"Менестрель" - читать интересную книгу автора (Поттер Патриция)

Глава 3

Какой слуга больше беспокоился о лошадях, чем о том, чтобы заработать золотых монет?

От подобной мысли Дункан почувствовал себя униженным. И испытал стыд, хотя его совсем не касалось состояние лошади, и, по правде говоря, доля этой клячи значительно улучшилась с тех пор, как она оказалась у него.

Дункан подумал о том, чтобы пойти вслед за девушкой, но он понимал, что его лошадь не станут содержать в таких же условиях, как и её животное, а ещё ему не хотелось отпугнуть незнакомку. Дункану оставалось только надеяться, что та ещё вернётся.

Он гадал, кто она такая. Девушка заявила, что у неё есть хозяин, что означало, так или иначе, что она была служанкой. Но какому из слуг дозволялось уехать на верховую прогулку, подобную той, с которой сейчас возвращалась незнакомка, даже для того, чтобы потренировать животное?

Дочь конюха? Вполне вероятно. Это смогло бы объяснить, почему она так мастерски держится в седле. Но как тогда истолковать её навыки игры на лютне[3]?

Дункан размышлял, как эта девушка выглядит с волосами, струящимися по её спине. Под головным убором волосы незнакомки были цвета бронзы, с ярким золотисто-медным оттенком, а её глаза были поистине необыкновенными. Серо-зелёные, с золотистыми искорками, эти глаза расширились от тревоги, когда её взгляд встретился со взглядом Дункана. Она была готова сорваться с места и убежать, но всё же он почувствовал, что девушка не лишена смелости.

Что-то маркиз Уортингтон придавал встрече с этой девушкой слишком много значения. Она же была прислугой. Вероятнее всего, незнакомка была привязана к этой земле или дому. И, за исключением её волос или глаз, назвать красивой её было нельзя. Рот незнакомки был слишком широким, а подбородок — чересчур острым.

Но голос её звучал, словно трель певчей птицы, мелодично и чисто.

В песнях этой девушки, действительно, присутствовала мелодия, в отличие от его собственного невыразительного треньканья. Если бы только она его обучала, хотя бы даже один день, то (Дункан был уверен в этом) он смог бы продолжить свои поиски, не опасаясь того, что кто-то заподозрит, что он не тот, за кого себя выдаёт. А Дункан, в свою очередь, сделал бы для неё что-нибудь хорошее. Он бы выкупил её у хозяина и сделал так, чтобы она смогла отправиться туда, куда пожелает.

Между тем, ему всё-таки придётся найти место для ночлега. Незнакомка предупредила его о том, что здесь не любят людей, которые вторгаются в чужие владения, а Дункану не хотелось, чтобы его прогнали отсюда. Ему рассказали, что здесь живут три девушки на выданье, и Дункан хотел разузнать о них подробнее по-своему и тогда, когда у него самого будет для этого время.

Он повернулся к белой лошади, которая, очевидно, и была причиной осуждения в голосе незнакомки.

— Ну, ну, лошадка, — сказал Дункан, подбрасывая на ладони монетку, которую девушка швырнула обратно ему. — Давай-ка проверим, найдётся ли тут для тебя какая-нибудь подходящая еда, — он отвернулся от животного и направился обратно в последнюю деревушку, которую посетил — ту самую, где ему рассказали о приготовлениях к празднику, который состоится в Клендене. Ему хотелось, чтобы завтра, когда Дункан снова увидит незнакомку, лошадь выглядела лучше.

Если девушка вообще придёт.


***

Она вернулась слишком поздно. Все люди её отца уже были на ногах, так же как и юноша, который ухаживал за лошадьми.

По крайней мере, она не увидела во дворе никого из своих поклонников. Линет сомневалась в том, что они смогли бы узнать её, увидев, что она ездит верхом, как простой конюх. Её волосы были убраны назад и скрыты под шапкой, а сама она пригнулась к шее своей кобылки, когда та лёгким галопом въезжала во двор, причём Линет старалась не смотреть в лица стражникам своего отца.

Молодой Селуин бросился к ней, беря под уздцы лошадь Линет.

— Господин спрашивал про Вас, — сказал он.

— Что ты ему ответил?

— Я сказал, что ничего не знаю, госпожа, но он заметил, что Вашей кобылы нет.

Когда-нибудь, разозлившись, её отец не поленится встать пораньше, и сам всё проверит.

— Он обвинил в этом тебя?

— Нет, миледи, — ответил Селуин, но на лбу у него от беспокойства выступили венки. Ему нужно было это место, каким бы оно ни было, и Линет знала об этом. Этот юноша был единственной поддержкой для своей матери, которая овдовела, когда лошадь ударила отца Селуина копытом по голове.

— Я скажу ему, что увела лошадь из конюшни, пока ты был занят, задавая корм животным.

— Вам, наверное, лучше войти в дом через кухню, — посоветовал юноша. — Возможно, Вам удастся подняться по лестнице так, чтобы никто не заметил.

— Спасибо за совет, — поблагодарила его Линет. Она оставила свою кобылу в надёжных руках Селуина. Ей не нравилось так поступать; она бы лучше сама почистила лошадь, своими собственными руками. Но Линет и так уже заставила своего отца долго ждать.

Было странно то, что после такого необычного утра Линет испытывала к женскому монастырю намного меньше интереса, чем раньше.

Пока она пыталась потихоньку пробраться через кухню в дом так, чтобы не попасться никому на глаза, ей в голову снова пришла мысль о том незнакомце в лесу. Линет не сомневалась в том, что тот сказал ей правду, когда заявил, что был солдатом. Он и выглядел как солдат. Она видела столько военных, расположившихся на постой в Клендене, что могла распознать этот тип людей.

От взгляда его спокойных глаз мало что ускользало, а шрам над левым глазом говорил всем, что этот человек — воин. Также в его поведении присутствовала осторожность, которую Линет замечала в солдатах, — этот взгляд, который никогда не останавливался на чём-то надолго и продолжал блуждать, словно выискивая опасность за каждым углом. Такому человеку будет трудно остепениться и жить в одном месте или даже вести мирную жизнь менестреля. Но незнакомец, кажется, намеревался именно так и поступить.

Линет просто не могла себе представить, что с его губ, когда он так хмурится, смогут слетать звуки любовной баллады.

Но его просьба была такой искренней.

Линет добралась до своей комнаты, не встретив по дороге ни отца, ни кого-либо из его гостей. За что она и поблагодарила всех святых, послав им своё краткое «спасибо». Горничная Линет, Уилла, ожидала её, на лице девушки было написано беспокойство.

— Ваш отец ищет Вас, — сказала она. — Один из молодых джентльменов сделал Вам предложение.

— Прямо сейчас? — спросила Линет, закусив губу. Совершенно неожиданно она стала сравнивать каждого из этих молодых людей с незнакомцем, встретившимся ей в лесу. Как быстро она перестала его бояться. Он был таким крупным, таким… суровым, судя по выражению его лица, и всё же…

А сама Линет вела себя глупо. Незнакомец был ни кем иным, как будущим странствующим музыкантом, мужчиной, который пытается выжить любыми способами.

Поклянись, что вернёшься завтра утром.

Она с трудом сглотнула. Как ей удастся снова выбраться из дома? Если хоть один из её поклонников узнает, что Линет встречалась в лесу с мужчиной, её репутация будет погублена навсегда.

Она постаралась не думать о незнакомце, а сосредоточиться на том, что ей только что сообщила горничная. Ей сделали предложение.

— Кто именно? — спросила Линет.

— Ваш отец не упоминал об этом.

Она снова подумала обо всех трёх претендентах. А какого из них ей бы самой хотелось в мужья? Конечно же, если приданое будет достаточно большим, она понимала, что может заполучить любого из них. Однако её отец всегда отвечал уклончиво на вопросы об этом. К его чести, он надеялся найти зятя, который бы действительно заботился о Линет.

Мысли её перескакивали с одного кандидата в женихи на другого. На Линет не произвёл впечатление ни один из них, а теперь, после той странной случайной утренней встречи, она думала о них и того меньше. Даже красавчик Уикэм выглядел бледным и неопытным, по сравнению с незнакомцем, который решил стать менестрелем. В глазах Уикэма не было глубины и опыта, а его походка не была такой же грациозно уверенной.

Она с трудом сглотнула, когда Уилла помогла ей надеть сорочку и корсет. Линет ненавидела корсеты и обычно не надевала их, но сегодня утром ей придётся надеть его, чтобы успокоить отца, чтобы он был ею доволен, равно как и все остальные домочадцы. Линет пообещала, что не опозорит его. Она выбрала платье, которое подчёркивало её зелёные глаза, делая их ещё ярче.

Уилла расчесала ей волосы, разделила их на локоны и уложила так, чтобы они свободно ниспадали по спине Линет. На лице молодой госпожи всё ещё проступал румянец из-за утреннего приключения.

— Вы очень хорошенькая, миледи, — заявила Уилла. — В Ваших глазах мелькают искорки. Не об одном ли из молодых господ Вы думали?

Линет приблизилась к зеркалу, чтобы посмотреть на себя внимательнее. Увидела ли она искорки?

Нет. Это было просто богатое воображение Уиллы. Ничто не могло бы вызвать у Линет такую реакцию.

Она поднялась, пытаясь собраться с духом перед предстоящей встречей. Ей было любопытно, сколько же собирался заплатить её отец за то, чтобы заполучить зятя. Казалось, словно Линет продавали и покупали. Жених давал за неё выкуп, которым, несомненно, будет распоряжаться сам; а её отец отдавал будущему мужу Линет приданое, который тот мог использовать по своему усмотрению. По её мнению, такая ситуация была вопиюще несправедливой, по отношению к ней.

Линет не могла не признать, что отец дал ей время, чтобы она смогла выбрать себе мужа сама. Ей было девятнадцать, в то время как большинство девушек выходили замуж в четырнадцать-пятнадцать лет. Сёстрам Линет было уже шестнадцать и пятнадцать лет, и они постоянно жаловались, с горечью говоря о том, что до сих пор не замужем. Но ей так хотелось выйти замуж по любви.

Отец Линет утверждал, что любовь приходит к людям, вступившим в брак, и становится всё сильнее и сильнее, но что-то она не видела такого у своих родителей. Они просто терпели друг друга. А ей хотелось намного большего. Линет мечтала о любви, которую воспевали бродячие музыканты и поэты. Она знала, что это было глупо. Но всё же надеялась…

Теперь всё, что у неё осталось, — это песни.

Отец ожидал Линет в алькове за большим залом. Это была маленькая комната, которую украшали большой камин и множество книг, поскольку её отец был по натуре учёным. Им с сёстрами повезло, так как суждения отца Линет были современными, и он считал, что девушкам следует так же, как и юношам, знать латинский язык, философию и историю. Сестёр Линет не привлекали эти предметы, но она сама с удовольствием их изучала и знала, что именно поэтому является любимицей отца, из-за этого он позволил ей так долго тянуть с замужеством.

Теперь же отцу был нужен наследник. Больше он ждать не мог, и Линет подозревала, что её отец собрал сведения обо всех трёх поклонниках, прежде чем пригласить их, и посчитал, что у них хорошая репутация.

Сейчас отец Линет стоял у камина.

— Ты покидала замок, — сказал он. — В костюме юноши и без охраны.

Она опустила голову.

— Ты же знаешь, что мне очень нравится кататься верхом по утрам.

— Это опасно, дочка. Теперь в округе бродит столько солдат, многим дали отставку. Это небезопасно, и… леди не пристало так себя вести.

— Я выехала настолько рано, что… все ещё спали.

— Пообещай мне, что не поедешь снова одна, без охраны.

Её обещание. Её клятва незнакомцу. Как она может дать своё слово, которое сведёт на нет другую клятву?

Линет попыталась уклониться от обсуждаемого предмета.

— Уилла сказала мне, что ты хотел поговорить со мной о… предложении?

Её отец нахмурился, будто точно знал, чего его дочь хотела добиться, но её вопрос возымел эффект, на который она надеялась.

— Келлум, — произнёс он удовлетворённо. Изо всех претендентов Келлум занимал самое высокое положение.

— Он не одобряет образованных женщин, — заявила Линет.

Морщины хозяина поместья стали ещё глубже.

— Келлум не говорил мне об этом.

— А мне сказал. Ты же не хочешь, чтобы всё твоё обучение ни в грош не ставили?

Определённо, её отец почувствовал себя неуютно.

— Я поговорю с ним об этом. Но, — с надеждой продолжил он, — Келлум — статный мужчина, и у него будут красивые дети.

— И невежественные, — добавила Линет.

— Тебе нравится кто-то другой из претендентов? — спросил её отец, и тревога отразилась на его лице.

— Уикэм пнул одну из наших собак.

Граф Клендон выглядел ещё более обеспокоенным. Он не выносил жестокого обращения с животными.

— А Мэнсфилд? — задал он вопрос почти с отчаянием в голосе.

— Думаю, что ему больше нравится Эвелин.

Взгляд мужчины прояснился. Его дочь не сказала ничего плохого о третьем претенденте.

— Это потому, что ты не дала ему никакого шанса. Ты всё время исчезаешь из дома, а Эвелин всегда здесь.

— Давай заключим сделку, — предложила Линет.

Отец посмотрел на неё с подозрением.

— Разбойники не нападают на рассвете, — продолжила она. — Они спят, совершив свои нечестивые деяния. — Линет не знала, было это правдой или нет, но фраза прозвучала логично. — Обещаю, что выберу мужа в течение недели, если смогу наслаждаться такой же степенью свободы, как и сейчас.

Граф Клендон осторожно посмотрел на дочь.

— Догадываюсь, что ты бы уезжала по утрам в любом случае, — предположил он.

— Мне нельзя будет так поступать после свадьбы, — возразила Линет.

— Ты ведь не допустишь, чтобы тебя кто-нибудь увидел?

— Нет, да и слуги не станут об этом рассказывать, ты же знаешь.

— Действительно, ты их словно заколдовала всех, — ворчливо заявил отец Линет. — Они уделяют больше внимания тебе, чем твоей матери или мне.

Она ничего не ответила. Просто ждала. Для неё это была не такая уж и большая сделка, но Линет понимала, что отец был непреклонен по поводу её замужества. А она, по крайней мере, сможет сдержать клятву, данную незнакомцу.

Секунду или две хозяин поместья бормотал что-то себе под нос, а затем кивнул головой.

— Запомни, никто не должен тебя увидеть, или…

— Хорошо, — согласилась Линет. — Я буду осторожна.

На лице её отца появилось выражение смирения.

— Ещё постарайся, чтобы об этом не узнала твоя мать.

— Она не узнает.

Он смотрел на неё в течение одной долгой минуты.

— Я ничего не хочу так сильно, как того, чтобы ты была счастлива, дочь моя, но существует долг перед семьёй, перед твоими сёстрами и матерью. У нас должен быть наследник.

Линет знала об этом. Она понимала, насколько сильно её отец желал наследника все эти годы. А его дочь вела себя эгоистично. Ей хотелось совершенства, в то время как в мире его не существовало. Линет мечтала о том, чтобы её сердце похитили, но вора с представлениями о чести тоже не было на свете.

Она кивнула.

— Тогда договорились, дочка? Любой из этих трёх джентльменов станет подходящим мужем, а если ты не выберешь ни одного из них, тогда назови мне того, кто тебе приглянулся.

— Договорились, отец, — заверила его Линет.

И тогда он сделал то, чего никогда не делал раньше. На долю секунды отец прижал свою ладонь к её щеке, а затем опустил руку и отвернулся. Он никогда до этого момента не показывал свои чувства так явно. Хриплое «хорошо» было его самой высшей похвалой.

Неделя. У неё есть неделя, чтобы выполнить своё обещание и выбрать себе мужа. Возможно, это была совсем не клятва, поскольку она была дана при определённом молчаливом принуждении. Но сердце Линет говорило ей, что она должна исполнить своё обещание.

Она понимала, что ей придётся это сделать.


***

Вернётся ли незнакомка? Она бросила монету Дункану обратно.

Он обнаружил, что расхаживает перед озерцом задолго до рассвета. Недалеко от Дункана стояла его старая кляча, наклоняя голову к земле, чтобы пощипать зелёную траву, хотя прошлым вечером животное наелось до отвала овса.

Ему нужны были уроки музыки, уверял себя Дункан. И всё же, в его памяти всплывала не мелодия, а красивое лицо с упрямым выражением, когда незнакомка бросила монету обратно Дункану. Это был редкий случай — презрение, которое возбудило в нём любопытство.

Что за манеры были у этой девушки?

Он подумал о том, какого цвета были её глаза: ярко-зелёные с сероватым оттенком, и в них отражался немалый интеллект. Женщина, переодетая в юношу. Это было нелепо. Может быть, она была плодом его воображения. Или каким-то духом.

Дункан ожидал в этом месте с самого раннего утра, невзирая на прохладный ветер, который украл теплоту вчерашнего дня. Он взял лютню Риса и уселся там, где сидела незнакомка, а затем начал играть одну из песен, которые знал. Это была французская песня о крестовых походах. В ней не было ничего нежного.

Дункан закончил петь и неожиданно почувствовал, что не один. Последние десять лет он жил инстинктами и всё-таки сейчас не услышал ни звука — ни тихого ржания лошади, ни лёгкой поступи шагов. Святые угодники, Дункан ничего не заметил.

— У Вас хорошая манера игры, — произнёс нежный голос. Дункан обернулся, не вставая с места, и увидел, что незнакомка стоит под большим дубом. Он не видел её лошади.

— Ты пришла, — сказал он, и это прозвучало немного глупо.

— Я обещала.

— Я боялся, что напугал тебя.

— Меня не так-то легко испугать.

На ней была та же одежда, что и вчера. Теперь Дункан размышлял, как он мог принять её за конюха, даже несмотря на то, что волосы девушки снова скрывал головной убор.

— Я не слышал, как ты подошла.

— А Вы и не должны никого слышать, когда играете. Вам следует слушать музыку.

— Сомневаюсь, что у меня вышло что-то музыкальное. Мне говорили, что я неуклюжий.

— Тот, кто сказал Вам об этом, мало что понимал в подобных вопросах. Ваш выбор песен — вот где Вы проявили неуклюжесть.

Дункан встал, возвышаясь над ней, хотя для женщины она была высокого роста.

— Твой хозяин? Он знает обо мне?

— Он знает только то, что я тренирую его лошадь.

— К какому дому ты принадлежишь?

— Я думала, что Вы хотели поговорить о песнях, — ответила незнакомка, отворачиваясь от него.

— Да, это так. Не уходите, госпожа, — Дункан не мог припомнить, когда в последний раз он кого-либо умолял, будь то мужчина или женщина.

— Больше никаких вопросов, — потребовала его собеседница.

Он кивнул и протянул ей лютню. В руках у девушки ничего не было…

Её пальцы нежно погладили инструмент, легко пробежались по ценной древесине и проверили струны. Дункан подумал, что инструмент звучал намного лучше, когда струн касалась она, а не он.

— Это великолепный инструмент, — спустя мгновение сказала незнакомка. Теперь в её голосе слышался вопрос; эта лютня была слишком хороша для простого солдата.

— Мой друг… пожелал, чтобы я взял её.

Тотчас же лицо девушки омрачилось, и он понял: она решила, что его друг умер. А как ему следовало объяснить, что этот друг находится в Уортингтоне[4], пытаясь навести порядок в замке до прибытия предполагаемой невесты?

— Научите меня нескольким песням, — потребовал Дункан, забыв о том, что он сейчас был просителем, бродягой-странником, а не маркизом[5], привыкшим, чтобы его приказам немедленно подчинялись.

Выражение изумления в глазах девушки подсказало ему, что он совершил ошибку. Дункан неуклюже продолжил:

— Мне также понадобятся ещё несколько уроков по…

— Смирению, — закончила незнакомка.

Он не смог сдержать лёгкую улыбку, расплывавшуюся, как понимал Дункан, у него на губах.

— Смирению, — подтвердил он.

— Улыбка тоже помогает, — заявила она.

— Мне говорили, что и в этом я не силён, — усмехнувшись, признал Дункан.

— На самом деле, это не так сложно.

— Неужели, госпожа?

— Разве Вы можете не думать о чём-либо прекрасном? Например, о восходе солнца? Или о таком вот озерце? Или вечерней заре?

Лицо незнакомки просветлело, словно на него упали лучи солнца. Дункан никогда не видел никого, кто бы так сильно радовался простым вещам. Для него эти образы имели другое значение. Восход солнца означал новую битву, закат — приближение ночи и опасности, а водоёмы обычно нужно было пересекать в самое неподходящее время.

Но всё же он поднял глаза, с уважением отнёсшись к словам своей собеседницы. Восходящее солнце разбросало по поверхности воды и на деревьях крошечные блестящие пятнышки, и Дункан ощущал, как оно согревает его лицо.

Или эта женщина отдавала ему своё тепло?

Была ли она женщиной? В мужской одежде незнакомка выглядела не старше двенадцати или тринадцати лет. Но когда вчера её головной убор упал, и волосы заструились, обрамляя лицо, словно ореол, она выглядела, как самая настоящая женщина.

Дункан приказал себе не думать о таких вещах. Должно быть, незнакомка находится в услужении у хозяина поместья. Он был господином настолько, чтобы знать, что мужчины его положения не женились на служанках. Король Генрих[6] будет недоволен таким браком, а его расположение много значило для маркиза Уортингтона. Оно подразумевало, что владения Дункана останутся у него. И, вполне вероятно, голова на плечах — тоже.

— Вы смотрите на меня, милорд, а не на прекрасные вещи, которые могут Вас вдохновить.

— Так Вы полагаете, что не можете ни для кого послужить источником вдохновения? — спросил Дункан.

На лице незнакомки проступил румянец.

— О, нет, милорд. Я знаю, что я обыкновенная.

Ему хотелось подойти к ней и дотронуться до её лица, чтобы убедиться, действительно ли оно такое гладкое, каким кажется. Дункан размышлял о том, чтобы сорвать с незнакомки нелепую шапку и позволить её волосам снова заструиться по спине. Он хотел вызвать улыбку на лице своей собеседницы, чтобы проверить, окажется ли девушка, на самом деле, такой же привлекательной, какой она была в воображении Дункана.

Он не мог сделать ничего из того, о чём подумал. Маркиз Уортингтон всегда относился к женщинам с уважением, как учила его мать. Он пытался быть честным и искренним даже с женщинами, которым платил за благосклонность. Дункан почувствовал по шевелению в области чресел, что, если он сейчас прикоснётся к своей собеседнице, то, вероятно, будет неспособен остановиться.

Ему ничего не было известно о ней, даже то, есть ли у неё мужчина. Дункан не мог представить, что у незнакомки никого нет. Даже её голос звучал, как песня сирены. И всё же она, очевидно, не считала себя привлекательной.

Дункан встряхнул головой, прогоняя подобные мысли из своего сознания. Он знал, как глупо для него было бы влюбиться — и жениться — на простолюдинке. Король, вероятнее всего, не одобрит подобный брак. Надо сказать, Генри Тюдор сам хотел найти жену для Дункана, устроив его союз с семьёй из дома Йорков[7]. Вот почему, для маркиза Уортингтона взять в жёны служанку было бы прямым оскорблением короны. Дункан дал клятву вступить в брак по любви, но весь тридцатидвухлетний жизненный опыт подсказывал ему, что его избранница должна быть женщиной знатного рода.

Зачем он вообще об этом размышлял? Случайная встреча. Несколько уроков. А потом Дункан продолжит свой путь.

Почему тогда незнакомка завладела его снами прошлой ночью и заставила с нетерпением ожидать рассвета?

Взгляд маркиза Уортингтона встретился со взглядом стоящей рядом с ним девушки, и волнение внутри него усилилось. Сердце Дункана попало в ловушку, и это ошеломило молодого человека.

Эти глаза были так чисты, так полны жизнерадостным остроумием. Они были такими изучающими.

Он снова попытался избавиться ото всех этих наблюдений.

— С чего мы начнём?

— Может, с улыбки? — предложила его собеседница, и сама слегка улыбнулась. От этого, как Дункан и предполагал, её лицо словно осветилось. Улыбка незнакомки также оживила что-то и у него внутри.

— Вы должны научиться, как улыбаться без усилий, — добавила она, внимательно рассматривая Дункана. — Никто не захочет слушать сурового менестреля.

— Неужели?

— Нет. Они хотят почувствовать себя счастливыми. А теперь попробуйте, — скомандовала незнакомка.

Она выглядела такой серьёзной, такой увлечённой своим уроком. Дункан почувствовал тот момент, когда уголок его рта начал приподниматься вверх. Сколько же времени прошло с тех пор, как он улыбался в последний раз? За это время множество битв и смертей ожесточили сердце маркиза Уортингтона, словно сковав его стальным обручем.

— Так уже лучше, — заявила незнакомка, — но, может быть, немного шире.

В её глазах отразились искорки озорства, и сердце солдата совершило неожиданный скачок.

Собеседница Дункана взяла в руки лютню, которая висела у неё за спиной.

— Вступайте вслед за мной, — сказала она.

Незнакомка начала наигрывать грустную мелодию, и Дункан взял свой инструмент в руки и попытался следовать движениям её пальцев. Несмотря на качество лютни, звук, который извлекли его пальцы, не обладал светом и магией звуков, которые рождал инструмент его наставницы.

— Нежнее, — попросила девушка. — Просто слегка касайтесь струн. Не нужно их атаковать.

Спустя несколько минут пальцы Дункана стали двигаться так же легко, как и у его наставницы. Она перестала играть и слушала его, склонив голову так, что показалась ему чересчур притягательной. Её губы сложились в насмешливую улыбку.

— Где Вы научились играть?

— У друга. Он валлиец[8].

— Он когда-нибудь улыбался?

— Всё время.

— Разве Вы не могли научиться у него и этому?

— Не думал, что я был таким… неумелым.

Собеседница Дункана запрокинула голову и рассмеялась. Безо всякой насмешки. Просто добродушное веселье. И она приглашала своего ученика разделить это веселье с ней.

— Не могу поверить, что Вы часто ощущаете себя… неумелым.

Дункан нахмурился. К сожалению, он был именно таким слишком много раз. Заносчивым и уверенным, что всегда прав. Дункан подвергал своих гвардейцев опасности больше раз, чем хотел об этом вспоминать. Ему необходимо было научиться осторожности.

Его наставница наклонила лицо к лютне.

— Эта песня написана Бернардом де Вентадорном[9], протеже Элеоноры Аквитанской[10], - сказала она.

Слова окутывали Дункана.

— Когда я слышу в лесу песню птиц, приносящую нежность в моё сердце…

Месяц назад он рассмеялся бы над такой сентиментальностью. Теперь же Дункан слышал пение птиц в своём сердце, так же как и в ветвях деревьев. И те, и другие, казалось, поют вместе с девушкой. Утро было ярче, чем любое другое, когда-либо виденное им, небо — синее, а солнце — теплее. Все его чувства обострились.

Он начал подпевать ей без слов, и незнакомка повернулась к Дункану.

— Пойте со словами.

Он не возражал против того, чтобы петь песни о войне. Однако, маркиз Уортингтон колебался, не решаясь спеть о птичках, любви и цветах. Это не подобало мужчине.

Но его наставница кинула на него выжидательный взгляд.

Рис как-то сказал, что у Дункана довольно приятный голос. Но всё же тот был его другом, а вот критики во время этого частного путешествия высказывались в его адрес многословно и оскорбительно. На некоторые из их тирад маркизу Уортингтону хотелось ответить, достав свой меч. В конце концов, они так громко разговаривали и так много пили, откуда им было знать, имелись ли у него способности к музыке или нет?

Дункан не был уверен, что хотел бы это узнать.

— Я уйду, если Вы не попробуете, — предупредила его незнакомка.

Он всегда хорошо запоминал слова и мелодии. Угрозы девушки было достаточно для того, чтобы Дункан немедленно начал петь песню. Если он выставит себя дураком, то никак не большим, чем в трёх последних залах, в которых выступал. Помоги ему Боже, если кто-нибудь вспомнит этого одинокого музыканта. Маркиз Уортингтон думал только о настоящем, а не о будущем. Он почувствовал досаду при мысли о том, что придётся столкнуться с одним из его бывших нанимателей в суде.

Дункан ударил по струнам лютни, и голос его разнёсся над рекой. Он не смотрел на свою наставницу. Ему не хотелось видеть то же пренебрежительное выражение, которое Дункан видел на лицах других своих слушателей. По правде говоря, маркиз Уортингтон уже был почти готов использовать состояние своей лошади в качестве оправдания и отправиться домой.

Он взглянул на незнакомку. В её глазах не было отвращения. Или разочарования. Вместо этого они смотрели на него с некоторым удивлением.

Никто раньше не смотрел на Дункана так. И уж конечно, не женщина. Без страха. Без трепета. Без корысти.

Внезапно ему захотелось стать тем человеком, которым он притворялся. Мужчиной, свободным от обязательств и чувства долга…

Неожиданно Дункан перестал петь. Он вытянул руку и дотронулся до лица своей наставницы. Пальцы его приласкали её кожу. Она была такой же нежной, какой выглядела. Нежной и очень притягательной.

Её глаза расширились, золотые крапинки стали более заметными в серо-зелёных глубинах. Дункан прочертил дорожку вдоль скулы своей собеседницы. Затем, не в силах сдержаться, он наклонился к ней, и губы его дотронулись до её губ в поцелуе, лёгком, словно дуновение ветерка.

На мгновение Дункан почувствовал её отклик, а затем — дрожь, пробежавшую по телу девушки. Прежде чем он смог двинуться с места, она вскочила на ноги, отступая от него.

Дункан протянул к незнакомке свою руку.

— Я не хотел испугать Вас.

Она отступила ещё на шаг.

— Нет, Вы меня не напугали. Но, но… — произнесла его собеседница, заикаясь, — Вы не должны…

— Почему я не должен этого делать? Вы обручены?

— Да, — сказала она.

Вопреки всем доводам, сердце его словно ухнуло вниз. Ему следовало догадаться. Незнакомка была добра со странником, ничего более. Маркиз Уортингтон отвесил формальный поклон.

— Я очень сожалею, госпожа. У меня не было намерений оскорбить Вас.

— Я должна идти, — ответила девушка.

— Мне непременно понадобятся ещё несколько уроков.

— Улыбка, — заявила незнакомка. — Вот всё, что Вам нужно.

Но Дункану было необходимо гораздо больше, и он знал об этом.

— Ждите меня завтра на этом месте. — Это был, скорее, приказ, а не просьба. — Ещё один раз.

Она выглядела испуганной.

Наконец, его собеседница кивнула и повернулась, чтобы уйти.

— Ваше имя? — задал свой вопрос Дункан.

Но незнакомка уже исчезла, поспешно скрывшись за деревьями. Он знал, что если последует за ней, то она может больше не вернуться. Ему было даровано её время. Но только на её условиях.

Дункан никогда не мог достойно принимать чужие условия.

Теперь же он понимал, что обязан им подчиниться. Или же ему никогда больше не суждено будет снова увидеть его незнакомку.

Это была мысль, с которой он не мог согласиться.