"Лисьи листы" - читать интересную книгу автора (Боровинская Юлия)Глава 5Третий и, как я надеялась, последний день в этом городе пролетел быстро. Для начала мы в кои-то веки всласть выспались, проснувшись намного позже полудня. — Слава богу, ты хоть сегодня этот свой порошок не нюхаешь! — заметил Хитч, — Уж очень он мне наркотик напоминает! — Хочешь, держи пакетик у себя, — предложила я, — чтоб лишний раз не сомневаться. Будешь мне выдавать, когда нужно резко проснуться или наоборот — очень долго не ложиться. Заодно и убедишься, что у меня привыкания к нему нет. Честно говоря, я ждала реплики, типа «Что ты, я тебе на слово верю», но вместо этого мой напарник протянул руку, и робарис перекочевал в карман его джинсов. Ну и ладно! Не верит — пусть проверит! После завтрака мы съездили в магазин за куртками, погуляли по городу, уже ничего не разыскивая, а просто так — любуясь местными достопримечательностями. Таковых было две: новехонькое здание, сплошь из зеркального стекла и стальных конструкций, образующих немыслимые углы и дуги, и завораживающе-уродливый памятник неизвестному гражданину. Ноги гражданина упирались в спины двух вислоухих животных, напоминающих больших собак, в одной руке он сжимал то ли щит, то ли шаманский бубен, а другой что-то вдохновенно писал на огромном, в человеческий рост свитке, висящем в воздухе без видимой опоры. Нижняя челюсть гражданина была настолько увесистой и решительной, что казалось, будто в свободное от писательского творчества время он подрабатывает щелкунчиком для кокосовых орехов. В целом впечатление было жутковатое, но горожане реагировали на монумент очень спокойно, то ли свыкшись с этим бронзовым уродом, то ли просто не желая портить себе предпраздничное настроение. В принципе, день считался будничным, но толпы на улицах и в магазинах недвусмысленно заявляли о том, что город твердо намерен встретить рождество, не отвлекаясь на такие глупости, как работа. Трудиться в ближайшие сутки предстояло разве что продавцам, священнослужителям (которых мы здесь не встречали вовсе, но ведь Рождество — праздник религиозный, не так ли?) да нашим коллегам — артистам. И вечером мы потрудились на славу. Вместо обычных 20–30 минут мы забавляли публику больше часа, на ходу импровизируя всё новые и новые трюки, а в самом конце я вскочила на стол, задрала морду кверху и вполне отчетливо провыла нетленную мелодию «В лесу родилась ёлочка», которую некий гений умудрился сочинить и в данном мире (в этом мы успели убедиться во время похода по магазинам, где ее вызванивали бесконечные музыкальные открытки и деды морозы на батарейках) Уже знакомый нам питомец Спестало всё так же веселился за передним столиком. Каверзных вопросов он на сей раз не задавал и даже не сломал ничего из окружающей обстановки (а может, просто для него уже была заготовлена особо прочная мебель), зато по окончании представления бурей налетел на Хитча. — Слышь, нос, — начал было он, но тут же попытался быть вежливым, — Ничего, что я так, по-простому? — и не дождавшись ответа, продолжал, — Я сейчас на вечеринку к своему компаньону еду. Поехали со мной, а? Твоя зверюшка там только про елочку протявкает — и всё! Десять тыщ плачу! — Поздно уже, мы устали, — попробовал было отвертеться Хитч, но пыс не отставал: — Да тут дел на полчаса! Я вас лично привезу и отвезу. Деньги ж не лишние, да? Мы отошли в сторонку посовещаться. — Деньги и правда могут пригодиться, — заявил мой с-недавних-пор-супруг, — Нам еще три дня в поезде ехать. — У тебя что, синдром голодающего? — возмутилась я, — У нас почти две тысячи осталось — за три дня мы их точно не проедим! — А если потом в Сушанске деньги понадобятся? Скажем, весь район рынка закрыт на реставрацию, и на воротах — сторож. Может, придется взятку дать… — Будто бы других методов нет… Ладно, поступай, как знаешь, — сдалась я, — Только одно условие: сумку с нашими вещами на всякий случай берем с собой. — Зачем? — Мало ли… Вдруг он нас потом отвезти не сможет: машина сломается или сам напьется… А если это где-то за городом, тогда нам там заночевать придется… — Ты еще скажи, что пока мы ездим, гостиница сгорит! — Всяко бывает! Я уже сколько раз убеждалась: стОит мне на что-то твердо понадеяться, как — хлоп! — По-моему, у тебя паранойя, — ласково заметил мой напарник, — А знаешь, что самое обидное? Что паранойя у тебя, а тащить сумку придется мне! Автомобиль, на котором нам предстояло ехать, произвел на меня такое сильное впечатление, что я тихо ойкнула и инстинктивно попыталась спрятаться за неширокими плечами своего спутника. Сия самодвижущаяся повозка была целиком выкрашена в ослепительный золотой цвет (во всяком случае, я понадеялась, что всего лишь выкрашена: золото — металл довольно мягкий…), даже тонированные стекла имели блестящую желтую поверхность. Исключение составляли лишь огромные шины, способные без труда преодолеть любое болото, — они были ярко-красными. — Колесница Гелиоса… — заворожено прошептала я, — Мы что — в этом поедем?! — Лишь бы возница не оказался Фаэтоном, — усмехнулся Хитч и окликнул подошедшего хозяина этого блистающего кича, — Давай хоть познакомимся. Тебя как зовут? — Бу, — ответил пыс, щелкая пультом, отчего все двери в машине распахнулись и из них к земле спустились небольшие лесенки. — Просто Бу? — удивилась я. — Ага. Папаша меня еще до рождения надумал к Спестало отдать, ну, и решил, чего зря ребенка именем грузить… Мы в свою очередь представились и вскарабкались на сидения. Золоченый монстр мягко заурчал и полетел над дорогой. По крайней мере, у меня создалось именно впечатление полета — настолько ровным и гладким был ход машины, да и сидела я непривычно высоко. Хитч, видимо, по старой привычке решил скрасить дорогу разговором. — Слушай, Бу, — начал он, — вот ты меня всё время носом называешь… — Так я не только тебя, я вообще… — смутился пыс. — Я не в обиде. Просто интересно, откуда у вас такое обращение взялось. — А, ну, это, — оживился наш добровольный водитель, — у нас же в ранешние времена над бабами издевались вообще. Вначале они в палатках каких-то ходили… забыл, как называется… — Чуйван, — подсказала я, невольно скривившись от воспоминания. — Точно! Откуда знаешь? Вот… А потом полегче стало, и им разрешили так ходить, только рожу до самых глаз тряпкой укрывать. Вот с тех пор и пошлО: если нос наружу торчит — значит, мужик. Ну, мы «носами» друг друга и зовем… — Вот уж не думал я, что ты в истории разбираешься, — покачал головой Хитч, — Мне-то сказали: вас одной только экономике учили… — Это я сам, — гордо объявил Бу, — Люблю, когда мне про ранешние времена читают — сил нет. Всё думаю: вот если бы меня папаша в пысы не отдал, был бы я каким-нибудь ученым, книжки бы сякие древние откапывал, кувшины… А вообще, знаешь, — щеки его запылали мечтательным румянцем, — я иногда себе представляю, пожить бы мне тогда… начать с купцов, по-простому, а там уж… Налоги им по-правильному растусовать, бюджет выстроить… И всё — на пустом месте! Вот задачка, а? Да, глядя на этого загубленного на корню историка, я, кажется, начинала понимать Спестало… Пока я размышляла о том, как трудно определить истинное призвание человека, особенно в первые годы его жизни, моего спутника занимали гораздо более практичные вопросы. — Слушай, Бу, — осведомился он, — неужели никто так и не смог восстановить методику эту, по которой вас учили? Можно же опросить всех Питомцев: один бы что-то вспомнил, второй — прибавил, так, глядишь… — Пробовали уже, — равнодушно пожал плечами пыс, — Только нам и рассказать-то нечего. Не, ну, я помню, конечно, как мы в игры играли, типа кто быстрее всех сможет заработать на грузовик конфет… только это уже типа контрольной что-то было. И — сны. Там, во сне приходил дядька такой смешной, пузатый, и всю эту беду — экономику что ли — сверху показывал, типа, как город. Вот сюда так можно пройти, сюда — так, тут — тупик, там — вообще заминировано, а здесь — если переулочками, то в три раза быстрее получится… Только это на словах не объяснишь, даже не нарисуешь, потому что там все живое было, подвижное, менялось… — Гипноз? — заинтересовалась я. — Да, слово знакомое… В общем, спали мы много, а еще много физкультурой всякой занимались и спортом. Это Спестало говорил, что чтобы эти сны смотреть, надо типа очень здоровыми быть. При мне, помню, несколько ребят отчислили, сказали, что не вытянут… Для всего ж способности нужны. Вон у вас лиса — и то какая способная… А где она, кстати, — забеспокоился наш наниматель, — Чё её не видно-то?! — Здесь, в сумке, — успокоила я его, показывая на раздувшуюся от нашего нехитрого барахла ношу, — Она же дрессированная, без команды не высовывается… — А, ну, ладно… А то мы почти приехали, а мне вдруг в голову стукнуло: не пришлось бы возвращаться… Действительно буквально через несколько минут мы подъехали к воротам затейливого особняка, увенчанного круглым куполом и выглядящего, как помесь мечети с пряничным домиком. Внутри и снаружи него сияли разноцветные огни, ритмично стучала музыка и время от времени фонтанами начинали бить фейерверки. Прямо с порога нам пришлось обняться с хозяином дома — патлатым здоровяком в новёхоньком смокинге, за версту благоухавшем фиалками. Перед Бу на стол плюхнули огромную вазу с игристым вином — штрафную — но он, вопреки моим опасениям, только помотал головой, мол, мне еще ребят обратно везти. Тогда нас принялись кормить. Лично мне бухнули на тарелку такую порцию деликатесов разом, что ею можно было на выбор либо накормить оголодавшую роту стройбата, либо продать и на вырученные деньги купить вполне приличный продуктовый магазин. Честно говоря, весь этот пир горой напомнил мне мечту третьеклассника. Все что-то жевали, хлебали сладкие напитки, играли в какие-то шумные массовые игры с беготней по саду и пулянием друг в друга из пистолетов, выплевывающих потоки конфетти. Женщин среди гостей почти не было: всего пара дамочек — явно чьи-то жены — чинно восседала в сторонке, благосклонно наблюдая за резвящимися мужьями. Но стоило только огромным стенным часам (размерами всё же несколько уступавшим Спасским курантам, зато с перламутровым циферблатом и золотыми стрелками) начать бить полночь, как весь этот детский восторг резко прервался. Музыка смолкла, свет погас, и в наступившей тишине официанты принялись ставить на столы зажженные канделябры. Бу подтолкнул Хитча локтем в бок: — Ну, давай, нос! Мы вышли на середину зала, мой партнер взмахнул руками, накрывая меня прихваченным с собою куском ткани, и — уже в лисьей шкуре — я громко завыла обещанную «Ёлочку»: — Вау-вау-ваувау-вау-вау-вау-у… Гости зашлись от аплодисментов. Бу озирался по сторонам с таким счастливым и гордым видом, словно ему только что присвоили почетное звание Трижды Героя Мира, а мы быстренько осуществили обратное превращение и принялись раскланиваться. Как только восторги публики утихли, Бу подошел к нам, вручил обещанную плату и спросил: — Ну как, поедем или еще тут посидим? — Нет. Тут хорошо, конечно, — я очень старалась быть вежливой, — но нам завтра на поезд, нужно отдохнуть. — Ты что, Бу, за руль собрался?! — встрепенулся стоявший невдалеке хозяин дома. — Да, я же фокусников обещал в гостиницу отвезти… — Зачем? Пусть здесь ночуют — комнаты свободные есть! — Нет-нет, мы с утра уезжаем из города, — запротестовал Хитч. — А гремлины как же? — двинул, судя по тону, свой решающий аргумент хозяин. Бу успокаивающе похлопал его по плечу: — Ничего, Воха, у меня на машине такая сигнализация — ни один гремлин не залезет! Да и не верю я в них, если честно. Я быстро — отвезу ребят и вернусь. Когда мы шли к машине, Хитч осведомился: — Что это еще за гремлины такие? Никогда не слышал! — Ну, гремлины, — начала объяснять я, — это такие мелкие сказочные существа, типа домовых. Залазят в моторы и вообще в механизмы всякие и всё там портят… — Ага, — поддержал Бу, — У нас думают, что эти самые гремлины с полночи Рождества и до самого рассвета выползают и пакостят. Поэтому в 12 часов ночи всё электричество выключают, машины останавливают. Типа боятся. — А ты не боишься? — с усмешкой подтолкнул меня напарник, когда я карабкалась на сидение, — А то остались бы… Самое ценное имущество у тебя всё равно с собой — книжка про Неоцененного падишаха и возвышение купца Абу-Сатина… — Ратина, — поправила я, — Сатин у пролетарского писателя Горького был. — Вы это о чем? — проявил интерес наш поклонник, взобравшись на водительское место. — Да так, про книжку одну… — А… А я думал: про меня. У меня ж Ратин фамилия. — А вместе получается — Бу Ратин, да? Буратин! — я не сдержалась и довольно невежливо расхохоталась. — Чего это она? — обиженно обернулся тезка сказочного персонажа. — Не обращай внимания, — успокоил его Хитч, — Просто в нашей стране есть сказка про человека с таким именем… Но объяснить он ему уже ничего не успел, да и мне резко стало не до смеха. Мотор автомобиля неожиданно взвизгнул, как собака, которой наступили на лапу, что-то под нами заскрипело и заскрежетало, и внезапно утративший свой здоровый румянец пыс прошептал: — Тормоза… И руль болтается… И газ… Вот ведь буква «Ц»! Гремлины! Машину мотало по обледенелой дороге. Казалось, что она несется всё быстрее и быстрее. «Вот и всё моё счастье!» — невольно мелькнуло у меня в голове. Хитч прижал меня к себе, и даже сквозь куртку мне было слышно, как колотится его сердце. Страшнее всего было вот так просто сидеть, не в состоянии ничего предпринять, и ждать неминуемого конца. Вот тебе и возвращение домой, вот тебе и Новый Год! Мелькнули столбики знакомой остановки, и тут же автомобиль закрутило на месте, развернуло, и мы помчались прямо на тротуар и дальше — на стену дома… перед которой зыбким маревом качалась та самая «опасная дверь». Лишь бы не промахнулись! Одной рукой я инстинктивно вцепилась в Хитча, другой — в плечо сидящего впереди Бу и судорожно зажмурила глаза. Удар! … и тишина. Как выяснилось, ударилась я мордой о собственные коленки да так, что здорово рассадила себе нижнюю губу. К счастью, хотя бы копчик, на который я плюхнулась, не болел: сугроб и толстое пальто отлично смягчили моё приземление. Я сидел в снегу, справа от меня пытался подняться на ноги Хитч, а сзади сквозь открытую дверь были видны оранжевые отсветы полыхающей машины. — А как же Бу?! — хрипло спросила я неизвестно кого, — Он же не мог пройти через дверь. Он что — ТАМ остался?! И так до боли мне стало жалко этого неуклюжего и нелепого, но в сущности, доброго и симпатичного человека, что я, наверное, разревелась бы, но… Буквально в двух шагах от меня крупный сугроб зашевелился, рассыпался, и оттуда донеслось приглушенное: — Вот ведь буква «Ц»! Куда это нас..? — Вон твой Бу, — констатировал Хитч, протягивая мне руку, — Выкарабкивается… Ты что, сразу не заметила? — Что? — Он же из ваших, только не обученный совсем. Я думал, ты именно поэтому так в него перед дверью вцепилась… — Я вообще «наших» отличать не умею. Старик обещал показать, да так и не собрался… — Правильно, зачем бы это тебе, — усмехнулся мой напарник, — Это ж так скучно: уметь то, что все подряд умеют! То ли дело — двери на пустом месте открывать! Наверное, я бы тоже сказала в ответ что-нибудь ядовитое, и мы на радостях от чудесного спасения крупно поссорились бы, но в этот момент к нам, увязая по колено в снегу, подошел Бу. — Ничего не понимаю, — пожаловался он, — Машина-то где? Или мы уже померли? — А вокруг — типичный рай, — фыркнула я, — Давайте для начала выберемся, отряхнемся, а потом уже поговорим. Мы вылезли на дорогу, кое-как вытряхнули снег (а набиться он успел всюду, куда только можно), пристроились на ступеньках здания с надписью «Клуб» и закурили. Пока я в общих чертах пыталась изложить Бу ситуацию (он слушал, как ребенок, полуоткрыв рот, и только иногда слабо пожимал плечами от недоумения), Хитч озирался вокруг с видом человека, мучительно пытающегося припомнить, куда это он попал. — Погоди, — прервал он мою речь как раз тогда, когда я пыталась объяснить отличие «опасных» дверей от всех прочих, — Ты вот говорила, что это не наш мир. А с чего ты это взяла? Я переключила свое внимание. — Во-первых, тут снег зеленый. Сейчас ночь, не видно… — Так, а еще? — А еще, — скорчила гримасу я, — мы сейчас с вами, господа сидим на улице, которая именуется «Межъежовая». Как ты думаешь, в нашем мире так улицу назовут? — Ну-ка, дай зажигалку, — распорядился супруг и побежал светить на табличку. Вернулся он, улыбаясь до ушей, в самом радостном расположении духа. — Сяо, ты балбеска, — объявил он, — Я, впрочем, тоже хорош — сразу не расспросил! Знаю я это место: поселок Ключевой, сто десять километров от города, двадцать — до станции. В самом что ни на есть нашем мире, между прочим! — А снег?! — Здесь химкомбинат недалеко, — терпеливо пояснил Хитч, — Очистные сооружения древние, дымит, чем ни попадя. Так что тут еще и не такой снежок бывает! Кстати, имени товарища Межъежового химкомбинат — активного борца за установление Советской власти в этих краях. Переименовать так и не собрались. — Значит, мы сейчас… — Мы сейчас ломимся во-о-н туда, через три дома в четвертый, где живет директорский шофер Толик — отзывчивый человек, за пару бутылок водки к черту на рога отвезет, не то, что на станцию. Осталось только решить, что с нашим Буратином делать. Я посмотрела на пыса. Он сидел с потерянным видом, нервно пыхтя уже третей по счету сигаретой, и смотрел на открытую дверь, за которой всё еще беззвучно полыхало пламя. — Может, пристроим его к этому Толику переночевать? — робко предложила я, — а утром, когда там всё погаснет и народ разойдется, пускай домой идет… И тут Бу внезапно выдал: — А с вами мне нельзя? Мы растерянно переглянулись. — Не, я понял, конечно, что тут типа другой мир. А нас Спестало как учил: надо в любой ситуации выплывать. Вот мне и интересно, выплыву или нет. Дома-то что, там я уже поднялся, всё крутится, неинтересно даже. А тут… — Бу, — осторожно сказала я, — тут ведь и экономика совсем другая… и отношения между людьми… — Вот я и присмотрюсь, поработаю… Хитч кивком отозвал меня в сторону, и мы принялись совещаться. — Ну, и нафиг он нам тут нужен? — вопросил мой напарник. — А что ты предлагаешь: взять его за шкирку и пинком в дверь вышибить? Я, если честно, уже какую-то ответственность за него чувствую… Может, пусть пока поработает на Лао… в отделе продаж что ли… — Одного его в поезд не посадишь. А пока мы его к старику транспортировать будем, пока назад… Ты Новый год вообще справлять собираешься? — А если, — осенило меня, — мы его с собой в домик Лао возьмем? Там же две комнаты. Сильно он нам не помешает: посидит, телевизор посмотрит, с местным населением пообщается для практики. А потом уже все вместе — к алхимику. — Ну, завела себе зверушку, — усмехнулся Хитч, — Ладно уж, только одно условие: пусть он этот свой телевизор где-нибудь в другом доме смотрит. У Раисы что ли комнату снимем. А то в мои планы романтического новогоднего вечера этот красавец решительно не вписывается. До станции мы добрались без приключений. Разбуженный нами Толик, стоило только намекнуть ему на две бутылки водки из привокзального ресторана, тут же сменил мат на ироничное похмыкивание, вывел из сарая грязноватую «Ниву» и меньше, чем за полчаса доставил нас на нужное место. С билетами тоже не возникло никаких проблем. Правда, Бу, узнав, что нам предстоит ехать в одном купе втроем, густо покраснел и попытался отказаться, но нам кое-как удалось втолковать ему, что в нашем мире Полиция Нравов (а есть ли у нас она вообще? Лично я не в курсе) такими мелочами не занимается. Высокая мораль нашего пыса вообще здорово осложняла существование. За три дня пути мы с Хитчем кое-как приучили его не вздрагивать при виде рекламных плакатов с малоодетыми девицами, но вот, скажем, протиснуться мимо стоящей в коридоре дамы в туалет он так ни разу и не решился. Кризис наступил за сутки до нашего прибытия. Накануне, дабы хоть чем-то занять гостя из другого мира, а заодно и отдохнуть от его бесконечных вопросов об экономическом устройстве нашей страны, мы с Хитчем приобрели ему во время очередной стоянки целую кипу глянцевых журналов — довольно безобидных с нашей точки зрения, из числа тех, где половину объема занимают яркие картинки с изображениями сумочек и одеколонов, а вторую половину — нехитрые тексты типа «111 способов стать счастливым». Весь день и большую часть ночи Бу листал сию печатную продукцию, усердно водя пальцем по строчкам, а наутро я проснулась от странного звука, напоминающего тоненькое поскуливание. Наш подопечный лежал на своей полке, уткнувшись головой в подушку, и его плечи мелко вздрагивали от рыданий. — Ну вот, пожалуйста — культурный шок! — диагностировал пробудившийся Хитч, спрыгнул вниз и, присев рядом с Бу, потрепал его по плечу: — Эй, нос, ты чего? Что случилось-то? Пыс повернул свою зареванную физиономию в нашу сторону: — Чё, у вас и вправду все женщины так… или это просто так пишут? — Как — «так»? — Ну… с мужиками… — лаконично обрисовал Бу картину нашего, пережившего сексуальную революцию общества с его разводами, до- и внебрачными связями и прочими мелкими радостями бытия. — Практически, все, — была вынуждена признать я. — И для вас это нормально?! — Привыкли как-то, — усмехнулся Хитч. Иномирец сел на полке и твердо заявил: — Не, ребята, я здесь не смогу. Ладно еще, с бизнесом разобраться можно. У меня вон и дома воровать пытались — ничего, справился… А вот жить я тут точно не смогу. Я же, — Бу судорожно оглянулся на меня и заговорил потише, — нормальный мужик, я жениться хочу рано или поздно. А как тут у вас жениться? Только и буду думать постоянно: где жена, чем занимается… А как тогда работать? — Ну, это ты зря… — попробовал успокоить его мой муженек, — У нас и порядочных женщин много… — Так они по-вашему порядочные, не по-нашему. Женятся, разводятся… Одна вон пишет: у меня, дескать, три мужа было, и всем троим я была верна. Троим, понял! Эх, думать надо прежде, чем добрые дела творить! Сам ведь просился! И что нам теперь с этим моралистом делать? — Ну, вот что, — решительно заявила я, — Раньше, чем через неделю мы в любом случае обратно не поедем. А ты пока подумай: может, всё не так страшно, как тебе кажется. — Ни фига себе! — скис мой напарник, — Это что, нам потом опять с ним через полстраны пилить?! Весь следующий час мы усердно дулись друг на друга: Бу печально глазел в окно, я тянула мерзкий растворимый кофе, каждые 15 минут выскакивая в тамбур с сигаретой, а Хитч усердно пытался читать журналы, раздраженно отбрасывая их в сторону один за другим. В конце концов вся разноцветная груда перекочевала под столик, а истовый читатель полез в сумку за книгами. Ровно через пять минут после этого лицо его прояснилось, а глаза прямо-таки засияли радостью и ехидством одновременно. — Так, мальчики и девочки, — возгласил он крайне довольным тоном, — ну-ка все дружно послушаем сказку! — и принялся читать: — «А через несколько месяцев появился на базаре иноземный купец Абу-Ратин, и стал он торговать в лавке коварного Лао, до того пустовавшей. Аба-Ратин был человек простой и добрый, колдовству и прочим хитростям не обученный, но трудолюбивый и щедрый. Вскоре он разбогател и стал старейшиной цеха купцов, потому что на базаре его все любили и уважали, и сам старейшина ювелиров отдал за него замуж свою юную дочь. И когда слава нового купца достигла ушей сулушаха, Лумард Неоценимый призвал его в свой дворец и долго расспрашивал об обычаях чужих земель. И после этого Абу-Ратин был назначен везирем, и правил так мудро, что в те годы даже у самого последнего бедняка была чашка крупы и верблюжий халат, а казна ломилась от золота налогов. А вечерами, как говорят, сулушах призывал к себе Абу-Ратина, и они говорили о принцессе Ирайне, и сулушах гасил слезами пламя своего сердца и мог после этого жить еще один день» Хитч захлопнул книгу, и воцарилась тишина, заполненная стуком колес. — Так ты думаешь, что… — робко начала я. — Конечно! Друг мой Бу, — не без язвительности обратился к пысу мой напарник, — А не хочешь ли ты пожить в царствование сулушаха Лумарда Неоценимого? Тот растерянно захлопал глазами и выдавил: — Не, ну, я часто думал, типа мечтал… Но это ж всяко невозможно! — Возможно, возможно! Там, куда мы едем, есть такая специальная дверь — хлоп! — и ты уже в древнем Сушанске на базаре. Ну как, поедешь жениться на дочери старейшины ювелиров? Она-то точно девушка честная, в чуйване ходит! |
|
|