дальнейшее расследование, оказался фальшивым. Тем не менее инженер сразу же заподозрил какой-то подвох из-за странностей клиента и проявил к его персоне пристальный интерес.

Доддс обратил внимание на то, что после разгрузки ящики были погружены в большой крытый фургон, на бортах которого не было ни адреса, ни названия фирмы перевозок, а правил им коренастый и смуглокожий кучер. Таким образом, показания инженера позволили нам установить, что у Ван Брегеля — или Пайда Пайпера — здесь есть сообщник.

Кроме того, мистер Доддс заметил, что Ван Брегель сел в повозку с большим чемоданом, который отказался доверить кучеру, и приказал ехать к Чаринг-кросс, что только усилило подозрения мистера Доддса, поскольку поезда до Хартфордшира идут с Сент-Панкрас, а не с Чаринг-кросс. Короче говоря, мы с Анвином и его людьми навели справки на Чаринг-кросс и выяснили, что интересовавший нас человек сел в поезд, уходивший в пять пятнадцать в Четем.

Здесь на Брегеля тоже обратили внимание потому, что у него были проблемы с деньгами. Носильщик запомнил этого типа, так как он дал очень маленькие чаевые. Мы продолжили наши поиски на всех остановках поезда по пути к Четему и выяснили, что Брегель сошел в Уэллерби, недоплатив еще одному носильщику, который помог ему донести чемодан до гостиницы «Молтби Армз». Здесь Ван Брегель пообедал, причем и официант его вспомнил опять-таки потому, что он почти ничего не дал ему на чай. Официант рассказал нам, что после обеда за Пайпером-Брегелем приехал смуглокожий человек. Я совершенно уверен в том, что это был тот же малый, который увез с пристани клетки, — только на этот раз он был в пролетке, на которой оба они и уехали.

На этом наше расследование пока застопорилось, и я хочу, Ватсон, чтобы вы мне помогли довести его до конца. Произошло это пять дней назад, и с тех пор ни инспектор Анвин, ни его люди, ни я не смогли обнаружить никаких следов Ван Брегеля и смуглокожего. В Уэллерби и его окрестностях о них, по всей вероятности, никто ничего не слышал.

Можно предположить, что они заняты сейчас разведением потомства этих крыс, поскольку в письме говорится о нескольких дюжинах таких тварей. Значит, где-то у них должно быть подходящее помещение, причем скорее всего в сельской местности, где такого рода деятельность не вызвала бы подозрений у соседей. Но где именно? Вот главный вопрос. Они могут находиться в радиусе пятидесяти миль от Уэллерби. На то, чтобы прочесать такой большой район, осмотреть каждую ферму и каждый хутор, потребуется несколько недель, а в нашем распоряжении остались считанные дни.

Признаюсь вам честно, мы с Анвином зашли в тупик. Вот почему, мой дорогой друг, я решил обо всем рассказать вам именно теперь, когда здоровье ваше немного улучшилось. Можете считать, что, поделившись с вами этими сведениями, я привел в некоторый порядок свои мысли.

— Вы пробовали наводить справки у агентов по аренде и торговле недвижимостью в том районе? — опросил я, глубоко озабоченный не только серьезностью ситуации, но и явной усталостью моего друга и его упадническим настроением. — Если Пайд Пайпер недавно приехал в страну, возможно, он решил арендовать там какое-нибудь жилье…

— Да, да! — нетерпеливо ответил Холмс. — Были проверены все дома и землевладения, проданные или арендованные в этом районе за последние десять лет, однако ни в одном из них не оказалось людей, которых мы разыскиваем. Видимо, Пайд Пайпер или кучер фургона имеют там дом либо они смогли арендовать его, договорившись с кем-нибудь частным образом.

Некоторое время я молча размышлял над сложившейся ситуацией. Поскольку реакция Холмса на мой первый вопрос была довольно резкой, я более не решался столь поспешно высказывать свои соображения по этому вопросу.

Тем временем Холмс встал с кресла и принялся без устали мерить шагами комнату.

Именно в этот момент мне неожиданно пришла одна мысль, показавшаяся удачной.

— Солома! — громко выпалил я.

Холмс застыл на месте и бросил на меня недоверчивый взгляд.

— Солома? Да о чем это вы толкуете, Ватсон? Единственная соломинка, о которой можно вести речь, это та, за которую мы с Анвином так отчаянно хватаемся, чтобы полностью не запороть все это дело.

— Да не соломинка, Холмс, а солома! Если Пайд Пайпер и его сообщник занимаются разведением крыс, им нужно много соломы, чтобы устилать днища клеток, и при этом регулярно ее менять. Если только сами они не выращивают пшеницу, что весьма мало вероятно. Им непременно нужно будет закупать солому у кого-то из местных фермеров или торговцев.

— Мой дорогой друг! — воскликнул Холмс, пожимая мне руку. — Кажется, вы нашли ключ к решению проблемы. Солома! Конечно же! Как вам пришла эта блестящая идея? Должен признать, она просто восхитительна.

— Я был еще ребенком, и мне как-то доводилось разводить мышей, — скромно пояснил я. — Помню, я тогда регулярно покупал солому для клеток.

— Вы разводили ручных мышей? Какое откровение! Мы с вами уже так давно знакомы, а я и представления не имел об этой примечательной подробности из вашего детства.

В мгновение ока Холмс резко переменился, сбросил свое дурное настроение, как старое платье, и предстал передо мной совершенно другим человеком — свежим, бодрым, полным сил и энергии. Взяв трость и надев шляпу, он сказал:

— Я хочу, не откладывая, купить все кентские газеты. Солома! Просто гениальная мысль!

С этими словами он весело сбежал по ступеням лестницы. Вернулся Холмс через четверть часа, торжествующе размахивая двумя газетами.

— Я верю, Ватсон, что удача нам сопутствует. Мне удалось купить «Уэллерби газет» и «Уэллерби кроникл». Вот, мой дорогой друг, — сказал он, передавая мне одну из них, — возьмите «Кроникл» и раскройте ее на полосе объявлений. Памятуя о том, как тяжело Ван Брегель расстается с деньгами, предлагаю вам искать объявление торговца, предлагающего солому по самой дешевой цене.

Следующие несколько минут прошли в молчании, было слышно только шуршание страниц, когда мы с Холмсом листали свои газеты. Нужное нам объявление нашел Холмс.

— Послушайте, Ватсон! — воскликнул он. — «Предложение о сделке. Сено, солома, навоз по дешевым ценам при регулярных поставках». Мне кажется, мы нашли именно то, что искали!

— Адрес указан?

— Да. Амитидж, ферма Блоссом, Лоуер-Бэгнелл. Я знаю эту деревушку. Во время наших поисков мы с Анвином ее проезжали. Собирайте вещи, Ватсон! Мы немедленно туда отправляемся. И не забудьте взять с собой ваш боевой револьвер.

Я поспешно начал укладывать вещи в дорожную сумку, куда положил и свой пистолет. Уже десять минут спустя мы ехали в направлении вокзала Чаринг-кросс, по дороге ненадолго остановившись у почтового отделения, откуда Холмс послал телеграмму с сообщением о нашем отъезде инспектору Анвину, продолжавшему расследование в Лондоне.

Только уже в поезде до Уэллерби у меня появилась возможность задать Холмсу тот вопрос, ответ на который мне хотелось получить с того самого момента, как я увидел в запаянном стеклянном сосуде омерзительное тело огромной крысы.

— Скажите мне, Холмс, — проговорил я, — как удалось этому Пайперу—Брегелю получить такое чудовищное создание? Что это — естественная аномалия или продукт какого-то дьявольского научного эксперимента?

— Уверен, что в данном случае мы имеем сочетание того и другого, — ответил Холмс с озабоченным выражением лица. — Вы, я полагаю, знакомы с учением Дарвина? С тех пор как в тысяча восемьсот пятьдесят девятом году была опубликована его работа о происхождении видов, все наши представления об эволюционном процессе перевернулись с ног на голову. Это вызвало такой громкий скандал в официальных церковных кругах, что шум от него не стихает и поныне. И тем не менее в рассуждениях этого ученого есть значительная доля здравого смысла, поскольку он полагал, что в процессе естественного отбора в животном мире — к которому, Ватсон, мы должны причислить и себя — из поколения в поколение по наследству передаются прежде всего те особенности, которые позволяют данному виду выжить. А имя Мендель[63] вызывает у вас какие-нибудь ассоциации?

— Нет, — ответил я. — О таком ученом я никогда не слышал.

— Об этом австрийце знают немногие. Он был монахом и ботаником. В шестидесятые годы Мендель в монастырском саду провел серию экспериментов по перекрестному опылению садового горошка и обнаружил некоторые закономерности. На основании своих опытов он создал теорию о наследственных особенностях растений, доказав, что они определяются наличием парных элементов отцовских и материнских особей в потомстве и подчиняются простым правилам: половина их признаков передается отцовской особью, а половина — материнской.

В тысяча восемьсот шестьдесят шестом году Мендель опубликовал результаты своих исследований в статье под названием «Опыты с гибридизацией растений», которую несколько лет назад мне довелось прочитать в библиотеке Британского музея.

Представьте себе, что кто-то применил открытие Менделя не к садовому горошку, а к млекопитающим, да еще в сочетании с теорией естественного отбора Дарвина. И не забудьте при этом, что такое животное, как бамбуковая крыса, размножается в течение двадцати двух дней, причем самка приносит в одном помете до пяти детенышей. Если крупного самца бамбуковой крысы скрестить с крупной самкой, их потомство будет более крупным, чем от двух обычных крыс. Отбирая наиболее крупные экземпляры на протяжении нескольких поколений и скрещивая их, можно со временем вывести крысу в несколько раз большего размера, чем те, что живут на воле, и в питании своем она будет менее разборчива. В обычных условиях они поедают в основном побеги бамбука, хотя могут довольствоваться и другой растительной пищей.

Мне представляется, что в данном случае события развивались примерно по такой схеме. Путем скрещивания Ван Брегелю удалось вывести такую разновидность Rodentia sumatrensis, один мертвый экземпляр которой мы видели в запаянном стеклянном сосуде. Что собой представляют подобные живые твари, мне даже страшно подумать. Уму непостижимо, к каким последствиям сможет привести решение этого безумца выпустить гигантских крыс в систему канализации. Они могут заполонить наши города, занести и распространить любые эпидемии. Только представьте себе, какой ужас охватит жителей!

А к каким катастрофическим последствиям это может привести в будущем! Если такие теории, примененные во благо человечества, могут избавить его от страшных наследственных заболеваний или позволить выращивать более богатые урожаи, чтобы кормить постоянно растущее население, то по воле маньяков подобные идеи в состоянии привести к изменению структуры самого вещества и воспроизводству всех видов злобных тварей, которые обитают на земле.

— Я что-то не очень улавливаю вашу мысль, Холмс, — прервал его я.

— Подумайте, друг мой, о тифе! Или о холере! Или о бубонной чуме! Вы только представьте себе, что произойдет, если какой-нибудь выживший из ума биолог вдруг откроет особенно опасную форму одного из этих страшных заболеваний и сумеет заразить им людей! Последствия могут стать поистине катастрофическими. Такой безумец мог бы требовать выкуп не только у британского правительства, как это сделал Пайд Пайпер, но и у правительств стран всего мира!

Эти соображения позволяют мне сделать вывод о том, что Пайд Пайпер делает первую пробную попытку. Суматра принадлежит Голландии[64]. Почему же он не предъявил свои требования правительству этой страны, что выглядело бы более логично? Но по каким-то причинам он остановил свой выбор именно на Великобритании. Если нам удастся когда-нибудь довести это дело до конца, мы, возможно, узнаем причину, побудившую его требовать выкуп именно с нашего правительства.

— Значит, вы полагаете, Холмс, что нам в конце концов удастся распутать это дело?

— Мой дорогой Ватсон, мы обязаны это сделать, — мрачно ответил он. — Если мы не поймаем преступника, последствия могут быть совершенно непредсказуемыми.

Оставшуюся часть путешествия мы оба хранили молчание, размышляя над этой ужасающей перспективой.

По приезде в Уэллерби, небольшой городишко, где бойко торговали всякой всячиной, мы взяли экипаж и отправились в Лоуер-Бэгнелл. Эта живописная деревушка находилась в нескольких милях от него. К счастью, там был трактир под названием «Барли Моу», где сдавали комнаты приезжим. Договорившись с хозяином о том, что пробудем двое суток, мы наняли двуколку и, не мешкая, отправились на ферму Блоссом, что была в двух милях от деревни. Холмс взял на себя обязанности кучера. Он уже сочинил подходящую для данного случая легенду.

Мы со стуком и грохотом въехали во двор фермы и остановились. Холмс спрыгнул на землю и обратился к Амитиджу, вышедшему из сарая, чтобы нас поприветствовать.

Это был тучный мужчина с красным лицом и проницательным, с хитринкой взглядом, медленно растягивающий слова. Он незаметно рассматривал направлявшегося к нему моего друга.

Как объяснил Холмс хозяину, мы искали наших знакомых, которые, как мы полагали, имели ферму или небольшой домишко в этом районе. Один из них был невысоким человеком с песочного цвета волосами и в очках, другой — коренастый, широкоплечий и смуглокожий. Может быть, мистеру Амитиджу доводилось с ними встречаться?

— Сами-то вы, должно быть, из Лондона? — спросил Амитидж, внимательно нас разглядывая со свойственной сельским жителям подозрительностью к чужакам.

— Да.

— А здесь где остановились?

— В Лоуер-Бэгнелл.

— И на сколько?

— На пару дней.

— Ясно, — бросил Амитидж и умолк.

Я видел, как Холмса начинали раздражать эти расспросы, однако он невозмутимо продолжил:

— Мне очень надо найти этих людей по причинам личного характера. Если вы, мистер Амитидж, располагаете о них какой-нибудь информацией, я буду весьма вам признателен за то время, которое вы потратили на нашу беседу.

Амитидж мгновенно стал более красноречивым.

— Да, одного из них мне доводилось видеть. Того, который потемнее. Он ко мне постоянно наведывается за соломой. Молоко тоже берет, иногда яйца. — Амитидж понимающе посмотрел на Холмса. — Он деньги вам, наверное, задолжал? — Получив подтверждение, фермер торжествующе ухмыльнулся: — Так я и подумал. Он и со мной было в эти игры играть собрался. Но я ему сразу сказал, что в долг давать ничего не буду. Так что я сначала у него деньги беру, а уже потом разрешаю повозку загружать.

— Вы знаете, где он живет? — спросил Холмс.

С выражением тупого упрямства на лице Амитидж снова умолк. Однако как только Холмс вынул из кармана полкроны, к фермеру вернулся дар речи, как к механическому пианино, которое оживает сразу же, как только кто-нибудь бросит в его щель пенни.

— Адреса я не знаю, — произнес фермер, — но когда он уезжает, каждый раз едет в ту сторону. — Грязным большим пальцем он ткнул куда-то влево.

— Благодарю вас, — сказал Холмс, стараясь скрыть разочарование по поводу того, что, несмотря на полкроны, Амитидж почти ничего не добавил к сказанному. — Вы очень нам помогли. Буду вам особенно признателен, если о нашем визите вы ничего не расскажете человеку, о котором мы наводили у вас справки.

— Я в чужие дела никогда не суюсь, — пожав плечами, буркнул Амитидж.

Он дождался — как мне показалось, намеренно, — пока Холмс сел в коляску и взял в руки вожжи. И только после этого добавил:

— Я вам вот что еще скажу. Лошади его всегда совсем свежие. Он, должно быть, не больше чем в двух-трех милях отсюда живет.

— За это известие, уважаемый, я вам по гроб жизни буду обязан! — бросил Холмс, не оборачиваясь, когда наш экипаж уже тронулся.

Мы отъехали от фермы на приличное расстояние, и мой друг разразился громким смехом.

— Надо же, Ватсон, какой ушлый малый! В смекалке ему не откажешь! Две-три мили к северу отсюда! Это, пожалуй, немного облегчит нам поиски.

Как показали события, мой друг был настроен чересчур оптимистично. Лишь после долгих часов утомительных поисков и разъездов по грязным дорогам, которые вели нас от фермы к ферме и от дома к дому, только под вечер, когда уже стало смеркаться, мы нашли то, что искали. Я устал, раненая нога продолжала меня сильно беспокоить, когда Холмс, свернув на узкую дорожку, которая, казалось, вела в тупик, вдруг сильно натянул вожжи и воскликнул:

— Сдается мне, Ватсон, мы у цели!

Мы остановились перед воротами, за которыми тянулась изрытая колеями тропинка, заканчивавшаяся у еле различимого в вечерних сумерках дома. Впрочем, он лишь смутно угадывался за скрывавшими его деревьями, а с того места, где мы остановились, виднелись лишь крыша и каминная труба. К столбу ворот была прибита дощечка, на которой можно было разобрать местами облупившуюся надпись: «Ферма Бедлоу».

— Почему вы так считаете? — спросил я.

Мне показалось, что эта усадьба выглядит точно так же, как и многие другие, встречавшиеся на нашем пути, мимо которых Холмс сразу же проезжал, говоря, мол, это не то, что мы ищем.

— Обратите внимание на тяжелую цепь и висячий замок на воротах: они совершенно новые, — ответил Холмс. — Еще взгляните на свежую солому, висящую на заборе. Я совершенно уверен в том, что мы нашли логово Пайда Пайпера. Сейчас уже слишком поздно, чтобы осмотреть здесь все повнимательнее, но завтра мы вернемся сюда как можно раньше.

Слова его не расходились с делом. В шесть часов утра уже одетый Холмс разбудил меня и, позавтракав бутербродами с ветчиной, без четверти семь мы выехали с постоялого двора в той же коляске. На шее Холмса висел его полевой бинокль, мой карман оттягивал боевой пистолет.

Мы предусмотрительно решили подойти к ферме Бедлоу пешком, оставив экипаж в небольшой рощице. Кружным путем через поля мы дошли до небольшого луга, наклонно спускавшегося к ферме с задней стороны, откуда были хорошо видны ее строения, которые вчера вечером мы толком не рассмотрели. Заняв удобную позицию в верхней части луга, так что заметить нас снизу было очень трудно, мы стали наблюдать за фермой.

Сам дом представлял собой запущенное кирпичное строение, крытое шиферной крышей, в котором на первый взгляд, казалось, никто не жил. Однако по дымку, вившемуся над одной из труб, можно было сделать вывод о том, что первое впечатление оказалось обманчивым.

Напротив дома через двор тянулся длинный приземистый сарай с выкрашенными в черный цвет воротами, рядом с которыми стояла большая собачья будка.

Я заметил все эти детали в бинокль Холмса, который он мне передал после того, как все внимательно изучил сам. Только я решил получше разглядеть конуру и ее обитателя — крупного, полосатого мастифа, — как Холмс нетерпеливо дернул меня за рукав и попросил вернуть бинокль.

Даже с такого значительного расстояния его острый взгляд уловил во дворе какое-то движение. Что бы это ни было, он некоторое время молча следил за происходящим, затем тихо сказал:

— В сарай только что зашли двое. Если верить полученным описаниям, это именно те люди, за которыми мы охотимся. Думаю, нам лучше уйти отсюда, пока нас не заметили. Кроме того, мне без промедления нужно обо всем этом сообщить инспектору Анвину.

Мы вернулись обратно тем же путем и, дойдя до рощицы, где оставили повозку, сразу же отправились в Уэллерби, откуда Холмс послал телеграмму инспектору Анвину в Лондон. Послание получилось довольно большим, и пока Холмс заполнял бланк, я заглядывал ему через плечо, читая сообщение. В нем говорилось:

— Зачем вам леска, Холмс? — в недоумении спросил я. — Что, скажите на милость, вы собираетесь с ней делать?

— Вы узнаете об этом сегодня вечером, Ватсон, — ответил он с загадочной улыбкой.