"Секретные дела Холмса" - читать интересную книгу автора (Томсон Джун)

III

— А теперь, мой дорогой инспектор, вы, конечно, жаждете услышать более подробный и не столь сухой отчет о необычайных событиях, разыгравшихся прошлым вечером, помимо сделанного мной официального заявления, — начал Холмс.

Разговор происходил на следующий вечер, когда Паттерсон по настоянию моего друга заглянул к нам на Бейкер-стрит.

— Прежде всего о тех негодяях, которые пытались похитить нас прошлым вечером.

— Их личность установлена, — прервал детектива Паттерсон. — Это капитан парохода «Фрисланд» ван Вик и его помощник Баккер.

— О, нет, инспектор, они всего лишь агенты гораздо более могущественного и опасного лица, чье имя хорошо знакомо вам обоим. Вы не догадываетесь, о ком идет речь? Тогда я вам назову его. Это профессор Мориарти.

— Мориарти?! — воскликнули мы с Паттерсоном.

— Но, Холмс, — возразил я, поскольку инспектор в крайнем изумлении утратил дар речи, — профессор Мориарти нашел смерть на дне Райхенбахского водопада после столкновения с вами. Не хотите же вы сказать, будто он каким-то чудом выжил?

— Разумеется, не хочу, мой дорогой друг. Такое предположение было бы лишено всякой логики. Ни Мориарти, ни кто-нибудь другой не мог восстать из бездны водопада. Но человек, наделенный дьявольскими способностями творить зло, каким был Мориарти, может и из могилы оказывать свое пагубное влияние. В этой самой комнате профессор Мориарти предупредил меня однажды, что если в результате моих действий он когда-нибудь погибнет, то непременно позаботится о том, чтобы и меня тоже уничтожили[29]. Тогда же профессор сообщил мне, что стоит во главе огромного преступного синдиката, весь масштаб которого даже я не мог бы оценить. Однако в этом он заблуждался. Мной уже было установлено, что Мориарти контролирует международное преступное сообщество, совершившее по крайней мере сорок тяжелых преступлений, таких, как убийства, ограбления и изготовление фальшивых денег.

Мне кажется, что как-то в разговоре с вами, Ватсон, я сравнил профессора Мориарти с ядовитым пауком. По-моему, это удачное сравнение: его организация соткана из множества нитей и простирается по огромной территории. С помощью инспектора Паттерсона[30] нам удалось разорвать эту паутину и захватить почти всех членов шайки Мориарти. Увы, кое-кому тогда удалось ускользнуть от нас, в том числе ван Вику и его подручному Баккеру, которым хозяин поручил отомстить мне, если по каким-либо причинам покушение на мою жизнь у Райхенбахского водопада закончится неудачей.

Разработанный Мориарти план был прост. Осуществление его должно было начаться не сразу, а спустя несколько лет после нашей с ним встречи у Райхенбахского водопада[31]. По замыслу профессора к тому времени я должен был ощутить себя в полной безопасности и соответственно полностью утратить бдительность. Однако Мориарти упустил из виду два важных обстоятельства.

Во-первых, в отличие от него я никогда не был склонен недооценивать умственные способности своего противника. Мориарти обладал феноменальнейшим интеллектом. Восхищение, которое у меня всегда вызывал его безупречно работавший мозг, сравнимо разве что с отвращением, которое я питал к совершаемым им гнусным преступлениям, разработке которых он посвятил свой уникальный дар. Поэтому я мог изучать Мориарти не предвзято, а бесстрастно — как некий образец под микроскопом. Исследуя его преступную натуру, я пришел к заключению, что мы очень близки по складу ума. Это позволяло мне предвидеть ход рассуждений Мориарти и предвосхищать любое его действие с такой легкостью, словно я проник в мозг изощренного убийцы.

Я задал себе следующий вопрос. Что бы я сделал на месте Мориарти, если бы столкнулся лицом к лицу с таким противником, как я, зная, что встреча может закончиться для меня роковым исходом? Ответ очевиден: я постарался бы устроить все так, чтобы, по крайней мере, в будущем жизнь противника зависела от меня или моих сообщников.

Вторая ошибка Мориарти состояла в том, что осуществление задуманного плана он поручил ван Вику. Склонный к грубому насилию капитан как нельзя лучше подходил для совершения убийства и был необходим на заключительном этапе, но ему недоставало воображения, присущего аферистам и мошенникам. Когда вчера вечером он появился здесь, на Бейкер-стрит, и принялся угощать нас историей об исчезновении почтенного пассажира мистера Пеннингтона, я сразу заподозрил неладное.

— В самом деле, Холмс? — удивился я. — А мне его история об исчезнувшем пассажире показалась правдоподобной. Что заставило вас усомниться в ее правдивости?

— Поведение мисс Пеннингтон, дочери вымышленного пассажира. И в этом случае все становится понятным, стоит только представить себя на месте другого человека. У юной девушки на борту судна в бурную темную ночь исчезает отец. На ее месте я прежде всего поднял бы на ноги других пассажиров из соседних кают. А нам говорят, что мисс Пеннингтон вместо этого выбежала на палубу и обратилась к помощнику капитана.

Возможно, я и не обратил бы внимания на это несоответствие, если бы не письмо, которое мисс Пеннингтон якобы написала мне. Оно, несомненно, было написано рукой молодой девушки, но в почерке не было ни малейших признаков волнения и беспокойства, которые так естественно ожидать от человека в ее состоянии.

В письме мисс Пеннингтон упоминала о каком-то деле, которое якобы я расследовал и о котором ей рассказал отец. Я решил проверить свои подозрения и спросил у ван Вика, знает ли он, о каком деле упоминает мисс Пеннингтон. Вот тогда капитан подтвердил мои подозрения. Ему так не терпелось заманить меня на борт «Фрисланда», что вместо того, чтобы сослаться на свою неосведомленность, он совершил грубую ошибку, назвав дело Блэкмора.

Боюсь, я не вправе разглашать все детали этой истории, да оно и не имеет прямого отношения к событиям на «Фрисланде». Скажу только, что это было необычайно тонкое расследование по делу о попытке шантажа известного аристократа одним из агентов профессора Мориарти. Фамилия этого агента Блэкмор. Хитростью мне удалось добиться ареста Блэкмора. Его задержал инспектор Лестрейд из Скотленд-Ярда по обвинению в краже. Инспектор прекрасно понимал, что если мне удастся раздобыть кое-какие документы из сейфа Блэкмора, то все лавры достанутся ему как представителю сыскной полиции. Поэтому мое имя нигде не упоминалось, хотя процесс по делу Блакмора широко освещался в печати.

Откуда же, спрашивается, ван Вик узнал о моем участии в этом деле, если не был членом преступной организации, которой руководил Мориарти, и не слышал, как его «коллеги» обсуждали дело Блэкмора между собой? Поэтому я заключил, что никакого мистера Пеннингтона в природе не существует и что вся история об исчезновении отца несчастной девушки не более чем часть заговора с целью убийства вашего покорного слуги — заговора, который профессор разработал еще до своей гибели.

— И, зная все это, вы решились сопровождать капитана ван Вика на борт его судна? — спросил инспектор Паттерсон в сильном изумлении. — Но вы же знали, что, поступая таким образом, подвергаете смертельной опасности не только свою жизнь, но и жизнь доктора Ватсона?

— Разумеется, я знал об опасности, и, смею уверить вас, принять решение отправиться на «Фрисланд» мне было отнюдь не легко.

Тут Холмс повернулся ко мне и продолжал:

— Единственное, что я могу сказать в свое оправдание, так это то, что на протяжении всей нашей долгой дружбы вы никогда не отказывали мне в помощи, сколь бы опасным ни было расследование. Признаю, что поступил неправильно, не спросив вашего согласия на этот раз, а лишь предположив его, и приношу вам за это свои извинения. Разумеется, я мог бы под тем или иным предлогом уговорить вас остаться дома, но знал, что вы стали бы возражать, кроме того, мы могли бы вызвать подозрения у ван Вика. Мой план был основан на том, чтобы он поверил, будто я принял его историю за чистую монету.

— О, прошу вас, Холмс, не будем об этом! — воскликнул я, глубоко тронутый его словами. — Вам вовсе не нужно приносить мне извинения. Я отправился бы с вами, даже если бы знал все обстоятельства.

— Благодарю вас, Ватсон. Я ожидал, что вы так скажете, и глубоко вам признателен. Как очень метко сказал Цицерон: « Adminiculum in amicissimo quoque dulcissimum est»[32].

Последовали коротким пауза, после которой Холмс продолжил свой рассказ:

— Как вы помните, Ватсон, я попросил вас и ван Вика подождать меня в кебе, а сам немного задержался, сказав, что надо оставить миссис Хадсон записку. Вместо этого я написал вам, инспектор Паттерсон, кратко изложил ситуацию и попросил о срочной помощи, не упоминая имени профессора Мориарти по причинам, которые вскоре объясню. Как вы помните, я попросил вас взять с собой по крайней мере с дюжину ваших коллег и известить меня о вашем прибытии двойным гудком полицейского катера. Затем я вручил письмо миссис Хадсон и наказал ей строго-настрого, чтобы она, как только мы отъедем, взяла кеб до Скотленд- Ярда и передала письмо вам в руки.

В то же время я из предосторожности вооружился, как только мог. Я понимал, что брать с собой револьвер бесполезно. Если мои догадки относительно планов ван Вика правильны, то он не станет покушаться на нашу жизнь, пока «Фрисланд» по высокой воде не выйдет в море. Убивать нас в порту слишком опасно. Если мы окажем сопротивление, наши крики могут встревожить других пассажиров и членов команды, не участвующих в заговоре. Выйдя же в Ла-Манш, ван Вик мог расправиться с нами и выбросить наши тела за борт, не подвергая себя ни малейшему риску.

Но до отплытия ван Вику было необходимо, чтобы мы не оказывали сопротивления и молчали. По моему разумению, проще всего этого можно достичь, подмешав нам чего-нибудь в напиток и заперев в каюте. Я полагал, что ван Вик из предосторожности обыщет наши карманы. Если бы я взял револьвер, капитан его непременно нашел бы и отобрал. Таковы были мои подозрения. Что произошло, когда мы поднялись на борт «Фрисланда», вам, Ватсон, хорошо известно, поэтому немного потерпите, пока я кратко изложу все инспектору Паттерсону.

Мне надо было убедить капитана, будто я поверил в его историю, и сделать вид, что внимательно осматриваю каюту мистера Пеннингтона. И тут я обнаружил еще одну ошибку, которую допустил ван Вик, расставляя для нас ловушку. Кажется, вы не увидели ее, Ватсон, так как не обмолвились ни словом и даже не подняли удивленно брови.

— Должен признаться, что я не заметил ничего, кроме явных признаков происходившей в каюте борьбы и не подлежавшего сомнению факта, что багаж мистера Пеннингтона подвергся обыску. Что вы имеете в виду, Холмс?

— Умывальный таз, который был умышленно залит кровью, хотя нигде больше не было видно ни одной капли крови. Если у кого-то было столь сильное кровотечение, то следы его можно было бы обнаружить на полу или на занавесках, одна из которых во время драки была сорвана с колец.

Под предлогом мнимого исчезновения мисс Пеннингтон ван Вик предложил нам перейти в его капитанскую каюту. В ожидании, пока обыск закончится, нам было предложено выпить по стаканчику шнапса. Стаканы, как и бутылка со спиртным, хранились в шкафчике, и, когда капитан доставал их, я заметил, что он самым тщательным образом следит за тем, чтобы не перепутать два стакана, предназначавшиеся для нас, со своим. Подозреваю, что в наших стаканах уже было по нескольку капель какого-нибудь сильнодействующего наркотика, вкус которого и запах исчезают при разбавлении крепким спиртным напитком.

Боюсь, я вряд ли мог помешать вам, Ватсон, выпить за тост, предложенный капитаном. Но как вы, должно быть, помните, я, взяв стакан, сделал вид, будто потерял равновесие. Пошатнувшись, я незаметно вылил содержимое моего стакана в плевательницу, стоявшую рядом со столом.

— Но, Холмс, — возразил я, — я отчетливо помню, что потом вы все же выпили свою порцию горячительного.

— Вам показалось, мой дорогой друг, — от души рассмеялся Холмс. — Я только сделал вид, будто пью. Это один из самых простых и старых трюков, которые показывают фокусники. Берется какой-нибудь предмет, например монета. Фокусник на наших глазах бросает ее в стакан или коробочку, откуда она бесследно исчезает. На самом деле фокусник лишь делает вид, будто бросает монету, а в действительности незаметно зажимает ее в ладони. Точно так же и я сделал вид, будто держу в руке полный стакан и пью из него. Вероятно, я проделал все движения довольно успешно, раз ни вы, ни ван Вик ничего не заподозрили.

Когда же вы потеряли сознание, я подождал несколько секунд и, проследив за вашим поведением, постарался как можно точнее повторить его и упал на пол рядом с вами. Как только мы оба отключились — вы на самом деле, а я подражая вам, — ван Вик позвал своего помощника Баккера, и они вдвоем обыскали и связали нас. Вот тут-то и пригодилось мое знание барицу.

— Барицу? — переспросил инспектор Паттерсон. — В первый раз слышу.

— Это один из видов японской борьбы, используемой для самообороны, — пояснил Холмс. — Знание ее приемов сослужило хорошую службу, когда мне довелось схватиться врукопашную с профессором Мориарти на узкой тропинке над Райхенбахским водопадом. Одно из преимуществ барицу заключается в том, что она развивает мышцы рук и туловища. Когда ван Вик и его подручный Баккер опутывали веревками мне грудь и связывали за спиной руки, я изо всей силы напряг мышцы, а когда негодяи вышли из каюты, расслабил мускулы. Поочередно напрягая и расслабляя мышцы, я постепенно распустил веревки на руках настолько, что смог дотянуться до манжета на рукаве, где у меня был спрятан скальпель. После примерно десяти минут настойчивых усилий мне удалось высвободить руки, перерезав стягивавшие меня веревки. Остальное вам известно. Приведя вас в чувство, я стал дожидаться двойного гудка — сигнала, извещавшего о прибытии инспектора и его отважных коллег.

— Вы забыли об одной детали, Холмс, — напомнил я своему старому другу.

— О чем же?

— Вы забыли упомянуть об отмычке, которой открыли дверь каюты.

— Разве? Досадное упущение с моей стороны, произнес Холмс беспечно, — Объяснение здесь самое простое. Еще на Бейкер-стрит я предусмотрительно привязал к левой лодыжке небольшой набор отмычек. Ходить с таким ножным украшением было больно, и я даже стал прихрамывать, сославшись на то, что по неосторожности подвернул на лестнице ногу. Но отмычки стоили причиняемых ими неудобств. Вчера они сослужили нам неоценимую службу.

А теперь я должен объяснить вам, инспектор Паттерсон, а также вам, Ватсон, поскольку это напрямую касается вас, почему в письме, которое я отправил с миссис Хадсон, мной умышленно не было упомянуто имя профессора Мориарти.

Вы, мой старый друг, не слышали о том, что в январе тысяча восемьсот девяностого года в Роттердаме погиб некий Хендрик ван ден Фондель, хотя инспектор Паттерсон, несомненно, был извещен об этом преступлении. Ван ден Фондель был убит ночью ударом кинжала, когда его хотели ограбить в доках двое злоумышленников, скрывшихся с места преступления. Их видел случайный прохожий. К сожалению, этот единственный свидетель не смог описать внешность убийц, и бандиты так и не предстали перед правосудием. Но появились слухи, что мотивы убийства в действительности носят гораздо более темный и зловещий характер.

Эти слухи впоследствии были подтверждены голландскими властями, в строго конфиденциальном порядке консультировавшимися с моим братом Майкрофтом, который, как вам известно, поддерживает тесные связи с английским правительством[33]. У них имелись серьезные основания полагать, что за смертью ван ден Фонделя стоит международная организация и что убийство было совершено двумя голландскими агентами этой организации, личности которых тогда еще не были установлены.

Выяснилось, что ван ден Фондель был инспектором полиции — в ту ночь он был в штатском, — расследовавший деятельность этой организации, занимавшейся переправкой с континента в Англию по поддельным документам известных преступников. Среди тех, кто успешно воспользовался услугами этой организации, были шведский фальшивомонетчик Ларссон, русский нигилист Борис Орлов, разыскиваемый российскими властями за взрыв почтамта в Санкт-Петербурге, и другие. Большинство этих преступников впоследствии были арестованы инспектором Паттерсоном и его коллегами из Скотленд-Ярда.

Центром переправки людей был Роттердам. По-видимому, некто в администрации роттердамского порта был подкуплен и сквозь пальцы смотрел на творимое беззаконие, хотя голландским властям не удалось доказать ни факт подкупа, ни установить личности тех, кто организовывал незаконную переправу.

Однако в свете событий, происшедших прошлой ночью на борту «Фрисланда», можно, как мне кажется, с достаточной долей уверенности предположить, что ван Вик и Баккер входили в эту преступную организацию и что именно они убили несчастного ван ден Фонделя по приказу профессора Мориарти. Я предлагаю вам, инспектор Паттерсон, провести тщательный обыск в каюте ван Вика. Думаю, что вы обнаружите среди его бумаг достаточно убедительные доказательства виновности как самого капитана, так и его помощника, а также установите имена тех официальных лиц из роттердамского порта, которые были подкуплены и покрывали преступников.

Зная об этих международных преступных связях, я счел за благо не упоминать имени профессора Мориарти до тех пор, пока не обсужу все дело с Майкрофтом, у которого я сегодня побывал. Вместо того чтобы предавать суду ван Вика и Баккера в Англии, правительство ее величества решило передать задержанных голландским властям, которые, несомненно, доведут до конца расследование убийства ван ден Фонделя и других преступлений подпольной организации.

Кроме того, инспектор Паттерсон и его коллеги все еще охотятся за видным членом сицилийской мафии Луиджи Берторелли, и пока он не арестован, ни одно слово о преступной организации не должно стать достоянием гласности.

И силу этих причин, Ватсон, нам не будет разрешено опубликовать отчет о наших приключениях на борту «Фрисланда». Я сожалею, мой дорогой друг, но таково решение Майкрофта.

Однако я не хочу, чтобы это дело было полностью предано забвению, поскольку оно иллюстрирует не только остроумие и искусство дедукции моего старого друга Шерлока Холмса, но и его личное мужество перед лицом смертельной опасности. Кроме того, составление отчета об этом интереснейшем деле дает мне уникальную возможность еще раз напомнить о крахе великого преступника профессора Мориарти, которого Холмс однажды назвал Наполеоном преступного мира[34].

Но не только по указанным выше причинам я решил написать конфиденциальный отчет о бурных событиях[35], происшедших на борту парохода «Фрисланд», заранее зная, что этот отчет навсегда останется среди моих личных бумаг.

Этот отчет написан мною как дань личному мужеству моего старого друга Шерлока Холмса и как своего рода раскаяние в том, что я хоть на миг посмел усомниться в его доблести, достойной человека с сердцем льва.