"До скончания века" - читать интересную книгу автора (Картленд Барбара)

Глава четвертая

Когда они поднялись наверх, то экономка, миссис Флуд, проводила Аджанту в отведенную ей комнату, обставленную изысканной мебелью. Если бы не кровать, то трудно было даже назвать комнату спальней, по своему виду она более проходила на гостиную. Деревянные части софы и стульев были покрыты позолотой. Здесь же стоял комод времен Людовика XV, который вызвал интерес девушки не столько, как предмет обстановки, сколько, как музейная редкость. Ее мама, рассказывая Аджанте об искусстве, дала ей представление о хронологии стилей. Теперь эти знания оказались полезными: девушка узнавала различные предметы, фигурировавшие ранее только в маминых беседах и книжных иллюстрациях.

– Мне кажется, вы желаете переодеться, мисс, – сказала миссис Флуд, увидев, что Аджанта снимает шляпу и дорожную накидку.

– Мой багаж уже доставила?

– Да, мисс, однако не стоит надевать платья, которые наверняка помялись в чемодане. Ваши туалеты, привезенные из Лондона, находятся в гардеробе.

С этими словами экономка отворила дверцу резного шкафа и Аджанта увидела висящие внутри платья. Миссис Флуд вынимала их одно за другим и показывала девушке. Платья были роскошными, исполненными с величайшим вкусом и великолепно отделанными. Аджанта не могла поверить в то, что вся эта прекрасная одежда предназначается ей. Когда же она одела одно из них, то обнаружила, что никогда в жизни так хорошо не выглядела. Она раньше и не подозревала, что ее талия так изящна и что платье, которое при всем желании нельзя назвать нескромным, может столь ярко подчеркивать все достоинства фигуры.

– Вы прекрасно выглядите, мисс. Вправду, прекрасно, – восхищенно произнесла миссис Флуд.

– Спасибо.

– Его светлость распорядились подать чай в Голубую гостиную. Лакей ожидает у двери, чтобы проводить туда.

– Спасибо, – повторила Аджанта.

Спускаясь по лестнице, она чувствовала себя несколько смущенно, она не знала, как отец отнесется к тому, что маркиз подарил ей несколько платьев. Однако маркиза и членов ее семьи в Голубой гостиной не оказалось, они были в библиотеке. Священник уже успел просмотреть книги, отобранные для него хранителем, и не мог сдержать восторга по поводу нескольких редчайших томов, которые, по его словам, окажут неоценимую помощь в исследованиях.

Когда Аджанта вошла к ним, то по выражению лица маркиза поняла, что он рад ей. Она постоянно заставляла себя быть благодарной хозяину, но никак не могла отделаться от навязчивого ощущения, что она лишь марионетка, пляшущая по прихоти маркиза. Чэрис первой заметила ее новый наряд.

– Аджанта! Где ты взяла это платье? – спросила она шепотом.

– Его светлость подарил его мне. Говори тише, а то папа услышит, – отвечала Аджанта, не сообразив, что папа ничего не слышит, когда держит в руках книгу. Маркиз отвел их в Голубую гостиную, однако священник остался в библиотеке поговорить с хранителем. Аджанта облегченно вздохнула: необходимость публично объяснять отцу происхождение нового платья отпала сама собой.

Стол был сервирован к чаю и, как и все в этом доме, поражал своим богатством: приборы коллекционного серебра, обилие всевозможных пирожных и закусок:

– Не могли бы вы разлить чаю? Вам это теперь часто придется делать, – сказал маркиз Аджанте.

Девушка подошла к серебряному подносу и протянула руку к чайнику. В этот момент Чэрис воскликнула:

– Как хорошо, что Аджанта будет хозяйкой в доме и на многих праздниках! Вы не пригласите меня, хоть разочек?

– Ну, конечно же, пригласим, – уверил ее маркиз.

– А меня? – спросила Дэрайс.

– У нас непременно будут праздники, на которых мы соберемся вместе.

Дэрайс воскликнула от восторга:

– Я хочу побывать на празднике, где были бы воздушные шары и хлопушки. У моей подружки однажды устроили такой бал, но меня не позвали, потому что я еще маленькая.

– Для наших приемов вы не будете слишком маленькой, – очень серьезно сказал маркиз.

Аджанта нахмурилась. Она знала, что все эти разговоры о праздниках окончатся горьким разочарованием. Их помолвка продлится самое большее полгода, а праздники, о которых мечтали сестры, устраивают обычно зимой. К тому времени они будут дома, где нет никаких развлечений, и девочки очень расстроятся. Ее поражало, как маркиз, такой щедрый и, безусловно, снисходительный к детям нищего священника, не задумываясь, дает им вкусить тех плодов, что вскоре будут отобраны, и по которым они станут тосковать на протяжении всей жизни. «Деньги в состоянии разрушить человеческую личность», – подумала Аджанта. Внезапно она ощутила неподдельный ужас, представив все результаты обмана, в котором соучаствовала.

Аджанта разлила чай, и, когда Чэрис передала ей блюдо с сэндвичами, сделала отрицательный жест рукой.

– Съешь что-нибудь, Аджанта, – попросила Чэрис. – Это угощение подобно пище богов, ничего похожего мы в жизни не ели.

– Вы трое выглядите так, как будто покорили Олимп, – заметил маркиз.

– Олимпийские боги обычно, напротив, спускались на землю, к простым смертным! – поправила его Аджанта.

– Вы непременно упрекнете меня, Аджанта, но на секунду можно представить себе, что Стоу-Холл – это Олимп, – улыбнулся маркиз.

– Для нас – безусловно.

– Я об этом и говорю, – согласился он.

Вот и снова между ними возникла словесная дуэль. Это занятие слегка развлекало маркиза. После чая он повел их по комнатам. Маркиз был искренне удивлен тем, как хорошо Аджанта разбирается в живописи, мебельном искусстве и даже в гобеленах. Когда та рассказала Дэрайс сюжет одного из тканных изображений, что был неизвестен самому маркизу, то он спросил:

– Откуда вы столь хорошо осведомлены? Будь вы мужчиной, я бы сказал, что вы закончили университет.

– Даже обычные женщины умеют и читать, и думать, – вспыхнула Аджанта.

– Большинство их не делает ни того, ни другого, – сказал он и подумал, что, если судить по знакомым дамам, это замечание – истинная правда. Даже Леони, как бы прелестна, она ни была, не читала ровно ничего, помимо газетных сплетен. То же можно отнести и на счет прочих особ, в разное время привлекавших его внимание.

– Я все более и более опасаюсь, Аджанта, что вы рано или поздно обернетесь эдаким страшным существом, чем-нибудь вроде «синего чулка». Тогда я сбегу от вас в горы, обещаю вам!

Чэрис вскрикнула:

– Вы что же это, не собираетесь жениться на Аджанте? Если вы не женитесь на ней, то мы все будем очень несчастны.

Глаза маркиза и Аджанты встретились, он понял, о чем подумала девушка.

– Я немного подшучиваю над вашей сестрой, – успокоил он Чэрис. – Как бы она ни была умна, да я умнее, потому и не убегу в горы, а попросту стану побеждать ее во всех спорах.

Чэрис вложила свою руку в его:

– Я не против. Мне нравится вас слушать, все, что вы говорите – прекрасно!

Такие слова маркиз привык слышать от взрослых женщин. Он снова лукаво взглянул на Аджанту. Но та, слегка шурша юбками, этот звук очень нравился хозяину дома, направилась к картине, которую они еще не успели рассмотреть.

Когда все поднялись наверх переодеваться к обеду, то увидели, что Дэрайс очень устала. К радости Аджанты, в спальне девочки стоял поднос заполненный всяческими вкусными вещами.

– Я страшно голодна, – сообщила Чэрис.

– Это мое! Это все для меня, – заподозрив намерения сестры, сказала самая младшая.

– Ну, конечно, – согласилась Аджанта. – А ты, Чэрис, подожди до обеда, не перебивай аппетит.

– Как приятно обедать в таком доме. Ты знаешь, Аджанта, я безумно счастлива, что ты выходишь за него замуж. Если мы переселимся сюда, к тебе, то это станет лучшим событием за всю нашу жизнь.

– А как же... папа? – не сразу ответила Аджанта.

Она увидела перемену во взгляде сестры, как будто той нанесли оскорбление:

– Ты хочешь сказать, что ты будешь жить здесь, а мы с Дэрайс – дома? Какая же ты злая и жестокая, Аджанта! Ты же знаешь, что папа, когда пишет, не обращает на нас никакого внимания. Нам будет так одиноко без тебя!

– Я пока не замужем. Еще будет время все обсудить. Иди переодеваться, Чэрис, а я пока уложу Дэрайс.

– Я приду к тебе в комнату, когда буду готова. Если ты наденешь еще одно новое платье, то я умру от зависти.

После еды глаза Дэрайс стали слипаться, день был слишком перегружен впечатлениями. Она опустилась на колени в постели, чтобы помолиться, к чему была приучена сызмальства. Затем легла, обняв подушку, и сказала:

– Спокойной ночи, Аджанта! Я люблю тебя, маркиза и весь этот добрый дом.

Девочка закрыла глаза и уснула. Сестра опустила тяжелые портьеры.

Аджанта подумала, что со стороны маркиза было очень предусмотрительно разместить Дэрайс в комнате, смежной с ее. Чэрис занимала соседнюю, также очень удобную, спальню. Аджанта решила зайти туда перед тем, как переодеться. В комнате Чэрис стояли горничная и миссис Флуд.

– Аджанта! Аджанта! – вскричала Чэрис. – Посмотри, что мне купил маркиз!

Миссис Флуд держала только что извлеченное из гардероба новое платье. Это был очень дорогой вечерний туалет, рассчитанный на шестнадцатилетнюю девушку. Судя по всему, изготовил его модельер, обслуживающий Beau Monde.

– Смотри! Смотри! Ну разве не прелесть! – не могла остановиться Чэрис.

– Я уверена, оно очень пойдет юной леди, правда, кое-что надо ушить. Элси у нас мастерица на такие дела.

– Прекрасное платье, – только и выговорила Аджанта.

Когда она пришла к себе в комнату, то поняла, что очень зла на маркиза. Он подкупал всю семью, так же, как в свое время, подкупил ее саму. Пусть он и воображает себя режиссером в Друри-Лейне или в Опера-Хаус, но на самом деле, всего лишь заставляет их за деньги плясать под свою дудку. «Когда надобность в нас отпадет, маркиз, не задумываясь, вышвырнет всех, как, не задумываясь, приютил. Ему безразлично сколько сердец при этом окажутся разбитыми», – размышляла девушка, Ее вдруг осенило, что именно так он и поступал со своими женщинами, которых у него, по-видимому, перебывало великое множество. Но взрослые женщины сами отвечают за свои поступки, а Чэрис и Дэрайс, юные, неопытные создания, перенесут страшный удар, после которого не сразу оправятся. Не обращая внимания на горничную, ожидающую ее, чтобы помочь переодеваться, Аджанта подошла к окну. Она стояла и смотрела на парк, на озеро, где черные и белые лебеди плавно скользили по зеркальной глади. Солнце умирающего дня висело в безоблачном пурпурно-золотом небе. Казалось, все вокруг охвачено пламенем. Чарующий вид. Но Аджанта в огне заката разглядела предупреждение об опасности, опасности участия в сомнительном деле, опасности самообмана, опасности жизни в красивом, но пугающем мире, где безраздельно властвовал маркиз. «Как глупо, с моей стороны, было согласиться на это. О чем я только думала с самого начала?» – укоряла она себя. Она вступила в борьбу с маркизом, и, по неопытности, сразу же проиграла.

Тем не менее, пора было одеваться. Аджанта как раз застегивала последние пуговицы, когда Чэрис вместе с миссис Флуд вошли к ней. Их восторженные восклицания и собственное отражение в зеркале уверили Аджанту в том, что платье удивительным образом шло ей. Цвет его материи поразительно подходил цвету ее глаз. Она не могла сообразить, случайно ли так совпало, или маркизу удалось столь хорошо описать словами требуемый оттенок. В последнем случае – это еще одно подтверждение незаурядных способностей поставить дело, умения продумывать каждую мелочь. «Как ему это только и удается?» – с раздражением подумала девушка.

– Его светлости ни разу не доводилось ужинать в компании сразу двух столь очаровательных барышень, – заметила миссис Флуд. – Уж мне-то можете поверить на слово.

– Правда? – оживилась Чэрис.

– Да провалиться мне на месте! Впрочем, не я должна делать вам комплименты. Пусть об этом позаботится его светлость, – миссис Флуд многозначительно посмотрела на Аджанту. Та понимала, что все слуги в доме силятся понять скрытые причины визита их семейства и сгорают от любопытства. Если маркиз говорит правду, то объявление о помолвке появилось в «Газетт» вчера, а сегодня перепечатано остальными ежедневными изданиями. В сельской местности их не будет до вечера или даже до завтрашнего утра. «Слуги все узнают завтра» – поняла она и почувствовала, что станет стесняться.

Когда они с Чэрис подошли к Серебряной гостиной, где накрывали к обеду, то увидели там маркиза в компании священника. До сих пор Аджанте не приходилось видеть маркиза в вечернем платье: если и в будничном наряде тот выглядел красивым и внушительным, то сейчас вид его был столь величественным, что невозможно было от него оторваться. На маркизе были черные узкие панталоны, по моде, установленной принцем-регентом. Украшенный оборками галстук был туго завязан, и из под него виднелись треугольные кончики воротничка рубашки, плотно прижатые к щекам. От этого маркиз казался еще выше.

Аджанта смущенно замешкалась в дверях, зато Чэрис смело устремилась в комнату, к маркизу, произнося на ходу:

– Спасибо! Спасибо! Когда я увидела это платье, то подумала, что сплю. Не, могу передать, как я счастлива!

– Вы прекрасно выглядите! – с несколько ироничной улыбкой констатировал маркиз.

– Посмотрите на меня! – требовала Чэрис.

Она вытянула руки в стороны и закружилась перед маркизом. Священник с некоторым удивлением смотрел на дочь.

– У тебя новое платье, Чэрис? – поинтересовался он.

– Ну конечно же, папа! Подарок от маркиза! Он добрейший человек в мире!

– Я думаю, что ты права. Он мне подарил книги, которые, по-моему, лучше всяких новых платьев. Они станут гордостью моей библиотеки.

Аджанта стиснула зубы. Очевидно, кое-что маркиз припас и для Лиля, и для Дэрайс. Ей не пришлось долго оставаться в неведении. Отец простер к ней руки и сказал:

– Дорогая моя Аджанта! Твой жених очень щедрый человек, очень щедрый!

– Он что-нибудь еще подарил тебе, папа? – тихо спросила та.

– Он обещал мне экипаж с лошадью, на смену моей двуколке и старушке Бэсси. И еще двух лошадей для Лиля и для Чэрис и пони – для Дэрайс.

– Лошадь – мне? И я смогу ездить на охоту! Это замечательно! Замечательно! – вскричала Чэрис.

Она обвила руки вокруг шеи маркиза и поцеловала его в щеку. Он также ответил поцелуем и спросил:

– Если вы так взволнованы оттого что вам подарили лошадь, то что же станете делать, если вдруг подарят бриллиантовое ожерелье?

– Лошадь мне нужнее. Теперь легче будет встретиться с интересными людьми.

Маркиз рассмеялся:

– Я подозреваю, что вы уже в предвкушении новых приключений на охоте, из которых вас будут спасать какие-нибудь незнакомцы, вроде меня грешного.

– Ах, как я на это надеюсь! – быстро ответила Чэрис, и маркиз вновь засмеялся.

Он заметил, что Аджанта смотрит неодобрительно, и, подавая ей бокал с шампанским, сказал:

– Вы сегодня почему-то молчаливы, Аджанта!

– Вы желаете, чтобы и я пропела вам дифирамбы вслед за папой и Чэрис?

– Конечно, желаю! Все, что вы говорите и делаете – очень важно для меня. Двадцать минут назад доставили газеты, и теперь каждый в доме будет знать, что необходимо ваше одобрение всему, что делается.

– Желаете внести поправки в исполнение роли?

– Хотел бы. Как режиссер, предупреждаю вас: мне требуется безупречная игра.

– Боюсь, что придется вас разочаровать. Я могу не согласиться с принципами, которые мне не подходят.

Ей показалось, что маркиз сейчас скажет что-нибудь резкое, потому что его долготерпение, очевидно, истощилось. Но в этот момент подошел отец Аджанты.

– Я предвкушаю удовольствие встречи с вашей семьей. Надеюсь, вы уже сообщили им о помолвке? – спросил священник.

– Я отправил письмо матери, она живет в Доувер-Хаусе, в своем имении, а остальные родственники будут оповещены сегодня вечером, – ответил маркиз.

– Очень рад этому. Мне кажется, что родственники всегда расстраиваются, если не узнают о помолвке раньше, чем остальные.

Маркиз взглянул на Аджанту, они подумали об одном и том же. В этот момент дворецкий возвестил об обеде.

Аджанту уже не удивило, что при смене блюд каждое последующее было вкуснее предыдущего. Даже Чэрис предпочла есть, а не разговаривать. Аджанта подумала, что они действительно попали на Олимп, хотя ее и выводило из себя самодовольство маркиза. Однако у последнего, если быть честной, имелись все основания для того. Он был столь красив и обаятелен, что Аджанта понимала восхищенную Чэрис, более того, со дня смерти матери, отец никогда не выглядел столь воодушевленным.

– Боюсь, что мы последний раз трапезничаем в тесном кругу, – произнес маркиз по окончании обеда.

– Почему? – поинтересовался священник.

– Потому что завтра к ленчу и к обеду подъедут некоторые из моих родственников, а в ближайшие дни будут приезжать толпами многие другие, незваные, пока насмерть не замучают нас с Аджантой своими добрыми пожеланиями.

– Я уверен, они будут искренни. Насколько мне известно, родственники всегда жаждут женить холостяка, – заметил священник.

Маркиз рассмеялся.

– Что правда, то правда. Они не переносят чужой свободы и независимости, коль скоро сами угодили в оковы брачных уз.

– Мне кажется, мой дорогой Квинтус, что вы поступили правильно, дождавшись встречи с той женщиной, в которую можно влюбиться с первого взгляда. Мне, в свое время, также повезло с женой. Правда, тогда я был совсем молод, – улыбнувшись, сказал священник.

Вздохнув, он продолжал:

– Мы доставили друг другу невыразимую радость. Иному, однако, приходится ждать, как, например, вам. Но теперь-то вы понимаете, что ждали не напрасно.

– Разумеется, – согласился маркиз.

– Могу представить, как счастлива Аджанта! Мне бы хотелось выйти замуж за кого-нибудь, похожего на вас. Вот, если бы у вас был брат, – вмешалась Чэрис.

– Мне бы и самому хотелось иметь брата. Увы, я – единственный ребенок и, откровенно говоря, завидую вашей большой семье, Чэрис.

– А когда мы увидим Лиля? – спросила Чэрис.

– Завтра. Я послал за ним сегодня в Оксфорд. Грум должен передать просьбу составить нам компанию до воскресного вечера.

– Это так мило с вашей стороны, – уже совсем другим голосом произнесла Аджанта. Ее глаза загорелись особенным светом, которого до сих пор маркиз еще ни разу не замечал.

– Рад, что угодил вам.

Аджанта догадалась, что про себя маркиз добавил: «Наконец-то», и почувствовала себя пристыженной. Их глаза встретились, ей показалось, что он считает ее слова не совсем искренними, только проявлением затаившей обиду покорности. После обеда все сидели в Серебряной гостиной. Потом священник отправился в библиотеку, поискать что-нибудь для чтения перед сном. Затем их оставила Чэрис, ибо не могла ни минуты оставаться в покое. Маркиз с Аджантой остались вдвоем. Она сидела на стуле неестественно прямо. На фоне парчовой обивки ее платье смотрелось особенно эффектно. Свет люстры играл в ослепительном золоте ее волос.

Маркиз неожиданно понял, что теперь, когда Аджанта достойно одета, то, пожалуй, превосходит своею красотой всех женщин, посещавших его дом, включая Леони. В то же время она разительно отличалась от его любовниц и характером, и прочими душевными качествами. «Однако она для меня слишком строптива, слишком дерзка», – думал маркиз. Но не мог отказать себе в удовольствии продолжить словесный поединок.

– Должен заметить исполнительнице главной роли, что разочарован ее работой.

– Разочарованы? В чем же мои ошибки?

– Ваша роль очень проста. Вы – молодая, неопытная, деревенская девушка, удостоенная внимания искушенного, усталого от жизни и пресыщенного маркиза Стоу.

Губы Аджанты дрогнули в улыбке, она усмехнулась, но не перебивала маркиза. Тот продолжал:

– Он бросается ухаживать и добивается ее согласия выйти за него замуж. В доказательство своей любви он одевает ее в шелка и показывает нетленные сокровища, которые та получит в совместное с ним владение.

Маркиз остановился, но Аджанта, которой все это показалось весьма забавным, попросила:

– Продолжайте, продолжайте. Мне интересно следующее действие.

– Однако мне приходится считаться с чувствами исполнительницы главной роли.

– Извините, что прервала вас. Мне недостаточно ясен сценарий.

– Учтите, что мои наставления не подлежат ни малейшему сомнению. Итак, деревенская девушка переполнена чувствами. Она без памяти влюблена в маркиза. Маркиз предстает неким Рыцарем в сверкающих доспехах, который пришел спасти ее от скуки и непроглядности серого существования.

– И она взирает на него, разинув рот!

– Да, разинув рот. Ее сердце трепещет в ожидании, когда Рыцарь увезет ее к себе во дворец! Она вне себя от восхищения каждым его движением, каждым словом, ибо невозможно усомниться в самом Совершенстве!

Аджанта залилась смехом:

– Чудесная сказочка. Теперь мне ясно, что именно я сделала неправильно. Но начинаю сомневаться в своих способностях и уверена, что актриса подобрана совсем не та.

Маркиз сидел, откинувшись в кресле, закинув нога на ногу, и изучающе рассматривал Аджанту, как будто выискивал недостатки.

– Выглядите вы подходяще. Ни одна из актрис не выглядела бы лучше, заботами своей доброй крестной. Но вы забываете о своих глазах.

– О глазах?

– Иногда они выражают то, что никогда не может чувствовать моя героиня: осуждение, недовольство и неприязнь!

– Это не так! Я не отношусь к вам неприязненно, я чувствую что...

– Чувствуете что?

– То, что вы играете в опасную игру, опасную не для себя, но для нас.

– Что вы имеете в виду?

– Как вы откровенно сказали, все это – игра, которой суждено продлиться месяц, другой, третий, а затем пьеса навсегда будет снята со сцены, а исполнители ролей выгнаны, без малейшей надежды вновь участвовать в спектакле.

Она несколько повысила голос:

– Им станет ясно, что никогда-никогда больше не придется наслаждаться волшебством и очарованием столь величественного действа. И они будут несчастны! – легкая дрожь появилась в голосе Аджанты, когда та произносила последние слова.

Она посмотрела на маркиза. Очевидно, он не принял во внимания этого обстоятельства и теперь сидел весьма озадаченный. Перейдя на серьезный тон, маркиз произнес:

– Я понимаю, о чем вы говорите, Аджанта. Я обещаю вам, что постараюсь зря никого не обидеть. Но, как вы знаете, в жизни есть вещи, которых избежать невозможно.

– И от которых мы пытаемся уберечь тех, кого любим.

Маркиз не ответил, но понял, что есть над чем подумать. В это время в гостиную вернулся священник с огромным фолиантом, раздобытым в библиотеке.

События следующего дня следовали одно за другим со столь лихорадочной скоростью, что времени на обдумывание происходящего не оставалось. Маркиз не мог улучить ни мгновения для того, чтобы наедине побеседовать с Аджантой.

После завтрака подали лошадей для прогулки. Несмотря на то что на Аджанте было домашнее, выношенное платье для верховой езды, она не обращала внимания на то, как выглядит: представилась возможность ехать на прекраснейшей лошади. Рядом с ней покачивалась в седле ошалевшая от восторга Чэрис.

Дэрайс отвели к загону, чтобы та попробовала покататься на каждом из двух пони и выбрать того, какой ей больше понравится. Когда Дэрайс сказали, что пони ей отдадут насовсем, то девочка заплакала от счастья:

– Я всегда мечтала о пони, Аджанта, и вот теперь он у меня есть, – проговорила она сквозь слезы.

Она потянулась к маркизу, и он поднял ее на руки:

– Если ты плачешь из-за пони, то я распоряжусь забрать его, – сказал он.

– Я всегда плачу, когда очень счастлива, – объяснила Дэрайс.

– Значит, ты смеешься, когда случаются неприятности, – предположил маркиз.

Она улыбнулась ему сквозь слезы:

– Я не делаю все наоборот.

– Делаешь, если плачешь, когда должна скакать от радости.

– Я лучше вскочу на моего пони, – сказала Дэрайс, прыгнув в седло.

Проводив конюха, уводившего пони с Дэрайс верхом на нем, они уселись на своих лошадей и направились в парк.

– Вы обе, похоже, будете замечательными наездницами, – заметил маркиз.

– Странно, если так случится, – сказала Чэрис. – Нам с Аджантой приходится делить Роувера. А когда приезжает Лиль, то целыми днями ездит сам, а мы вынуждены ходить пешком.

– Но теперь-то все будет не так.

– Я об этом думала всю ночь и все щипала себя, чтобы удостовериться, что не сплю.

Через некоторое время они повернули обратно. Маркиз сказал Аджанте:

– Мне кажется, что вам предстоит долгожданная встреча, когда вернетесь домой.

Ее глаза засияли, и лицо приняло особое, светлое выражение. Маркиз подумал, что именно такой хотят видеть его невесту родственники.

– На ленче будут присутствовать двое моих родных дядей, трое кузенов, и очень пожилая тетка. Запомните, что все они жутко любопытны и не прочь посудачить о ваших недостатках, – предостерег он.

– Вы меня пугаете!

– Всего лишь предупреждаю. Если мои родные покажутся вам скучными, вспомните обо мне, который терпит их вот уже тридцать три года.

– Вам уже тридцать три? Наверное, они уже перестали копить деньги вам на свадебный подарок.

– Лучше дать им понять, что мы и не ждем от них никаких подарков. Иначе нам придется писать уйму благодарственных писем.

– Это вам придется писать, – поправила Аджанта. – Это будут подарки вам, а не мне.

– Обычно такие подарки принимают совместно. Так как родственники очень близкие, то непременно захотят с вами поговорить. В конце концов, личное дело каждой женщины, как сделать так, чтобы понравиться.

Он был уверен, что Аджанта не пропустит подобное заявление, и не ошибся:

– Типично мужская черта, заставлять женщину исполнять в браке все самое скучное, оставляя себе развлечения.

– Что вы имеете в виду?

– Если верить тому, что пишут о светской жизни, то обычно жена должна сидеть дома, ублажать нужных людей, заботиться о сиротах и престарелых, а также заниматься прочей благотворительностью, от которой зависит репутация семьи.

Маркиз слушал с изумленной улыбкой. Она продолжала:

– Для мужчины же все обстоит совершенно иначе. У него – скачки, призовые заезды и посещения клубов. Он волен отсутствовать дома в течение сколь угодно длительного времени, не встречая никаких нареканий. Насколько мне известно, он может часто ездить за границу, если в это время не случится войны. И не брать под предлогом дорожных тягот с собою жену. На самом деле он хочет попросту отделаться от нее!

– И откуда только вы все это почерпнули? – спросил маркиз.

– Скажете – неправда?

– Единственно скажу то, что я крайне удивлен, как это вы, не бывая нигде, далее своих капустных грядок, смогли столь точно оценить жизнь высшего света, как будто постоянно там вращались.

– У капусты тоже есть уши, а птицы носят сплетни из одного гнезда в другое.

– Я верю, и это вполне подтверждается вашими словами. Однако вы опять вышли за рамки своей роли, Аджанта. Моя сельская героиня восторженна и наивна. Она не видит ничего дурного ни в своем герое, ни в том, что тот уедет один за границу.

– Я не сказала «один», я сказала «не взяв с собою жену».

Выражение крайнего удивления вновь появилось на лице маркиза. Затем оно исчезло и глаза его сверкнули:

– Вы вконец убедили меня, что сценарий никуда не годен и подлежит переделке, – сказал он опечаленно.

Аджанта уже давно хотела хоть чем-то расстроить маркиза. Она тронула лошадь и обогнала его. Девушке больше нечего было добавить. Одна из ее учительниц до тех пор, пока не отправилась на покой, служила гувернанткой в знатных семействах. Она-то и просветила девушку относительно светских обычаев. Аджанте приходилось упорно заниматься основными предметами. Но более всего старушка любила посплетничать. И когда уроки заканчивались, она могла часами без умолку болтать о днях молодости, о знатных господах, о происшествиях в благородных семьях и о многом другом, пока ученице не надоедало. Аджанта многое узнала не только о нравах столпов общества, у которых служила миссис Карузерс, но и о молодоженах, поселявшихся отдельно, о непристойных сборищах золотой молодежи.

Девушка находила весьма занимательными рассказы о мире, в котором никогда не придется жить, они производили такое же впечатление, что и чтение романов Вальтера Скотта или хитросплетения судеб в описании Джейн Остин. Аджанте не терпелось добраться до замка, поэтому она пустила лошадь таким галопом, что маркизу с Чэрис было не угнаться за ней. Когда она подскакала к подножию длинной лестницы, то наверху увидела чью-то фигуру. Она узнала Лиля и осадила лошадь.

– Лиль! Лиль! – громко позвала она.

– Привет, Аджанта!

Он сбежал к ней и обнял. Она горячо поцеловала его в щеку. Однако заметила, что брат не сводит глаз с ее лошади.

– Что за прелесть! Мне не терпится осмотреть конюшни маркиза!

– Я их еще не видела, но уверена, что там достаточно лошадей и для восхищения, и для верховой езды.

Он отвернулся от лошади, которую буквально пожирал взглядом и спросил:

– Ты в самом деле выходишь за него?

Мгновение Аджанта колебалась, не сказать ли ему правду. Затем, вспомнив об обещании молчать, с трудом произнесла:

– Да... мы помолвлены...