"Сунг" - читать интересную книгу автора (Татарченков Олег Николаевич)Глава 9 Все за одногоДела оказались не так плохи, как я думал вначале. Натягивая на себя волглые штаны, я обнаружил на поясном ремне флягу со спиртом, подаренную перед отходом заботливым Снесаревым. После того, как в сведенный судорогой желудок покатился горячий комок алкоголя, жить стало веселее. Кровь по жилам побежала быстрее, голова заработала более четко. После находки фляжки, о существовании которой совсем забыл после всех передряг, я начал внимательнее осматривать обмундирование. И уже не сомневался, что сумею обнаружить самое необходимое на этот момент — компас. …Конечно, он нашелся на своем обычном месте: привязанным ремешком к правому карману разгрузочного жилета. Если бы его оставил в уплывшей в Пяндж полевой сумке, куда его обычно кладут штабные крысы, то пришлось ориентироваться по звездам. Впрочем, и здесь не было никакой трагедии. Небо над головой мерцало миллиардами светлых точек, поэтому определить свое местонахождение было нетрудно. Сделав еще один глоток спирта (даже не подозревал, что могу его пить запросто, без воды), я очистил от корки льда затвор и спусковой крючок автомата (во время вынужденного купания он болтался у меня за спиной на ремне и поэтому не последовал за рюкзаком). Постарался вспомнить карту. За полгода службы на границе выучил ее наизусть, поэтому представить извилистое течение Пянджа не составило особого труда. «Та-а-к, вот река, вот «стопарь» «Сунг», кишлачок притулился… Где-то вот здесь должна быть переправа, столь неудачно для нас закончившаяся. Меня несло вниз по течению. Далеко утащить не могло — слишком извилистое русло. Да и не выдержал бы организм долгое барахтанье в воде. Отсюда мораль: от переправы я в нескольких сотнях метров. И на афганском берегу…» В нагрудном кармане «разгрузки» я нашел пару сигнальных ракет и всерьез задумался: не обозначить ли свое присутствие? Наверняка, парни Руслана меня уже ищут. Но перевесило опасение, что этим занимаются не только разведчики, но и «духи». А вот встреча с последними в мои планы не входила… Жаль, что «моторола» уплыла во время падения. Без связи всегда тяжко. А на войне особенно. Если бы у меня был бы контакт с Русом, то чувствовал себя на этом неприветливом берегу, словно на пляже Сочи. Как быстро все меняется в этом мире: совсем недавно собачился с майором, даже чуть было не пристрелил его, а сейчас он мне кажется самым родным человеком на свете. С трудом натянув на плечи набухший и уже успевший схватиться ледком бушлат, я уже собирался двинуться вдоль реки, как услышал за спиной знакомый голос: — Ну, и далеко собрался, старлей? Ну-ну, спокойнее… Надеюсь, сейчас палить без разбора не будешь? — Нет, не буду, — я облегченно вздохнул (наконец-то эти сутки проявились хоть одним приятным сюрпризом!) и обнял за плечи вышедшего из-за скалистого поворота Руслана. Тот поморщился и слегка отстранился: — Полегче. — Извини, — отпустил майора, вспомнив, что не так давно тот заработал дырку в боку. Почувствовал, как в душе постепенно ослабевает крепко взведенная пружина: «Теперь не один, не пропаду» и произнес: — Как рана? — Царапина. До свадьбы заживет… До твоей, старлей, свадьбы. — Командир, пора, — напомнил о себе молчаливо стоявший за спиной майора Борис, — Ребята передали, что «духи» на том берегу сосредоточились. Наверняка на нашу сторону переправляться собираются. — Пошли, — тронул меня за рукав Давлятов, — Идти можешь, ничего себе не отморозил?… Ого! — он унюхал запах алкоголя, исходящий от меня, — Ты, оказывается, время даром не терял! Пикничок на «зеленой» устроил! — Манал я такую «зеленую» и такой пикничок! — буркнул я в ответ, — Ты лучше скажи, как меня нашел. — Все просто, как апельсин, — рассказывал в полголоса майор, пока мы почти на четвереньках ползли по скалам в сторону переправы, — На этом участке течение Пянджа особое. За поворотом оно выносит на афганский берег все, что плывет по воде. «Духи» об этом месте тоже знают. Это их переправа, они по ней с нашего берега на свой перебираются. Очень удобно: если даже кого подстрелят, или груз потеряешь — все равно потом на берег вынесет. — Хитро… — Война в Азии — это тебе не комар чихнул. Когда мы подошли к месту неудачной для меня переправы, там уже было темно — камыш на том берегу прогорел. Однако оттуда, словно по заказу, одновременно взлетели несколько осветительных ракет. Повиснув на невидимых глазу парашютиках, они залили неживым белым светом окружающий ландшафт. Из мрака, медленно, словно при проявке фотоснимка, выступили острые шпили скал, белесые камни на берегу реки и черный поток Пянджа. И я, впервые оглядев это место при свете, в душе содрогнулся от жутковатого зрелища. Да, ад должен выглядеть именно так. — Майор, — обратился я к Давлятову, — Тебе Пяндж сейчас Стикс не напоминает? — Реку мертвых? — уточнил тот, обнаруживая познания в древнегреческой мифологии, — Да, есть что-то похожее. А я, по твоей логике, Харон? — Бороды не хватает. — Ну, это дело времени… — Мы еще живы, Рус, — усмехнулся я, — И тебе рано изображать перевозчика в царство мертвых. — Тогда будем говорить о деле, чтобы в нем не оказаться, — перешел к прозе жизни Давлятов, — «Духи» к переправе готовятся. Вот что, Саня, я дам проводника из своей группы. Ты со своими людьми и «языком» пойдешь в сторону восемнадцатой заставы. По прямой до нее километров пять. А так, вдоль берега, все двадцать будет. К утру дойдете. Карту помнишь? — Точно так. — Ну, не потеряетесь. — …На всякий случай, — продолжил он, — если с проводником что случится, говорю тебе: переходить будете напротив Трехглавой вершины — там брод. Далее: про полевого командира Нурулло слышал? Так это он… Руслан показал на скорчившегося на камнях неподвижного пленного. — Ни хрена себе! — не удержался я от восхищенного возгласа, — Как же вам удалось самого Нурулло поймать? — Уметь надо… Но не о том речь. «Духа» ты должен доставить командованию любой ценой. Понимаешь, не мертвого, а живого! В тухлом виде он не стоит жизней моих пацанов, что на том берегу полегли. Да и ваших погранцов, которые на Сунге воевали. Вбей себе это в башку и не вздумай умирать. Пацаны на том свете тебя найдут и все припомнят. — Хватит меня за советскую власть агитировать, заканчивай свой сеанс психотерапии, — прервал я Давлятова, — Ты лучше мне скажи, сам-то что делать будешь? — «Духов» здесь держать. — Охренел?! — Молчи. Спецназ не умирает. Подержим их немного и вглубь Афгана уйдем. Не дрейфь, вывернемся, мы эти места знаем хорошо. Главное, нужно вам хвост обрубить, иначе не уйдете: перед нами отряд Нурулло и он костьми ляжет, чтобы вытащить своего командира… На вот, держи. — Это еще что? — моя рука провисла под тяжестью «эрдешки», протянутой майором. — Золото. Тридцать килограммов. Чего удивляешься? Думаешь, просто так бы ночью Нурулло сорвался с места? Мы эту операцию полгода готовили. Даже его старателям золотоносный район подсказали, чтобы он клюнул и из своей берлоги вылез. Как дикобраз был, шайтан, сидел в своей норе и дальше, чем на километр, без своего отряда не отъезжал. — Боялся? — Осторожничал. У этих ребят врагов хватает по обе стороны границы… А теперь познакомься с проводником… Мухаммеддин! — обратился Руслан в сторону своих бойцов, расположившихся на камнях неподалеку. Я удивился: имя у моего будущего проводника было явно афганское. — Ты что, мне «духа» в «Сусанины» даешь? — просил майора. — Ну, «дух» — не «дух»… — ответил он и взял за плечо подошедшего к нам бородатого парня в национальной афганской одежде, поверх которой была наброшены военная пакистанская куртка, — Знакомься, старший лейтенант, это — Мухаммеддин. Так звали его в прошлой жизни, которая закончилась пол — суток назад. Сейчас его зовут Николай. Так, как его мать назвала при рождении. Ему на родину попасть нужно не меньше твоего, а может, и больше. Он на ней десять лет не был… — Ты чего, из пленных, что ли? — спросил я Николая, до сего момента молча слушавшего Давлятова. — Еще с Афганской войны? На лице парня, густо заросшего бородой, не читалось никаких чувств. После моего вопроса он раздвинул губы и нехотя ответил с легким таджикским акцентом: — Было дело… — Кончай расспросы, Саня, — остановил меня Руслан, — Он наш человек, и этим все сказано. — Это для тебя «наш человек», — бросил я, — А для меня… Ты мне «духа» бывшего в проводники даешь. И при этом приказываешь не спрашивать, кто он такой и чем он дышит. Нелогично как-то мыслишь, майор! Николай — Мухаммеддин громко засопел и перебросил автомат с одного плеча на другое. — Погоди, — остановил его Давлятов, — Не горячись, парень. То, что ты нам помог — здорово. Но ты должен привыкнуть отвечать на эти вопросы. Их тебе будут задавать регулярно. Я ведь тебя предупреждал? Бывший солдат «сороковой» армии кивнул. — Слышь, Саня, — легонько схватил меня за локоть майор, — Давай-ка отойдем в сторонку. Я тебе объясню кой — чего… Мы отошли на десяток шагов от Николая и спецназовцев, слушавших наш диалог с явным неодобрением. — Старлей, — обратился ко мне Руслан, по-прежнему не выпуская рукав моей куртки. Это мне не нравилось, но освободиться от «дружественно — насильственного» жеста я пока не спешил, — Я понимаю, твое ведомство всегда ловило шпионов. И на этой теме у вас всех слегка подтекает «крыша». …Погоди, выслушай меня! — повысил он голос, увидев, что я собираюсь возразить, — Не обижайся, я понимаю: каждый ест свой хлеб. Но этот парень — мой агент, он работает на нашу контору уже больше пяти лет. Еще с тех пор, когда наши были в Афгане. И Нурулло не сидел бы сейчас на этих камнях, если бы Колька не помог нам. Думаешь, ему было легко? В свое время Нур спас его от расстрела! Но то, что он русский, Коля не забыл. Понял? Не оскорбляй его подозрением. Он наш человек — ГРУ. Мы его никому не отдадим. …И я не зря назначил его проводником. Он знает эти места, как пять пальцев. И ему нужно на Родину, Сашка. Мы имеем право здесь подохнуть, а он — нет! Ты понял меня? В ответ я закинул «золотой» десантный рюкзак себе за спину: — Уболтал, майор! И потянул за веревку, один конец которой стягивал руки Нурулло: — Ну, моджахед, пошли… Тот, за время наших переговоров умудрившийся не проронить не слова, так же молча встал. Повел своими широкими плечами и шагнул за Николаем, возглавившим нашу короткую цепочку. Я успел заметить яростный взгляд, которым Нурулло обжег своего бывшего нукера. На бесстрастном лице русского солдата не отразилось никаких эмоций. «Не только вы у нас учились, — подумал я, наблюдая за этой сценой, — Но и мы у вас. В том числе азиатскому коварству. Да и сами мы — наполовину азиаты. Как там у Блока? «Да, скифы мы! Да, азиаты мы! С горящими и жадными глазами!..» Намотав на левую кисть поводок с пленным, и слегка подтолкнув его прикладом, я двинулся следом. Словно прощальный салют, над переправой снова повисли свечи ракет, залив ущелье нервным, дрожащим светом. Тяжко простучал тяжелый «духовский» ДШК. И еще долго, отталкиваясь от скал, вдоль Пянджа металось дробное эхо. Прошел уже час, как стих шорох шагов ушедшей группы Саранцева, но «духи» не решались атаковать. Руслан их прекрасно понимал: бежать под ураганным огнем без малого сто пятьдесят метров, выворачивая на булыжниках щиколотки, — это удовольствие только для самоубийц и мазохистов. Тем более отряд майора Давлятова успел рассредоточиться среди прибрежных скал и приготовиться к отражению атаки моджахедов. «Духи» об этом не могли не догадываться. Впрочем, бой принимать не хотелось не только одним афганским «духам». Из двадцати спецназовцев в строю осталось пятнадцать, причем трое, включая самого командира, было ранено. Пятнадцать против более трехсот «духов» (майор не сомневался, что на выручку Нурулло были брошены все основные силы не только его отряда, но и соседних полевых командиров) — это много даже для бойцов, каждый из которых стоил десяти. Ситуацию осложняло то, что противник на вооружении имел тяжелые пулеметы и, как минимум, станковый гранатомет. С их помощью он рано или поздно сумеет загасить все огневые точки «спецов», как бы хорошо они не были расположены. Руслан не обманывал пограничного офицера, когда говорил, что хочет уйти вглубь территории Афгана. Он надеялся продержаться до рассвета, дать отойти группе с пленником как можно дальше, при этом не погибнуть и суметь раствориться в складках горной местности сопредельной территории. До рассвета оставалось пять часов. Боеприпасов же у группы — всего на час хорошего боя. Поэтому майор не просто надеялся — он молился на помощь батареи САУ и дивизиона «градов», что хоронились в капонирах кишлака Ослиный Хвост. Того самого, откуда, не подозревая о назревающих событиях, со своей инспекторской проверкой отправился «гуманитарий» Саранцев. Тех самых, что во время вчерашнего боя помогли продержаться «стопарю» «Сунг», и чей огонь вызвал на себя покойный майор Бурнашов… Овчинка стоила выделки. Нурулло командовал самым крупным отрядом на этом участке. Лишенный руководства, тот неизбежно попадал в полосу смуты, межгрупповых разборок и борьбы за власть. Любой человеческий коллектив, оказавшийся в такой ситуации, уже не был способен эффективно действовать. Ко всему прочему, Нурулло слишком много знал. Он был посвящен не только в военные секреты бандитских отрядов пограничья, но и обладал знаниями троп наркотрафика. А их нужно было перерезать во что бы то ни стало: героиновые и опиумные потоки в Таджикистан из сопредельного государства увеличивались с каждым днем. А это не только отрава, наводняющая Россию и идущая транзитом в Европу — это миллионы и миллионы грязных долларов. Именно с их помощью так хорошо развернулось в 1992 году в Таджикистане молодое движение ваххабитов — «вовчиков». — «Гиндукуш», прием, «Гиндукуш»… — раз за разом вызывал Давлятов по портативной рации полковника Юркова, в чьи обязанности входила любая поддержка операции. Юрков молчал. Мощности сигнала не хватало, чтобы пробиться через нависающий над рекой хребет Сунга. Другого источника связи в группе не было. Армейская радиостанция, получив при переправе через Пяндж три пули из автомата, замолчала навеки. Впрочем, благодаря этому обстоятельству Гуршко, тащивший ее на спине и получивший синяк во всю лопатку, сидел сейчас в скалах с автоматом наперевес, а не лежал на дне реки… Крупнокалиберный ДШК противника выпустил еще одну очередь, словно солист прокашлялся перед исполнением длительной арии. По скалам афганского берега кнутом невидимого пастуха хлестнул свинец. Пулемет рыкнул еще раз, еще. Его поддержал гулкий удар из СПГ (взрыв, блеснув пламенем, взметнул катыши камней у самой кромки воды). Затем стройно заработали ручные пулеметы. «Ну, вот и началось, — подумал Давлятов, вжимаясь глубже в расщелину между скал, чтобы переждать огневую подготовку, — Сейчас пару минут постреляют и попрут. На большее у них все равно боеприпасов не хватит. Не десять же БК они на себе притащили…» …Десять боекомплектов было у отряда моджахедов, готовящегося к штурму, или девять, Руслан знать не мог. Но по тому, как уже пять минут противник усиленно поливал огнем прибрежные скалы, можно было догадаться: патронов и снарядов у него достаточно. Майор, наполовину оглохший от близкого разрыва снаряда из базуки, подумал, что у «духов» на таджикской стороне явно был схрон с боеприпасами. «Блин дырявый, — досадовал Давлятов, — это же наша зона ответственности, как могли такое дело упустить?! Теперь так просто не уйдешь…» В оглушительный рев смерти, многократно усиленный эхом, почти неслышно вплелись трели автоматных очередей. Даже не услышав, почувствовав изменение звукового фона боя, майор поерзал в своем укрытии, разогревая слегка затекшие ноги. Подключив легкое стрелковое оружие, «духи» готовились начать атаку. Следовательно, скоро придется выскакивать наверх, как пробка из бутылки. «Сейчас они наверняка сосредоточились на берегу и готовятся к броску, — напряженно думал Руслан, — плохо, что отсюда ни хрена не видно. Главное, не проморгать момент…» Под «моментом» он подразумевал достаточно короткий промежуток времени, когда под прикрытием огневого вала моджахеды добегут до середины брода. Тогда, чтобы не зацепить своих, пулеметчики и гранатометчик прекратят огонь. И бойцы спецназа успеют выбраться из своих щелей и откроют ответную стрельбу. Причем, делать это придется достаточно быстро: пропустишь несколько роковых минут и «духи» окажутся на берегу, под твоим носом. А тогда стреляй — не стреляй, в ближнем бою даже триста салабонов победят десяток Рэмбо. Просто завалят трупами. Именно над этим спокойно, даже отрешенно размышлял сейчас Давлятов, пережидая последнюю минуту перед атакой. У него не было никакой связи со своими бойцами, рассредоточившимися на узкой прибрежной кромке по обе стороны от переправы. Но это майора не беспокоило. У каждого из его «рексов» хватало опыта, чтобы не пропустить решающий бросок врага. В это время на командном пункте в кишлаке Ослиный Хвост полковник Юрков метал молнии. — Как это нет связи!!! Ты мне ее хоть из-под земли выкопай! Обеспечь! Даю тебе еще десять минут! Ты понял?! Что?!.. Молчать! Широким шагом Юрков прошелся по КП — большой комнате с покрытыми деревянными панелями стенами и таким же потолком, и остановился перед вытянувшимся по стойки «смирно» офицером. Начальник узла связи стоял перед разбушевавшимся полковником даже не на вытяжку — на цыпочках. Собрав в пучок ягодицы, он уже третий раз пытался вставить хоть слово в яростную тираду командира. Если бы это ему удалось, связист сказал бы, в том, что третий час ни с «Файзабадом-3», ни с «Файзабадом-4» нет связи, его вины нет. Видимо, у ребят или испортилась радиостанция или сели аккумуляторы. Он не догадывался, насколько был близок к истине. В ожидании боя майор Давлятов успел забыть о своем купании в ледяной воде во время переправы. Но об этом не забыла его портативная «моторолла», оказавшаяся в промокшем насквозь кармане. Но Юркову было не до объяснений капитана-связиста. Три часа нет связи с группой. Три часа! За это время могло черт знает что произойти. И, наверняка, уже произошло: с выносного поста «Сунг» Снесарев доложил, что на переправе напротив брошенного кишлака был слышен активный огневой контакт. Длился он двадцать две минуты. С кем могли «духи» так долго воевать? К гадалке не ходи: с группой Давлятова. Вот и сейчас над Пянджем противник навесил фонарей. Наверняка, трупы собирает… — Ты еще здесь?! — остановился Юрков перед продолжавшим тянуться капитаном, — Бегом на узел! Делай, что хочешь, но чтобы связь была!!! Когда за связистом закрылась дверь, подполковник ожесточенно выругался. В этой ругани звучала растерянность, которую он не хотел демонстрировать подчиненным. Юрков не мог понять, почему срывалась тщательно подготовленная операция, на которую командование возлагало большие надежды. Заарканить самого Нурулло… Полковник сначала даже не поверил, когда ему доложили об этой операции, подготовленной разведками трех союзнических стран: России, Таджикистана и Узбекистана. И теперь, когда она вышла на финишную прямую, все летит псу под хвост?! В дверь постучали. — Да! — нетерпеливо выкрикнул Юрков, надеясь услышать хоть какую-то благую весть за эти суматошные сутки. В кабинет начальника оперативной группы вошел старший лейтенант с окладистой бородой. Полковник вскинул подбородок: — А, контрразведка пожаловала! Чем порадуешь? — Товарищ полковник, — бородач, не спрашивая разрешения, сел на свободный стул рядом с Юрковым, — вычислили «духовского» информатора, из-за которого операция оказалась под ударом. — Все-таки информатор?! — полковник поморщился и потянулся за сигаретой, — Кто он? — Не наш, — успокоительно кинул особист, — Утечка произошла в штабе у узбеков. Это радист, собака, что держал связь с группой «Файзабада» на первом этапе операции. Купился на баксы, сволочь. Два года на «духов» работал, старость себе обеспечивал. Хорошо еще, что поздно этим уродам об операции сообщил. А то и Нурулло не удалось взять. Однако маршрут отхода он сдал… — Узбек? — Русский, капитан. После развала Союза остался в узбекской армии, ну и… Какой, он, к черту, русский! — раздраженно бросил Юрков, — Такие ублюдки не имеют национальности… Что еще? — Будем чистить заставы. Есть подозрение, что у его хозяев была агентурная сеть среди таджикских солдат. Завтра приедут опера из КНБ,[19] будем вместе с ними работать. — Чистите! — раздраженно кивнул головой Юрков, — Чего у меня разрешение спрашивать? Вы же по оперативной линии мне не подчиняетесь! — Ставлю в известность, — лицо бородатого опера было невозмутимо, — Разрешите идти? — Ты когда бороду свою партизанскую сбреешь? — нелогично ответил полковник, — Ходишь как Николай Второй, ей — Богу… — Устав не запрещает, Иван Алексеевич, — усмехнулся в усы старший лейтенант. — У меня дефект лица и я не хочу светиться своими особыми приметами. Юрков вспомнил, что в прошлом году во время обстрела одной из застав оперу рассекло щеку. — Ладно, — примирительно пробурчал он, — Но все равно короче сделай. А то моду, понимаешь, насадил… Уже половина отряда в ботву погрузилось! — Есть сделать короче, — снова усмехнулся опер и закрыл за собой дверь. В нее тут же постучали снова. — Товарищ полковник, — лицо связиста, появившееся в ее проеме, сияло радостью, — Товарищ полковник… — Что! — Юрков, присевший было за стол с расстеленной картой оперативной обстановки, подскочил, как ужаленный, — Есть связь?! — Нет, но… — Так какого хрена! — Снесарев докладывает, товарищ полковник. На переправе идет бой. Сильный бой, товарищ полковник! Нахмуренные брови полковника расправились. Он с ходу понял, что связист принес хорошую весть. С трупами не воюют. Значит, жив Давлятов! И на операции рано ставить крест. Юрков торопливо схватил кружку с уже остывшим чаем, посмотрел на часы — было пол-первого ночи. Через десять минут нужно будет звонить командующему в Душанбе, докладывать обстановку. Впервые за последнее время он сможет сказать что-то, облегчающее накопившуюся тяжесть в груди. Во время последнего разговора с генералом полковник заблаговременно выставил из узла связи в коридор весь его личный состав с капитаном во главе. Иначе тот смог бы лично убедиться: командующий повесил на уши полковнику больше матюков, чем тот потом переадресовал младшему офицеру. «Нас имеют и мы имеем, — подумал Юрков, вспоминая тот разговор, — И при том крепчаем… Значит, у парней действительно проблемы со связью, — переключился он на дела насущные, поднял голову и встретился с капитаном глазами: — Передай Снесареву, пусть выяснит картину боя: кто где находится, кто атакует, а кто обороняется. Мухой! И вызови ко мне артиллериста! Через пять минут перед грозными очами начальника оперативной группы стояли все тот же приземистый худощавый капитан и высокий плечистый майор с аккуратно подстриженной шкиперской бородкой. Из-под его камуфляжной куртки нагло высовывался ворот белого свитера крупной вязки. Юрков покосился на бороду и свитер начальника артиллерии пограничного отряда, но ничего на это не сказал. Подумал только: «Скоро «ирокезы» панковские носить будут, блин… Совсем распустились!» — Ну, чего у тебя? — обратился он сначала к связисту. — С самого «Сунга» переправу не видно. Но Снесарев успел занять отметку «14–06», оттуда… — Не тяни кота за хвост! Докладывай по существу! — оборвал его полковник, — Меня не волнует, что он там занял. Мне важен результат! Капитан поперхнулся, прокашлялся и продолжил по существу: — «Сунг» докладывает, что бой идет по обе стороны реки. С нашей стороны на афганский берег идет наступление при поддержке крупнокалиберных пулеметов и гранатометов. По звукам, бьют даже из СПГ. Снесарев предполагает, что это «духи». Видимо, «Файзабаду» удалось уйти на тот берег, и теперь он держит оборону. — Правильно предполагает, — буркнул Юрков, — У «Файзабада» нет тяжелого стрелкового оружия. Теперь ты понял, почему я тебя позвал? — обратился он к пижонистому майору. — Так точно, — кратко ответил тот. — Всеми средствами… — повысил голос полковник, — Повторяю: всеми средствами нанести удар по кромке таджикского берега и по переправе. Стереть их к едрене фене! И чтоб ни один снаряд на ту сторону не упал! Нам еще международного скандала не хватало. Сгною, если промажете! — Теперь ты, — начальник опергруппы ткнул в сторону связиста кружкой, все еще зажатой в руке (он про нее попросту забыл), — передай Снесареву, пусть посадит на отметку «14–06» корректировщика. Если нет грамотных солдат, пусть сам сядет! Соединишь его с Косулиным (так звали начальника артиллерии), чтоб от этой дряни на нашем берегу один гумус остался! Докладывать через каждые пять минут. Юрков снова покосился на часы: скоро нужно докладывать генералу. Ну, что ж, на этот раз ему есть чем порадовать командующего. — Выполняйте! Майор с капитаном молча козырнули и вышли. Заканчивался второй час боя. Вновь и вновь моджахеды накатывались на берег, обороняемый отрядом Давлятова. С каждым разом цепи противника становились все реже. Поток пограничной реки уже не справлялся с многочисленными телами убитых людей. Трупы не только щедро устилали прибрежные камни, но и темными бугорками топорщились в русле, застряв среди валунов. На отражение второй атаки у Руслана ушли остатки патронов для автомата и десяток «вогов», сохранившихся с вечернего боя еще на той стороне. И теперь Давлятов, прижавшись боком к исклеванному пулями и осколками валуну, бил одиночными выстрелами из ПК, перешедшего ему по наследству от убитого расчета. Патронов в ленте оставалось чуть больше двух десятков и их следовало экономить. Стрелять майор умел: с каждым выстрелом фигурка, бредущая по колено в воде, нелепо переламывалась на животе и падала в бурлящий поток. Укладывая очередного «духа», Давлятов с тоской думал, что даже если они сумеют отбить эту атаку, то следующей ему не пережить. Шесть ручных гранат неприкосновенного запаса в ближнем бою смогут задержать вал атакующих, но не более… Давлятов, всегда гордившийся своим музыкальным слухом, позволявшим по звукам выстрелов определять ситуацию на поле боя, сейчас был бессилен. Выстрелы его бойцов тонули в густой автоматной трескотне наступавших моджахедов. И единственным доказательством, что он не остался вдвоем с Гуршко, были падающие в ледяные воды фигурки противника по длине всей обороны. Борис соорудил себе бруствер в пяти шагах от командира. И о своем существовании регулярно напоминал хлесткими выстрелами из СВД, взятой с убитого еще в начале первой атаки снайпера. Теперь два друга, словно в тире, соревновались в скорострельности: кто быстрее уложит на камни очередной силуэт, брызжущий смертоносным огнем. Р-раз! — жал на курок Руслан. И бородач в зеленой пакистанке и русской шапке-ушанке кувыркнулся лицом вниз. Два! Его сосед в чалме и старом, еще советского образца, бушлате, сбитый с ног выстрелом «снайперки», отправился вслед за ним. Три - четыре! Майор сковырнул сразу двоих. Пять - шесть - семь! В цепочке наступающих получился разрыв из трех человек. Потеряв за считанные секунды отделение только на участке в пару десятков шагов, «духи» остановились и повернули назад. «За такую стрельбу надо призы давать, — подумал Руслан, — Почему у снайперов нет Кубка Стэнли? Серебро бы переплавили, и я бы в конце концов себе зубы вставил… И вообще смешно: мы сейчас вроде как Афганистан от «духов» защищаем». Параллельно этим непоследовательным мыслям он уложил еще двух из числа бегущих назад. И едва успел вжаться в камни: пулеметчик гигантской метлой ДШК хлестанул по камням, где укрылись оба стрелка. Руслана спасло только то, что свою очередь тот начал не с него, а с Бориса. Давлятов не видел, не мог видеть, как крупнокалиберная пуля, словно раскаленный болт, вошла в грудь Гуршко. Ломая кости грудины, она разорвала легкие и на выходе, как спичку, перекусила позвоночник. Отброшенный ударом незримого молота, бывший старший лейтенант спецназа ГРУ был впечатан в камень. Медленно сполз, жирно кровавя лохмотьями бушлата его белый бок. Перед глазами Руслана полыхнула ослепительная вспышка. Это гранатометчик из своей базуки довершил начатое своим товарищем дело. Он влепил снаряд чуть правее от огневой точки майора. Камни, осколки, щебень ударили в лицо, разорвали разгрузку на груди и погребли под собой тело офицера. А пулеметы и гранатометы продолжали прореживать скупо огрызающийся огнем берег. И все меньше стволов отвечало им. По прибрежной гальке на таджикской части Пянджа, уже не опасаясь вражеских пуль, метался человек в чалме, пытаясь остановить своих отступавших бойцов. Они же бежали, навсегда запомнив беспощадный и безошибочный, как кара Аллаха, огонь с того берега. Не верили, что с гяурами уже покончено. — Пусть Нурулло погиб от нашего огня, — кричал командир, — но он умер как воин, а не баран от ножа неверного! Вы должны найти его тело! Назад, сыны ишаков! Всех русских мы убили!!! Опровержение этой фразе появилось, когда уполномоченный Шаарским командованием, сгрудив на берегу своих воинов, раз за разом повторял одни и те же слова. Уцелевшие моджахеды угрюмо слушали. Их не прельщала мысль, что они снова должны отправиться на родной, но ставший таким смертельно-страшным берег. Залп «градов», накрывший цепью взрывов мокрые от крови и воды камни Пянджа, избавил их от этой необходимости. |
||
|