"Эффект Этоса" - читать интересную книгу автора (Модезитт Лиланд Экстон)Глава 19Ван неважно спал две ночи подряд: после семерицы и восьмерицы. В однодень он встал рано и принялся обшаривать сводки новостей, сообщения РКС, а затем тот источник новостей, который считал наименее пристрастным из скандийских: Сверхновости. Ван рассеянно убрал объем. Куда ни ткнись, проблема казалась неразрешимой. Процветание и социальная стабильность основываются на высоком уровне образования и исследований и, стало быть, на высоких расходах на все, что приводит к новаторству и прогрессу. Это делает систему притягательной для захватчика, экономического или военного, если только она не поддерживает мощные силы обороны. Но… чтобы поддерживать достаточные для своей защиты войска, правительству приходится повышать налоги. А это означает снижение уровня социального и медицинского обслуживания и нарастание общественных волнений. При более же низком уровне затрат на исследования и образование, силы обороны склонны отставать по своим возможностям от соперников, что ведет к медленной, но верной утрате экономических и военных преимуществ. Более крупное правительство, такое как арджентийское или ревенантское, может черпать средства из множества систем, вливая их в концентрированные исследования, а как только совершится открытие, знания легко распространятся внутри политической структуры. Это обеспечит поддержку и растущей базы технологий и знаний, и военных структур. Скандии, а в меньшей степени Кельтиру и Республике, приходится куда жарче в борьбе за равновесие. Системным или планетарным правительствам, почти полностью контролирующим межзвездные путешествия, куда легче ограничивать распространение технологий, чем в древние дни, когда все человечество жило на одной планете. Он повернулся к голопроекции, где теперь светилось коммерческое сообщение. Ван отключил головидение и посмотрел, сколько времени. Девять сотен. Через вкрапления он вошел в сеть посольства и соединился с посольством Кельтира. — Будьте добры командира Айрллис Салукар. Это командир Ван Альберт из посольства Республики Тары. — Минуточку, командир, — ответила принявшая вызов приятного вида доброжелательная женщина. Ван подождал. Голообраз улыбнулся ему. — Командир Салукар свободна в четырнадцать сотен. Это вам подойдет? — Я буду у нее в четырнадцать сотен. Ван отключился и вернулся к программе новостей, подобранной в посольстве. Ни одного упоминания о каких-либо внесистемных событиях, военных или иных. Прошел месяц, а он еще не видел ни одного Космофлотского или Республиканского сообщения о «Коллинзе», даже среди секретных данных, циркулировавших по сети безопасности. И никаких ссылок на «Фергус» в последнем выпуске все еще числившийся проходящим ремонт у Готландского Орбитального контроля. Ван перешел к другим пунктам своей обычной программы — от написания замечаний по расходам на переоборудование дредноута для Корделии Грегори до продолжения анализа состояния местных Сил Космообороны и критического обозрения всей той информации, которую подбросил ему командор Петров. Эти сведения были прочтены немедленно, но его не покидало чувство, что он непростительно много упустил. Так что Ван возвращался к каждому пункту, дабы изучить его более внимательно, когда у него находилось время. В четырнадцать сотен однодня Ван вошел в кабинет в кельтирском посольстве, меньше, чем у него, но на втором этаже и выходящий на сад с фонтаном; кирпичные стены в этом саду были увиты плющом — идиллия, разительно контрастирующая с парадными наружными стенами посольства, блестящими зеленым и золотым. — Вы точны, — заметила командир Салукар, указывая на небольшой круглый столик, поставленный почти у самого окна. Столик окружали четыре стула. — Стараюсь, как могу. — Ван уселся на стул, который не позволял любоваться садом внизу. — Могу я спросить, почему вы так долго не выходили на меня? — произнесла Салукар. — Не потому ли… — Что вы кельтирка? — И Ван рассмеялся. — Или женщина? — Нет. Могу вас уверить, что ни то, ни другое не стоит за моей медлительностью. Я начал со скандийцев. — Это все? — Почти, — признался Ван. Она нахмурилась, затем медленно кивнула. — Вас беспокоит возможность конфликта между Кельтиром и Тарой? — Меня беспокоят любые конфликты, но не берусь утверждать, будто понимаю Скандью, вот я и подумал, что лучше начать с них. — Он взглянул на темноволосого командира. — Вы пробыли здесь дольше моего. Что вы думаете о вчерашней демонстрации? — Демонстрации — это способ, позволяющий выразить глубоко засевшие контрастирующие позиции, избежав паралича политической системы. Премьер Густофсен должен разрешать такие противоречия, или он рискует утратить контроль над ассамблеей. — Но, кажется, они излишне горячи… — Так и есть. Скандийцы могут быть горячим народом. В их социальной структуре нет каналов для выхода агрессии, и на протяжении своей истории они постоянно вовлекались в того или иного рода военные действия, часто междоусобные. Гражданская война — страшное бедствие, и они это знают. Скандийцы слишком хорошо помнят прежнюю гражданскую войну и не желают ни повторять печальный опыт, ни… — Гражданскую войну? — Ван не припоминал, чтобы о чем-то таком слышал. — Они называют это войной за независимость, но, вероятно, то была больше внутренняя распря, нежели настоящее восстание против чуждого господства. Бирнедот пытался выработать условия мирного выхода из Ардженти, и арджентяне этого хотели. А раскольников мирное отделение не устраивало. Они пытались воспользоваться отделением как поводом захватить активы тех, кто имел тесные связи с Сильвием. Отдача оказалась столь сильна, что арджентяне-переселенцы, оставшиеся в Скандье, сумели создать мощную базу в виде Консервативных Демократов. Сперва то была партия меньшинства, но в течение последнего столетия они обретали все больше и больше власти, потому что, откровенно говоря, лучше соображают. А Народные Либералы искали себе других союзников. — Связи с Ревенантом? — предположил Ван. — Эти сильнее прочих, но сомневаюсь, что они единственные. — Салукар помедлила. — Если я могу спросить… почему вы здесь? Помимо того, разумеется, что получили приказ. — После смерти командира Круахана нужно было кого-то побыстрее сюда направить, а я был почти готов к получению нового назначения. Думаю, требовался военный без дипломатического взгляда на вещи. — Правда или часть правды все же лучше, чем уклончивый ответ, к тому же Ван чувствовал: Салукар в один миг поймет, что он лжет. Она улыбнулась. — Вы предпочитаете правду, не так ли? — Мне никогда особенно не приходилось выбирать, — ответил Ван. — Почти все сразу видят, когда я вру. — Человек, знающий свои пределы, опасней любого другого. — Вы процитировали Ледермана-Майера, — заметил Ван. — Меткое высказывание, вы не думаете? — Не знаю. — Ван прыснул. — Я знавал кое-каких весьма умелых лжецов. Это всего лишь не одно из моих искусств. — Уверена, что у вас есть другие. — Голос Салукар прозвучал сухо. — Что вы намереваетесь делать как атташе? Посещать приемы? Писать анализы? Или вы здесь для подготовки дальнейшей экспансии РКС? — Первые два дела я уже делаю. Меня, разумеется, не инструктировали насчет третьего, да и сомневаюсь, что мне удалось бы хорошо справиться, тем более дипломатическими средствами. И я больше не командую крейсером. То есть у меня не так уж много возможностей вести огонь. — Ван улыбнулся. — А как насчет вас? Вы здесь для того, чтобы расстроить все, что может предпринять Республика? — Но… конечно! — Салукар от души рассмеялась. — И сделаю это с помощью кораблей, которых у меня нет, через дипломатический доступ, в котором отказано кельтирским женщинам, особенно ревенантцами, и прибегнув к женской хитрости, которую не унаследовала. — У нас похожие проблемы, — протянул Ван. — С каких пор ревяки и арджики когтят друг друга из-за Скандьи? — Это продолжается двадцать лет. И когтят они друг друга больше в экономике, если не считать скрытой конфронтации на окраинах пограничных систем. Обе стороны не прочь контролировать политику и экономику, позволяя Скандье сохранять пока видимость независимости. Арджентяне сейчас не могут реально прибрать систему к рукам, но ревенантцы стесняться не привыкли. Они проглотили Самарру в прошлом году и Алуйсон в нынешнем. Вероятно, к следующему году они скушают кого-то еще и приступят к подготовке новых трех или четырех бросков — либо с помощью прямого экономического давления, либо разжигая междоусобицу, либо поддерживая любую местную политическую партию, которая сильнее прочих ослабит систему. Это уже могло бы случиться и здесь, разве что скандийцы, кажется, кое-что нынче понимают. По меньшей мере, они вновь избирают Густофсена. А он тем временем не жалеет сил, предохраняя Кельтир и Республику от медленного вытеснения отсюда арджиками и ревяками, но нас все еще натаскивают друг против дружки. — У вас есть какое-то решение? — спросил Ван. — Не больше, чем у вас, — ответила она. — Тогда… Почему вы едва ли не настаивали на встрече? — А почему бы и нет? Вы показались мне умницей. Я не вижу никакого смысла в конфликте между нашими правительствами. Это лишь выйдет боком и укрепит Коалицию, ревяк и арджиков. Если даже они меж собой не ладят, мало смысла, чтобы лично мы им уподобились. — Вы думаете, что в РКС ко мне прислушаются. — Нет. Но рано или поздно вам представится случай действовать. Вы ведь человек действия. Оттого-то РКС и не знают, как с вами быть. Они рассчитывают, что когда-нибудь вы можете им понадобиться, и поэтому перемещают вас туда-сюда, чтобы не дать наломать дров. — Вы мне крайне льстите, — Вану удалось до отказа нагрузить слова иронией. — Предпочитаете лукавство, поразительный человек? — Салукар широко раскрыла глаза и бурно захлопала ресницами, но изображала карикатуру на соблазнительницу лишь несколько секунд. — Видите? Я этого даже в шутку не умею. Ван рассмеялся. Она преувеличенно резко передернула плечами: мол, а чего вы еще ожидали? — Может, все-таки скажете, почему хотели встретиться? — наконец произнес Ван. — Чтобы поделиться предположением, что все хотят ослабить Скандью, но каждый по-своему. — И какая вам польза сообщать мне это? — спросил он. — Есть надежда, что вы передадите услышанное как РКС, так и вашему послу. Если Республика и Кельтир станут работать против этих попыток, мы сможем добиться здесь стабилизации. Стабильная и крепкая Скандья опрокинет замыслы арджиков и ревяк. — А как насчет Коалиции? — Они лазеры, обращенные к невидимому свету. Мы это знаем, вы, наверное, тоже. Любой, кто замахнулся на них в последние двести лет, стал в итоге трупом, если не хуже. Я имею в виду отдельных лиц. Таков уровень, на котором они действуют. Всякий, вынашивающий замыслы против них, умирает, исчезает, взрывается, обращается в пламя… список изрядный. Но эко-техи пойдут на все, чтобы избежать открытой войны. Они даже позволят, чтобы пол-Рукава сгинуло в огне Рево-Арджентийской войны, лишь бы только их половину не тронули. — И только вы, кельтирцы, это знаете? Салукар хрипло рассмеялась. — В ваших РКС знают. В Арджентийских Космосилах тоже. Ревяки знали это дольше, чем кто-либо, со времен последнего явления своего Пророка. То было чудо, которого никто не ожидал. Вероятно, оно имеет какое-то отношение к тому, что получила Коалиция, сотрудничая с фархканами, но ни эко-техи, ни фархканы не говорят ни слова. А молчат они уже почти три сотни лет. Ван упер палец в подбородок. Он не думал, что Салукар лжет. Его вкрапления, как и чутье, подсказывали, что она всецело верит в то, что говорит ему. Но не может воспользоваться этой истиной, хотя, вероятно, лучше справилась бы, чем он, ведь имела больше опыта. — Вы говорите, что если так, то Коалиция будет союзником? — спросил Ван наконец. — Нет. Они просто не враги нам. Или вам. У них другие намерения, а какие… можно только гадать. И так тянется годы. Он снова закинул удочки. — Арджентяне хотят военной слабости Скандьи при сохранении независимости. Ревенантцы хотят экономического обвала, чтобы иметь возможность предложить помощь и перестроить систему на свой лад. У скандийцев живуч миф, что арджентяне были сущими чудовищами. Вроде, неправда, но какое это имеет значение. Арджентийская оккупация или аннексия вызвала бы мощное восстание. А арджентяне не дураки. Ревенантцы не могут привести сюда достаточно военной силы, чтобы справиться. Пока что. Но… если они смогут подрыть экономику и политическую систему… кто еще был бы приемлем политически, у кого достаточно ресурсов, чтобы возродить Скандью? В Коалиции преобладают потомки шиито, они неприемлемы. Арджентяне тоже. У нас нет такого рода ресурсов. У вас тоже. — Ван пожал пленами. — Таков конец обзора? — Именно таков. — Командир Салукар встала. — Я увижу вас на нашем приеме в Вечер Независимости, не так ли? Ван тоже встал. — Я там буду. — Вот и славно. — Спасибо. — Отдав ей легкий поклон, Ван вышел из кабинета, спустился по винтовому пандусу и приблизился к машине, в которой ждал Стефан. Усевшись на заднее сиденье для короткого переезда обратно в посольство Тары, Ван ощутил острое желание помассировать голову. Голова не болела, но чувствовалось некое подобие головной боли. Увы, предстояли еще целые горы исследований и анализов. Он верил, в целом, тому, что сказала Салукар, с немногими важными исключениями и оговорками, и все-таки желал лично попытаться найти подтверждение ее словам, предпочтительно среди информации, к которой у нее нет доступа. Она не делала большой тайны из попытки направлять его мысли, и это также беспокоило. Он настолько дурачок? Или простак? Да заботится ли хоть кто-то о том, что он думает? Последнее было самым вероятным. Ван глубоко вздохнул. Космические бои — это куда легче. И проходят они намного быстрее. |
||
|