"Дважды войти в одну реку" - читать интересную книгу автора (Меретуков Вионор)

Глава 19

Последовала пауза. Все задумались о родине и сборной солянке из лучших людей России.

Призывы Рогнеды и Рафа отнестись серьезно к мероприятию остались без ответа.

Старики были изрядно пьяны, и разговоры о таких сложных вещах, как выбор финальной части жизненного пути, был им не под силу. Да и какой тут выбор, когда все мысли — о кладбище?

В общем, в тот вечер ни к какому решению так и не пришли, и встреча закончился ничем. Все разбрелись по комнатам, отложив продолжение дискуссии на другой день.

Примерно за полчаса до конца пирушки Зубрицкий, изнывавший от отсутствия женской ласки, пошушукавшись с Лёвиным и испросив разрешение у Рафа, позвонил куда-то по телефону.

И уже через короткое время в гостиной сидели две очень хорошенькие и очень молоденькие девицы, которые, глупо улыбаясь и вертя головами, за остаток вечера не проронили ни слова.

В просторной квартире Майского-Шнейерсона нашлось место для всех.

Лежа на известном диване с Рогнедой, Герман, когда выдавалась свободная минутка, предавался размышлениям о странностях жизни вообще и своей, в частности.

Ему семьдесят, его друзьям либо столько же, либо немногим больше. Они проводят дни быстротекущей жизни не в окружении многочисленных родственников, в число коих должны входить всяческие внуки, внучки, бабушки, тетушки, невестки, тещи, свекры и прочая родоплеменная нечисть, а в обществе молодых женщин, с которыми они чувствуют себя куда более комфортно, чем чувствовали бы себя с легионом сородичей.

Их сверстники тянут тягло тяжких обязательств перед потомками, кряхтя и стеная, играют роли дремучих дедов: проклиная все на свете, пролеживают бока на печке, либо, ворча, копаются в огороде, либо околачиваются возле продуктовых лавок, соображая на троих.

А Герман и его неугомонные друзья, как когда-то в молодости, страстно предаются пороку, сухими старческими руками пытаясь ухватиться за ускользающую жизнь.

Герман ворочался на диване и никак не мог устроиться удобно.

Ах, эти ночные проклятые мысли!

Конечно, можно было бы ни о чем не думать, а просто пить, грешить — пока хватит сил, и страшным напряжением воли отгонять жуткие мысли о смерти… Вот и сейчас они, эти чёртовы мысли, начинают копошиться в голове.

Чтобы отвлечься, Герман принялся рассматривать в тусклом свете, проникавшем в комнату с улицы, девушку, голова которой покоилась на плоской, убитой подушке. Герман не мог подавить смешка. Удивительная страшила! И зачем она бреет свою шишковатую голову? Чтобы превратиться в совершеннейшего лешака в юбке?"

"Интересно было бы взглянуть, — весело размышлял Герман, — как мы, два лысых сексуальных партнера, смотримся со стороны во время этого самого дела?"

Уже несколько раз, во время занятий любовью (какое мерзкое словосочетание!) Герман нежно шептал Рогнеде на ухо: — "О, ты, мое чудо! О, ты, мое чудовище!" В ответ барышня дьявольски хохотала и странно мотала головой, как бы бодаясь, и шутливо грозила обрушить на него всю мощь своих спиритуалистических талантов.

Той ночью Герман и Рогнеда прониклись (нет! воспламенились!) друг к другу необычным чувством, чем-то средним между жгучим любопытством, страстью и нежностью…

Подробности, касающиеся Тита, старины Гарри и их временных подружек нам неизвестны. Впрочем, эти подробности вряд ли интересны.