Глава Четырнадцатая

(Луи)

Шорох простыни.

Сжался, отвернулся. Тихий робкий кашель, нервно сглотнул, и тут же замер. Замер, не дыша.

Не знаю, зачем я здесь.

"Последнее" Рождество. Умирает… этот ребенок, человек, существо…

Уйти. Убежать. Исчезнуть и забыть.

Я — не трус, но и не садист. Я не любуюсь чужим горем.

Я от него задыхаюсь…

Боль, обида, тоска, злость мальчика волнами накатывала на меня, заставляя ежиться.

— С праздником, — невнятно, смущенно прошептал я. С чего начать, как не с нелепого приветствия?

Молчишь?

Молчи… Так будет проще. Наверно…

Чего я еще стою здесь? Чего не поддаюсь уговорам разума?

— Я… — и снова несуразица пытается вылезти из меня. Не знаю, не знаю, что говорить. Как говорить. Как говорят. Что нужно…

Неловкость, смущение, ступор…

— Я пришел почитать тебе…, - спешно развернул книгу на средине и уставился в текст. Сомнения. Рассуждения. Может, хватит, Матуа? Уходи! Голос несмело дрогнул. — "Сказку о забытом царстве".

Молчит…

Но надрывистый кашель тут же выдал бесплодность его стараний казаться спящим.

Несмело присел на край кровати…

Запрещал себе смотреть ему в лицо…

Запрещал, но поддавался… невольной тяге.

Любопытству?

Скорее надежде, надежде, что я высмотрю в нем улыбку, спокойствие, понимание того, в каком он положении. Равнодушие к своей беде, а не боль…

Вздор…

Бледное, почти синее лицо в тусклом, усталом свете Луны. Впалые щеки, сухие, поморщенные губы, мутные, красные от лопнувших сосудов зеницы…

Обильный пот на лбу.

Черные, огромные, как у старого деда, мешки под глазами…

От того, что на голове у него не было волос, он казался еще младше… Лет семи.

На его лице смерть уже давно вырисовала свой, личный портрет. Портрет, совершенно отличный живым, людским лицам. Лик полупокойника…. будущего мертвеца…

Невольно поежился… Оторвался, оторвался взглядом от мальчика. И снова гневный приказ, не поднимать на него глаз.

Тяжелый, глубокий вдох — и, заикаясь, робея, разрываясь от чувства вины, стыда перед этим малым… я задыхался… Вины, за то. Что я здоров, а ему плохо… Что он по-прежнему во лапах Смерти. Но парень слишком мал, чтобы его обратить в вампира. Вряд ли переживет. Да и стоит ли близкий покой менять на вечную неприкаянность?

Сказка, сказка… неужели, это — единственное, что я могу сделать для этого ребенка?

— ВРУТ! — вдруг мальчик истерически вскрикнул и тут же зашелся кашлем, сильным, напористым, надрывным, окончательно перебив мое чтение.

Застыл. Я застыл, как остолоп.

Отчего, отчего коробит тебя, Луи? Это же только человек.

— Врут? — едва слышно переспросил я.

— Чудес не бывает, — тихо, но тем не мене уверенно, почти на грани злости, прорычал малыш.

— Не бывает?

— НЕТ! Я знаю. Ни волшебных фей, ни добрых магов, никого и ничего… Все ваши книги врут! — и снова дикий кашель прервал его гневную тираду. Тяжелый, со свистом вдох. Ужасные, пугающие мучения. Кратковременные судороги и клокотания в груди. И вновь глубокий вдох. Стих. Замер… — И Бога нет, — тихим, спокойным голосом, полным верования и понимания смысла своих слов, изрек мальчик.

Выстрел. Прямой выстрел в мое сознание.

— Почему это Бога нет? — Но возмутило меня не само утверждение, а понимание того, что эти слова произнес еще совсем маленький ребенок. Ребенок!

Тягучая минута тишины. За и против.

— Почему? — не сдержался от переспроса.

— Я его звал, просил, просил забрать меня быстрее. Чтобы мама не мучилась, не плакала надо мной каждую ночь. Просил, а он не слышит… Его нет…

Забрал? Он сказал забрал?

Я замер, не дыша. Жадно выпучил глаза до боли. Боялся моргнуть.

Я видел отчаянный людей, сломленных, я слышал больные речи самоубийц, слышал прощальные напутствия приставленных.

Я сам из тех, кто видит в жизни лишь черно-серые полосы.

Но это же еще РЕБЕНОК!

Ему положено верить в СКАЗКИ, в ЧУДО, в ВОЛШЕБСТВО…

Для него мир еще должен быть… прекрасным!

— Я смирился с тем, что для меня в этом мире нет места. Я ошибочно попал сюда. Не вовремя. Я должен уйти. Просто, не могу понять, почему Он медлит…

Хрип, свист, заикания. Слова давались с трудом, с болью, мучениями…

Адской болью, эхо которой отдавалось в моей голове. Вместе с ним задыхался и я…

Я не знал, что ответить на его слова. Почему-то я, трехсотлетний вампир, сейчас чувствовал себя глупым, недалеким, не видавшим жизнь, истинную сторону бытия, юнцом, сидящим на смертном одре мудрого учителя.

И лишь теперь, мыслитель приоткрыл занавес к святым тайнам…

Узревшему, внявшему страшную истину существования, мне теперь ничего не остается, лишь как нервно сглатывать переживания и шок, принять прозрение, как кару или дар.

Принять?

Луи-Батист, да будь ты трижды проклят, если этот бред — истина!

Нет!

Всё это — чушь! Полная, безрассудная ЗАУМЬ!

Нет места? Ха! Если и есть такое понятие в этом мире, то какого лешего я еще существую?

Если этот ребенок, чистый, не запятнанный чужими бедами и смертями, не имеет права на жизнь, тогда почему я доселе здесь?

Нервно вздрогнул.

— Я — не Бог, но я докажу тебе, что ЧУДО существует.