"Привилегия десанта" - читать интересную книгу автора (Осипенко Владимир Васильевич)

Никиша

Против лома нет приёма, если нет другого лома.

Второй урок я получил от Никиши. Точнее, гвардии рядового Никитина, удивительного парня (из Воронежа, если не ошибаюсь). По малолетке за хулиганку он залетел в колонию, поэтому имел свой комплект татуировок, кодекс чести и свои жизненные ценности. В роте среди бойцов авторитет непререкаемый. Буквально обожал ротного за то, что тот мог вырубить его с одного удара. Было за что. Мог напиться в замурованном, без окон и дверей, помещении, убежать, разогнать местное отделение милиции и вернуться обратно. Но мог возвратиться с винзавода, где вино льётся из каждого крана, «ни в одном глазу». Всё зависело от того, как он относился к человеку, который ставил задачу. Делали его тупым топором, добротно и с запасом. До шлифовки руки не дошли, но силы был немереной. Кулаком разбивал три силикатных кирпича, лежа жал 160, просто больше в роте «блинов» не было.

На первом же занятии по физической подготовке дёрнул меня чёрт сделать ему замечание на ковре, мол, неправильно захват берёт. Не ожидая подвоха, подошёл показать, как надо. Я к нему, а он уперся. На ковре моментально прекратилась возня и, как бы невзначай, образовалось кольцо из бойцов. Офицеры не подходят, но издалека наблюдают за происходящим. Понимая, что влип, пытаюсь взять его за руку. Ага! С таким же успехом я мог бы пытаться захватить кистью бревно средней паршивости. Только теперь до меня дошло, почему у него постоянно расстегнуты пуговицы на рукавах: они просто не сходятся. Плотоядно улыбаясь, Никиша начал своими руками-брёвнами загребать меня к себе. Пригребёт — задушит, и как звать не спросит. Какой, нафиг, авторитет, мне просто захотелось жить! Стоит, как памятник. Попытался оттолкнуть, он тут же надавил в ответ. Это шанс… Давлю сильнее и, не дожидаясь, ловлю его ответное усилие броском через спину. Описав высокую дугу ногами в воздухе, Никиша смачно впечатывается спиною в ковёр.

Я попытался на этом завершить тему, но боец вскочил и вцепился двумя руками. Меня буквально перекосило. Теперь и остальная рота вместе с офицерами подошли к ковру. У Никиши в глазах появилась лёгкая злость и недоумение. Со стороны послышалось подбадривание, типа: «Покажи ему!» Понимаю, что в роте у меня болельщиков пока немного. Поэтому на смену животному ужасу и ко мне приходит злость и холодный расчёт. Секунд через пятнадцать Никиша вновь попытался пробить спиной ковёр. Уже не скрывая бешенства, он вскакивает и, как бык на корриде, бросается вперёд. Мне даже не пришлось прикладывать усилия. Чуть-чуть подсёк, ушёл в сторону и помог развернуться в воздухе. Наконец, после третьего полёта вмешался ротный и сказал:

— Стой, Никиша. В самбо один такой бросок — чистая победа.

Когда сходил с ковра, поймал на себе несколько пристально-оценивающих взглядов разведчиков. Кто-то протянул полотенце. За спиной удивлённый ропот.

Вечером возвращался с ротным домой (жили в соседних подъездах). Он спросил:

— Занимался?

— Да, лёгкой атлетикой.

— Откуда навыки в борьбе?

— Да так, общедворовая подготовка.

Ротный ничего не ответил, но, чувствую, маленький зачёт всё же поставил.

Хотя Никиша и был не с моего взвода, у нас сложились очень доверительные отношения. Самые щепетильные задания я доверял ему. Он мог сходить в самоволку, нарубить дров старухе-литовке, чья дочь имела несчастье выйти замуж за офицера-десантника и «жариться» в настоящее время с ним где-то в Фергане, отказаться от выпивки и вовремя вернуться в казарму. Но мог подойти и сказать:

— Товарищ лейтенант, я сегодня напьюсь.

Это было как стихийное бедствие, с которым бесполезно бороться, можно лишь уменьшить последствия. Я давал втихаря ключ от кладовки и предупреждал, чтобы ни одна живая душа не видела и не знала. Утром он молча подходил и возвращал ключ. И тишина…