"Гремя огнем…" - читать интересную книгу автора (Чекмарев Владимир Альбертович)

Полыхает Гражданская война…

Прошли долгие месяцы Гражданской и ее вихри занесли Владимира в Омск. Он попал в отдельный бронеотряд и мотался от Сибири до Урала на БеПо и бронеплощадках, удалось повоевать даже на легендарном Орлике*, на котором получил контузию, во время попытки партизанами взорвать путь перед бронепоездом. Неумелые в саперном деле таежники, умудрились взорвать себя вместо рельс, когда к ним приблизился десант с БеПо, во главе с Портупей-юнкером Глебовским. Владимир умудрился пролежать в госпитале все то время, когда как писал Красный Пиит Демьян Бедный* (он же в девичестве Ефим Алексеевич Придворов) в радостно-верноподданническом ерническом стишке –

Плюнув временно на военные приключения, бывший юнкер решил подлечиться и отдохнуть в надежном убежище (которым оказалась таежная заимка, где скрывалась семья погибшего командира «Орлика») и потом всеми правдами и неправдами, попасть наконец в Тобольск, что бы выполнить последнюю волю Фельдфебеля Силакова

Февраль 1921 в Сибири не был удачным для Советской власти. Вся Сибирь пылала восстаниями. Владимир Глебовский, в замусоленном картузе, обрезанной шинели и с солдатским «сидором», тайком подобрался к окраине Тобольска и увидя на солдатах заставы бело-зеленые шевроны и кокарды, уже не таясь подошел к ним и попросил отвести себя в штаб. Его споро обыскали и отвели в Кремль, где находился штаб повстанцев. В большом помещении, явно бывшем присутствии, никого не было, кроме человека в офицерском кителе без знаков различия и роскошных белых бурках*.

— Господин полковник — доложил бравый конвоир. Вот задержали на заставе. Говорит что юнкер и сам к нам шел. Командир повернулся к задержанному, и Владимир почувствовал как слабеют его ноги, перед ним был подполковник Романовский, собственной персоной.

После обмена воспоминаниями, под жареную курицу с картошкой, домашние соления, немного самогона и крепкий чай, полковник сразу перешел к делу.

— Вот что юнкер — сказал он — Тебя я знаю, так что будешь адъютантом штаба, это нечто вроде поручика, но чины тут не сильно в чести. Я начальник Тобольского гарнизона, подчиняемся мы повстанческому штабу Долганева. Сил у Красных мало, но я думаю это не надолго. Так что день тебе на освоение и вот еще что… Ты я помню из Константиновского и там вы вроде броневики изучали… –

— Так точно господин полковник –

— Отлично. Тут у нас броневичок завалялся. Есть два пулеметчика и француз-механик, это будет твой комендантский взвод. Так что принимай хозяйство, а то скоро бронесилы нам ох как пригодятся… Кстати, а как у вас с оружием поручик –

— Был маленький «Штайр» 1909 года * да караульные отобрали –

— «Штайр «, это дамская пукалка. Короче так портупей-юнкер. За бой в восемнадцатом, тебе положен Владимир, а то и Георгий, но тут у нас с крестами напряженка, так что владей. –

Полковник подошел к сейфу и вынул оттуда никелированный револьвер устрашающего вида.

— «Мервин-Хулберт"*, самого Великого князя. Бьет как пушка. Калибр 11 миллиметров, да и им самим драться можно. — Владимир покраснев от радости, благоговейно принял легендарное оружие.

С самого утра, справившись у коменданта штаба из местных, Владимир отправился к Евлампии Ивановне Силаковой, матушке погибшего фельдфебеля. Мощный, по Сибирски крепко срубленный дом с маленькими оконцами и пристроенным лабазом, встретил Глебовского настороженной тишиной. Где то через пол часа стука в ворота и переговоров, он попал внутрь. Два огромных лохматых пса взятых на цепь и зацыканных дворником, всеравно порыкивали на Владимира, пока он шел к крыльцу и поднимался по лестнице в дом.

Евлампия Ивановна оказалась еще крепкой женщиной, лет сорока пяти на вид. Посмотрев на Владимира, она как то ослабела и молча села на лавку у стены.

— Садись сударь — устало сказала она показав на мощный старинный стул. Юнкер осторожно сел и вытащив из кармана, завернутый в чистую тряпицу сверток, положил его на большой, покрытый сероватой скатертью стол.

— Евлампия Ивановна. Ваш сын умер буквально у меня на руках и просил передать вам вот это, простите что только сейчас, но сами понимаете… война –

Женщина развернула сверток и взвесила в руке кисет. Потом встала, взяла из комода большие ножницы и распорола дратву сшивающую кисет, встряхнула его перевернув горловиной к столу и на скатерть выкатились несколько разноцветных камушков. Юнкер обалдело уставился на кучку каболаров.

— Так ты что сударь. Не знал что сюда вез? –

— Ну догадывался что, что-то ценное –

— И что не разу не хотелось заглянуть? –

— Так это же не мое. Чужое в смысле –

Женщина грустно улыбнулась и достала из кисета кусок бумаги и подала его Владимиру, а сама стала вспарывать ножницами подкладку кисета.

А Глебовский развернув записку, прочитал следующие слова — «Тот кто доставит этот кисет, пусть даже и пустым по адресу: Тобольск, Нижний город, дом вдовы Евлампии Ивановны Силаковой, что возле Крестовоздвиженского храма, получит золотом столько же сколько стоят эти камни.»

А Евлампия Ивановна, тем временем достала из за подкладки кисета старинный по виду медный крестик, благоговейно поцеловала его и сказала:

— Это святыня нашего рода. Когда то, она попала к злым людям и теперь она вернулась и наш Род снова получил свою силу, но ценой ее возвращения должна была стать смерть моего сына. Ты честный человек сударь и я сделаю тебе подарок. Я поделюсь с тобой нашей родовой Тайной и Силой. Протяни ко мне свою левую руку ладонью вверх и закрой глаза –

Владимир протянул руку и почувствовал, как на ладонь ему положили что то маленькое и теплое. Теплота потекла от руки по всему телу и когда тепло достигло мозга, мир будто взорвался, пучком переплетенных протуберанцев и юнкер потерял сознание. Очнулся Владимир только у ворот Кремля. Очумело озираясь он стал ощупывать себя. Оружие и документы на месте, но был какой то провал в памяти и тут он вспомнил все. И в голове зазвучали слова Колдуньи:

— Теперь, когда тебе будет грозить опасность, время потечет вспять и ты сможешь повторить свои действия что бы спастись, но отведено тебе всего пять попыток. Такой тебе подарок, за то что помог вернуть нашему Роду его силу –

Третий месяц шли бои. Силы Красных все пребывали и опять отступление и опять прикрывать отход своих. Броневик Владимира и неполная рота из гарнизона, прикрывали эвакуацию семей повстанцев. На Иртыше поставили под погрузку пару пароходов и несколько барж с буксирами, и держаться надо было до темноты.

Только что отремонтированный броневик «Остин», был замаскирован в большом сарае и изображал пулеметное гнездо на чердаке. Пехота, окопавшаяся на окраине, отбила уже третью атаку красных и бойцы ЧОН* залегли от греха подальше и редко постреливая, ждали теперь обещанную командованием конницу и артиллерию.

Комбриг Глебовский был в бешенстве. Железнодорожные пути были разрушены и его конникам пришлось верст тридцать с гаком, тащится по бездорожью, батарея посланная из Тюмени, безнадежно где то отстала и теперь комиссар ЧОНовцев, приказывал идти в конном строю на позиции, окопавшейся среди окраинных домиков пехоты белых. В военном понимании это был полный бред, но размахивающий маузером комиссар Калтидис, коверкая слова, грозил пожаловаться лично Троцкому и что бы совсем накалить обстановку, послал своих бойцов в атаку. Комбриг Георгий Глебовский, уже собирался отдать команду, как вдруг из стоящего на отшибе сарая ударил пулемет, часть ЧОНовцев героически залегла и открыла по сараю плотный огонь, остальная масса продолжала наступление, но стена сарая упала вперед и оттуда, как откормленный цепной кобель с ленивой бодростью выполз угловатый зеленый силуэт броневика, и поводя двумя башенными пулеметами, ударили во фланг атакующим. Атака захлебнулась, а Глебовский послав комиссара средним гусарским загибом сказал, что пока не подойдет артиллерия, он на броневики своих людей не поведет. Знал бы он, что в броневике рассекал его родной племянник и что через шестнадцать лет, конфликт с комиссаром ЧОНовцев ему жестоко аукнется и опять сведет его с племяшом.

Под утро, волоча простреленную ногу, Владимир Глебовский подошел к знакомому дому возле Крестовоздвиженского храма. Открыли ему на этот раз быстро и сразу провели в дом и собаки на этот раз молчали. Споро промыв и перевязав ему рану, хозяйка сказала…

— Ну опять тебе свезло сударь. Тут принесли раненого Алешку, племянника моей скотницы, так она сама померла от тифа в Тюмени два года назад, а племянничек ее два часа назад преставился. Документы от него остались справные, так что теперь ты есть крестьянский сын Алексей Ежиков, доброволец Тюменского отряда ЧОН, из которого один ты и выжил.