"Качество жизни" - читать интересную книгу автора (Слаповский Алексей Иванович)

— 10

Прежде чем научиться стаскивать слова в кучу, попутно выбрасывая лишнее, я занимался делом прямо противоположным: растаскивал, да еще каждый клочок при этом рвал на части, длинное удлинял, рыхлое разрыхлял, мягкое размягчал и т. п. Объясняю: я трудился литературным поденщиком (сказать бы негром, как все говорят, да политкорректность мешает!), бросив газетную суету, не приносившую ни славы, ни денег, и сочинил за четыре года 24 романа. Меня звали Кимом Шебуевым, Максимом Панаевским, Ольгой Ликиной и Вероникой Темновой. Писал я романы любовные, детективные, любовно-детективные и детективно-любовные. Нет фразы, которую я не смог бы разболтать на страницу, нет сюжета, из которого я не сумел бы соорудить книгу. Издателям было все равно, о чем; заказывая книгу, они определяли лишь объем и жанр. «Детективщинки листов пятнадцать. Любовщинки семь», — говорил один из них. Сейчас он занимается детской литературой и мечтает вслух: «Гаррипоттерщинки бы какой ни на есть листов тридцать-сорок, издадим толсто и красиво!».

То есть детективщинка, любовщинка (а также триллерщинка, нонфикшенщинка, прости меня, Господи, или, если от имен авторов, не посягая на сами уважаемые имена, муракаминщинка, паолокоэльевщинка, акунинщинка, пелевинщинка, сорокинщинка…) и иже с ними представляют собой однородную по сути субстанцию или, проще говоря, хрень, которая может мериться погонными страницами или штуками и одинакова во всех лавках, в любых обертках, что от нее, собственно, и требуется, поскольку у товара массового потребления важнейшее свойство — быть похожим на то, что ели вчера.

Надо только, говорил я себе, не заноситься и понимать, что ты именно производитель продукта, сходного с ливерной колбасой, и твоя максимальная задача — сделать этот продукт, елико возможно, качественным, съедобным, не вызывающим несварения.

Но как колбаса неизбежно наполнена на 80 % всякими добавками, в том числе, извините за выражение, бумагой, — такова рецептура! — так и романы приходилось искусно разжижать: чем жиже продукт, тем легче проглатывается. И это тоже перешло из работы в жизнь.

Вот пример: сижу на приеме у врача. У психоневролога. Рассказываю о своих симптомах. Жалуюсь то есть. А в это время молоденькая медсестра протирает листья большого фикуса. Я смотрю на нее и автоматически перевожу ее в три формата, то есть она существует едина в трех текстах.

Формат первый, более или менее обычный:

«Он (это я о себе в третьем лице) невольно загляделся на молоденькую медсестру, протиравшую листья фикуса».

Формат Шебуева и Ко:

«Хоть и был он озабочен своей болезнью, но не мог не обратить внимания на молоденькую и красивую медсестру, блондинку с синими глазами, которой как раз в этот момент пришло в ее очаровательную голову, не переполненную абстрактными понятиями, войти в кабинет и заняться протиркой листьев чахлого фикуса, стоящего на полу в деревянной кадке; она нагнулась, белый халат плотно обозначил гибкие линии спины, талии и бедер, и он с удивлением обнаружил в себе мимолетную вспышку вожделения, которое, казалось, было в его состоянии неуместным, лишним, несвоевременным, но, однако, если в другое время его посетило бы привычное чувство горечи оттого, что эта девушка никогда не будет ему принадлежать, то теперь, наоборот, ему стало даже радостно: я еще замечаю красоту и молодость, я еще не разучился желать, я не окончательно болен!»

Формат адаптированный (в котором я и стал потом мастером, о чем см. ниже):

«…».

В этом формате девушки, увы, совсем нет: адаптация предполагает уничтожение всего, что не имеет отношения к главному смыслу.

Смысл же в том, что я получал от своей работы удовольствие. Тихое, скромное и практически бескорыстное — платили очень мало. Жена Нина содержала, как выражаются сейчас, меня и сына Валеру. Работала в туристической фирме, сопровождала иностранцев, приезжавших в Москву частным порядком (перевод с англ., франц., экскурсии, практ. советы по шопингу), потом удачно устроилась в совместное благотворительно-коммерческое предприятие. Мою гордость это не уязвляло, я не поддерживаю идиотической уверенности советского киногероя Гоши (помните, был такой?), что мужчина должен зарабатывать больше и вообще быть всему головой — цитирую — «уже на основании того, что я мужчина!». Я в этом задорном потряхивании бубенцами вторичных половых признаков (пусть даже на словах) не видел и не вижу резона. Мужчина от природы сильней, умней, это да, но если социальные условия загоняют его в тупик, чем он виноват? [2]

Я много раз предлагал Нине свою помощь, перечисляя варианты вплоть до подработки ночным сторожем или курьером, но она, умница, говорила: человек должен стремиться делать то, что ему нравится. Мне нравится моя работа, тебе твоя, а если тебе платят меньше, ты ни при чем. Твое дело, говорила она, гораздо важнее и сложнее моего, я ведь это понимаю.

Ну как не ценить такую жену? Я даже не устраивал ей сцен, когда она задерживалась или приходила с легким запахом вина. Во-первых, сам не безгрешен, было кое-что с несколькими женщинами; я в этом смысле сторонник равенства предположительных возможностей, феминистки должны меня на руках носить. Во-вторых, обладая богатым воображением, я заранее, ожидая Нину, представлял, что я спрошу, что она ответит и т. п. Получался довольно длинный текст, который я в результате почти автоматически минимизировал и, когда Нина приходила, спрашивал:

— Много работы?

— Да, — отвечала она с усталой улыбкой.

И, когда она однажды сказала: «Послушай… Понимаешь, я встретила одного человека…» — я поднял руку и безжалостно (то есть, наоборот, милосердно) сократил будущий трехчасовой разговор до трех секунд:

— Нина, я все понял. Не надо объяснений.

Она, тем не менее, порывалась объяснить. Дескать, ей будет трудно без меня и Валеры, но так сложилось. Так получилось. Так вышло. Ты идеальный человек, ты еще найдешь себе, для себя, под себя…

— Успокойся, — сказал я. — Не терзайся. Я тебя тоже давно не люблю.

— Почему тоже? — удивилась она. — Я-то тебя люблю. А что ты не любишь, я почувствовала. Поэтому и ухожу.

— Ты уходишь потому, что кого-то там встретила, — напомнил я ей.

— Грустно, — сказала она. — Жить с человеком и не подозревать, что он тебя тайно ненавидит…

— Кто сказал — ненавидит? Я тебя обожаю. Всегда обожал.

— То он не любит, то он обожает… Ты определись как-то.

Я не определился, и она ушла.

Все беды и все победы женщин оттого, что они путаются в синонимах и антонимах. Не любит — значит, ненавидит. Обожает — значит, любит. А это разные вещи, очень разные.

Мы с Валерой остались вдвоем в нашей двухкомнатной квартирке. Я рассчитывал, что теперь мы с ним подружимся. Он ведь очень рано отдалился, ушел в свою жизнь. Старательный без наших понуканий, за что ему спасибо, он много времени проводил в школе, а потом в институте, друзей домой приглашать не любил, подруг тем более, вечно сидел в своей комнате за компьютером, или слушал музыку, или читал, или весело говорил с кем-то по телефону (или все это одновременно), и его эта отдельная веселость нам с Ниной до обидного ясно показывала, что с кем-то он общается нормально.

Некоторые родители из числа педагогически неуравновешенных начинают искать причины такого отчуждения их чад. Бестолковое занятие. Понимаете ли, просто в наших детях это часто заложено, как в компьютерных программах и приложениях, — по умолчанию. Я всего лишь пользователь, поэтому не люблю, когда мне морочат голову терминами, не буду и сам морочить. Поясню наглядно. Представим себе, допустим, перечень свойств, за что вырастающее или выросшее дитя может не любить своих родителей:

— скупость

— тупость

— косность

— пьяность

— упертость

— борзость

— ёрзость

Это не все наши грехи, но характерные. Если кто не знает значений слов «борзость» и «ёрзость», обратитесь к детям. А если вы сами дети, но все равно не понимаете, следовательно, вы растете в очень хорошей, интеллигентной и замкнутой семье. Представим теперь: мы получили доступ к этой программе, к этой тайной страничке, и с дрожью в кончиках пальцев смотрим, что там отмечено галочками. Скорее всего, будет отмечено всё: кто же любит тупость, скупость и т. п.?

Но вот другая страница, там перечень свойств, за которые нас должны любить:

— щедрость

— умность

— лояльность

— трезвость

— лабильность

— стремность

— прикольность

(Стремность и прикольность — то же самое, что борзость и ёрзость, но со знаком плюс; «стремные родители» произносится с уважением и часто означает: с парашютом прыгают, по горной реке сплавляются, латиноамериканские танцы танцуют, рок-музыку с друзьями играют. Синоним: сильно продвинутые.)

И каково же будет наше разочарование, когда мы увидим отсутствие галочек, хотя, вроде, нас и любят. И только тут заметим, что на обеих страницах в конце стоит неприметный, но самый важный пункт:

— по умолчанию.

Вот там-то, как правило, и стоит галочка у большинства. По умолчанию нас и любят, и не любят. Мы стараемся, мы себя для детей апгрейдиваем, мы доводим до минимума первую страницу и насыщаем другую — тщетно! [3]

Постучав в комнату Валеры и приоткрыв дверь, я или Нина, сказав всего лишь, что пора обедать, часто слышали раздраженное:

— Потом!

Или:

— Сам соображу, когда пора!

А однажды и вовсе:

— Закройте дверь, блин!

Я, естественно, тут же выпрямился, расправил плечи и веско сказал:

— Во-первых, не ори!

— Я не ору!

— А что же ты делаешь?

— Кричу. Потому что мне некогда, а вы тут…

— Можно сказать нормально! И чтобы без блинов у меня, понял?

— Понял!

И через некоторое время в такой же ситуации я имел удовольствие услышать:

— Закрой дверь, без блинов!

Так выяснилось, что мой сын остроумный человек.

Подружиться не получилось. Вечером, когда я приходил с работы (трудясь в издательстве, о чем ниже), он, проснувшийся днем, только начинал заниматься своими делами, выполняя частные заказы по программированию, засиживаясь до позднего утра; тут не только дружить, общаться некогда. Вскоре он и вовсе снял квартиру, имея неплохие заработки, а дед его, отец Нины, мой тесть, подкинул от щедрот на подержанную, но неплохую машину. Я обиделся, но промолчал.

…Голая его комната, из которой вывезли мебель, пыль холмиками на полу у стены, где был стол и где еще недавно змеились компьютерные кабели и провода, — вон длинные следы от них; грустная картина… Собравшись со средствами, я нашел недорогую бригаду и сделал пристойный ремонт, чтобы уж все по-новому.

Средства появились не из мизерных гонораров за книги, да я и бросил уже это дело к этому времени.