Агата Кристи Небесное знамение

Судья завершал обращение к присяжным.

— Итак, господа, моя речь подходит к концу. Подсудимому было предъявлено обвинение в убийстве Вивьен Барнаби, и вам, на основании имеющихся фактов, предстоит решить, справедливо ли это обвинение. Вы ознакомились с показаниями слуг и убедились, что между ними нет расхождений в определении момента выстрела. Вы ознакомились с письмом, которое Вивьен Барнаби отправила подсудимому утром в ту самую пятницу, тринадцатого сентября. Серьезность этой улики признается даже защитой. Вы видели, что подсудимый поначалу вообще отрицал, что был в тот день в Диринг-Хилле, и лишь после того, как полиция представила неопровержимые доказательства, был вынужден признать этот факт. Думаю, что причины подобной непоследовательности достаточно понятны. Прямых очевидцев преступления нет. Вам предстоит сделать собственное заключение относительно мотива, средств и возможности его совершения. Версия защитника состоит в том, что некто проник в музыкальную комнату уже после ухода подсудимого и выстрелил в Вивьен Барнаби из ружья, которое подсудимый, по странной забывчивости, оставил у входа. Вы также выслушали рассказ самого подсудимого, из коего явствует, что дорога домой заняла у него в этот вечер целых полчаса. Если вы не удовлетворены объяснениями подсудимого и пришли к твердому убеждению, что в пятницу тринадцатого сентября именно он произвел ружейный выстрел с близкого расстояния в голову Вивьен Барнаби с целью убийства, — тогда, господа присяжные, вы должны вынести приговор «Виновен». Если же, напротив, вы имеете какие-либо основания в этом сомневаться, то ваш долг — вынести оправдательный приговор. Теперь я попрошу вас удалиться в комнату присяжных для совещания. Я жду вашего решения, господа.

Присяжные отсутствовали не более получаса. Вынесенный ими приговор был принят всеми как неизбежное: «Виновен».

Мистер Саттертуэйт выслушал приговор и, задумчиво сдвинув брови, удалился из зала суда.

Вообще-то процессы подобного рода его, как правило, не привлекали. Он был слишком брезглив по натуре и не находил интереса в омерзительных подробностях заурядного убийства. Однако дело Мартина Уайлда показалось ему не совеем заурядным. Молодой человек, осужденный за убийство, был, что называется, джентльменом, что же касается жертвы — молодой супруги сэра Джорджа Барнаби мистер Саттертуэйт знал ее лично.

Размышляя о превратностях судьбы, он дошел до конца улицы Холборн и углубился в лабиринты узких улочек и переулков, ведущих к Сохо. В одном из этих переулков находился маленький ресторанчик, известный лишь немногим посвященным, и в их числе почтенному мистеру Саттертуэйту. Ресторанчик был не из дешевых — скорее наоборот, из самых дорогих — и предназначался для трапез законченных gourmet.[1] Внутри было тихо, презренные звуки джаза никогда не оскорбляли слуха посетителей. Официанты с серебряными подносами неслышно возникали из полутьмы, словно участвуя в некоем таинственном священном обряде. Ресторанчик назывался «Арлекино».

Все еще погруженный в задумчивость, мистер Саттертуэйт свернул в «Арлекино» и направился к уютному месту в дальнем углу, где находился его любимый столик. Благодаря упомянутой уже полутьме он, лишь дойдя до самого угла, разглядел, что его столик уже занят высоким темноволосым человеком. Лицо посетителя было скрыто тенью, зато фигура была освещена мягкими лучами, струящимися сквозь витражные стекла, и от этого его костюм, сам по себе ничем не примечательный, казался вызывающе-пестрым.

Мистер Саттертуэйт хотел было уже отойти, но в этот момент незнакомец случайно повернулся — и мистер Саттертуэйт узнал его.

— Боже милостивый! — воскликнул он, ибо имел приверженность к устарелым словам и выражениям. — Неужто мистер Кин?!

Мистера Кина он встречал в своей жизни трижды, и каждый раз при этом случалось что-то необычное. И каждый раз мистер Кин каким-то непостижимым образом умел показать в совершенно ином свете то, что до этого было и без него известно.

Мистер Саттертуэйт ощутил приятное волнение. В жизни ему обыкновенно отводилась роль зрителя, и он давно уже к этому привык, но иногда — в обществе мистера Кина — ему вдруг начинало казаться, что он вышел на сцену, чтобы сыграть одну из ведущих ролей в некоем спектакле.

— Я так рад вас видеть, — повторял он, сияя всем своим сухоньким личиком. — Очень, очень рад! Не возражаете, если я подсяду к вам?

— Что вы! Напротив, — отвечал мистер Кин. — Как видите, я тоже еще не приступал к обеду.

Выплывший из темноты метрдотель почтительно завис над ними в ожидании заказа. Мистер Саттертуэйт, как и подобает человеку с утонченным вкусом, целиком отдался ответственейшему делу — выбору блюд. Через несколько минут метрдотель, с легкой улыбкой одобрения на устах, уплыл обратно в темноту, и один из его подручных приступил к священнодействию. Мистер Саттертуэйт обернулся к мистеру Кину.

— Я только что из Олд-Бейли,[2] — сообщил он. — Очень печальная история!

— Его признали виновным? — спросил мистер Кин.

— Да. Присяжные совещались всего полчаса. Мистер Кин понимающе кивнул.

— Что ж, это неизбежно, раз факты были против него.

— И все же… — начал было мистер Саттертуэйт и осекся.

— Ваши симпатии на его стороне, — закончил за него мистер Кин. — Это вы собирались сказать?

— Да, пожалуй. Мартин Уайлд — такой с виду славный молодой человек просто не верится, что он мог… Хотя, конечно, за последнее время так много славных с виду молодых людей оказалось на деле хладнокровными и жестокими убийцами…

— Даже слишком много, — заметил мистер Кин.

— То есть?

— Слишком много — для самого Мартина Уайлда. Его дело с самого начала рассматривалось как очередное в ряду сходных преступлений: муж стремится избавиться от жены, чтобы жениться на другой.

— Что ж, — с сомнением произнес мистер Саттертуэйт, — факты — вещь упрямая.

— Кстати, — перебил его мистер Кин, — я не очень хорошо знаком с фактами.

Сомнения мистера Саттертуэйта тотчас же улетучились. Он вдруг ощутил необычайный прилив сил, ему захотелось покрасоваться перед собеседником.

— Так позвольте, я попытаюсь их изложить. Я ведь знаком с семьей Барнаби и знаю кое-какие подробности этого дела… Вы с моей помощью сможете взглянуть на всю историю изнутри, как бы из-за кулис.

Ободряюще улыбнувшись, мистер Кин подался вперед.

— Думаю, мистер Саттертуэйт, лучше вас никто мне этого не расскажет, доверительно шепнул он.

Ухватившись обеими руками за край стола, мистер Саттертуэйт начал свой рассказ. Он прямо-таки воспарил и чувствовал себя в этот момент настоящим художником — художником, в палитре которого не краски, но слова.

Несколькими быстрыми и точными мазками он обрисовал жизнь в Диринг-Хилле. Сэр Джордж Барнаби — самодовольный старый богач, страдающий ожирением, — вечно занят пустяками: по пятницам днем заводит часы во всем доме, по вторникам с утра оплачивает свои хозяйственные счета и каждый вечер самолично проверяет, заперто ли парадное. Рачительный хозяин, одним словом.

От сэра Джорджа он перешел к леди Барнаби. Здесь мазки его стали чуть менее размашистыми, но от этого не менее точными. Он видел ее всего лишь раз, но у него сложилось о ней вполне определенное впечатление, как о создании живом, трогательно-юном и дерзком. Попавший в западню зверек — вот кого она ему напомнила.

— Она ненавидела его, понимаете? Выходя замуж, она просто не представляла, на что идет. А потом…

По словам мистера Саттертуэйта, она была в отчаянии, металась из одной крайности в другую. Не имея собственных денег, она полностью зависела от своего престарелого супруга. Да, она походила на загнанного зверька, не осознавая еще своей силы, ее красота еще только обещала раскрыться. Однако несомненно, что в душе этого зверька таилась и звериная алчность, заявил мистер Саттертуэйт. Дерзость и алчность, жадное стремление вцепиться в жизнь и вырвать у нее все, что только возможно.

— С Мартином Уайлдом сам я не был знаком, — продолжал он, но слышать о нем слышал. От его дома до Диринг-Хилла не больше мили. Он занимался фермерством и леди Барнаби тоже то ли интересовалась, то ли притворялась, что интересуется тем же предметом. По-моему, скорее притворялась. Думаю, она просто усмотрела в Map-тине свой единственный шанс и уцепилась за него, как ребенок. Что ж, конец у этой истории мог быть только один, и мы уже знаем какой — письма ведь зачитывались в суде. У леди Барнаби, правда, никаких писем не сохранилось, зато сохранились у него. Из ее писем достаточно ясно, что он к ней охладел, да он и не отрицает этого. К тому же есть другая девушка, тоже из Диринг-Вейла: Сильвия Дейл, дочь местного врача. Видели ее в суде? Ах да, вы не могли ее видеть, вас же там не было… Тогда что вам о ней сказать? Такая милая девушка — хотя, кажется, недалекая. Но зато очень кроткая и какая-то спокойная, что ли. И главное, видно, что у нее доброе, преданное сердце.

Рассказчик взглянул на мистера Кина, ища одобрения, и тот поощрил его улыбкой.

— Последнее ее письмо вы, скорее всего, читали, — продолжал мистер Саттертуэйт. — Оно целиком приводилось в газетах. Написано оно было утром, в ту самую пятницу, тринадцатого сентября. В нем полно отчаянных упреков, каких-то неясных угроз, а в конце она умоляет Мартина Уайлда явиться в Диринг-Хилл вечером, в шесть часов. «Войди в дом через боковую дверь, — пишет она, — я оставлю ее открытой. Никто не должен знать, что ты был у меня. Я буду ждать тебя в музыкальной комнате». Это письмо она передала со слугой.

Мистер Саттертуэйт немного помолчал.

— Как вы помните, сразу после ареста Мартин Уайлд вообще отрицал, что был в тот вечер в Диринг-Хилле. Заявил, что просто ходил с ружьем в лес поохотиться. Но когда полиция предъявила улики, запираться дальше уже не имело смысла: ведь отпечатки его пальцев обнаружились и на входной двери, и на одном из двух бокалов из-под коктейля, что остались на столике в музыкальной комнате. Тогда он признался, что да, он был у леди Барнаби и между ними состоялся весьма бурный разговор, но в конце концов ему удалось ее успокоить. Он клялся, что оставил ружье у двери на улице и что, когда он уходил, леди Барнаби была жива и здорова. Он вышел от нее в четверть седьмого или, может быть, чуть позже и направился прямо домой. Однако свидетели показали, что, когда он вернулся на ферму — а от Диринг-Хилла это, как я уже говорил, не более мили, — было уже без четверти семь. Понятно, что дорога не могла занять у него полчаса. Что касается ружья, он уверяет, что начисто о нем забыл. Маловероятно, конечно, — и все же…

— Все же? — повторил мистер Кин.

— Все же возможно, — закончил свою мысль мистер Саттертуэйт. — Обвинитель, правда, высмеял это заявление, но думаю, что тут он не прав. Я, например, неоднократно наблюдал, как многих молодых людей — особенно таких вот угрюмых, нервных по природе, как Мартин Уайлд, — подобные эмоциональные встряски совершенно выбивают из колеи. Иное дело женщины — те спокойно перенесут любую сцену, причем выглядят и чувствуют себя после этого даже лучше, чем прежде. Они дали выход своим страстям — глядишь, им и полегчало. Но могу представить, каким разбитым, жалким и несчастным чувствовал себя Мартин Уайлд после такого «выяснения отношений»! Наверняка он уходил в полном расстройстве и даже думать забыл об оставленном у порога ружье.

Помолчав еще некоторое время, он снова заговорил:

— Хотя это в общем-то не важно, потому что дальнейшее развитие событий, к сожалению, не вызывает сомнений. Выстрел раздался ровно в двадцать минут седьмого. Его слышала вся прислуга — и повар, и судомойка, и дворецкий, и горничная, и служанка самой леди Барнаби. Когда они все вместе влетели в музыкальную комнату, она лежала, свесившись с подлокотника своего кресла.

Выстрел был произведен в затылок, видимо, с очень близкого расстояния: рассеяние оказалось невелико, и, по крайней мере, несколько дробин попало в голову.

Он опять умолк.

— Полагаю, все домашние давали свидетельские показания на суде? — как бы между прочим спросил мистер Кин.

Мистер Саттертуэйт кивнул.

— Да. Дворецкий, правда, вбежал в комнату на несколько секунд раньше остальных, но все показания сводятся практически к одному и тому же.

— Стало быть, показания давали все, — задумчиво повторил мистер Кин. — Все без исключений…

— Ах да! — вспомнил мистер Саттертуэйт. — Горничная присутствовала только на предварительном дознании. Потом она уехала, кажется, в Канаду.

— Понятно, — сказал мистер Кин. Пауза затянулась. В воздухе словно повисла легкая тревога, и стало как-то неуютно.

— А почему бы ей, собственно, не уехать? — резко, словно защищаясь, спросил он.

— А почему ей вдруг вздумалось уехать? — слегка пожав плечами, в свою очередь спросил мистер Кин.

Вопрос был неприятный. И мистер Саттертуэйт предпочел уклониться от ответа и вернуться к вещам более понятным.

— Насчет того, кто стрелял, сомнений не возникало. Да, по правде говоря, слуги поначалу все были в растерянности. Ни один человек толком не знал, что делать Лишь через несколько минут кто-то сообразил, что нужно позвонить в полицию, — но тут выяснилось, что телефон неисправен.

— Вот как, — сказал мистер Кин. — Неисправен телефон?

— Да, — подтвердил мистер Саттертуэйт и внезапно осознал всю значимость сказанного. — Конечно, — задумчиво проговорил он, это могло быть и подстроено… Но какой смысл? Ведь она умерла почти мгновенно.

Мистер Кин ничего не ответил, и мистер Саттертуэйт ощутил некоторую неудовлетворенность от собственного объяснения.

— Кроме молодого Уайлда, подозревать решительно некого, — продолжал он. Он и сам признает, что вышел из дома всего за три минуты до того момента, когда, по свидетельству слуг, раздался выстрел. А кто еще мог стрелять? Сэр Джордж находился в компании за несколько домов от Диринг-Хилла, доигрывал партию в бридж. Последний роббер[3] закончился в половине седьмого — это абсолютно точно. Итак, он вышел после Игры в половине седьмого, а когда вернулся домой, у ворот его уже встретил слуга с новостью… Есть еще секретарь сэра Джорджа, Генри Томпсон. Но он в тот день был в Лондоне и как раз в момент выстрела присутствовал на деловой встрече. Далее, есть Сильвия Дейл, у которой, между прочим, имелся достаточно веский мотив для убийства, как ни трудно представить ее убийцей. Однако она находилась на станции, провожала подругу на поезд восемнадцать двадцать восемь — так что она тоже исключается. И, наконец, слуги. Но зачем было кому-то из них ни с того ни с сего убивать хозяйку? Нет, остается только Мартин Уайлд.

Однако в голосе его не прозвучало особой убежденности.

Обед продолжался в молчании. Мистер Кин был сегодня не слишком разговорчив, а мистер Саттертуэйт сказал уже все, что мог. Но и в самом молчании ощущался какой-то скрытый смысл. Оно было заполнено растущей удовлетворенностью мистера Саттертуэйта, которая странным образом подкреплялась и усиливалась неразговорчивостью собеседника.

Внезапно мистер Саттертуэйт громко положил вилку и нож.

— Ну, а что, если этот молодой человек на самом деле невиновен? — воскликнул он. — Ведь его же повесят!

Эта мысль, по всей видимости, ужаснула его. Однако мистер Кин и теперь не отозвался.

— Но ведь все это не… — начал мистер Саттертуэйт и умолк. — В конце концов, почему бы ей было не уехать в Канаду? — довольно непоследовательно закончил он.

Мистер Кин покачал головой.

— Я ведь даже не знаю, куда именно она уехала, — капризно добавил мистер Саттертуэйт.

— Разве нельзя это выяснить? — осведомился мистер Кин.

— Полагаю, что можно. Дворецкий, должно быть, в курсе. Или, возможно, Томпсон, секретарь.

Он снова помолчал. А когда опять заговорил, голос его звучал почти умоляюще:

— Но ведь я тут совершенно ни при чем.

— Ни при чем? А то, что молодого человека через три недели с небольшим собираются повесить?

— Ну… Ежели так ставить вопрос, то, пожалуй… Да, я вынужден с вами согласиться. Это вопрос жизни и смерти!.. К тому же несчастная девушка… И все-таки… Не подумайте, что у меня нет сердца, — но что тут можно сделать? Положим, я даже разузнаю канадский адрес этой горничной — что ж, мне самому туда ехать?

Мистер Саттертуэйт совсем расстроился.

— А я на следующей неделе как раз собирался на Ривьеру,[4] — сказал он жалобно.

Устремленный на мистера Кина взгляд яснее ясного говорил: «Пожалуйста, отпустите меня!»

— Вы никогда не были в Канаде?

— Никогда.

— Очень интересная страна.

Мистер Саттертуэйт нерешительно взглянул на собеседника.

— По-вашему, я должен поехать? Откинувшись на стуле, мистер Кин прикурил сигарету и, время от времени затягиваясь, неторопливо заговорил:

— Мистер Саттертуэйт, вы ведь, кажется, человек состоятельный… ну, во всяком случае, можете себе позволить иметь увлечение, не считаясь с расходами. Ваше увлечение — драмы из жизни знакомых вам людей. Разве вам никогда не хотелось при этом выйти на сцену и самому сыграть роль? Не хотелось — хоть ненадолго — сделаться властителем судеб, стоять в центре сцены и держать в руках нити жизни и смерти?

Мистер Саттертуэйт подался вперед, снова охваченный давней страстью.

— Вы хотите сказать, что эта сумасбродная поездка в Канаду могла бы… взволнованно начал он.

— Ну, поездка в Канаду — целиком ваша идея, а не моя! — улыбнулся мистер Кин.

— Вы не должны оставлять меня в такой момент, — проговорил мистер Саттертуэйт. — Каждый раз, как я вас встречаю…

— Да?

— В вас есть что-то такое, что мне непонятно. Возможно, я никогда этого не пойму. Когда мы в последний раз виделись…

— Накануне дня летнего солнцестояния. Мистер Саттертуэйт смешался, словно угадывая в словах собеседника какую-то не вполне внятную подсказку.

— Так это было накануне дня летнего солнцестояния? — смущенно спросил он.

— Да. Впрочем, не так уж это важно, не будем придавать этому значения!

— Ну, раз вы так считаете… — пробормотал мистер Саттертуэйт. Он смутно чувствовал, что какая-то важная мысль безнадежно ускользает от него. — Когда я вернусь из Канады… — Он запнулся, потом неуверенно продолжил:

— Мне бы очень хотелось опять с вами увидеться.

— К несчастью, я не имею в данный момент постоянного местожительства, — с сожалением сообщил мистер Кин. — Зато я часто бываю в этом ресторанчике, и, если вы будете сюда наведываться, мы непременно снова здесь повстречаемся.

Они расстались как старые друзья.

Мистер Саттертуэйт был очень взволнован. Он поспешил в Бюро Кука узнать расписание судов. Затем позвонил в Диринг-Хилл. Ему ответил вышколенно-почтительный голос дворецкого.

— Моя фамилия Саттертуэйт. Я представитель — гм-м… — одной адвокатской конторы. Мы хотели бы навести справки о молодой особе, которая недавно работала у вас горничной.

— Вы, вероятно, говорите о Луизе, сэр? О Луизе Буллард?

— Вот-вот, именно о ней, — подтвердил мистер Саттертуэйт, радуясь, что так удачно выяснил имя интересующей его особы.

— К сожалению, сэр, ее сейчас нет в Англии. Полгода назад она уехала в Канаду.

— А вы можете сообщить мне ее нынешний адрес?

— Увы, к сожалению мы не знаем ее адреса. Но это где-то в горах, какое-то местечко с шотландским названием. Банф, кажется… Да, точно, Банф! Ее бывшие подружки — девушки, с которыми она работала здесь, — ждали от нее письма, но она так никому и не написала.

Мистер Саттертуэйт поблагодарил и повесил трубку. Он был по-прежнему исполнен энтузиазма, жажда приключений пылала в его груди. Да, он поедет в Банф, и, если Луиза Буллард действительно там, он обязательно, всеми правдами и не правдами, ее разыщет!

На корабле он, к своему удивлению, чувствовал себя прекрасно. Вот уже много лет ему не приходилось путешествовать морем на большие расстояния. Его обычные маршруты ограничивались Ривьерой, Ле Туке с Довилем да Шотландией. Сознание, что ему предстоит совершить невозможное, придавало его поездке особую прелесть. Как бы посмеялись над ним благоразумные попутчики, узнай об истинной цели его путешествия!.. Впрочем — вольно им смеяться, они ведь незнакомы с мистером Кином.

В Банфе выяснилось, что разыскать Луизу Буллард не представляет труда. Она работала в большом отеле, и спустя двенадцать часов после прибытия парохода мистер Саттертуэйт уже был у нее.

Перед ним стояла несколько бледная, но весьма крепко сбитая женщина лет тридцати пяти. У нее были светло-русые вьющиеся волосы, честные карие глаза. «Да, умом Луиза, кажется, не блещет, — подумал он, — зато как будто заслуживает доверия».

Она с легкостью поверила, что его прислали уточнить некоторые подробности дирингхилльской трагедии.

— Да, сэр, я прочитала в газете, что мистера Мартина Уайлда осудили. Жаль его, конечно, очень жаль!

Однако никаких сомнений относительно его виновности у нее не было.

— Жаль, такой славный молодой господин! Но грех совершил тяжкий. И хоть о мертвых плохо не говорят — но это во всем ее милость виновата. Сама к нему льнула, никак не хотела оставить в покое! Ну что ж, теперь они оба наказаны. В детстве, помню, у меня над кроватью висела строка из Библии: «Не искушай Господа своего!»[5] Вот уж воистину так!.. А уже в тот вечер я точно знала: что-нибудь непременно случится — и, пожалуйста вам, так оно и вышло!

— Знали — откуда? — насторожился мистер Саттертуэйт.

— А я, сэр, переодевалась в своей комнате и случайно глянула в окно. Мимо как раз проходил поезд, у него из трубы валил дым. И вдруг, представляете, я вижу, что этот дым напоминает огромную-преогромную руку… Такая страшная белая рука на темно-красном небе. Пальцы такие скрюченные и как будто тянутся за чем-то. Меня аж в дрожь бросило. «И надо ж, — думаю, — такому привидеться! Не иначе, как что-то случится!..» И в ту же минуту — бах! — выстрел. «Вот, думаю, — и случилось!» Лечу вниз, вбегаю вместе с Керри и со всеми остальными в музыкальную комнату — а она уж там лежит с простреленной головой, и кровь кругом… Ужас! Я потом говорила сэру Джорджу про этот знак на небе — да он только отмахнулся. Да, несчастливый выдался денек, я это еще с утра нутром чуяла. А чего ж вы хотите — пятница, тринадцатое число!..

И так далее в том же духе. Мистер Саттертуэйт был само терпение. Он снова и снова возвращал ее к обстоятельствам убийства, задавал наводящие вопросы и в конце концов был вынужден признать свое поражение. Луиза Буллард выложила все, что знала, и рассказ ее был прост и незатейлив.

Одна интересная, однако, выяснилась подробность. Нынешнее место ей предложил мистер Томпсон, секретарь сэра Джорджа.

Соблазнившись высоким жалованьем, она тут же дала согласие, хотя из-за этого ей пришлось спешно покинуть Англию. На месте ее обустройством занимался некий мистер Денмен, который, кстати, и посоветовал ей не писать своим прежним товаркам в Англию: якобы у нее от этого «могут возникнуть проблемы с иммиграционными службами» — предостережение, в которое она в силу своей непосредственности поверила.

Жалованье у нее действительно было немалое. Упомянутая ею вскользь цифра так поразила мистера Саттертуэйта, что, поколебавшись, он все же решил встретиться с этим мистером Денменом.

У мистера Денмена он без труда выведал все, что тому было известно. Как оказалось, мистер Денмен когда-то встречался с Томпсоном в Лондоне, и Томпсон оказал ему некую услугу. В сентябре секретарь прислал ему письмо, в котором говорилось, что сэр Джордж, по причинам личного характера, желает удалить из Англии одну девицу, и не может ли мистер Денмен подыскать ей работу? Была также переведена изрядная сумма, предназначенная для выплаты надбавки к ее жалованью.

— Обычное дело, с кем не бывает! — сказал мистер Денмен, вальяжно откинувшись в кресле. — Но в общем-то она девушка скромная.

Мистер Саттертуэйт подумал, что дело, пожалуй, не такое уж и обычное. Очень сомнительно, чтобы Луиза Буллард оказалась мимолетной прихотью сэра Джорджа Бэрнаби. Однако зачем-то все же понадобилось выдворить ее из Англии. Зачем, интересно? И кто за этим стоит? Сэр Джордж, поручивший свои дела Томпсону? А может, Томпсон действовал по собственному почину, лишь прикрываясь именем хозяина?

На обратном пути мистер Саттертуэйт все еще размышлял над этими вопросами. Он был мрачен и подавлен: его поездка ничего не дала.

На другой день после приезда, остро переживая неудачу, он направился в «Арлекино». Он почти не надеялся, что ему сразу же удастся увидеться со своим приятелем, однако, к своему удовольствию, за столиком в углу он увидел знакомую фигуру, и смуглое лицо мистера Арли Кина осветилось приветственной улыбкой.

— Да, — промолвил мистер Саттертуэйт, перекладывая себе в тарелку ломтик масла, — задали вы мне задачку! Послали искать ветра в поле.

Мистер Кин удивленно приподнял бровь. — Я вас послал? По-моему, это была целиком ваша идея.

— Чья бы она ни была, из нее ровным счетом ничего не вышло. Луизе Буллард рассказать нечего.

Засим мистер Саттертуэйт подробно изложил свой разговор с горничной, а также с мистером Денменом. Мистер Кин слушал молча.

— Лишь в одном наши подозрения подтвердились, — продолжал мистер Саттертуэйт. — Кому-то действительно понадобилось, чтобы она уехала из страны. Но зачем? Не могу понять.

— Не можете? — словно поддразнивая, по своему обыкновению, спросил мистер Кин. Мистер Саттертуэйт вспыхнул.

— Вы, верно, считаете, мне надо было быть настойчивее? Уверяю же вас, я не раз выслушал ее от начала до конца. И не моя вина, что ее рассказ абсолютно ничего нам не дал.

— А вы уверены, что так уж ничего и не дал? — спросил мистер Кин.

Удивленно воззрившись на собеседника, мистер Саттертуэйт встретил все тот же знакомый взгляд, насмешливый и печальный.

И, слегка смутившись, неуверенно покачал головой.

Последовала пауза, затем мистер Кин, уже совсем другим тоном, произнес:

— В нашей прошлой беседе вы прекрасно описали всех действующих лиц. Вы, всего в нескольких словах, сумели так мастерски их изобразить, что теперь я почти зримо представляю себе каждого из них. Хотелось бы вот так же представить и место события — прошлый раз оно как-то осталось в тени.

Мистер Саттертуэйт был польщен.

— Место события? То есть Диринг-Хилл? Что ж, это нетрудно. Таких теперь немало понастроено вокруг больших городов. Знаете, такие краснокирпичные домики, с «фонарями». Они довольно уродливы снаружи,[6] но вполне комфортны. Типичные дома богачей. И Диринг-Хилл такой же, как все. Не очень большой — акра два в основании. Внутри все как в гостинице, спальни смахивают на гостиничные номера. При каждой спальне ванна с горячей и холодной водой, кругом золоченые электрические светильники. Все замечательно, но мало похоже на деревенский дом. Чувствуется, что до Лондона всего девятнадцать миль.

Мистер Кин внимательно слушал.

— Поезда, наверное, ходят нерегулярно, — заметил он.

— Да нет, не сказал бы, — оживился мистер Саттертуэйт. — Прошлым летом я несколько раз наезжал туда из Лондона. Ездить было очень удобно. Правда, интервал между поездами целый час, но зато каждый час, ровно в сорок восемь минут, отправление от вокзала Ватерлоо — вплоть до десяти сорока восьми вечера.

— Долго ехать до Диринг-Вейла?

— Минут сорок. Остановка в Диринг-Вейле в двадцать восемь минут.

— Ну конечно, — поморщился мистер Кин. — Как же это я запамятовал? Ведь мисс Дейл провожала кого-то в тот вечер как раз на восемнадцать двадцать восемь, верно?

Какое-то время мистер Саттертуэйт ничего не отвечал. Мысль его опять метнулась к нерешенной задаче. Наконец он сказал:

— Вы не могли бы пояснить, что именно вы имели в виду, когда спросили, уверен ли я, что он нам так уж ничего не дал?

Вопрос прозвучал довольно запутанно, но мистер Кин не стал делать вид, что не понял, о чем речь.

— Я просто подумал, что вы, возможно, чересчур многого хотели. В конце концов, вы ведь выяснили, что Луизу Буллард намеренно выслали из Англии? Значит, тому были свои причины. И причины эти, скорее всего, надо искать в том, что она вам рассказала.

— А что, собственно, она рассказала? — возразил мистер Саттертуэйт. — И что такого она могла бы рассказать, доведись ей выступить на суде?

— То, что видела.

— И что же она видела?

— Знамение в небе.

Мистер Саттертуэйт остолбенело уставился на собеседника.

— Так вы об этой чепухе?! О небесном знамении, что привиделось этой женщине?

— Что ж, — усмехнулся мистер Кин. — Исходя из того, что нам известно, возможно, это и было небесное знамение.

Последние слова прозвучали несколько торжественно, чем мистер Саттертуэйт был явно озадачен.

— Что за вздор, — сказал он. — Она же сама подтвердила, что это был дым от поезда.

— Интересно, от какого поезда — в город или из города? — задумчиво проговорил мистер Кин.

— Ну, в город вряд ли — он останавливается в Диринг-Вейл без десяти. Скорее всего, из города — этот как раз прибывает в восемнадцать двадцать восемь. Хотя нет! Она же сказала, что выстрел раздался в ту же минуту, а нам известно, что это произошло в двадцать минут седьмого. Не мог же поезд прибыть на десять минут раньше!

— Да, на пригородной линии это маловероятно, — согласился мистер Кин.

Мистер Саттертуэйт уставился в пространство.

— Может, товарный? — пробормотал он. — Но в таком случае…

— Согласен. Но в таком случае, зачем было выдворять ее из Англии? — отозвался мистер Кин.

Мистер Саттертуэйт глядел на него как завороженный.

— Восемнадцать двадцать восемь, — медленно произнес он. — Но если так, если выстрел прозвучал в восемнадцать двадцать восемь, тогда почему все показали, что это случилось раньше?

— Ничего удивительного, — сказал мистер Кин. — Вероятно, часы в доме отставали.

— Как — все сразу? — с сомнением покачал головой мистер Саттертуэйт. Ничего себе совпадение!

— Не думаю, чтобы это было совпадение, — отозвался мистер Кин. — Скорее дело в том, что была пятница.

— Пятница? — бессмысленно повторил мистер Саттертуэйт.

— Ну да, вы же сами говорили, что сэр Джордж всегда заводит часы по пятницам, — чуть ли не извиняющимся тоном пояснил мистер Кин.

— Он перевел их… Он отвел их на десять минут назад, — страшась собственного открытия, прошептал мистер Саттертуэйт. — А сам пошел играть в бридж. Наверное, он в то утро вскрыл письмо, что написала его жена Мартину Уайлду. — Да, наверняка вскрыл! В восемнадцать тридцать он закончил игру и отправился домой. У порога взял прислоненное к стене ружье Мартина, вошел в дом и застрелил свою жену. Затем снова вышел, швырнул ружье в кусты, где оно впоследствии и было обнаружено, а когда посланный за ним слуга выбежал из ворот, он как бы только-только выходил от соседа. Да, а что же с телефоном? Ах, все понятно! Он оборвал провод, чтобы сообщение о случившемся не попало сейчас же в полицию — ведь там могли зафиксировать точное время звонка! В таком случае, на суде Уайлд говорил чистую правду. На самом деле он вышел от леди Барнаби в двадцать пять минут седьмого и умеренным шагом вполне мог дойти до фермы, за двадцать минут. Да, все ясно! Единственную опасность представляла Луиза, с ее бесконечной болтовней про знамение. В конце концов кто-то мог уловить смысл в ее словах, и тогда — прости-прощай алиби!

— Превосходно! — прокомментировал мистер Кин. Мистер Саттертуэйт, окрыленный успехом, повернулся к нему.

— Вот только не знаю: что теперь лучше всего предпринять?

— Я бы посоветовал зайти к Сильвии Дейл, — сказал мистер Кин.

— Но, — с сомнением произнес мистер Саттертуэйт, — я ведь уже говорил! мне показалось, что она девушка… гм-м!.. весьма недалекая.

— У нее наверняка есть отец и братья — они сделают все, что нужно.

— Верно, — с облегчением согласился мистер Саттертуэйт.

Вскоре он уже сидел перед Сильвией Дейл и подробно излагал все, что ему удалось узнать. Она слушала очень внимательно, не задавая никаких вопросов, но, едва он закончил, тут же поднялась.

— Я должна срочно поймать такси.

— Но, дитя мое!.. Что вы собираетесь делать?

— Я еду к сэру Джорджу Барнаби.

— Но это невозможно! Абсолютно немыслимо! Позвольте мне…

Он распинался перед ней довольно долго, однако безуспешно. Сильвия Дейл была тверда в своем решении.

Она позволила ему себя сопровождать, однако осталась глуха ко всем его увещеваниям. Входя в городскую контору сэра Джорджа, она оставила своего спутника дожидаться в такси.

Из конторы она вышла только через полчаса. Она выглядела усталой и измученной, милая белокурая головка поникла как цветок без воды. Мистер Саттертуэйт заботливо усадил ее рядом с собой.

— Я победила, — прошептала она и откинулась на сиденье с полузакрытыми глазами.

— Что? — подскочил он. — Но что вы сделали? Что вы ему сказали?

Она выпрямилась.

— Я сказала ему, что Луиза Буллард рассказала все в полиции. Что полиция возобновила расследование и что кто-то видел, как он вошел, а затем вышел из своих ворот вскоре после половины седьмого. Я сказала ему, что игра проиграна… На него жалко было глядеть. Я сказала, что еще есть время исчезнуть, потому что полиция явится за ним не раньше чем через час. Сказала, что, если он подпишет признание, что это он убил Вивьен, я ничего не стану делать, в противном случае я сейчас же начну кричать и вопить, чтобы все кругом узнали правду… Со страху он совсем потерял голову. И подписал эту бумагу не думая.

Она сунула листок в руки мистеру Саттертуэйту.

— Вот, возьмите. Вы знаете, что с этим нужно сделать, чтобы Мартина освободили.

— И правда. — подписал! — воскликнул изумленный мистер Саттертуэйт.

— Видите ли, он ведь от природы не слишком умен, — сказала Сильвия Дейл и, поразмыслив, добавила:

— Я тоже. Поэтому я знаю, как сама бы повела в подобной ситуации. Меня ничего не стоит запутать, со страху я могу сделать не то, что надо, — а потом жалею.

Девушка зябко поежилась, и мистер Саттертуэйт погладил ее по руке.

— Вам нужно выпить что-нибудь, чтобы прийти в себя. Кстати, здесь неподалеку есть неплохой ресторанчик, называется «Арлекино». Не бывали там?

Она покачала головой.

Мистер Саттертуэйт остановил такси, перед дверью ресторана. Пока они шли к дальнему столику в углу, его сердце колотилось в ожидании. Однако столик оказался пуст.

Сильвия Дейл заметила его разочарование. В чем дело? — спросила она.

— Ничего, ничего, все в порядке, — поспешил ответить мистер Саттертуэйт. Просто я надеялся увидеть тут одного моего приятеля… Ну да ничего! В другой раз. Надеюсь, мы с ним еще встретимся…