"Лисьи листы" - читать интересную книгу автора (Боровинская Юлия)

Глава 5

Хотя о том, что Лао и Хитч не останутся на свадьбу, мы договорились заранее (мало ли что: вдруг мне придется экстренно сваливать, а они останутся у сулушаха под горячей рукой), но всё же, когда они церемонно раскланялись и покинули дворец, мне стало как-то не по себе. Ну, ничего-ничего, завтра я вернусь… в любом случае.

Торжества намечались на вечер, а пока что сулушах вызвал того самого дядю, которого я приняла за церемониймейстера, (кстати, оказался он главным евнухом), чтобы препроводить меня а Малый Дворец — отдохнуть с дороги. К счастью, загружаться обратно в чуйван мне не пришлось, потому что на улицу мы выходить не стали: поднялись по винтовой лестнице наверх, а там уже пошли по крытым мостикам, соединявшим различные башни дворцового комплекса.

Хотя мой провожатый и был предупрежден о том, что ко мне следует относиться практически с таким же уважением, как и к мужчине, но стоило мне сказать первое слово, как он уставился на меня с недоверчивым удивлением, граничащим с ужасом, словно на говорящую собаку. А я, собственно, всего-то спросила, далеко ли нам идти…

Кое-как справившись с шоком, он всё же ответил мне:

— Еще три перехода… Простите, а как мне следует Вас называть?

— Можно просто — госпожа, — что-то мне совсем не хотелось, чтобы он звал меня «Сяо»

— «Гос-по-джа»? — запинаясь, выговорил мой собеседник. Чувствовалось, что это слово ему абсолютно незнакомо.

— Это женская форма от слова «господин», — проинформировала я и тут же, не удержавшись, заметила:

— Я думала, что у евнухов борода не растет…

Придворный, казалось, уже слегка смирился с тем, что я умею не только говорить, но и думать, и обстоятельно объяснил:

— «Евнух» — это просто название должности, госпожа, оставшееся от тех древних времен, когда надзирателя за женами сулушаха действительно оскопляли. Но уже отец Неоценимого отменил этот варварский обычай, стоивший жизни многим претендентам на этот пост.

— Так значит Вы… э-э… полноценный мужчина?

— Да, госпожа. Вполне.

— И у Вас никогда не бывает искушения…

— Нет, госпожа.

— Но как же Вам это удается? — решила я пойти в своем любопытстве до конца.

— Всё очень просто, госпожа, — развел руками мой проводник, — Дело в том, что ни одна из женщин гарема не нравится мне больше, чем моя собственная голова!

Пока я решала, можно ли считать это трагическое заявление шуткой, мы добрались, наконец, до Малого Дворца. Планировка второго этажа, куда мы попали с крытого мостика, была весьма незатейливой: огромный круглый холл с винтовой лестницей по центру, украшенный несколькими фонтанчиками и растениями в кадках, до боли напоминающими обычные фикусы, без окон (свет проникал через стеклянную крышу, широким кольцом окружавшую основание третьего этажа), но с множеством дверей, ведущих в комнаты обитательниц гарема.

— Внизу — помещение для стражи, — пояснил главный евнух, — а наверху — главное чудо и величайшая ценность нашей страны — Цветок Жизни.

… и дверь в наш мир, судя по плану Лао, тоже была где-то там, рядом с Цветком…

— А где же остальные жены? — спросила я, — Хотелось бы познакомиться, поговорить…

— Поговорить?! — мой «экскурсовод» замялся, — Понимаете, госпожа, конечно, некоторые слова они знают: «иди», «сядь», «нельзя» — ну, и еще десятка два…

— Да Вы что?! Я слышала, кошка — и то триста слов понимает…

— Кошка — может быть, — упрямо пожал плечами бородатый евнух, — Да Вы сами посмотрите, госпожа. Сейчас я их позову.

Он покопался в украшенной затейливой вышивкой сумке, которая висела у него на левом плече, и вытянул оттуда пучок длинных трубочек-карамелек. Точно такие же, только в ярких целлофановых обертках, продавали в моем детстве цыганки возле зоопарка вместе с леденцовыми петушками и сахарной ватой. И никогда — никогда! — родители мне их не покупали, ссылаясь на антисанитарию. А ведь так хотелось…

Поток детских воспоминаний был прерван резким воплем моего провожатого: «Конфеты! Конфеты!», и из дверей начали нерешительно высовываться женщины самого различного возраста и телосложения. Некоторые из них были закутаны в цельные куски ткани, наподобие индийских сари, другие щеголяли в длинных широких юбках и бюстгальтерах, расшитых яркой мишурой, двое или трое носили тонкие шальвары с короткими курточками-фигаро, а одна юная особа и вовсе вылетела из своей комнаты обнаженной по пояс. Впрочем, евнух быстро призвал ее к порядку. «Нельзя! Иди! Надень!» — сурово приказал он, тыча пальцем в ее голую грудь. Та недовольно повиновалась.

Женщины быстро расхватали сладости и с удовольствием принялись их поглощать. В этой пестрой толпе попадались и настоящие красавицы, но уж очень портили их абсолютно пустые глаза и настолько бессмысленное выражение лица, что блондинка из анекдота показалась бы рядом с ними Сократом. 

Да, окажись здесь какая-нибудь ярая феминистка, она, скорей всего, тут же задохнулась бы от бешенства! Мне — и то стало как-то дурно.

Это был курятник или ферма — но никак не человеческое общество. Чувствовалось, что только присутствие надзирателя удерживает более сильных от того, чтобы затеять драку за конфеты со слабыми, а те, чувствуя на себе жадные взгляды, старались побыстрее сгрызть свои леденцы, не замечая текущую по подбородку слюну…

Когда с угощением было покончено, красотки обратили внимание на мою скромную персону.

— Муж! — безапелляционно заявила одна из них, указывая на меня.

— Нет. Страж! — не согласилась другая.

— Страж волосы нет! — не уступала первая.

— А муж — волосы здесь, — приложила вторая ладонь к своему подбородку.

— Они принимают Вас за мужчину, — пояснил евнух, с трудом перекрикивая гвалт, поднявшийся, когда к обсуждению присоединились остальные узницы гарема, — потому что Вы, госпожа, не едите конфет и разговариваете со мной. Но никак не могут решить, кто Вы. На стражника Вы не похожи, на сулушаха — тем более, а других мужчин они и не видели.

Но оказывается, даже в столь непривычных к эксплуатации мозгах могли родиться альтернативные  версии. Под общий шум одна из дамочек протолкалась ко мне и, осторожно потянувши меня за край свитера, жалобно спросила:

— Папа?

Я глянула в ее бездонно-голубые младенческие глаза и совершенно непроизвольно так громко расхохоталась, что все умолкли и испуганно уставились на меня.

— Не папа. Нет, — вмешался евнух, — Отойди. Не трогай. Это — госпожа.

Гарем застыл, пытаясь переварить новое слово.

— Ну, как? — склонился ко мне придворный, — Желаете еще поговорить с ними, госпожа?

— Да нет, пожалуй, хватит, — хмыкнула я, — Проводи меня в комнату и покажи, где можно помыться с дороги.

— Вы сами будете мыться? — в очередной раз поразился он, — По доброй воле?! Обычно женщин приходится держать…

Моё терпение почти иссякло:

— Послушайте, — обратилась я к этому шовинисту по должности, — я что — сильно похожа на ваших женщин?!

— Вовсе не похожи, госпожа, — почтительно наклонил голову он.

— Ну, тогда примите, как данность, что я непохожа на них ВО ВСЕМ! — рявкнула я.

Мне как-то резко стало душно внутри чуйвана, и я невольно посмотрела на Хитча. Ну, ничегошеньки особенного: длинноволосый мальчишка с простоватым лицом, напустивший на себя по поводу представления в новой должности преувеличенно-серьезный вид. Хам и балбес. Но отчего-то аура неотразимости, окружавшая сулушаха, слегка потускнела для меня. Наверное, я просто не люблю совершенства. Наверное, по-настоящему живым я воспринимаю только то, в чем вижу слабость… Дура я, наверное….

Между тем, церемония приветствия и знакомства окончилась, и теперь старик извлекал из мешка щедрые дары от своего вымышленного государя. Мраморный столик, куда он их выкладывал, постепенно превращался в копию витрины мелкого магазинчика, торгующего китайским барахлом, — не хватало разве что бумажных ценников. Кстати, скорей всего, именно в подобном магазинчике алхимик и отоварился — к великой радости хозяина… Сулушах уже успел повосторгаться единственной приличной здесь вещью — камерой «Поляроид», которую получил вместе с подробной инструкцией и изрядным запасом пластинок, и теперь из рук в руки переходили мелочи, типа говорящего будильника, термоса и зажигалок.

Наконец, дошла очередь и до самого большого подарка. То бишь, до меня в оригинальной упаковке.

— Кроме того наш Мудрейший и Непобедимый Король, — провозгласил Лао, распевая каждый слог на местный манер, — посылает тебе, о Лумард Неоценимый, в жены свою старшую дочь — крестницу и любимицу нашей верховной богини Свон. Желает ли сулушах, чтобы я совершил церемонию показа невесты немедленно?

Красавец постучал своими полированными ногтями по деревянной ручке кресла, в котором сидел, и задумчиво спросил:

— Но как ты можешь совершить церемонию показа — ты ведь не отец невесты?

— Позволит ли мне сулушах объяснить? — вмешался Хитч, который всё успешнее осваивал принятый при дворе стиль разговора.

Правитель рассеянно кивнул, и чрезвычайный и полномочный посол государства Ду, лорд четырех провинций и королевский гость (а так же бродяга, престарелый пацан и бабник) продолжил:

— Не удивляйся, о Блистательный, но в нашей стране женщин с рождения воспитывают наравне с мужчинами. С ними разговаривают, как с людьми, их обучают чтению, письму и счету, их не прячут в задних комнатах и в чуйванах. Они открыто ходят по улицам и даже торгуются на базарах. Поэтому у нас не нужно быть отцом или мужем, чтобы видеть лицо женщины. И я, и посол Лао видели принцессу, что не мешает нам относиться к ней с глубочайшим уважением.

Сулушах скептически скривил рот:

— С уважением? Хотел бы я услышать от женщины хоть одно разумное слово!

Кажется, здесь начиналась моя партия. Я глубоко вдохнула и решилась:

— В нашей стране, о Неоценимый сулушах, однажды случилось так, что родители потеряли в лесу своего младенца, а дикая волчица вместо того, чтобы съесть, выкормила и вырастила его вместе со своими волчатами. Когда его нашли люди, этому мальчику было уже 12 лет, но он так и не научился ни говорить, ни ходить на двух ногах. Он бегал на четвереньках, лаял и выл, как волк, ел лишь сырое мясо и спал на полу. Это доказывает, о Блистательный, что никто не бывает человеком с рождения. Человека нужно воспитать.

Более благодарной аудитории мне еще не попадалось. Сулушах выслушал мою мауглианскую «телегу» с неослабевающим вниманием, разве что рот не открыл, а после тихо попросил:

— Я хотел бы видеть ее.

Старик поднялся, откинул кусок ткани, прикрывающий вход в чуйван и почтительно произнес:

— Высокочтимая принцесса Сяо, соблаговолите выйти!

В другой ситуации я, скорей всего, расхохоталась бы, но здесь смех был решительно неуместен, поэтому я сделала серьезное лицо с налетом легкой задумчивости и постаралась, как можно изящнее, вылезти из дурацкой палатки на колесиках.

Сулушах уставился на меня, как завороженный. Возможно, мне бы польстило такое внимание, но я вовремя напомнила себе, что скорей всего он никогда в жизни не видел женщину в брюках. Или его настолько потрясли размеры моей задницы, затянутой в джинсы?

Наверняка со стороны всё это выглядело глупым до невыносимости. Я стояла столбом и многозначительно молчала (ну, не реверансы же мне было делать!), сулушах пялился на меня, а Лао и Хитч замерли в своих креслах, как зрители, созерцающие немую сцену «Ревизора».

Наконец, мой венценосный женишок выдохнул:

— Я принимаю этот щедрый дар. Пусть сегодня же вечером всё будет готово к свадьбе!

Честно говоря я не углядела, к кому была обращена эта реплика, но судя по судорожному шороху, раздавшемуся за дверью, приказание достигло нужных ушей.  Между тем сулушах поднялся с кресла и подошел к Лао.

— Достопочтенный посол, согласитесь ли Вы отвезти своему Государю мой ответный подарок — алмаз Капля Солнца, — при этих словах он стянул с руки браслет, украшенный камнем таких размеров, что поначалу я приняла его за горный хрусталь. Ну, не бывает таких бриллиантов! Даже в Алмазном фонде — не бывает!

Не знаю, как Хитч, а лично я сразу же представила, как лихо мы могли бы зажить — все трое — продавши этот камушек. Конечно, целиком его купить даже Билл Гейтс вряд ли потянет, а вот если распилить части на четыре…

Но стать миллиардерами в этот день нам явно было не суждено. Лао, не задумавшись ни на секунду, отрицательно покачал головой:

— Увы, Бесстрашный и Могучий, я не могу принять на себя такую ответственность. Путь наш долог и труден, на нем всякое может случиться. Кроме того твои соседи, о Неоценимый, могут неправильно понять передачу главной драгоценности страны…

— Да, пожалуй, — согласился сулушах тоном человека, который только что чуть не совершил непоправимую глупость, и вновь застегнул браслет на своем запястье.

Черт! Вот так, одним красивым жестом… А с другой стороны, — одернула  я сама себя, — что я, голодаю что ли? Большие деньги — большая ответственность. Дворец типа этого мне даром не нужен, нефтяная скважина — тем более… Так что ну их — эти коронные бриллианты!

— Существует еще одна вещь, о которой я просто обязан предупредить, — продолжал Лао, — Наша верховная богиня Свон очень любит принцессу Сяо. И если ей покажется — только покажется! — что ее крестницу здесь обижают, то она немедленно заберет ее обратно в дом отца. Надеюсь, что в этом случае сулушах поймет, что решения царей не властны над волей богини, и не затаит зла на нашу державу.

— Я пойму, — кивнул правитель и произнес, глядя мне прямо в глаза, негромко и очень серьезно, — Но я никогда не обижу тебя. Никогда.

И — сама не знаю, почему — в этот момент мне стало его жалко.

Комната, которую мне отвели, выглядела, как смесь борделя с детской. БОльшую ее часть занимала широченная низкая кровать с огромным зеркалом на потолке над нею, а оставшееся пространство было щедро завалено разнообразными игрушками. Куклы, лошадки, плюшевые зверюшки… Да, с развлечениями в гареме было туго: книг читать эти «интеллектуалки» явно не могли, а телевизор с «мыльными операми» тут пока что не изобрели… Зато с водопроводом, к счастью всё обстояло благополучно. Имелся даже некий агрегат (работавший на дровах), который нагревал воду до приемлемой температуры.

Я решительно отказалась сменить свой иноземный наряд на более женственные одежды, простилась, наконец, с евнухом и с облегчением погрузилась в теплую воду. Уж что-что, а силком держать меня в ванне не приходится! Разве что вытаскивать… Правда, вымыть голову местным жидким мылом я так и не решилась (я и в своем-то мире далеко не всем шампуням доверяю!), зато на столике обнаружились ароматические соли, которыми я с удовольствием воспользовалась.

Обтеревшись огромными хлопчатыми простынями, заменявшими здесь полотенца, я вернулась в комнату в таком разомлевшем состоянии, что для ясности ума и бодрости тела мне пришлось снова нюхнуть робариса. Впереди ведь еще свадьба!

Интересно, а новым чуйваном меня ради такого случая обеспечат или придется лезть всё в ту же пыльную дрянь? А может, вообще поженимся в интимной обстановке: я, правитель, евнух, десяток-другой стражей и какой-нибудь местный жрец? По идее, бракосочетание для них — не такое уж торжественное событие, примерно как для нас кошку завести… Так что пир горой они вряд ли устраивают… разве что из чистой любви  к пирам…

Впрочем, эта часть жизни обитателей данного королевства (или султаната?) так и осталась для меня тайной. Не успела я даже толком расчесаться, как чей-то голос прямо перед моей дверь торжественно огласил:

— Неоценимый сулушах Лумард желает видеть принцессу Сяо!

Моего позволения на визит никому не требовалось, так что следом за объявлением в комнату вошел Мудрейший и Непобедимый собственной персоной. За пару часов, минувшие с нашей последней встречи, он не подурнел ни на йоту… зоофил чертов! А что, пожалуй, это неплохое лекарство от его неотразимой красоты: представить, как он занимается сексом со своими безмозглыми одалисками. Наверняка и команды им отдает, как служебным собакам: «Лечь!», «Встать!», «Апорт!», то бишь «Минет!»…

Однако, надо бы принять приветливый вид…

— Чему обязана счастьем Вашего визита? — собрав всю свою невеликую светскость, поинтересовалась я, — Ведь наша свадьба назначена только на вечер…

Сулушах присел на краешек кровати, однако, довольно скромно, скорее, как гость, не обнаруживший других сидений, нежели как владыка гарема.

— Да, — согласился он, — Но прежде я хотел поговорить с тобой.

Глупо было бы задавать вопрос: «О чем?» — так что я промолчала, а мой гость после небольшой паузы заговорил вновь:

— Твои соотечественники уехали.

— Да, я знаю.

— Я ничего не могу сказать о молодом, но старик… Он приезжает уже 53 года, всегда ненадолго. Он всегда любезен и всегда привозит щедрые дары. И я — не проигравший ни одной битвы, не уступивший ни в одном поединке, убивший 14 львов, я — боюсь его. Я правлю половиной мира, но когда появляется старик, мне начинает казаться, что мир намного огромнее, чем я думаю. Я боюсь его улыбок, его вежливых слов, недобрых волшебных игрушек, которые он мне дарит, боюсь его появлений ниоткуда и исчезновений в никуда.

— Ни старый посол, и никто другой в нашей стране не желает Вам зла, — вмешалась я.

— Может быть, — вздохнул сулушах, — Но этот человек стал моим кошмаром. Я чувствую: он чего-то добивается. Ему что-то от меня нужно. Я готов отдать ему что угодно, лишь бы избавиться от него, но он не говорит, что. Сегодня он привез мне в жены самую прекрасную и разумную женщину из всех, кого я только видел, и отказался даже от Капли Солнца — великолепнейшего бриллианта во вселенной. А значит, он вернется. Может быть, хоть ты, принцесса, скажешь мне, что ему нужно.

Я невольно вспомнила инструктаж Лао. Цветок Жизни — предмет сакральный, и говорить о нем с корыстным интересом — самый прямой путь к тому, чтобы попасть в руки палача… Но раз уж сам правитель завел об этом речь, можно бы и рискнуть… В конце концов, просто грешно упускать такой случай!

— Я готова тебе об этом рассказать, — сказала я и тут же попыталась подстраховаться, — Но обещай, что ты не прикажешь меня казнить за мои слова.

— Конечно нет! Клянусь, я никогда бы не смог отдать такого приказа!

Ладно, поверим, — решила я, одновременно прикидывая расстояние до незапертой двери.

— Он мечтает получить Цветок Жизни.

Если бы после этих слов сулушах побагровел от ярости или принялся бы звать стражу, я бы не удивилась. Но вместо этого на лице его отразилось огромное нескрываемое облегчение:

— Если бы я только догадался  раньше! Это же так просто!

— Просто?!

— Ну да. Понимаешь, принцесса, Цветок Жизни дает отросток один раз в двадцать лет. Обычно спустя год мы его уничтожаем, дабы никто, кроме Верховного Правителя, не смог бы завладеть этим священным растением. Сейчас отросток еще жив, и я не вижу угрозы для своей власти в том, чтобы кто-то на другом конце мира тоже обладал этой панацеей.

— И ты отдашь отросток?! — я с трудом могла поверить в такое счастье. А мы-то! Какую шпионскую интригу разработали!

— Конечно отдам. Прямо сейчас. Но прежде, чем мы пойдем за Цветком Жизни, — и тут сулушах заглянул мне прямо в глаза, да так, что на секунду у меня возникло мучительное желание молча прижаться к нему и самой начать целовать, — я бы хотел сказать тебе кое-что еще.

Он крепко взял меня за руку, сплетя свои пальцы с моими. Наверное, не стоило слушать дальше. Наверное, нужно было сделать одно только движение, один только жест — и в моей памяти навсегда осталась бы самая необычная и яркая ночь любви из всех возможных. Но… я не пошевелилась. Не знаю, почему. Не знаю. И знать не хочу.

Должно быть, он тоже ждал: слова, жеста, взгляда, улыбки, слезы — хоть чего-нибудь. И — должно быть, впервые в жизни — не дождался. Ему оставалось только говорить.

— Я с самого начала понял, что ты уйдешь. Ты слишком непохожа на наших женщин, чтобы жить в гареме. Любовь к тебе — странное и причиняющее боль чувство на грани запретного, словно я, как наш великий поэт Кэйрал, влюбился в мужчину. Я понимаю, что всё у нас тебе чуждо. Я понимаю, что всё бесполезно. Но я не могу не попросить: останься со мною. Отошли отросток в свою страну и оставайся. Я исполню любое твое желание. Я отселю женщин гарема в Дальний Дворец, от которого у меня нет ключа. Я посажу тебя рядом с собой. Я отдам тебе в управление любую из моих провинций. Только останься.

Мало сказать, что я была удивлена. Кем-кем, а красавицей я никогда не считалась. Конечно, в разных странах вкусы разные, но чтобы в меня с первого взгляда влюбился такой мужчина — это мне и во сне присниться не могло! И всё же…

Я не люблю и не умею управлять провинциями. Я никогда не сидела на троне, но всё-таки думаю, что обычное кресло — удобнее. Я… Впрочем, зачем оправдываться? Я просто хотела вернуться домой.

— Прости, сулушах, — выдохнула я, — Ты мудр и щедр, ты прекрасен и великодушен. И меня влечет к тебе так, что всё моё тело готово кричать. Но мы не сможем быть вместе. Ты верно сказал: для меня всё здесь чужое. Я слишком привыкла к недобрым чудесам своего мира, я читала другие книги и слушала другую музыку, меня воспитали в иных обычаях и под иным небом. Наверное, всё это могло бы не иметь значения, если бы я смогла оставаться просто женщиной, не желая большего, чем любовь. Но я уже не могу. Прости меня — я отравлена своим миром. Но если ты хочешь, сегодня…

— Нет, — улыбнулся он так грустно, что я почувствовала себя садисткой, — Я не хочу знать, каково это — любить тебя. Это было бы слишком реальным. А так… так я, возможно, когда-нибудь научусь вспоминать тебя просто как странный и чудесный сон, как то, чего никогда не было и не могло бы быть в моей жизни…

И, разумеется, он был прав. Зато у меня, кажется, появился еще один повод до конца своих дней спрашивать себя, не идиотка ли я. Впрочем, о чем тут спрашивать? Конечно же идиотка!