Глеб ЕЛИСЕЕВ. Свой среди чужих, чужой среди своих

Парадоксально, но заданная англичанином Киплингом благодатная и интереснейшая тема не получила должного развития в фантастике. Во всяком случае «мауглиада» у фантастов пользуется куда меньшей популярностью, чем, скажем, робинзонада, однако и они не обошли эту тему стороной.

Существо, застрявшее меж двух миров, тот, кто с детства способен обитать и там, и тут — и в землях сказочных тварей, и среди людей, — этот образ издавна волнует писательское воображение. Первоначальной версией рассказов о подобных почти оборотнях стали, видимо, истории о детях, подмененных эльфами, распространенные в Средневековье (вспомним хотя бы известную легенду о Тэм Лине, внуке герцога Роксбургского). Подпитывались эти представления и реально задокументированными историческими фактами о «детях ниоткуда», вроде появления в 1887 году зеленых ребятишек, мальчика и девочки (действительно с зеленым цветом кожи), или знаменитой истории Каспера Хаузера, «человека без прошлого».

Однако в наибольшей степени мифы о полулюдях-полузверях укреплялись благодаря обнаружению детей, которых воспитали животные. Так, в 1767 году в Венгрии нашли девочку, выросшую среди медведей, в 1920-м в Индии — двух девочек, живших в волчьей стае и т.д. В литературе же такие истории получили прочную прописку в 1894 году с выходом «Книги джунглей» Р.Киплинга. Имя главного героя — Маугли — стало нарицательным.

Образ Маугли неоднократно привлекал других писателей из-за мучительной раздвоенности души этого приемыша волков. Не став зверем, он так и не смог до конца очеловечиться. Любопытно, что даже Киплинг, несмотря на внешне оптимистичный финал «Книги джунглей», все-таки оставляет Маугли обитать как бы между двух миров. Кто читал полную версию книги, помнит, что в итоге Маугли становится смотрителем заповедника, а не преуспевающим торговцем или раджой. Джунгли так и не отпустили воспитанника волчицы Ракши-Сатаны.

Читателей же в произведении Киплинга в наибольшей степени интересовали вовсе не поиски реальных совпадений с историями «звериных воспитанников» (все понимали условность сказочного мира «Книги джунглей»), а изображение разумных зверей. Акела, Багира, Балу, Шер-Хан не были просто животными. Взглянуть на род людской со стороны — вот что казалось самым занимательным.

Впрочем, позднее, развивая киплинговские идеи, авторы отказались от использования сказочных образов говорящих животных и обратились к «более правдоподобным» инопланетянам. И новые маугли, сироты космической эры, появились на страницах романов о контакте с иным миром. А главной проблемой стал ответ на вопросы: «Сможет ли человек, воспитанный носителями иного разума, иной культуры, вновь вписаться в земное общество? Или даже просто контактировать с землянами?».

В зависимости от ответа фантасты, так или иначе касавшиеся темы космических найденышей, разделились на два лагеря: оптимистов и пессимистов. Оптимисты безудержно верили, что подобный воспитанник не только способен сам войти в земную цивилизацию, но и сможет весьма облегчить контакт между нею и инопланетянами. Пессимисты же сдержанно хмыкали и создавали тексты, в которых утверждали, что такой человек не способен стать членом земной цивилизации, да и само его существование может поставить контакт под угрозу.

Забавно, но оптимисты и пессимисты в неявной форме отразили дискуссии, которые шли в ХХ веке в этнологии относительно того, что формирует национальную принадлежность человека. И оптимисты, несмотря на внешний гуманизм своих воззрений, оказываются ближе к мрачным расистским теориям: «кровь определяет национальность». Пессимисты же, напротив, проповедуя невозможность посредничества между людьми и инопланетянами, следуют за современной трактовкой этнической принадлежности: «все зависит от культурной среды».

Самым известным продолжателем «дела Киплинга», автором, чей герой в США затмил даже самого Маугли, стал, разумеется, Э.Р.Берроуз. К тому же создатель Тарзана, приемыша обезьян, оказался и одним из наиболее безудержных оптимистов в коллективной мауглиаде, созданной воображением фантастов. И это при том, что у героя книг Берроуза проблема выбора внешне казалась еще более острой. Ради джунглей ему пришлось отказаться от жизни среди аристократов, от положения богача, от всех благ, которые приносил титул лорда Грейнстока. Хотя какую ценность могли представлять все эти дворянские побрякушки для воспитанника стаи обезьян? Больше сомнений вызывает та легкость, с которой Тарзан вошел в контакт с людьми и даже адаптировался в Англии, прежде чем окончательно решил вернуться в Африку.

Оптимизм Берроуза проявляется и в описании дальнейшей судьбы Тарзана — как бы царя и над людьми, и над животными. Он исполняет роль своего рода языческого бога, оберегающего тайны Африки. Тарзан воплощает справедливость, верность чести, следуя рыцарским путем лорда Грейнстока и оставаясь при этом воспитанником шимпанзе. Он не стал жертвой двух миров, но, согласно оптимистичному взгляду Берроуза, сумел позаимствовать лучшее из обоих царств, возвысившись над ними. Из всех литературных маугли судьба Тарзана самая счастливая.

Берроуз был фактически последним автором, которому удалось скопировать внешнюю канву истории Киплинга на Земле, правда, перенеся действие многотомного сериала в Африку. Фантасты второй половины ХХ века хорошо понимали, что уже никто не поверит в разумных обезьян и затерянные миры на нашей планете. А потому воспитателей для своих космических найденышей они искали уже среди звезд. Больше всех здесь отличился Р.Э.Хайнлайн.

Впервые Хайнлайн подобрался к теме еще в романе «Гражданин Галактики». Фантаст напрямую использовал образ землянина, выросшего среди чужаков. Торби, главный герой книги, проданный в рабство инопланетянам, ничего не помнит о своей родине, не помнит даже своих родителей. Однако, когда выросший мальчик возвращается на Землю после долгих приключений, он становится полноценным землянином и даже поступает на службу в некий спецотряд «Корпус «Икс», борющийся с космической работорговлей. Проблемы взаимоотношений культур легко обходятся автором, да и сами культуры инопланетных цивилизаций оказываются хорошо понятны людям.

Столь же облегченный подход проявляется и во «взрослом» романе Хайнлайна о космическом найденыше — «Чужак в чужой стране». Судьба Майкла Вален-тайна Смита, новоявленного мессии с Марса, тоже относится к оптимистической версии биографии маугли. Конечно, саму жизнь Смита в итоге счастливой не назовешь: как и положено мессии, он погибает. А вот воспитание среди марсиан не повлияло на статус Смита в мире людей — изгоем он не стал. Он не только благополучно встроился в человеческое общество, несмотря на то, что рос у инопланетян, но еще и основал новую религию, новый культ. А это свидетельствует о великолепном понимании человеческой психологии.

Можно спорить, насколько сам Хайнлайн верил в подобную судьбу М.В.Смита. Боюсь, что в реальном мире, несмотря на все усилия Джубала Хершо, этого «альтер эго» автора и лучшего друга найденыша с Марса, Смит в лучшем случае оказался бы экзотическим персонажем, тщетно пытающимся донести до людей основы марсианской философии.

Любопытный вариант судьбы нового маугли предложили в «Земной крови» К.Лаумер и Р.Браун. Главный герой вырос среди инопланетян, однако не отождествляет их культуру со своей, он ее отторгает и отрицает. Целью его странствий по Галактике становится Земля — загадочная прародина, к которой персонажа притягивает земная кровь. Обнаружив родину, он не только не ломается от столкновения с ее культурой, но и начинает силой менять жизнь человечества.

Супероптимистом оказался и К.Кэпп в рассказе «Посол на Проклятую». Здесь земляне, отчаявшись вступить в контакт, посылают к инопланетянам месячного младенца, который должен вырасти среди чужаков и стать посредником между ними и людьми. Опять упование на земную кровь, на то, что биологическая основа окажется сильнее культурного влияния… Автору даже в голову не приходит, что пришельцы будут воспитывать маленького человечка в недрах своей цивилизации и вырастят из него в лучшем случае культурный гибрид, но уж никак не представителя Земного содружества.

А вот роман П.Андерсона «Сломанный меч» проникнут пессимизмом. Вряд ли автор этого известного произведения фэнтези вдохновлялся «Книгой джунглей», скорее уж, отталкивался от упоминавшихся в начале статьи историй об эльфийских подменышах. Однако именно у Андерсона чувство глубочайшей изуродованно-сти души человека, оказавшегося в положении «чужого среди чужих», достигает наибольшего накала. Для Скафлока, Приемного Сына Эльфов, смерть в бою — это единственно возможный вариант, и фантаст подводит читателей к этому выводу жестко и недвусмысленно.

Самым заметным (во всяком случае, для российского читателя) произведением космической мауг-лиады до сих пор остается повесть братьев Стругацких «Малыш».

Любопытно, что это произведение, как и саму тему, Стругацкие, мягко говоря, недооценивали, считая повесть проходной, несерьезной. Даже и теперь Б.Н.Стругацкий с удивлением замечает в «Комментариях к пройденному»: «А сейчас я иногда думаю (не без горечи), что именно в силу своей аполитичности, антиконъюнктурности и отстраненности эта повесть, вполне возможно, переживет все другие наши работы, которыми мы так некогда гордились и которые считали главными и «вечными».

И верно — в итоге «Малыш» оказался самым лучшим и самым серьезным произведением из всех, так или иначе касающихся темы космического маугли. Нужно быть очень талантливым писателем, чтобы отыскать какой-нибудь новый, непародийный вариант развития этой темы. Во всяком случае, более поздние версии судьбы ребенка, потерявшегося среди инопланетян, вроде романа Ф.По-ла «Возвращение домой» или недавнего «Счастливчика» С.Костина, выглядят намного слабее.

Планета Ковчег, на которой земная экспедиция находит чужую цивилизацию и ее воспитанника Пьера Семёнова, прозванного Малышом, оказывается местом поражения для тех, кто стремится к контакту с иным разумом. Надеждам Г.Комова, руководителя одного из экспедиционных отрядов, на то, что Малыш станет своего рода агентом человечества, посредником, не суждено сбыться. И не только потому, что оправдались сомнения героя-рассказчика Стаса Попова: «Да, странно как-то. Человек — нечеловек. Наверное, на самом деле его нельзя назвать человеком. Человеческий детеныш, воспитанный волками, вырастает волком. Медведями — медведем. А если бы человеческого детеныша взялся воспитывать спрут? Не съел бы, а стал воспитывать… Дело даже не в этом. И волк, и медведь, и спрут — все они лишены разума. Во всяком случае, того, что ксенологи называют разумом. Если нашего маугли воспитали существа разумные, но в то же время в некотором смысле спруты?.. И даже еще более чужие, чем спруты…».

И не только потому, что оказалась права героиня повести М.Глумова, считавшая, что нельзя жертвовать ребенком в пользу абстрактных идей, вроде «вертикального прогресса». Нет, сложившуюся ситуацию четко обрисовал Л.Горбовский, любимый герой Стругацких, в одной из финальных сцен повести, обсуждая с Комовым перспективы контакта землян и обитателей планеты Ковчег: «Но дело в том, что между нашими двумя цивилизациями, как между молотом и наковальней, оказалась сейчас третья, и за эту третью, Геннадий, за ее единственного представителя, Малыша, мы вот уже несколько суток несем всю полноту ответственности».

Надо обладать воистину непрошибаемой берроузовской верой в стабильность человеческой психики, чтобы верить, будто в такой ситуации человек не только сможет вынести на своих плечах груз «цивилизации, состоящей из единственного разумного существа», но и стать превыше остальных людей, с которыми сталкивает его жизнь. Судя по всему, «лорда Грейнстока галактической эры» из Малыша не получилось. Стругацкие больше не упоминали о его дальнейшей судьбе, и это молчание достаточно красноречиво. Взрослому Малышу не нашлось места в мире Полдня.

Помимо откровенных калек истории маугли, перенесенной на космические просторы, есть и своего рода «перевернутая версия» судьбы найденышей: не сентиментальные инопланетяне воспитывают потерявшегося землянина, а, напротив — земляне подбирают чужака. Иногда такая ситуация в НФ разрешается благодушно и даже легкомысленно — как в известном рассказе Т.Старджона «Ракета Мяуса». Дескать, подобрали маленького инопланетянина, и ничего: растить его будем, сопли ему вытирать ядовитые… Одну из самых благостных версий подобной мауглиады создал опять же Р.Хайнлайн в романе «Звездный зверь». Хотя у американского писателя инопланетная принцесса Луммокс и воспитывалась в доме землянина Джона Стюарта как домашнее животное, все же в итоге она легко нашла общий язык со своими родичами. Более того, Луммокс предотвратила возможный межзвездный конфликт, а на будущее еще и стала своеобразным гарантом дружеских отношений между Землей и ее планетой.

Чаще же верх берет жесточайшая паранойя, и инопланетные маугли превращаются в зловещих подкидышей, в будущих «хорьков в курятнике». Именно такими дети-приемыши предстают в классическом романе Д.Уиндема «Кукушата Мидвича». Не несчастные потерявшиеся сироты, а агенты злокозненной цивилизации. У них не возникает культурного шока от столкновения с земной цивилизацией или от осознания собственной сущности инопланетных диверсантов. Нет, они живут по заданной программе, словно биороботы. И разговор с такого рода созданиями, как предполагает Д.Уиндем, может быть лишь один — безжалостная ликвидация. Английский фантаст в данном случае оказывается крайним пессимистом среди рассказчиков историй о потерявшихся в лесу земной жизни маленьких инопланетянах.

Своего рода «маугли наоборот» оказывается и люден Тойво Глумов из повести Стругацких «Волны гасят ветер». Он вырос среди людей, ничего не зная о своей истинной сущности, а потом чужаки-ме-тагомы каким-то странным образом его инициировали. В итоге произведение развивается по пессимистическому сценарию: Глумов не может порвать с одним миром, будучи привязан к нему узами дружбы и любви, но его природа упорно зовет героя в другой мир. И у Стругацких эта «чужая кровь» оказывается сильнее. Ведь что пишет Майя, мать Тойво Глумова, в финале книги: «Я понимаю, почему молчит Тойво, — ему все это безразлично, да и где он, в каких мирах?». Здесь традиционная версия истории найденыша проигрывается как бы наоборот (к своим же ушел Глумов, к своим по крови…), да вот почему-то «светло и весело» от такого конца книги не становится.

Интересующую нас тему можно обнаружить и в творчестве другого мэтра отечественной фантастики. Правда, у В.Крапивина — пример мауглиады инверсированной. Уверенность писателя в том, что дети самых разных миров и цивилизаций легко поймут друг друга (во всяком случае, поймут несоизмеримо легче, чем взрослые), привела к созданию в повестях и романах из серии «В глубине Великого Кристалла» образа Пограничника. Пограничники — это дети, способные переходить из одного параллельного мира в другой, или, пользуясь терминологией самого автора, «с одной грани Великого Кристалла на другую». В повести «Белый шарик Матроса Вильсона» таким Пограничником оказывается разумная звезда. Она, внешне трансформировавшись в обычного мальчика Яшку, попадает в наше с вами прошлое, в Советскую Россию 40-х годов ХХ века. Но разумная звездочка не испытывает особенных трудностей с вживанием в совершенно новую цивилизацию, потому что встречает друга. Верного друга, с которым, как и всегда в романах Крапивина, герой сможет преодолеть все беды и несчастья.

Особым ответвлением темы «маугли в НФ» является история детей, воспитанных инопланетянами-оккупантами на Земле. Несмотря на то, что мировая фантастика давно разрабатывает эту линию (достаточно вспомнить «Щенков Земли» Т.Диша или «Омов из серии» С.Вуля), самым психологически убедительным и хорошо прописанным, с точки зрения развития характеров, остается роман «Любимец» Кира Булычёва. Его главный герой Тим воспитывается как домашнее животное среди инопланетян-спонсоров на Земле, будто на чужой планете. И Тиму приходится многое пережить, прежде чем он окончательно возненавидит мир, созданный этими пришельцами, и станет активным и яростным борцом против «опекунов».

Впрочем, чистоты истинных историй о космических найденышах в такого рода книгах нет. Их герои все-таки знают о существовании земной цивилизации. Они не полностью оторваны от людей, не попадают в ситуацию, при которой им неизвестно даже само понятие «Человек».

И все-таки как же ответить на главный вопрос: «Сможет ли воспитанник иных цивилизаций, космический найденыш стать посредником между своими восприемниками и кровными родичами-землянами?». Большинство фантастов склоняется к оптимистичному варианту ответа. А вот жизнь, к сожалению, льет воду на мельницу пессимистов. Ведь ни одному из реальных «человеко-зверей» так и не удалось стать полноценным человеком…