Часть 4. Мост через пропасть

Уставшие от холода и длинных ночей, люди ждали весну, и она пришла. Солнца стало много, по улицам побежали ручьи, снег превратился в грязную кашу. Из-под ледяной корки местами высвободился и подсох асфальт, и ребятишки уже чертили мелом квадраты и прыгали с одного на другой. Солнечные дни шли почти без пасмурных промежутков.

Эту весну Лора встретила в прежней квартире, где они все вместе жили до развода родителей. Они вернулись в неё из роскошного дома в начале марта, потому что их дела пошатнулись. Что значит выражение "пошатнулись дела", Лора раньше представляла себе очень смутно, а теперь оно наполнилось конкретным смыслом. Мама очень много нервничала, а иногда и плакала, могла сердиться на них с Глебом по мелочам. А виноват во всём был деловой партнёр их отчима Ростислава: он обманул маму и оставил её ни с чем. Они переехали в старую квартиру, а дом и машина были выставлены на продажу.

Рогволд, тем не менее, остался с ними, хотя платить ему стало нечем.

— Не нужно мне платить, — сказал он. — Я уйду только тогда, когда выполню то, что должен выполнить.

Он по-прежнему возил Лору и Глеба в школу на старой папиной машине, по-прежнему был подтянут и аккуратно одет, и его ясный, спокойный взгляд был единственным, что спасало маму от нервного срыва.

В квартире всё осталось так, как было при папе. В шкафу висела его одежда, на книжной полке стояли фотографии Лоры и Глеба. В ванной осталась его туалетная вода, бритвенные принадлежности и бельё в корзине, как будто он ненадолго вышел и должен был с минуты на минуту вернуться. Туалетная вода уже испортилась и изменила свой запах, но в нём всё равно оставались знакомые нотки, напоминавшие о папе. В первый же день после переезда мама затеяла уборку; поначалу она бодро сновала по комнатам, вытирая пыль, скопившуюся за долгое время, а потом Лора услышала её всхлипы.

Мама сидела на кровати, а тряпка, которой она вытирала пыль, валялась у её ног. Зарывшись лицом в папину рубашку, мама всхлипывала. Когда Лора тронула её вздрагивавшее плечо, она торопливо вытерла покрасневшие глаза и сказала нарочито бодрым голосом:

— Так, не расслабляемся, у нас ещё куча дел!

Эта уборка запомнилась Лоре надолго. Солнце ослепительно сияло в окна, лишённые занавесок — последние были отправлены в стирку, в квартире пахло шампунем для ковров и жидкостью для мытья полов, а в открытые фрамуги лился холодный мартовский воздух. По комнатам плыла светлая, печальная музыка, и два ангельски чистых женских голоса, сплетаясь в зачаровывающем узоре, пели что-то на непонятном, но очень красивом языке. Иногда дуэт сменялся хором, выпевавшим нечто, состоявшее почти из одних гласных, да так, что душу охватывал неземной трепет, а глаза щипало от подступавших слёз.

Лора сидела, растворившись в волшебстве этих голосов, и залитая солнцем и холодным воздухом квартира превратилась в огромный светлый зал с колоннадой. Божественное пение наполняло всё пространство светом и покоем, и Лора почувствовала присутствие кого-то родного и любящего. Она не успела его разглядеть: появилась мама и закрыла фрамугу. Чары рассеялись, и Лора обнаружила себя на стуле возле музыкального центра. Папины диски с музыкой были свалены в кучу на ковре.

— Ты что тут устроила? — накинулась на Лору мама. — Все диски вывалила! А ну, быстро складывай всё на место!

Раздался звонок в дверь: вернулся из магазина Рогволд. Он отнёс два тяжёлых пакета на кухню, и вымытый мамой холодильник наполнился продуктами. Мама тут же, не давая себе времени отдохнуть, принялась готовить обед, а Рогволд присоединился к Лоре:

— Давай, помогу.

Вместе они быстро разложили диски по полкам. Глеб уже прилип к телевизору: начался его любимый мультсериал.

Янтарные лучи заходящего солнца длинными полосами проникали сквозь просветы между ветками деревьев. Под золотисто-зелёными кронами лежала прозрачная и тёплая тень цвета сепии, воздух был пропитан ароматом цветов, но не приторно-сладким, а тонким и ненавязчивым. Лора с изумлением и восторгом оглядывалась по сторонам: её окружал сад райской красоты. Она ни секунды не сомневалась: здесь жило добро. А ещё здесь кто-то ждал её.

Она шла по мощёным мелкой шестиугольной плиткой дорожкам, высматривая за каждым цветущим кустом, стволом и клумбой того, чью нежность она чувствовала на расстоянии. Она шла мимо причудливых фонтанов в виде статуй животных и полурыб-полузмеев, миновала изящные, воздушные беседки, проходила по декоративным мостикам, залюбовалась по дороге небольшим живописным водопадом. Глаз отдыхал на мягких, неярких красках, которым солнце придавало тёплый вечерний оттенок. Лора остановилась, обводя взглядом вокруг себя. Ну, где же он?

— Доченька, — ласково окликнул её знакомый, родной голос, от звука которого внутри у неё всё сжалось…

Повернувшись на голос, Лора увидела папу! Он стоял под зелёной аркой, увитой белыми цветочками, и улыбался ей. Она тотчас узнала его, даже несмотря на его странный костюм и непривычную причёску: папа был одет, как сказочный король. Поверх коричневых куртки и штанов, отделанных золотыми галунами, на нём был длинный плащ с золотыми узорами на тёмно-красном фоне, а его голову венчала небольшая изящная диадема. Волосы у папы были гораздо длиннее, чем раньше, и ниспадали ему за спину. Кое-где в них серебрилась седина. Лору захлестнула такая мощная волна радости при виде папы, что его странный костюм не имел сейчас большого значения. Остолбенев от счастья, она стояла и смотрела на него, а он с нежностью смотрел на неё. Когда он протянул к ней руки, Лора безоглядно кинулась в его объятия.

Он подхватил её, а она, обняв его за шею, прильнула к нему всем телом. Дар речи вернулся к ней, и вместе со всхлипом из её груди вырвалось:

— Папочка… Я так по тебе соскучилась…

Сильные папины руки обнимали её крепко и нежно, губы щекотали её ухо и шептали:

— Принцесса моя… Какая же ты красавица! Я всегда мечтал иметь такую дочку…

Что-то в этих словах показалось Лоре странным… С лёгким холодком недоумения она взглянула папе в лицо. Да, вроде бы это был папа, и одновременно не совсем он. Хотя он смотрел на Лору с безграничной нежностью, в его взгляде присутствовало что-то такое, чего раньше не было. Хоть лицо его было юношески гладким, он казался намного старше, от него веяло силой и величием, его плечи были твёрже, а осанка прямее. Он был окружён ореолом достоинства. Диадема, охватывавшая его лоб, была сделана в форме венка из гибких, как лианы, лишённых листвы веток. Лора смутно чувствовала, что дело в ней, что она не зря надета… Сказка, рассказанная Рогволдом, вдруг вспыхнула в её памяти.

Увенчанный короной двойник папы, почувствовав, как ослабели объятия Лоры, заглянул ей в глаза и всё понял. Прижав её к себе крепче, он сказал:

— Милая, я тот, кто обязан твоему отцу жизнью. Моё имя Эйрик. Ты правильно поняла, что означает корона на моей голове.

Золотисто-зелёные кроны медленно плыли над их головами: король шагал по дорожке, прижимая Лору к себе.

— Мой святой долг — позаботиться о тебе, — продолжал он. — Но с этой секунды уже не только чувство долга движет мной… Едва увидев и обняв тебя, я почувствовал родство с тобой. Как будто ты всегда была моей. Пожалуйста, верь мне. Обними… Обними меня покрепче, не бойся.

Лора чувствовала не страх, а скорее запредельное изумление. Голос короля был точь-в-точь как папин, тёплый, родной и ласковый, а исходившую от него нежность она чувствовала всей душой, и внутри неё что-то безотчётно откликалось. Она снова обвила его шею руками, и тёплая ладонь короля погладила её по волосам.

— Вот так… Разве ты не чувствуешь то же самое?

Лора чувствовала, и ещё как! В короле было так много от папы, и дело было даже не во внешности… Дело было в том отклике, который он вызывал в ней. С ним она чувствовала себя в безопасности, ей было уютно и тепло, и не хотелось расставаться…

— Родная, будь моей дочкой. Я сделаю всё, чтобы ты стала самой счастливой принцессой на свете.

Стеллу окружал такой густой туман, что ничего не было видно на расстоянии вытянутой руки. Её покачивало, под головой было что-то твёрдое. Пошевелившись, она поняла, что лежит на дне лодки, свободно дрейфовавшей в тумане, из-за которого невозможно было понять, река это или море. Стелла осторожно приподнялась, чтобы не перевернуть утлый челнок, и кое-как уселась. Туман окружал со всех сторон. Ничего, кроме тумана.

Были в лодке и вёсла, но куда грести при такой видимости? Пустота и тишина угнетали, давили со всех сторон, и единственным звуком был плеск воды за бортом. Стелла попробовала покричать, но это ничего не дало. Ни звука в ответ она не услышала. Чувство беспомощности и потерянности было таким же непреодолимым и бескрайним, как эта мгла. Она просачивалась в душу, оседая в ней тягучим, тоскливым страхом…

Но вот туман стал постепенно редеть, и Стелла разглядела выступающие из него очертания большого парусного судна. От свалившейся на неё удачи у неё на миг дух перехватило… Корабль! Люди! Спасение… Облегчение было столь велико, что Стелла почувствовала влагу на глазах. Сколь страшно и тоскливо ей было плыть неведомо куда в сплошной мгле, столь же радостно ей стало от сознания того, что она больше не одна в этой туманной бесконечности. Она закричала:

— Эй, на судне!

Никто не ответил, но это Стеллу не обескуражило. Она схватилась за вёсла. Гребцом она была не слишком умелым, но ей удалось справиться с челноком и направить его в сторону корабля. Когда она подгребла уже настолько близко, что могла разглядеть каждую деталь обшивки, её вдруг обдало холодом подозрение: а что если это корабль-призрак? Странная тишина…

— Есть кто живой?!

Вместо ответа с борта судна свесился верёвочный трап. У Стеллы отлегло от сердца: если кто-то спустил его, значит, живые люди на борту есть. Окрылённая надеждой, Стелла взобралась по трапу.

Палуба была пуста. Жуткое чувство вернулось. Корабль был деревянный, старинной конструкции, богато украшенный, с белоснежными парусами. К какой эпохе он принадлежал, Стелла не могла сказать.

— Не бойся, моя госпожа, — раздался вдруг рядом знакомый голос. — Судно не покинуто, здесь я. Я ждал тебя.

Сначала Стелла не поверила ушам, потом — глазам. На палубе она была уже не одна: перед ней стоял ДК. Но в каком виде! Он словно сошёл с иллюстрации к волшебной сказке. На нём был чёрный кожаный костюм и высокие сапоги, на груди блестела тёмная чешуйчатая кольчуга. Плечи и руки его были покрыты щитками тёмных доспехов, украшенных серебристыми узорами. Струясь складками до пят, его воинственную фигуру окутывал чёрный плащ, а длинноволосую голову венчала роскошная корона, усыпанная драгоценными камнями. Стелла, онемев, смотрела на него… В её груди вертелся такой клубок чувств, что она не знала, то ли ей смеяться, то ли плакать, то ли упасть на колени перед этим величавым незнакомцем с лицом ДК. Он был великолепен, и едва взглянув ему в глаза, Стелла поняла: это не шутки, перед ней король. Челюсть её поехала вниз, а король улыбнулся и склонился над её рукой в галантном поцелуе.

Они спустились в комфортно обставленную капитанскую каюту. Она была наполнена мягким золотистым светом, который сразу заиграл бликами на роскошном водопаде светло-русых волос короля. Нити седины уже поблёскивали на его шевелюре, но лицо было молодо, а добрые серые глаза сияли Стелле мягко и приветливо. Здесь, при хорошем освещении, она увидела, что несмотря на воинственное облачение, на лице короля не было и тени жестокости. Но по тому, как он двигался, Стелла угадывала, что он всё же воин.

— Война недавно закончилась, моя госпожа, — сказал король. — Народ отложил меч и взялся за плуг.

Стелла смотрела во все глаза и не могла насмотреться… С одной стороны, это был вроде бы ДК — она узнавала его ясную лучистую улыбку и голос, а с другой — что-то новое, незнакомое было в нём. Одним словом, он был и похож, и непохож на себя.

— Моё имя Эйрик, моя госпожа, — сказал король. — Я тот, кто обязан отцу твоих детей жизнью.

— Я знаю, — прошептала Стелла.

Она по-прежнему не знала, чего ей хотелось больше — смеяться или рыдать. Отголоски песни Рогволда и полёта крылом к крылу с улыбающейся душой чудака ДК воскресли в ней и захватили её целиком… Теперь она ещё и видела перед собой его — светлоликого государя, которому улыбчивый чудак завещал свою жизнь. Дрожащими пальцами она дотронулась до его щеки и до длинных шелковистых прядей, заплетённых в косички и собранных сзади. Его светлое лицо приблизилось, и он поцеловал её в лоб и глаза. Что-то огромное и горячее разорвалось у Стеллы внутри, слёзы прорвались наружу, она сгребла в охапку облачённого в железо короля, как когда-то рубашку ДК, и уткнулась в него лицом.

Железо мешало почувствовать его тепло, и она стала искать на ощупь, как его снять… Король помогал ей разоблачать себя и вскоре стоял перед ней только в рубашке, без короны, с рассыпавшимися по плечам волосами. Стелла скользнула ладонями по его груди, плечам, запуталась пальцами в русых прядях и утонула в сияющей нежности его взгляда. Это был он, её ДК: отдавая Эйрику жизнь, он отдал ему и часть своей души. Это был он, она его чувствовала…

— Прости… — шептала она между всхлипами, вцепившись в него и истово гладя его по волосам, плечам и спине. — Прости меня, какая же я дура… Прости меня… за всё…

В ответ он лишь накрыл её губы ласковым поцелуем.

Проснувшись, Лора долго не могла прийти в себя. Пробуждение жестоко разлучило её с папой — точнее, с королём, очень похожим на него. Там, во сне, она была окутана его янтарно-солнечной нежностью, словно коконом, а здесь снова была одна… Нет, конечно, не совсем одна: ещё была мама, Глеб и Рогволд, но Лоре был нужен он, папа…

Похоже, и Глебу сегодня приснилось что-то необычное: глаза у него были очень странные. Мама тоже подозрительно выглядела, да и вела себя не лучше. Впервые она не смогла приготовить нормальный завтрак: у неё всё валилось из рук, пригорало и убегало. В итоге за приготовление еды пришлось взяться Рогволду.

По дороге в школу Глеб рассказал:

— А мне сегодня папа приснился. Только он называл себя королём Эйриком… Мы скакали верхом на белом коне по полю. Трава была такая зелёная, яркая, а цветов!.. Целое море. Папа сказал, что хочет взять меня к себе.

— Гм, вот как, — проговорил Рогволд, переключая скорость. — А ты хотел бы остаться там, с папой?

— Спрашиваешь! — ответил Глеб. — Нам было так здорово скакать!.. Только, наверно, надо быть взять ещё и маму… Ну, и Лору тоже.

Рогволд улыбнулся и взглянул на Лору.

— А тебе ничего не приснилось? — спросил он.

От его взгляда у Лоры пробежал по телу холодок… Нечто похожее на то чувство, которое она испытала во сне, когда поняла, что перед ней не совсем папа. Вот и Рогволд был не тем, кем казался…

— Мне тоже приснился папа, — призналась она. — То есть, король Эйрик.

И она рассказала свой сон. Глеб не поверил, но Рогволд сказал спокойно:

— Всё правильно, вы оба разговаривали с королём Эйриком. Он двойник вашего папы, это я помог ему выйти с вами на связь. Он очень хочет взять вас к себе. Раньше он не мог, потому что шла война, и он не хотел подвергать вас опасности. Сейчас мир восстановлен, и Эйрик намерен исполнить просьбу вашего папы — позаботиться о вас, став вам отцом. Если вы примете его предложение, я перенесу вас к нему.

Пару минут они ехали молча. За окнами машины плыли знакомые улицы, залитые весенним солнцем: дома, окна, машины, люди, витрины, вывески, рекламные щиты. Лора и Глеб переваривали услышанное. Наконец Глеб подал голос:

— Значит, та сказка, которую ты нам рассказывал…

Рогволд кивнул, не отрывая взгляда от дороги.

— Правда. Странник Рагнвальд — это я. Двойник, согласившийся умереть вместо короля — ваш отец. Король Эйрик — достойнейший из государей и человек с чистым, благородным, неустрашимым и любящим сердцем. За всю свою долгую жизнь я не знал никого лучше, чем он.

— А мама? — спросил Глеб.

— Думаю, с мамой они тоже нашли общий язык, — улыбнулся Рогволд и остановил машину. — А вот и школа. Ну всё, бегите. Вечером нам предстоит серьёзный разговор.

— Даже после всего, что ты видела и чувствовала, ты всё ещё не веришь?

Рассветало. Город, замёрзший в объятиях ночи, медленно и неохотно просыпался, зажигая окна. Под колёсами машины захрустела ледяная корка на луже. Те, чья работа начиналась рано, уже шли по улицам, пряча руки в карманы от холода. Стелла же чувствовала озноб, сидя на тёплой кухне с кружкой чая. Этой ночью она не ложилась совсем.

Рогволд сидел рядом, как всегда, непостижимо спокойный. Это было спокойствие горных вершин, окутанных облаками, или, может быть, тишина озера, укрытого от бурь склонами этих гор. Стелла склонялась к первому сравнению. Рядом с ним ей становилось стыдно впадать в уныние, истерить и плакать, раздражаться по мелочам и прикрикивать на детей. Он казался ей могучей глыбой, которой были нипочём любые трудности, невзгоды и опасности. Странник… Для неё самой переезд из одного района города в другой и то был большим стрессом, а он — подумать только! — путешествовал между мирами, и ничего… Наверно, он был из другого теста. Истязая ложечкой дольку лимона в чае, Стелла думала: все мы обладаем силами, достаточными для выполнения определённого набора задач. Какие-то задачи нам по силам, а какие-то — нет. Или ПОКА нет. Другой вопрос — как понять, на что ты способен — сейчас и вообще? Наверно, самый древний и универсальный способ — пробовать…

Чай уже остыл, и она отпила несколько глотков подряд, поставила кружку. Съела лимон, поморщилась. Кривить сейчас душой ей казалось не только бессмысленным, но и вредным; к тому же — ну, не получалось у неё кривить душой под спокойным, проницательным и добрым взглядом Рогволда. Она ответила честно:

— Нет, не то чтобы не верю… Я… Боюсь.

Рогволд чуть вскинул брови.

— Боишься? Ты видела его, смотрела ему в глаза, чувствовала его — и боишься?

— Нет, не его, — уточнила Стелла. — Его я совсем не боюсь, он такой… — Она закрыла глаза. Тёплый взгляд, знакомая улыбка, струящиеся между пальцами волосы. — Такой знакомый. Родной. Но то, что вы с ним предлагаете — это ведь не квартиру сменить. И даже не в другую страну уехать, а в другой МИР. Смогу ли я и мои дети прижиться в том мире?

— Это немногим сложнее, чем переезд в другую страну, — улыбнулся Рогволд. — Ну, может быть, чуть-чуть сложнее. К тому же, вы перемещаетесь не в никуда, вас там ждут. И, поверь, примут с любовью и радушием. Бери пример с детей: они без колебаний хотят к папе.

— Они дети, они не могут понимать всего, для них это что-то вроде приключения! — воскликнула Стелла. — А я взрослый человек и должна трезво оценивать… Одно дело, если бы это касалось только меня, но я несу ответственность за моих детей. Поэтому не могу вот так, сломя голову…

— Не нервничай так, — мягко сказал Рогволд, накрыв её руку своей большой тёплой ладонью. — Эйрику тоже хорошо известно, что такое ответственность. Он король вообще-то. А что он собой представляет как человек, думаю, ты уже почувствовала. Ты же ЗНАЕШЬ его, Стелла. Поэтому не бойся.

— А как насчёт НАШИХ двойников? Если они есть в том мире, как быть с ними? А если мы встретимся?

Подумав секунду, Рогволд ответил:

— Ваши двойники живут в других мирах. Вы не встретитесь там.

Стелла раздирала ногтями корочку от лимонной дольки. Пальцы теперь пахли резко и кисло.

— Хорошо, допустим… Но ЗАЧЕМ я должна туда рваться?

— Это и есть главный вопрос, Стелла, — сказал Рогволд. — Подумай и ответь на него для себя сама. Но, думаю, ты уже знаешь ответ.

Стелла собрала и бросила крошки лимонной кожуры в пустую кружку, горько и устало улыбнулась.

— Голова что-то совсем не соображает… Может, дашь подсказку?

— Гм, а зачем она тебе? Ты сама всё знаешь.

Рогволд так ничего и не сказал. Усталость после бессонной ночи придавила веки, в теле нарастала слабость, непреодолимо хотелось принять горизонтальное положение. Стелла прилегла на диван.

Она снова видела ДК, боль в его ясных серых глазах. У боли было название — "развод". Он поставил подпись, отпустил её без скандала… С кухни пахло чем-то вкусным: Рогволд снова взял на себя роль домохозяйки. Печаль в серых глазах: ты делаешь ошибку. Рука чуть дрогнула, ставя подпись. Но поставила… Топот Глеба и Лоры, ласковое "ш-ш!" Рогволда. "Мама спит, тихонько". Снова загс и кольца, большой дом и личный водитель. Потом эта девушка, Лада. Наверно, он так пытался показать (бывшей жене или себе?), что утешился, что у него в личной жизни всё хорошо. Чтобы она не чувствовала вины. На какое-то время ему удалось её в этом убедить… Шум воды на кухне. Странник (спокойный, как горные вершины) мыл посуду, забавно. Не боги горшки… моют. Потом инъекция. В гробу лежал спокойный, светлый. Неужели всё-таки ничто не держало его здесь, если он согласился? Ни та девушка, ни даже дети?.. В глазах Эйрика был свет ЕГО души.

"А я так и не успела попросить у него прощения при жизни. И сказать спасибо".

Стелла очнулась в слезах. Нет, не в роскошном доме Ростислава, а в их с ДК квартире. "Вернулась к тому, от чего ушла", — усмехнулась она, тыльной стороной ладони торопливо вытирая глаза. Почему-то именно здесь она ощущала себя по-настоящему дома. Всё, что было между её уходом отсюда и возвращением, казалось затянувшимся сном. Или ошибкой…

Да, ошибкой, в результате которой она сделала этот крюк на своём пути. Петлю, которую хотелось отрезать ножницами. Вот только не отрежешь…

Это тупик, думала она. Конец пути — её главного пути, на котором она могла бы оставаться собой. А все тропинки, по которым она попытается брести дальше, влача ставшее никчёмным существование, — не её. Зачем ей эти маленькие побочные тропинки, если главную дорогу она обрушила сама?..

Она обрушила, а её сероглазый улыбчивый чудак перекинул через пропасть канатный мостик, у противоположного конца которого стоял Эйрик. Или, может быть, не он это сделал? Нечто огромное, некая Сила или Разум, пути которого были для Стеллы непостижимы?.. Она запуталась. Мозг был готов взорваться, не вмещая этих вещей…

— Ну, тебе всё ещё нужны подсказки?

Стелла вздрогнула, встретившись с улыбающимся взглядом Рогволда. Не дав ей опомниться, он сказал:

— Пока ты дремала, я покормил детей и отвёз в школу.

Стелла снова опустилась на подушку.

— Что бы я без тебя делала…

А он, склонившись над ней, ласково, совсем по-отечески погладил её по волосам и шепнул:

— Вот ты сама и ответила на свой вопрос "зачем?" И обошлась без подсказок.

— Когда это я успела? — Язык Стеллы, задав этот вопрос, оказался не в ладах с мыслью, которая уже воскрешала образ канатного мостика через пропасть.

— Да только что, — тихонько засмеялся Рогволд. — Закрой глаза и представь себе Эйрика. Что ты чувствуешь рядом с ним?

Стелла закрыла глаза и отдалась ощущениям…

— Я расцветаю, — с удивлением и восхищением призналась она. — За спиной как будто крылья… Мне очень легко и хорошо. И в животе… щекотно от счастья.

— Слушай, слушай себя внимательно, — проговорил Рогволд возле самого уха Стеллы, и от вибраций его голоса она ощутила кожей волну тёплых мурашек. — Зафиксируй это чувство, сосредоточься на нём… А теперь произнеси вслух то, что тебе хочется сказать больше всего!

Стелла открыла глаза. Она стояла на краю пропасти, дна которой было не видно: от взгляда в её головокружительную глубину слабели ноги. Перед ней покачивался канатный мост, а на противоположной стороне её ждал тот, от чьего взгляда раскрывались крылья за её спиной. То, что она хотела сказать больше всего, было:

— ДА.

Не успев моргнуть и глазом, она очутилась на той стороне. И увидела серые улыбающиеся глаза очень близко.

Мир встретил их холодной дождливой ночью, шелестом мокрой листвы и светом факелов. У выхода из пещеры, в которой находился портал, мокнул, кутаясь в плащи с капюшонами, отряд из шестнадцати вооружённых всадников. Когда один из них, высокий, статный, в чёрном кожаном костюме и высоких сапогах, спустился в пещеру в сопровождении двоих человек с факелами, дети робко прижались к матери, а Рагнвальд приобнял женщину за плечи.

— Всё хорошо, не волнуйся, — сказал он.

Человек в кожаном костюме откинул мокрый капюшон, открыв светло-русую голову, увенчанную сверкающей в свете факелов диадемой. Спокойные и ясные серые глаза, окинув взглядом женщину с двумя детьми, мягко засияли, и лицо обладателя диадемы озарилось улыбкой, хорошо знакомой всем. От этой улыбки женщина сначала напряжённо замерла, а потом подалась всем телом вперёд. Рагнвальд, почувствовав это движение, осторожно отпустил её, как родитель — только что научившегося ходить ребёнка. Светловолосый король, завладев обеими руками женщины, поцеловал их, а она дрожащими пальцами дотронулась до его щеки. Свет его взгляда отразился в её глазах.

Присев, король протянул руки к мальчику с девочкой. Не сводя с него зачарованных взглядов, дети доверчиво прижались к нему, а он сгрёб их обоих в охапку и поднял. Обратив взгляд на Рагнвальда, он проговорил:

— У меня нет слов, чтобы выразить вам всю мою благодарность, милорд.

Рагнвальд сдержанно кивнул: не нужно слов.

Командир королевского эскорта, завидев государя, выходившего из пещеры с двумя детьми на руках и в сопровождении красивой женщины в платье странного покроя, отдал всадникам приказ садиться в седло. И женщина, и дети выглядели то ли слегка испуганными, то ли ошарашенными, как будто никогда в жизни не видели конного отряда. Детей король отдал всадникам; мальчик залез в седло безропотно, а девочка вдруг испуганно уцепилась за шею короля и ни за что не хотела отпускать. Король разрешил эту загвоздку несколькими поцелуями и парой нежных слов на ушко. Девочка всё-таки разжала руки и отправилась к всаднику, который тут же укрыл её своим плащом от дождя. Леди в странном платье король не доверил никому — взял к себе в седло. Его просторного плаща хватило, чтобы укрыть от дождя их обоих.

Отбытие отряда было задержано криком девочки:

— Дядя Волик!

Рагнвальд вышел из пещеры. По знаку короля весь отряд осадил лошадей, так чтобы Рагнвальд мог подойти. Из-под плаща всадника высунулось растерянно-испуганно-недоуменное личико девочки и протянулась тоненькая рука.

— Дядя Волик, а как же ты? — пробормотала она трясущимися губами. — Ты что… остаёшься?

Рагнвальд взял тянувшуюся к нему ручку. Конь постоянно переступал ногами и нервничал, приходилось держаться на расстоянии.

— Детка, нашим путям суждено разойтись. Этому миру я не принадлежу, равно как и тому, из которого мы только что прибыли. У вас всё будет хорошо, не расстраивайся.

— Дядя Волик! — закричал и мальчик, до которого только что дошёл смысл происходившего. — Мы что, тебя больше не увидим?!

— Моё участие в вашей судьбе подошло к концу, Глеб, — ответил Рагнвальд. — Но я всегда буду вас помнить.

Он поцеловал и отпустил руку девочки, потом перевёл взгляд на бледное лицо женщины. Она молчала, прикусив губу и еле сдерживая слёзы, бережно обнимаемая рукой короля.

— Миледи, — проговорил Рагнвальд с поклоном.

Король, приложив руку к сердцу, наклонил голову. Рагнвальд ответил на поклон и отошёл на несколько шагов. Копыта лошадей зачавкали в жидкой грязи, и отряд скрылся за деревьями, унося с собой женщину и двоих детей.

Рагнвальд постоял ещё немного, вдыхая полной грудью чистый холодный воздух и слушая шум листвы. Вытерев рукой мокрое лицо — то были не слёзы, а дождь, — он вошёл в портал и исчез.

В лесу шелестел дождь.