"Дважды войти в одну реку" - читать интересную книгу автора (Меретуков Вионор)

Глава 34

Ровно через семь минут входная дверь в лёвинской квартире содрогнулась от мощнейшего удара. Это действовала с помощью кувалды и ручного стенобитного орудия (типа "таран") группа захвата.

Подполковник все перепутал и вместо следственной группы выслал на место происшествия группу быстрого реагирования.

Несмотря на истеричные завывания и протестующие крики Зубрицкого, бойцы, похожие на космических пришельцев, в мгновение ока вдребезги разнесли кованую входную дверь, точно та была изготовлена не из трехмиллиметровой стали, а из кровельного железа, и, устрашающе ревя и потрясая автоматами, вторглись в квартиру.

С криками "на пол", "лежать!" они носились по квартире, очень быстро превратив ее в подобие разгромленного мебельного магазина тотчас после визита инспектора налоговой полиции.

Опытный Зубрицкий послушно лег ничком, уткнув нос в пыльный ковер. Однако это не спасло его от удара по затылку. На некоторое время он потерял сознание.

Когда Гарри Анатольевич разлепил глаза, то прямо перед собой увидел лицо, которое не спутал бы ни с каким другим. Это было лицо его врага, давешнего постового с кайзеровскими усами.

— Это опять вы! — услышал старина Гарри зловещий и одновременно разочарованный голос майора.

Зубрицкий приподнялся и сел на пол. Бравые бойцы, тяжело дыша, обступили майора и старину Гарри.

— Это я должен был вам сказать: опять вы! — Зубрицкий ощупал голову и скривился. — Если так и дальше пойдет, то вы из моей головы котлету сделаете.

— Было бы неплохо, — буркнул майор.

— Что вы сказали?!

— Я хотел спросить вас, что вы здесь делаете? Как вы оказались в этой квартире?

— Как, как! Я пришел в гости к… словом, не ваше дело! А вот как вы как из простого постового милиционера превратились в главаря шайки разбойников, средь бела дня врывающихся в квартиры добропорядочных граждан, вот это было бы интересно узнать. Правда, сейчас и не такое бывает…

— Что вы имеете в виду?

Вот же, вляпался, подумал старина Гарри. Так всегда, хочешь сделать доброе дело, а тебя же самого по уши закопают в говно…

— Будто сами не знаете, — сказал он и покосился на майора.

— Ничего я не знаю, — голос майора слегка дрогнул. Но он тут же взял себя в руки. — Молчать! Отвечайте на вопросы!

— На какие еще вопросы? Я пока услышал от вас только один вопрос. Да и тот — дурацкий.

Майор запыхтел от злости. Жестом он выпроводил подчиненных из комнаты и продолжил допрос.

— Как вы очутились…

Тут старина Гарри не выдержал и вознегодовал:

— Лучше скажите, с каких это пор повелось сначала избивать, а потом допрашивать? Вернулись методы тридцатых годов? Это, похоже, у вас вошло в привычку, товарищ майор, бить морду и деньги отбирать! Вспомните, как вы меня обработали, мало того, что вы меня как липку обобрали, так вы мне еще и фонарь под глаз навесили?

— Это была не моя инициатива! Вы же сами тогда предложили решить вопрос по-мужски. И совершенно законно заработали фингал под глазом.

— Если бы это было новой формой штрафа, тогда — понимаю… но вы же еще и деньги с меня взяли!

— Разве я не выписал вам квитанцию?

— Выписали, выписали… Но там нет ни слова о фингале.

— Не мог же я на официальном документе написать, что я… что вы…

— Что я получил от вас по морде?

— Хватит! Больше я вас слушать не намерен!

— Ну и дела! Сами же требуете, чтобы я отвечал на ваши вопросы, и сами же затыкаете мне рот…

— Давайте ближе к делу, — стараясь успокоиться, произнес майор. У него уже начал дергаться правый ус. — Кто тут у вас исчез?

Ну, уж черта-с-два, пока не сяду на что-нибудь мягкое, слова не скажу этому громиле, решил старина Гарри. Он поднялся и с кряхтеньем уселся в кресло. На взгляд майора, делал Зубрицкий это вызывающе медленно. Наконец старина Гарри траурным голосом произнес:

— При странных, я бы даже сказал, таинственных обстоятельствах пропал знаменитый писатель Тит Фомич Лёвин.

— Знаменитый? — майор наморщил лоб. — Даже не слышал о таком…

— Это не удивительно, — съязвил Зубрицкий.

Майор махнул рукой.

— В нашей замечательной столице, может, каждый час по человеку пропадает. И ничего. Знаете, сколько у нас в Москве живет человек? По неофициальным данным, почти двадцать миллионов. И меньше не становится… Да тут хоть по тыще каждый день будет пропадать, этого никто и не заметит. Вот у нас на прошлой неделе генерал пропал. И не просто генерал, а целый генерал-лейтенант! А генералы, между прочим, не пудели, им пропадать не полагается. А тут у вас какой-то писатель… Послушайте, профессор, нельзя ли для меня как-нибудь спроворить чашечку кофе? С утра маковой росинки во рту не было. А вы тем временем расскажете мне, что да как…

Грызь всегда очень доверял своей интуиции. И сейчас он почуял, что что-то за всем этим кроется: что-то до чрезвычайности серьезное.

Майору страшно не хотелось назад, в постовые, хотя он по собственному почину прослужил в этом качестве, отмахав милицейским жезлом на перекрестке Театральной площади и Моховой целых два месяца.

Откроем секрет, майору надо было заработать на новую машину. Но майору выпала честь стоять на этом проклятом перекрестке в лютую стужу, с января по февраль включительно, потому что другие месяцы были разобраны на несколько лет вперед.

И он так намерзся, что потом в течение недели каждое утро наведывался в Сандуны, где хлестал себя веником по пять часов кряду, запаривая до полусмерти потомков тифлисских татар.

Заметим попутно, что его работа в качестве постового очень пришлась по душе начальству, и оно уже решило оставить зимние месяцы за отважным Грызем, но тут майор заартачился, с превеликими трудами вымолив у полковника Нила Кручинина, внука знаменитого сыщика, разрешение вернуться назад, в управление таинственных исчезновений, убийств и погромов, в котором полковник работал заместителем у генерала Пронина, тоже внука, но уже другого знаменитого сыщика.

И вот первый выезд, и, как назло, встреча с этим профессором, весьма и весьма странным субъектом.

На лёвинской кухне Зубрицкий, как бы подтверждая мнение майора о его, старины Гарри, странностях, побаловал Грызя самым диковинным напитком, каковой тому когда-либо доводилось дегустировать.

Стоя спиной к майору, старина Гарри положил в большую кофейную чашку две столовые ложки "Нескафе", затем всыпал туда несколько пакетиков быстродействующего слабительного, которые всегда лежали у Тита на кухонной полке рядом с презервативами, и, не удовлетворившись проделанной работой, на глазок подлил в чашку жидкости для мытья посуды. А потом еще и засахарил всё это десятью кусками рафинада.

— Вам со сливками или без?

— Конечно, со сливками!

Старина Гарри плеснул в чашку еще немного моющей жидкости.

— Вот это да! — восхитился майор, сделав добрый глоток. — Высший класс! Отменный кофе! Давненько такого не пивал, прямо до печенок продирает! А пены-то, пены! Помню в прошлом году, в Турции, пил нечто подобное, сладость необыкновенная и аромат, обожаю… Впрочем, это к делу не относится. Рассказывайте!

И майор, с довольным видом прихлебывая адское пойло, приготовился слушать рассказ об исчезновении писателя Лёвина.

К этому моменту группа захвата была отправлена на место своего постоянного базирования, на Центральный рынок, а смирившийся с ходом расследования старина Гарри махнул на всё рукой и решил предоставить событиям развиваться, как Бог на душу положит. "А чтобы события развивались шустрее, — подумал он, вспомнив пакетики со слабительным, — можно им слегка и посодействовать".

Старина Гарри уже понял, что в поисках пропавшего друга ему вряд ли кто поможет. Надо было как-то выбираться из этой истории. И тянуть не стоило, а не то этот Грызь законопатит его в камеру как виновника исчезновения хозяина квартиры. У этих голубчиков из элитных подразделений метод один: хватай того, кто первым подвернется под руку, и тащи его до дверей суда.

Зубрицкий неторопливо изложил майору историю, в которой фигурировали Лёвин с триппером и страхолюдная тетка в белом халате, показавшаяся майору чрезвычайно подозрительной.

Майор задумался. На этом деле можно и долгожданное повышение заработать. Всё-таки исчез не какой-нибудь простой инженеришка, и известный писатель. Пусть и носящий фамилию с зоологическим оттенком.

Отметил про себя майор и факт триппера. Это может пригодиться при расследовании дела, подумал он.

И тут зазвенел звонок в передней. Зубрицкий пошел открывать. Майор подглядывал за ним из кухни, на всякий случай положив руку на кобуру с пистолетом. В другой руке он держал кофейную чашку, не в силах оторваться от восхитительного напитка.

На кухню старина Гарри вернулся с пакетом, который был весь заляпан правительственными печатями.

В этот момент с майором Грызем что-то произошло. Он стремительно побледнел, через мгновение столь же стремительно побагровел. Затем неведомая сила подняла его над стулом, и он, грубо оттолкнув Зубрицкого, пулей вылетел из кухни.

Старина Гарри медлить не стал. Через минуту он был в лифте, а через две — на Тверской уже ловил такси. Правительственный пакет он спрятал за пазухой.

Старина Гарри всегда тайно от всех увлекался детективами. И поэтому он сразу понял, куда ему надо ехать.

Теперь ему предстояло проверить на деле, насколько крепка мужская дружба.

Старине Гарри в голову пришла страшная мысль, что, сбежав, он только что, в сущности, предал Тита. Но он тут же успокоил себя. На свободе он пригодится Титу куда больше, чем в тюрьме, сидя за семью замками.

— Театр "Пресня", — сказал он таксисту.

А тем временем в квартире Лёвина неистовствовал майор Грызь.

В уборной он, что называется, облегчился. Причем облегчился настолько основательно, что ему показалось, будто из него вместе с кишками вынули душу. Ему почудилось, что он скрипит изнутри, словно стенки его желудка состояли не из нежной слизистой, а из огнеупорной резины, которую неделю держали в растворе стиральной соды и глицеринового мыла.

Через полчаса, пошатываясь, он вышел из туалета. Немного придя в себя, Грызь как ищейка обследовал все комнаты, ванную и подсобные помещения. Естественно, никого не обнаружил.

От злости майор с такой силой заскрипел зубами, что у него потемнело в глазах. Топоча сапогами и изрыгая проклятия, он летал по квартире, как минимизированный смерч, принявший обличье офицера внутренней службы.

Его невероятно громкий рык, сквозь разгромленную дверь вырывавшийся в парадное, разносился по всему дому, напоминая вой раненого медведя. Но дом безмолвствовал. Опытные жильцы, смотревшие двухсотую серию "Любовных историй", просто прибавили громкости в своих телевизионных приемниках.

Побушевав минут десять, Грызь почувствовал неодолимый голод. Его пустое чрево, вхолостую омываемое потоками желудочного сока, властно потребовало еды. Он рванул на кухню и, расположившись на корточках у холодильника, принялся впихивать в себя всё, что там стояло и лежало на полках.

Минут за пятнадцать Грызь полностью опустошил холодильник. Сопя и захлебываясь от жадности, он выпил прокисший бульон из кастрюли. На дне обнажился фрагмент бараньей кости, судя по осклизлости утонувшей недели две назад. Майор, как собака, разгрыз и обглодал ее.

Затем сожрал миску с позеленевшим мясным фаршем, заглотал четыре десятка попахивающих сероводородом куриных яиц, вместе с не успевшими уползти червями смолотил не менее двух килограммов протухшего рокфора; потом залил всё это двумя литрами кефира и бутылкой сомнительного пива.

Венчала это удивительное пиршество чашка с остывшим кофе…

Скорая, вызванная самим Грызем, доставила обессиленного майора в Склиф. Там ему, поставив диагноз "обжорство и острое отравление пищевыми отбросами", промыли желудок специальным очищающим раствором и, несмотря на то, что майор грозил всех своих мучителей по выздоровлении перестрелять как куропаток, продержали на воде и сухариках несколько дней.

…Когда майора на каталке вывозили из квартиры Лёвина, он с ужасом обнаружил, что у него пропал табельный пистолет "Макарова". В коридоре каталка за что-то зацепилась, и Грызь использовал заминку для того, чтобы вырвать телефонную трубку из гнезда, и так, с телефонной трубкой в руке, он и был доставлен прямиком в "клизменную" гастроэнтерологического отделения клиники имени Николая Васильевича Склифосовского.