"Великий Магистр" - читать интересную книгу автора (Октавиан Стампас)

ГЛАВА VIII. КТО ВОЙДЕТ В ТИР?

В конце августа 1112 года, с большим запозданием, началась осада Тира. Все понимали, что время уже упущено, и приближающийся сезон дождей размоет дороги, остановит подвоз фуража и продуктов, оружия и свежих резервов, неминуемо сорвет осеннюю кампанию. Но граф Лион Танкред, командующий войсками, верный своему слову, гнал солдат к неприступной крепости сарацин, где их правитель Ималь-паша, тринадцать долгих лет противостоящий рыцарству, выстреливал в его лагерь стрелы с оскорбительными и язвительными посланиями. К войску графа Танкреда присоединилась легкая конница трапезитов Алексея Комнина, руководимая военным логофетом армянином Гайком, дружина русского князя Василька Ростиславовича, прислали своих воинов союзные правители Карса, Нахичевани, Тебриза, Цхуви и Трапезунда. Подтягивались рыцари от антиохийского князя Рожера, эдесского Раймунда, триполийского Россаля. Все ожидали, что со стороны моря блокаду Тира замкнет флот, вышедший из Мессины, и ведомый самим Генрихом V, императором Священной Римской Империи. Тогда участь крепости была бы решена. Но многие и сомневались, что взбалмошный молодой император выполнит свое обещание. Четырехтысячным защитникам Тира противостояло пятнадцатитысячное войско, объединенное под общим руководством графа Лиона Танкреда.

Среди этих рыцарей был и Гуго де Пейн, организовавший свой лагерь на правом фланге в полумиле от южных стен Тира, там, где зеленые волны Средиземного моря выплескивались на побережье. Под его началом было около четырехсот воинов и все рыцари-тамплиеры. Еще раньше Людвиг фон Зегенгейм был полностью оправдан специальной комиссией Государственного Совета, все обвинения сняты, а вина за его несправедливый арест заглажена. Полностью восстановивший свои силы, он постарался забыть нанесенную ему обиду, устремив все свои помыслы к крепостным башням Тира и… к прекрасной принцессе Мелизинде. Суд Яффы разобрался и с бежавшими из тюрьмы рыцарями; все они были прощены, кроме разбойника-висельника Жака Греналя, который покинул их в Триполи, где они не нашли следов ни Чекко Кавальканти, ни Этьена Лабе. Чекко надолго слег в Яффе, страдая от раны, нанесенной ему Беф-Цуром в схватке с зилотами, а проходимец Лабе промышлял теперь разбоем на юге Палестины, близ границ с Египтом. Виченцо нашел свою Алессандру уже возле Тира, куда она прибыла вместе с отрядом де Пейна и остальными тамплиерами. Почти два месяца судьба держала их в напряжении, когда они ничего не знали друг о друге — живы ли, нет? Но вынужденная разлука, проверка временем, еще больше укрепила их веру и любовь.

В обезлюдевшем Тампле осталось лишь несколько слуг, поскольку даже Кретьен де Труа и Симон Руши отправились к театру военных действий. Накануне, Руши, увидев вернувшегося Зегенгейма, напомнил ему о своем пророчестве, высказанном год назад в Труа: что они встретятся в это время в Иерусалиме.

— Ну что, верите ли вы теперь в мою магию, — спросил он.

— Теперь тем более не верю, — отозвался Людвиг. — Древние говорили: нельзя в одну реку войти дважды. Время — река; мы встретились, но это уже не мы.

— С вами трудно спорить, — обиделся Руши. — Хорошо, пророчествую еще раз. На следующий год простолюдин выстрелит в вас из лука и ранит стрелой в грудь.

— Ваши пророчества становятся все сквернее, — сказал граф, пожимая плечами. — Впрочем, все равно не верю.

Маркиз де Сетина рассказал о своих находках в Цезарии Гуго де Пейну, но раскопки, начатые ими в фундаменте Тампля, были приостановлены в связи с начавшейся военной кампанией. Соблюдая осторожность, де Пейн решил пока никого из рыцарей не посвящать в то, что сумел обнаружить маркиз. Это было не только преждевременно и опасно, но могло бы и вызвать ненужную реакцию, поскольку то, что они искали с маркизом, смог бы осознать не всякий ум. Требовалась предварительная подготовка, а де Пейн пока и сам не был уверен, что они напали на правильный след… «Чудесное воскресение» маркиза и графа Норфолка не прошло незамеченным для ломбардца Бера. Как он понимал, тайны архивов Цезарии уже уплыли в Тампль, и нужно было принимать срочные меры, чтобы остановить их дальнейшую утечку. «Снова этот де Пейн! — думал ломбардец, накричавший ранее на самого великого магистра Ордена Сиона графа Рене де Жизора, который понуро молчал, вспоминая, как идиотски обещал „хранить верность“ умирающему маркизу де Сетина. Таких людей надо или убивать, или делать их своими друзьями…» И Бер, которого привлекла эта последняя мысль, стал искать подступы к душе Гуго де Пейна. Кое-какие соображения на этот счет у него уже имелись, и он срочно затребовал из Нарбонна разрешения воспользоваться планом «Юдифь». А грек Христофулос, тенью следовавший за де Пейном, слал эпарху Стампосу в Константинополь другие послания — с требованием освободить его от этой хлопотной работы или выслать дополнительно тысячу перперов на все возрастающие расходы.

Пока Андре де Монбар устраивал в лагере походную лабораторию для налаживания производства своих шаров-бомб, Бизоль де Сент-Омер, Роже де Мондидье и Милан Гораджич ежедневно по утрам прогуливались вблизи крепостных стен Тира, не обращая внимания на тучами сыплющие на них стрелы. Утренние прогулки, дразнящие турок, вошли у них в хорошую привычку. Словно заговоренные от неприятельского оружия, они доходили до огромного, перед насыпью дуба, вросшего корнями в фундамент полуразрушенного домика, изредка отмахиваясь от стрел тяжелыми щитами, поворачивались, и, продолжая мирно беседовать, уходили. До впадавших в ярость турок доносились лишь взрывы хохота, сопровождавшие рассказы кого-либо из друзей. Как-то раз турки устроили в этом домике засаду из десяти человек, пробравшись туда ночью. Дождавшись, когда рыцари повернутся к ним спиной, сельджуки выскочили из-за стен и набросились на них, но врасплох не застали: Гораджич, многоопытный сербский князь, изучавший нравы не только многих народов мира, но и повадки зверей, еще издали заметил легкий парок, поднимавшийся над развалинами дома и предупредил друзей. Яростный натиск рыцарей, соскучившихся по бою, обратил турок в бегство. Преследуя сельджуков, рыцари настолько увлеклись, что остановились лишь возле крепостных стен. Они бы могли ринуться и дальше, пойти и на приступ, а может быть, — кто знает? — и вообще вступить в крепость, но примчавшийся из лагеря граф Норфолк с отрядом латников на подмогу, передал им приказ немедленно возвращаться. В конце концов, Гуго де Пейн запретил им подобные опасные прогулки.

С прибытием все новых подкреплений кольцо возле Тира сужалось. Рядом с флангом Гуго де Пейна был разбит лагерь Филиппа де Комбефиза, который иногда навещал своего соседа: между обоими рыцарями установились дружеские отношения. Чуть дальше стояли иоанниты, во главе с бароном Жираром, великим магистром Ордена, выкрутившимся перед Бодуэном I за свой наговор на Людвига фон Зегенгейма. Среди его рыцарей выделялся воспрянувший после Керака гессенский барон Рудольф Бломберг. Другой великий магистр — Ордена Сиона — граф Рене де Жизор занимал позиции ближе к центру. Далее располагались антиохийские, триполийские, эдесские, карские рыцари, русская дружина князя Василька, трапезиты логофета Гайка… А связь между лагерем Гуго де Пейна и главным штабом графа Танкреда поддерживал специальный человек при коннетабле — Рихард Агуциор. Еще немного, и вся эта огромная, звенящая мечами и латами, дышащая нетерпением военная махина должна была прийти в действие…

Ималь-паша, опытнейший и хитроумный военачальник, не проигравший рыцарскому воинству ни одного сражения с 1099 года, когда его первые волны хлынули в Палестину, решил не ждать выступления графа Танкреда, а нанести упреждающий удар. Это было необходимо, чтобы поднять боевой дух своих подданных, и дать понять рыцарям, что он не намерен ждать, словно жертвенный баран занесенного над ним меча. Тридцатого августа главные ворота крепости Тир раскрылись, и огромная толпа турок ринулась на боевые укрепления антиохийских рыцарей князя Рожера, принявших первый, самый мощный удар. Следом за конницей Ималя-паши высыпали лучники, покрывая лагерь противника тысячами стрел. Небо потемнело на их фоне, и само солнце, словно убоявшись необузданной людской стихии, скрылось за тучами. С грозными криками: «Ялла! Ялла!..» сельджуки смяли передние ряды антиохийцев и ворвались в лагерь, круша и вырезая все на своем пути. Сверкали мечи и ятаганы, свистели копья и стрелы, взметались вверх тяжелые булавы и палицы, горели шатры, трава и деревья… Крики, стоны, лошадиное ржанье неслось со всех сторон. Летели на землю срубленные головы, затаптывались копытами коней упавшие, пронзались в спину насквозь пытавшиеся скрыться в лесу. Не ожидавшие атаки Ималь-паши антиохийцы, не выдержали его яростного натиска, обратились в бегство. Мечущийся между своим растерявшимся войском князь Рожер, с пробитым стрелой плечом, зажимая кровоточащую рану, пытался остановить панику, развернуть своих латников. Но — тщетно. Лагерь был смят, подожжен и разрушен. Воины его бежали, спасаясь за развесистыми деревьями, а сам князь чудом ускользнул, прикрываемый со спины верными ему оруженосцами. Одержав убедительную победу, турки с развернутыми знаменами возвратились в крепость, откуда еще долго — весь остаток дня и всю ночь доносились их ликующие крики. Этот удар по войску Лиона Танкреда был настолько силен и значителен, что он задумался: а не поспешил ли он с осадой Тира, не лучше ли было дождаться флота Генриха V? Но отступать уже было поздно. Другие рыцари, военачальники на левом и правом фланге нетерпеливо ждали своего часа, рвались в бой, проклиная беспечность князя Рожера, уверяя самих себя, что с ними бы подобного конфуза не произошло. Граф Танкред укрепил центр византийскими трапезитами Гайка, стянув к нему триполийских рыцарей и тебризцев, а новый лагерь перенес вглубь общего фронта, вытянув его словно горлышко воронки. Теперь, если Ималь-паша надумает повторить свою вылазку, он сможет захлопнуть турок, выдавив их в эту воронку, где их поджидали отборные части личной гвардии Бодуэна I. Королю он отправил донесение, что следует готовиться к длительной осаде, вскользь упомянув о неприятности с князем Рожером.

Между тем, в лагерь Гуго де Пейна прибыл Рихард Агуциор, сообщивший, что общее наступление временно откладывается, но если мессир чувствует в себе достаточно сил, для того чтобы держать на своем фланге турок в постоянном напряжений, оттягивая тем самым их резервы, то никто не препятствует ему в тактике кинжальных ударов.

— Это означает, — добавил Агуциор, — что вам предоставляется полная свобода действий. Только, зная вас и ваших друзей, прошу — не захватите Тир раньше графа Танкреда, — с улыбкой закончил посланник коннетабля. — И разрешите мне пока остаться возле вас — мне страсть как охота принять участие в сражениях.

Вечером в шатер Гуго де Пейна вошел Виченцо Тропези. От обуревавшей его идеи лицо молодого генуэзского дожа так и светилось.

— Ну выкладывайте свой план! — усмехнулся де Пейн, пододвигая стульчик.

— Вы видели на побережье, метрах в четырехстах от берега небольшой скалистый островок? Он совершенно пуст, но с него отлично просматривается вся внутренняя территория за крепостной стеной.

— Откуда вам это известно?

— Я уже побывал на островке прошлой ночью, — ответил Виченцо. — А на рассвете приплыл обратно. Меня никто не видел со сторожевых башен. Я неплохо разглядел позиции турок, хотя луна светила и неярко.

— Рассказывайте, — приободрил его де Пейн. — Это интересно. Хотя вам следовало посоветоваться со мной, прежде чем предпринимать какие-то шаги.

— Хорошо, — смутился итальянец. — На территории Тира расположено несколько домов, очевидно с казармами, водокачка, небольшая мечеть, хижины рыбаков, ведущая в город дорога. От острова до турок шагов сто, их легко преодолеть вплавь. И не надо ломать крепостную стену.

— Не все умеют так хорошо плавать, как вы.

— Можно соорудить плоты! Я все продумал. Ночью можно высадить на остров десант, а утром напасть на сарацин там, где они меньше всего нас ожидают увидеть — у них в тылу!

— Заманчиво, — произнес Гуго де Пейн. — Только я не уверен, что Четин-огуз, который держит оборону с той стороны, не учел этой возможности.

— Думаю, что не учел, поскольку на него еще ни разу не нападали с моря.

— Тогда вот что: давайте-ка вместе побываем на этом островке еще раз, и поглядим — что к чему?

— Когда же? — чуть удивился Виченцо, не предполагая такого ответа от мессира.

— Да хоть сейчас! Луна нам благоприятствует.

И оба рыцаря отправились к побережью. Раздевшись, и оставив Раймонда возле сложенных вещей и оружия, белея обнаженными мускулистыми телами, Гуго де Пейн и Виченцо Тропези скользнули в прохладные волны Средиземного моря. Стараясь не шуметь, уходя с головой под воду и расталкивая ее толщу мощными круговыми движениями кистей, они поплыли к виднеющемуся вдали скалистому островку. Виченцо все время чуть опережал Гуго, и как тот ни старался, он не мог опередить молодого генуэзца, с юных лет привыкшего к морской глади. Но возле самого островка, где волны с угрожающим ревом накатывали на острые скальные уступы, де Пейн все же нагнал Виченцо.

— Не приближайтесь к скалам! — предупредил его Тропези. — Иначе прибой размозжит голову. Здесь неподалеку есть грот!

Проплыв еще несколько метров и обогнув уступ, они добрались до небольшого естественного заливчика, над которым нависала скала. Тихие волны здесь мягко шуршали о ровный берег. Выбравшись на песок, Гуго и Виченцо несколько минут отдыхали.

— Там, за камнями — виден Тир, — сказал итальянец.

— Тсс! — прошептал Гуго, прислушиваясь. Где-то неподалеку раздавались звуки весельных гребков. Кажется, лодка…

Пригнувшись, оба рыцаря перебрались за ближайший валун. Осторожно выглянув из-за него, они увидели подплывающую к гроту рыбацкую фелюгу, в которой сидело четверо вооруженных мужчин. Двое турок орудовало веслами, а двое всматривались в побережье острова.

— Если они нас обнаружат, — тихо промолвил де Пейн, — то с голыми руками против четырех мечей — короче, мы покойники…

Турки приткнулись к берегу и вытащили лодку на песок. Встав во весь рост, они начали осматриваться.

— Обойдите остров, — произнес один из них. Нет ли где следов?

— Я давно говорил Четину, что на острове надо оборудовать наблюдательный пост, — сказал другой. — Если это не сделаем мы, христианские собаки приберут его к рукам.

— Четин сказал: через неделю пост будет, — утвердительно ответил первый. — Пошли!

И все четверо осторожно двинулись по узкой тропке между камней, огибая скалу. Каждый держал в руке обнаженный меч. Возле валуна, за которым сидели де Пейн и Тропези, один из турок споткнулся, наклонился в сторону и оперся на мокрую голову прижавшегося к камню Виченцо.

— Кругом водоросли! — пробормотал он, отряхивая руку. Затем они скрылись за скалой.

— Кажется, пронесло! — произнес Гуго, радуясь выдержке своего молодого товарища. Не хотелось бы выпускать их с острова, — помолчав, добавил он. — Надо бы их как следует напугать…

Когда турки вернулись к своей лодке, не обнаружив на острове ничьих следов, все было по-прежнему тихо и спокойно. Погрузившись в фелюгу, они оттолкнулись от берега и выгребли из заливчика, держа курс к Тиру. Метрах в десяти от острова, когда ничто не предвещало никакой опасности, внезапно из воды — по обеим бортам лодки — выбросились два фонтана брызг, и какие-то морские тела с длинными волосами ухватили обоих гребцов за руки, стащив их в воду. Морская пучина с громким всплеском поглотила двух турок и все стихло. Оставшиеся в лодке с ужасом осматривались по сторонам, выхватив мечи.

— Ч-что это было? — лязгая зубами, спросил один из них.

— Откуда мне знать! — отмахнулся другой. Может быть, морские змеи?

Лодку между тем стало сносить обратно к острову.

— Эй, давай-ка берись за весла! — приказал первый турок.

— Сам берись! Видно мы чем-то прогневали морского дьявола!

Плюнув, второй турок сел за весла и стал грести в сторону Тира. Его товарищ в это время напряженно смотрел по сторонам. Но и тут он проглядел тот момент, когда выплеснувшееся из воды волосатое чудовище, схватило гребца и потащило его на дно. Бросив меч, оставшийся в живых турок схватился за весла и что есть силы погреб к побережью Тира, развив невиданную скорость. Он достиг берега так быстро, как если бы мчался по воде бегом, аки по суху, и, выскочив на твердую землю, ополоумевший от страха, понесся к виднеющимся казармам, крича что-то нечленораздельное…

Возвратившиеся в лагерь Гуго де Пейн и Виченцо Тропези, поделились утром своими впечатлениями с друзьями-рыцарями.

— Задумка с высадкой на остров хороша, — согласился Людвиг фон Зегенгейм. — Следует подобрать опытных пловцов, а на небольшой плот сложить оружие и снаряжение.

— Я готов присоединиться к Виченцо, — произнес Милан Гораджич.

— И я, — сказал граф Норфолк.

— А я — нет! Потому что плаваю, как топор, — промолвил Роже де Мондидье, передернувшись.

— Думаю, мы наберем десятка три добровольцев, — сказал Гуго де Пейн. — Когда вы высадитесь на остров, ждите рассвета. Сигналом к началу будет фейерверк, которым нас обещает порадовать Андре де Монбар.

— У меня все готово, — ответил тот.

— Операцию наметим на седьмое сентября, — закончил де Пейн.

В ночь на седьмое, группа Виченцо Тропези в составе двадцати восьми умелых пловцов переправилась на скалистый островок, затаившись между камней в ожидании когда рассветет. В то же время, Андре де Монбар, вместе со своим оруженосцем Аршамбо, незаметно прокрались к крепостной стене Тира, перетащив с собой мешок, в котором лежал большой полый металлический шар и необходимые для взрыва смеси. В кромешной темноте Монбар соединил нужные элементы и пересыпал их в отверстие шара. Завалив его кусками глины, Монбар и Аршамбо поползли в сторону лагеря, где их ждали сосредоточенные и уже готовые к выступлению рыцари.

— Если взрыва не будет, Виченцо и остальным придется весьма тяжко, — произнес де Пейн, вглядываясь сквозь предрассветный туман в сторону крепости.

— Тогда мы возьмем стену штурмом! — нетерпеливо вытянулся на стременах Бизоль де Сент-Омер.

— Крючья и веревочные лестницы на всякий случай приготовлены, — сказал Зегенгейм. Всех томило напряженное ожидание.

— Прохладно! — заметил маркиз де Сетина. — А каково там, на острове?

— Ваши колдовские штучки вновь подвели вас, — обернулся Роже к Андре де Монбару.

— Смотрите! — с улыбкой произнес тот, и отсчитав что-то про себя, щелкнул пальцами. И тотчас же со стороны Тира, из-под самой его стены вырвался громадный столб пламени и прозвучал оглушительный взрыв! Сила его была столь ужасна, что крепостная стена, под которую был заложен заряд, словно бы приподнялась в воздухе, изогнув зубчатую спину, а затем рухнула на землю, обнажив зияющий проем шириной в несколько локтей. Каменная пыль еще долго висела в воздухе, скрывая первые робкие лучи восходящего солнца.

— Вперед! — крикнул Гуго де Пейн, вытащив меч. И двухсотенный отряд рыцарей рванулся к Тиру, откуда уже доносились испуганные и суматошные возгласы разбуженных турок.

Первыми в пролом в стене ворвались тамплиеры… Сквозь оседающую пыль еле различались фигуры неприятеля, пытавшегося противостоять натиску хлынувших в Тир рыцарей. Бой в кромешной завесе из пыли и дыма продолжался несколько минут; лишь сойдясь лицом к лицу можно было увидеть — кто твой враг. Несмотря на отчаянное сопротивление, немногочисленная охрана была раздавлена в первые же мгновения, но вдалеке возле казарм уже строились когорты турок, кони били копытами, а командовавший своим войском Четин-огуз, уже махал рукой в сторону разрушенной стены. Через секунду они понеслись на закрепившихся на территории Тира рыцарей.

Меньшая часть гарнизона еще оставалась в казармах, суетясь, хватая оружие, седлая лошадей, испуганных взрывом. И тут она внезапно была атакована отрядом Виченцо Тропези, появившимся, словно когорта морских витязей, из водных недр. Стремительность и напор «морячков» произвели должное действие. Никак не ожидавшие вражеских мечей с тыла — турки, кто нагишом, кто с оружием в руках, заперлись в казармах или спаслись бегством, рассыпавшись по побережью. Услышав доносящиеся сзади крики, Четин-огуз, повернул своего коня и, разделив отряд надвое, бросился им на выручку.

Забаррикадировавшиеся в казармах турки молили Аллаха, чтобы Четин успел прежде, чем явившиеся из морской пучины витязи взломают двери. Но через разбитые окна уже лезли полуобнаженные пловцы с мечами и кинжалами в руках. Гораджич в прыжке выбил закрытые ставни окна и влетел внутрь. Двери затрещали и рухнули; турки стали тесниться к стене, защищаясь кто чем мог. В другой казарме шел отчаянный бой между уцелевшими сельджуками и Виченцо Тропези с его воинами. Третья казарма, которая держалась дольше всех, запылала, подожженная графом Норфолком. Вместе с десятком воинов он ловил выбрасывающихся из окон турок, и, избежав смерти в огне, они гибли от беспощадной стали мечей.

Четин-огуз, подлетевший к этой казарме, набросился на Норфолка, давя его конем и нанося страшные удары ятаганом. Граф защищался; факел, который он держал в левой руке, полетел в морду лошади, и она, взвившись от боли, сбросила со спины наездника. Тотчас же Норфолк подскочил к военачальнику турок и бой между ними разгорелся с новой силой. Оба они отступали к берегу моря, рассекая оружием воздух со страшным свистом. Вскоре, они уже стояли по колено в воде, продолжая рубить друг друга.

У разрушенной стены, тем временем, подоспевшие турки Четина были быстро отброшены назад. Гуго де Пейн, Бизоль и маркиз де Сетина обошли их с одного края, Монбар и Роже — с другого, а Людвиг фон Зегенгейм с рыцарями — нажали с центра. Турки оказались в замкнутом капкане. Видя сомкнувшееся возле них кольцо рыцарей, глядя на пылающие позади казармы и загнанного в воду своего предводителя Четина, турки побросали оружие и прекратили сопротивление. Гуго де Пейн велел связать их веревками и поручил Андре де Монбару отвести их через пролом в стене в лагерь. На участке Виченцо сарацины также признали свое поражение, склонив головы. Сопротивлялся лишь один Четин-огуз, яростно нападая на графа Норфолка, не желая сдаваться в плен. Словно встревоженное их смертельным боем море, взволновалось, потемнело; волны стали окатывать их с головой, как бы пытаясь охладить пыл врагов. Сгрудившиеся на берегу рыцари наблюдали за поединком. Наконец, Норфолку удалось сильным ударом выбить ятаган из рук Четина.

— Сдавайся! — прохрипел граф, приставив меч к горлу Четина. Но тот, побледневший от унижения, предпочел смерть позорному плену. Он сам толкнулся вперед, и острие меча пробило ему артерию: фонтан крови вырвался из горла, смешиваясь с соленой пеной волн, и храбрый сельджук, откинувшись на спину, стал медленно погружаться на морское дно. Пошатываясь, обессиленный граф Норфолк выбрался на берег. С укрепленным районом на этой части неприступной крепости Тир было покончено.

— Блестящая победа! — возбужденно прокричал Рихард Агуциор, подъезжая к Гуго де Пейну. — Надо тотчас же доложить об успехе графу Танкреду!

— Отправьте пленных в тыл, — произнес де Пейн. — Передайте Танкреду, что мы закрепимся на этой территории, и будем держаться до подхода основных сил. Думаю, что скоро здесь будет очень жарко. Ималь-паша бросит сюда лучшие свои части.

— Я отправляюсь немедленно! — крикнул Агуциор, разворачивая коня.

— Не лучше ли нам вернуться в лагерь? — спросил Людвиг фон Зегенгейм.

— Если Танкред не дурак, он поймет, что сейчас в его руках находятся ключи от Тира, — сказал Гуго де Пейн. — Надо лишь произвести передислокацию войск и наступать с нашего плацдарма.

— Танкред не дурак, — ответил Людвиг. — И он все прекрасно понимает. Как и то, что эти ключи от Тира добыли ему мы. А он мечтает взять их сам, своими руками. Я не думаю, что Танкред пришлет сюда войска. Мы не удержим плацдарм.

— Тогда попробуем договориться сами — с нашим соседом Филиппом де Комбефизом. Бизоль! — подозвал он Сент-Омера. — Отправляйся к барону и передай ему, что вход в Тир свободен. Пусть он поспешит.

— Лечу! — отозвался великан.

Немедленно де Пейн и Зегенгейм занялись организацией обороны. Отправив убитых и раненых в лагерь, рыцари и солдаты разбились на несколько отрядов. Одни стали увеличивать пролом, разбирая стену, другие — сооружали на дороге баррикады, используя рыбачьи хижины, обломки казарм, камни. Несколько постов де Пейн выдвинул далеко вперед, чтобы они смогли предупредить о появлении турок Ималя-паши. Эту необходимую разведку обеспечивал Виченцо Тропези. Норфолк согнал все рыбачьи лодки в одном месте, чтобы в случае отступления можно было бы разместить на них рыцарей. Выдвинувшись по побережью к кипарисовой роще, князь Гораджич засел там с полусотней конников в резерве. Одну из уцелевших казарм оборудовали под столовую и место отдыха. К середине дня все было готово к отражению неприятеля. Но турки не появлялись…

Не было пока известий и от графа Танкреда. Лишь примчавшийся к трем часам Бизоль сообщил, что барон Комбефиз собирает своих рыцарей и к вечеру будет здесь. А вскоре прискакали и разведчики Виченцо, доложившие, что по дороге движется огромное войско, — не менее тысячи человек, — это только те, кого они успели сосчитать до поворота.

— Нас осталось сто пятьдесят, — произнес де Пейн. Без резерва Гораджича — сто. Необходимо послать в лагерь за подкреплением.

— Я вновь предлагаю вернуться, — подумав, произнес Зегенгейм. — На графа Танкреда рассчитывать нечего.

— Но я надеюсь на Комбефиза, — ответил де Пейн. Кроме того, нет разницы — что здесь, что за стенами Тира, в лагере, — Ималь-паша ринется на нас в любом случае. Держать оборону здесь даже предпочтительнее.

— Четин-огуз был его любимцем.

— И он поступил, как настоящий рыцарь… Монбар, сколько у вас приготовлено сюрпризов?

— С десяток шаров, — ответил незаметный, но оказавшийся таким незаменимым Андре де Монбар.

— Держите их под рукой. Скоро они нам понадобятся.

А некоторое время спустя прискакал Виченцо с оставшимися разведчиками: оставаться на дороге было уже опасно.

— Они приближаются! — крикнул молодой генуэзец, которому пошла на пользу опалившая его война.

— Готовьтесь к бою! — отдал приказ по всем позициям рыцарей Гуго де Пейн. Сам он вместе с Роже де Мондидье и маркизом де Сетина выбрали себе место в центре, рассчитывая принять на себя главный удар Ималь-паши. Левое крыло держал Людвиг фон Зегенгейм, правое — Бизоль де Сент-Омер. Норфолк расположился позади всех, ожидая подкрепление из лагеря. Наступила томительная, предгрозовая тишина…

Граф Танкред, получив донесение Агуциора, раздумывал. В его шатре сидело несколько военачальников, и среди них — византийский логофет Гайк, эдесский и триполийский князья Раймунд и Россаль, барон Жирар и граф Рене де Жизор — два великих магистра.

— На вашем месте я бы воспользовался благоприятной ситуацией и закрепился в той части Тира, — произнес нетерпеливый логофет; его горячая армянская кровь жаждала сражений, а опытный ум подсказывал, что успех Гуго де Пейна можно не только развить, но и вообще создать переломный момент в длительном и бесполезном сидении возле крепостных стен.

— Мы ждем прибытия флота Генриха V, — напомнил ему граф Танкред. Он уже просчитал про себя все возможные варианты, которые могут отразиться на его положении в случае победы или поражения Гуго де Пейна. В одном случае — он окажется в тени триумфатора, в другом — все можно будет списать на его поспешность и безрассудство. Словно угадав его мысли, барон Жирар промолвил:

— Этот де Пейн… вечно он торопится! Сказано же было: всем применять кинжальные уколы, выматывать силы Ималь-паши. Зачем же стены крушить?

— Не получилось бы так, как с антиохийским князем Рожером, — добавил граф Рене де Жизор, у которого был свой зуб на рыцарей-тамплиеров.

Агуциор, остававшийся в шатре, с тревогой смотрел на военачальников. Ему было ясно, что надо немедленно собирать войска и идти на помощь де Пейну.

— Очередная глупость! — притворно вздохнул барон Жирар.

— А мне кажется — это счастливый случай, провидение, и нам нужно немедля двинуть туда войска! — сказал князь Россаль, которого молчаливо поддержал эдесский князь Раймунд.

— Насколько я понял, — решился граф Танкред, оглядывая военачальников, — трое за то, чтобы перенести основное наступление на участок Гуго де Пейна, двое — против. Мое слово — последнее. Я считаю, что надо повременить и дождаться прибытия флота императора. Передайте мессиру де Пейну мой приказ, — обернулся он к Агуциору. — Покинуть позиции в Тире и вернуться в свой лагерь.

— Это безумие! Или… предательство! — воскликнул, не выдержав, Агуциор.

— Вы арестованы за неподчинение приказу командующего в военное время! — быстро ответил граф Танкред. Сдайте оружие.

Агуциор, швырнув на землю свой меч, с раздражением вышел из шатра вместе с охранниками.

— Дождетесь вы этого флота, как же! — насупившись, пробормотал армянин.

С оглушающим ревом турки, под предводительством самого Ималь-паши, ринулись на позиции Гуго де Пейна. Около семидесяти его рыцарей на узкой дороге, перегороженной баррикадами, пытались сдержать тысячное войско, просачивающееся сквозь деревянные заграждения, перелезая через наспех выкопанные рвы, обходя по сыпучим пескам с краев, где их встречала конница Зегенгейма и Сент-Омера. Казалось, еще немного — и рыцари не выдержат, будут сметены этой лавиной, сброшены в море. Но они выстояли, отбили первую волну атаки. Ималь-паша не дал им ни передохнуть, ни подсчитать потери, — все вокруг было усеяно мертвыми телами. Он махнул рукой, посылая в бой свежие силы, подошедшие к этому времени. И вновь турки бросились вперед, круша все на своем пути, а де Пейн вызвал на подмогу графа Норфолка с его резервом, но ни он сам, ни Роже, ни маркиз де Сетина не покинули поле боя, хотя все они уже испробовали на себе вражеское оружие и были ранены. С недоумением Ималь-паша смотрел, как его отборные части ничего не могут сделать с этой кучкой рыцарей, сражающихся так, словно у каждого из них было по две или по три жизни.

— Это какие-то дьяволы! — промолвил он, посылая в сражение третью волну турок. Этот поток, словно мощный поршень прижал бившихся впереди сельджуков к рыцарям, сдавил их вместе, смешал тела, превратил их в кровавое месиво. Роже де Мондидье упал под грудой наваленных на него трупов; маркиз де Сетина, оглушенный и потерявший сознание лежал на земле; Гуго де Пейн отбивался от дюжины вцепившихся в него врагов; граф Норфолк держался за пробитую и окровавленную голову. Но с боку в колонну турок, будто вырвавшийся на свободу волк, влетел Милан Гораджич, рвущий зубами подставленное ему мясо и плоть, а с краев сжимались клещи Зегенгейма и Сент-Омера. И волны турок вновь отхлынули, отступили назад, собираясь с силами. Выполняя приказ де Пейна, граф Норфолк, шатаясь, пробрался к лодкам, чтобы готовить их к отплытию, поскольку отступать через пролом в стене было бы безумием: Ималь-паша разгромил бы их в открытом поле. Гуго понимал, что следующего натиска им уже не выдержать. Это чувствовал и Ималь-паша. Ему требовался последний бросок, чтобы окончательно сломить сопротивление рыцарей. Не давая своим воинам ни минуты на отдых, он вновь махнул рукой, посылая в ужасную битву.

— Где Комбефиз?! — крикнул Людвиг фон Зегенгейм, подъезжая к де Пейну. Тот только покачал головой, оглушенный сражением и не слышавший вопроса. Раненых рыцарей перетаскивали в тяжело осевшие лодки, за весла садились еще сохранившие силы воины. Гуго дал знак отправлять лодки. Надо было продержаться еще немного, до подхода подкрепления. И оно появилось!

Когда Ималь-паша уже готов был праздновать победу, со стороны пролома появились первые рыцари барона Филиппа де Комбефиза, закованные в латы, с обнаженными мечами и копьями наперевес, мчащиеся им на подмогу, и впереди них — могучий и сверкающий доспехами знаменитый воитель. Радостный крик раздался в полуопустошенном стане Гуго де Пейна, с удвоенной силой его рыцари вступили в сражение, потрясая окровавленным оружием. Чувствуя их несгибаемую волю и неистощимую энергию, турки дрогнули. А когда передние ряды отряда Комбефиза достигли места сражения, устремясь в образованный расступившимися рыцарями коридор, неприятель начал медленно отступать. Ималь-паша понял, что в этот день переменить исход столкновения в свою пользу будет уже невозможно: обрызганное кровью солнце клонилось к заходу…

Наступила ночь. Но в лагере Гуго де Пейна понимали, что еще более страшное сражение предстоит утром. Даже несмотря на подошедшие вовремя две сотни рыцарей Филиппа де Комбефиза, турки все равно численно намного превосходили их, и сдержать врага будет необычайно сложно. Единственная надежда оставалась на Агуциора, который должен был привести войска графа Танкреда. Раненые рыцари были уже отправлены морем в лагерь, а мертвые — почти шесть десятков — преданы земле. Но тамплиеры, несмотря на полученные ими ранения, оставались вместе с Гуго де Пейном. Они все собрались в уцелевшей казарме, где присутствовали также Комбефиз и его командиры.

— Что будем делать? — спросил де Пейн, обводя рыцарей тяжелым, усталым взглядом. Кожа около его виска была рассечена, а кровь на ране запеклась багровым сгустком.

— Держаться, пока не подойдет Танкред, — произнес Комбефиз, выражая мнение всех присутствующих, которые лишь кивнули головой. Все были смертельно усталые.

— Так тому и быть, — согласился де Пейн, вглядываясь в лица своих друзей. Он чувствовал, что завтра, возможно, с кем-нибудь из них придется проститься навсегда.

— Тогда давайте, спать, что ли? — проворчал Бизоль, укладываясь прямо на пол, положив рядом свой меч. — Коли перекусить нечем.

Понемногу и остальные расположились кто где. Комбефиз отправился к своим рыцарям, а де Пейн и Зегенгейм вышли из казармы вместе с ним, намереваясь еще обойти выставленные караулы.

— Сегодня вы спасли нам жизнь, — произнес Гуго де Пейн, коснувшись руки барона Комбефиза. — Этой услуги я вам не забуду.

— Полно, — отозвался воитель. — Надеюсь, когда-нибудь мы будем квиты.

И, попрощавшись, рыцари разошлись в разные стороны. Желтый свет луны лился на поле недавнего боя. Откуда-то из темноты доносились окрики выставленных часовых — своих, и неприятельских, смешиваясь с молитвенной песней сельджуков. Около берега плескались невидимые волны. «Куда ушла скопившаяся на этом небольшом пятачке земли людская злость, ненависть, боль, смертная мука? — подумал Гуго де Пейн. — В песок, в морские бездны? Чтобы вырваться потом в ином месте — ураганом, смерчем, штормом, топя корабли, вырывая с корнем деревья, ломая дома, мстя людям за их же кровавые поступки?» Людвиг фон Зегенгейм молча шел рядом, думая о своем. Эти два человека, встретившись всего чуть более года назад, уже успели сблизиться, понять многое в судьбе каждого, оценить самобытность и неповторимость друг друга. Теперь даже трудно было бы представить, что их дороги могли бы никогда не пересечься. Нет, они двигались по лабиринту жизни, но каждый знал, чувствовал выход из него, и потому они обязаны были сойтись.

— Что вас тяготит? — спросил де Пейн, взглянув в лицо Людвига. Тот ответил не сразу.

— Если я скажу, что — несовершенство жизни, — произнес он, — то это прозвучит неопределенно. Скорее — бесконечная череда прощаний, через которые суждено пройти, пока не загорится твой свет.

— В конце концов, граф, мертвые хоронят живых, а не наоборот. Нам же лишь остается ждать своего часа.

— Для встречи с теми, кто вовремя покинул нас…

Рассвет застал оба неприятельских стана готовыми к бою. Но ночная мгла не торопилась расступаться перед поднимающимся светилом, словно желая продлить тишину и покой перед новой битвой. Последние минуты тянулись медленно, бесконечно долго. Но вот — затрубили рожки, закричали командиры, всхрапнули под седоками готовые рвануться вперед кони, залязгало оружие. Две людские массы, как густое, утыканное остриями и разделенное надвое желе, двинулись навстречу друг другу. И вновь вспыхнула сотрясающая землю битва!

Она длилась без перерыва шесть часов, до самого полудня. Переменчивый успех склонялся то на сторону турок, то уходил к рыцарям де Пейна и Комбефиза, которые дрались бок о бок. Но постепенно инициатива переходила все больше и больше к Ималь-паше.

— Скоро подойдет Танкред! — уверял всех Филипп де Комбефиз. — Он не может не прислать войско!

— Где Танкред? — громовым голосом орал на своем фланге Бизоль де Сент-Омер, орудуя огромной палицей, напоминающей ствол дуба. — Где этот сукин сын?!

— Друг мой, — произнес Гуго де Пейн, перемазанный грязью и кровью, когда наступила короткая передышка. Вы зря рассчитываете на подмогу. Граф Танкред не придет. Нас оставили одних.

— Этого не может быть! — взревел барон Комбефиз.

— В нашем жестоком мире может быть все, — спокойно сказал де Пейн. — И видно нам придется готовиться либо к смерти, либо … Но плен, конечно же, исключен.

— Жаль, — проговорил Комбефиз, думая о своем. — Как жаль, что я не успел свершить то, что задумал.

— Мы все оставляем какие-то долги. Иначе и быть не может.

— Так хоть отправим на тот свет еще с десяток турок — за Спасителя нашего Христа, за Гроб Господень! — вскричал Комбефиз, рванув своего коня вперед. А перед глазами Гуго де Пейна — вдалеке, над дымом и пылью сражения, в блещущем синевой небе — предстало прекрасное, просвечивающее лучами солнца лицо византийской принцессы, чуть изумленное, грустное, с печалью глядящее на него и на весь этот творящейся на земле ужас.

Гуго де Пейн поднял свой меч, словно прощально приветствуя ее, и ринулся в самую гущу боя. И тут все они, — и измотанные сражением турки, и обессиленные рыцари, услыхали призывный клич, доносящийся со стороны крепостной стены. В проломе появлялись всадники в византийских латах, спешащие на подмогу! Их становилось все больше и больше, вскоре они заполнили всю насыпь, торопя своих коней и размахивая мечами. Это были трапезиты Гайка, решившего собственноручно прийти на помощь оказавшимся в беде рыцарям! С громким свистом и гиканьем они неслись вниз на турок. А сражавшиеся словно бы застыли на месте с поднятыми мечами и копьями; одни — в немом изумлении и испуге, другие — потрясенные неожиданным спасением. И через несколько мгновений — кровавая сеча возобновилась под ликующие возгласы рыцарей, которые с удесятеренной энергией бросились на врага. Скрежеща зубами, Ималь-паша дал знак трубить сигнал к отступлению.