"Трудная позиция" - читать интересную книгу автора (Рыбин Анатолий Гаврилович)

7

После завтрака третья батарея, разделившись повзводно, ушла на расчистку снега. В казарме остались только дневальные и те курсанты, которые были зачислены в концертную бригаду для праздничного выступления в Доме офицеров. Яхонтов и Винокуров, закрывшись в ленинской комнате, репетировали свой плясовой номер, стараясь, придать ему побольше удали и народного юмора.

У маленького Винокурова от усердия уже давно пропиталась потом гимнастерка, и он, сбросив ее, продолжал отплясывать в белой исподней рубахе с закатанными до локтей рукавами.

Время от времени в комнату заглядывал улыбающийся Иващенко и, дружески подмигивая, спрашивал:

— Ну як оно, хлопцы, прогревает?

— До костей и дальше, — скороговоркой отшучивались артисты. — Крыша, Олесь, мешает, а то бы в космос ушли без ракеты.

Потом в дверях появился хмурый Красиков и недовольно буркнул:

— Эй, сачки, вот вы где обосновались!

— Чего, чего? — обидчиво поднял голову сбившийся с ритма Винокуров. — Уж кто бы говорил, а ты...

Но длинный Яхонтов остановил приятеля, схватив его за руку:

— Ладно тебе, Саня. Не отвлекайся.

Винокуров устало опустился на стул и, пока Красиков маячил в дверях, не встал и не сделал ни одного движения. Красиков постоял еще немного и ушел.

— А ты знаешь, он прав, — сказал вдруг Винокуров, уставившись на приятеля. — Сачки мы и есть.

— Почему ты решил? — недоуменно спросил Яхонтов и нервно тренькнул пальцами по балалаечным струнам.

— А потому что все с бураном борются, а мы с тобой танцульками занимаемся.

— Ну и что? Не сами же. По приказанию.

— Приказание потом. А сперва сами, по собственному желанию, влипли. Но я ведь как думал с этой самодеятельностью? Ну, попляшем, почудим у себя в батарее малость. Ну, в клубе туда-сюда еще. А теперь видишь, какое выдвижение получили: в Дом офицеров! Потом еще на конкурс куда-нибудь определят, тогда и учиться некогда будет.

— Какой ты, Саня, рассудительный стал, — удивился Яхонтов и, опять тренькнув пальцами по струнам, кивнул: — Ладно, давай пляши...

— Обожди, — попросил Винокуров.

— Чего так? Умаялся, что ли?

Винокуров не ответил. Он встал, посмотрел деловито за дверь, где только что стоял Красиков, и, повернувшись к своему партнеру, сказал негромко, словно по секрету:

— Уходить собрался. Слыхал?

— Слыхал, а как же...

— Вот дурень, а? Такой праздник вчера Крупенину испаскудил. Ведь боевой орден человек получил. Да за что получил!.. За подвиг, можно сказать. А у Красикова, видишь ли, сложные размышления. Подумаешь, персона.

— А ты, Саня, зря горячишься, — со спокойной рассудительностью заметил Яхонтов. — Может, он и сам не рад такой ситуации.

— Не рад он... Зачем тогда лез в училище, — не унимался взбудораженный Винокуров. — К моему деду определить бы его на недельку, сразу бы в понятие пришел. Ты знаешь, как он провожал меня из дому, мой дед?

— С духовым, наверное, — лукаво заметил Яхонтов.

— С духовым что. Почище.

— Ну-ну, расскажи. — Яхонтов положил балалайку на стол, и выжидательно подался вперед, упершись длинными руками в колени.

Винокуров улыбнулся:

— Пришел я как-то из военкомата и говорю: «Ну, дедусь, решил в военное училище. Как считаешь, подойду?» Он смотрел, смотрел на меня, потом подозвал к березе, что стоит возле нашего дома, и приказал: «Лезь!» А та самая береза, верь не верь, как вышка телевизионная, и ни единого сучочка до самой макушки. Ну я, понятно, и так и этак деда урезониваю. На глазах ведь у всей деревни дело происходит. А он стоит на своем — и все. У него, когда он подвыпьет, всегда привычка буйная. А тут еще придумал: «Пока, — говорит, — до макушки не доберешься, никакой уверенности в твоей пригодности к военной службе у меня не будет». Смекаешь, куда хватил?

— Ну и что, полез? — загорелся любопытством Яхонтов.

— А куда же денешься? Да меня и самого азарт разобрал: неужели, думаю, я такой слабак, что и деда, не потешу напоследок? Поплевал на руки, подтянул штаны и ну — вперед. Метра четыре одолел неплохо. Тут еще кора шероховатая была, наросты разные наподобие грибов. А дальше эта березка прямо, как голая оглобля, вытянулась: я кверху стараюсь, а она меня вниз, неладная, тянет. Но я не сдаюсь, карабкаюсь. В деревне только покажи слабинку, век потом не забудут. Долго я тогда мучился.

— Ну и забрался?

— Забрался. И все бы ничего, только при обратном рейсе у меня от штанов все пуговицы отлетели. Тут как раз соседская девушка Тоня на крыльцо вышла, аплодисменты в мою честь посылает. Ну и дед, конечно, обнимать, меня бросился. А я, вспомнить тошно, обеими руками за штаны — и в дом скорее.

— Удержал все-таки?

— Штаны-то? Еле-еле. Не хватало еще мне голым задом сверкнуть при Тоне.

Яхонтов, откинувшись на спинку стула, расхохотался.

Распахнулась дверь, и в комнату вошел лейтенант Беленький.

— Ну что, артисты? Репетируем или так — создаем, видимость?

— Перерыв у нас, товарищ лейтенант, — объяснил Яхонтов.

— Устали, значит?

— Да есть малость.

— А вы бы на турничке поразмялись или на брусьях. — Беленький внимательно оглядел и маленького Винокурова и длинного Яхонтова. — Я-то вот успел уже, позанимался. И видите: никакой усталости после чистки снега.

— Вы настоящий спортсмен, товарищ лейтенант, — сказал Винокуров. — У вас все прямо как по заказу получается. И на лыжах в прошлый выходной вы класс продемонстрировали, самое лучшее время показали. Талант, наверно.

— Побольше настойчивости, вот и весь талант, Винокуров.

— Да нет, товарищ лейтенант. Упорство упорством, а Поддубный у нас был один. Говорят, до семидесяти лет с ковра не сходил. Правда?

— Ну, то богатырь. То единственный в своем роде.

Появился Крупенин, спросил курсантов:

— Вы к выступлению готовы, товарищи?

— Да так, — неопределенно ответил Яхонтов. — Готовились, конечно.

— Где там готовились, — вмешался Беленький, — сказочками забавлялись. Я же слышал.

У Винокурова заблестели глаза от досады.

— Разрешите объяснить, товарищ старший лейтенант? — обратился он к Крупенину.

— Ладно, ладно. — Крупенин понимающе кивнул. — Идите готовьтесь. Надо, ребята, не подкачать.

Перед тем как снова начать репетицию, Винокуров сказал Крупенину с обидой:

— Нехорошо получается, товарищ старший лейтенант, с этим концертом. Все работают на холоде, а мы, как сачки, в казарме отсиживаемся.

— Что вы говорите, Винокуров? — рассердился Крупенин. — И слово-то какое подобрали — «сачки». Да ведь пляска ваша — гвоздевой номер концерта. И этим дорожить надо. Эх, Винокуров, Винокуров...

— Да я что... Я ничего, товарищ старший лейтенант.

— Это ему Красиков настроение испортил, — сказал Яхонтов дружелюбно.

— Красиков? Того бы тоже с гитарой на сцену вытащить надо. Ну ничего, мы учтем.

— А он разве не уходит? — удивился Винокуров.

Крупенин, помедлив, ответил:

— Что же мы за друзья такие, если уйдет человек? Думать даже об этом стыдно.

Яхонтов посмотрел на своего друга и подмигнул: ну что, дескать, Саня, говорил я тебе — не горячись.

Затем он взял со стола балалайку и, кивнув Винокурову, чтобы тот приготовился, ударил всеми пальцами по струнам.