"Россия в зеркале политологии" - читать интересную книгу автора
Для российского политического менталитета характерным является культ государственной власти, преклонение перед ней как воплощением силы и господства. Такая фетишизация государственной власти порождает этатизм, причем не в западном, а, скорее, в восточном смысле. Этатизм основывается на том, что российское государство, наделяющееся сверхъестественными свойствами, и рационально воспринимается как "демиург" российской действительности.
В российском политическом менталитете государство отождествляется с большой семьей. Отсюда вытекает понимание общенародного единства как духовного родства и стремление заменить бездушные правовые нормы нравственными ценностями. С этой точки зрения характер отношения государства и индивида в России в отличие, например, от Запада определяется не столько соглашением подданных и государственной власти в соблюдении законов, сколько молчаливым сговором о безнаказанности при их нарушении.
В российском политическом менталитете государственная власть ставится выше закона, что формирует такую политическую установку, как неверие в закон в качестве воплощений справедливости и средства борьбы со злом. Примат государства над законом порождает, с одной стороны, правовой нигилизм и произвол, а с другой - терпимость русского человека и страсть к порядку. Об этом свидетельствуют данные изучения ценностных ориентации россиян, проведенные в последние годы различными научно-исследовательскими институтами. По этим данным, около 80% россиян рассматривают "правовое государство, в котором люди уважают закон и правопорядок, как важнейшую предпосылку выхода из кризиса". Однако столь высокий процент еще не означает, что правовое государство является для большинства россиян социальной ценностью. Здесь мы сталкиваемся с известной "коллизией", описанной в специальной литературе: с одной стороны, наблюдается механическое признание принципов правового государства, с другой - отчуждение граждан от законов.
Об этом свидетельствует отношение россиян к закону и государству, понимание ими социальной справедливости, личных прав и свобод. Согласно исследованиям, две трети населения, понимая необходимость неких общих правил, "готовы соблюдать законы, даже если они устарели, но только при том условии, что это делают и сами представители органов власти"; половина россиян согласна с тем, что "не так важно, соответствует что-либо закону или нет - главное, чтобы это было справедливо". И только каждый пятый считает, что "закон должен иметь приоритет".
Различные социальные группы по-разному понимают сущность социальной справедливости: около 1 /З населения - материально-уравнительно, т.е. выступают в поддержку общества равных доходов и, соответственно, испытывают негативные эмоции по отношению к разбогатевшим за последние годы людям; 2/3 - выступают в поддержку общества равных возможностей, но при этом половина из них считает, что государство должно создавать не только равные стартовые возможности, но и оказывать поддержку тем, кто эти возможности реализовать не может. Эти данные свидетельствуют о том, что треть россиян в явной и треть в скрытой форме ориентированы не на правовой, а на патерналистский тип государственности.
Более половины граждан современной России обладают гражданским правосознанием, около одной трети - этатистским, одна пятая - собственно "правовым" правосознанием.
Для гражданского правосознания характерно формальное признание принципов правового государства на фоне правового нигилизма и неправомерного общественного поведения. Это правосознание исходит из того, что нормы права выше закона, из которых сам закон черпает обязательную силу. Однако нормы такого положительного права помимо закона и обычая могут формироваться не только законами и обычаями, но и путем общественного провозглашения. Такой экстраординарный источник права активизируется в нестабильных политических ситуациях, когда нормы, провозглашенные небольшой группой или даже отдельным лидером, соответствуют общественному правосознанию. Для людей с этатистским правосознанием ярко выражено стремление к патернализму, ожидание постоянной помощи со стороны государства в решении не только жизненно важных, но и приватных проблем. Они постоянно перекладывают ответственность за свою судьбу на государство. Этатистское правосознание основано на традиционном представлении о праве, согласно которому право есть не что иное, как продукт воли государства, предписание государственной власти. Такое правосознание признает любой закон, изданный государством (даже если он не соответствует наличной системе права) в качестве безусловного для исполнения предписания.
"Правовое" правосознание признает законотворческую деятельность только в рамках существующей правовой системы и потому различает правовые законы и неправовые. Для людей с правовым правосознанием характерна ориентация при решении своих проблем прежде всего на собственные силы, убеждение, что можно самому управлять своей судьбой, спокойное отношение к социальной дифференциации и в целом положительное ношение к "новым русским". Социальная справедливость интерпретируется ими как "равенство возможностей". В этом плане правосознание ближе к западному, среди них больше всего демократов, сторонников радикальных рыночных реформ.
В российском политическом менталитете базовой ценностью выступает порядок. Это обусловлено тем, что в социоцентристском российском обществе наряду с установкой "быть как все" доминирует принцип: "запрещено все, что не разрешено". В силу этого большинство россиян чувствуют себя комфортно лишь в ситуации определенности, где существуют конкретные прения, что и как делать. Ситуация неопределенности, где "разрешено все что не запрещено", и допускается свобода выбора и свобода действий, раздражает. Такая ситуация оценивается в российском обществе как "непорядок".
В российском политическом менталитете "порядок" ассоциируется с наличием определенных социальных предписаний, как жить. Социальные предписания, или нормы, существуют в любом обществе, однако в социоцентристском обществе они носят тотальный и универсальный характер. В российском обществе эти предписания наделяются еще и политическим смыслом: тот или иной способ жизнедеятельности должен быть разрешен "сверху" инструкциями, стандартами, законами и т.д. Социально-политические предписания должны касаться всех сторон жизни человека, чем больше предписаний, чем шире сфера их деятельности, чем сильнее они ограничивают каждого человека, чем меньше у него свободы выбора - тем больше порядка в обществе. Поэтому " российском менталитете социальный порядок неразрывно связывается с государством, роль которого и состоит в "упорядочении" всех общественных отношений. Чем больше государство издаёт разного рода законов и инструкций, принимает постановлений и решений, чем детальней регламентирует они все стороны жизни общества и индивида, тем твёрже и надёжнее кажется русскому человеку порядок.
"Страсть к порядку", сопряжённая в российском политическом менталитете с этатизмом, порождает в нём, с одной стороны, антиличностную установку, а с другой стороны - готовность всегда поддерживать государственную власть в деле " наведения порядка".
ЛИТЕРАТУРА
Иванов В.Н., Назаров М.М. Политическая ментальность: опыт и перспективы исследования / / Социально-политический журнал.1998.№2.
Лапин Н.И. Модернизация базовых ценностей россиян ( Специфика сознания больших групп населения России).М.,1997.
Как выглядит "человек политический" современной России?
"Политический человек" - это категория политической антропологии, выражающая ансамбль наиболее устойчивых кодов политической мысли и поведения в рамках данной политической культуры.
Политический человек России - это лицо без национальности (российская нация - дело счастливого будущего), однако вполне реальное, сформированное единой исторической судьбой населявших Россию народов, единым для них историческим временем и пространством, а также русским языком как средством межэтнического общения. В течение последних столетий российский "политический человек" формировался в иных условиях, нежели западноевропейский "политический человек", в условиях безраздельного господства государственного начала в общественной жизни. Россия не пережила цивилизационных сдвигов Реформации и Просвещения, что во многом способствовало консервации в ее культурно-политическом "генофонде" коллективно-архаических стереотипов мысли и действия, нашедших выражение в таких специфических российских понятиях, как "народность", "самодержавие", "соборность" и т.п.
Известная архаичность российского политического человека объясняет его склонность к политической магии, связанной с фетишизацией идей-доктрин и верховных политических лидеров. Это выражается в частых оценках политических реалий по принципу бинарных оппозиций: свои - чужие, Запад - Россия, справедливое - несправедливое и т.п. Сакрально-игровой момент российской политической культуры выражается также в мифолюбии, в поисках мессианских идей, в исключительной символичности всей политической жизни. При этом многие политические драмы, как правило, рождаются и умирают в сознании или, с поправкой на современность, в "виртуальной реальности", создаваемой СМИ, не перетекая в реальные политические действия. Это неизбежно мистифицирует политический процесс в глазах российского "политического человека". Власть неизбежно представляется ему столь же священной и непостижимой, как и господство Творца; соответственно, влиять на такую власть кажется делом абсурдным, - как и влиять на Бога. Поэтому российскому политическому человеку остается лишь надеяться на милость Божию (да на "монаршью волю" или торжество "законов истории"). "Политический человек" России принимает власть прежде всего "из моральных соображений"; если существующая власть в его глазах морально оправдана, он будет стоять за нее насмерть. Моральность власти для российского "политического человека" - это вопрос веры, а не результат правовой экспертизы. Надо много настрадаться в грехе или подвиге, чтобы получить в России долгосрочный моральный кредит на власть.
Недовольство российского "политического человека" отнюдь не случайно прорывается время от времени в бунтах, "неистовых и беспощадных". Только продолжительный террор и физическое обнищание широких масс населения, причем обнищание в крайних его формах (угроза голода), способны подвинуть российского политического человека к актам открытого неповиновения властям. Возмущения же, связанные с сознанием повседневной несправедливости и криминальности власти, рождаются и умирают только в сознании российского человека; они как бы недостаточно драматичны, чтобы ставить ребром политические вопросы. Символическими глушителями повседневного недовольства выступают при этом вера в доброго царя (генсека, президента), окруженного злыми "демонами-помощниками, но - слава Богу! - наделенному тоже сверхъестественными качествами; вечные "происки мировой закулисы"; отсутствие потребности в правовой экспертизе деятельности вождя, коль скоро тот принародно покаялся и поклялся "отныне все творить по справедливости"; наступающее после этого "всеобщее лобызание" верхов и низов общества с успехом заменяет ему бюрократическую волокиту следственных органов.
Особая символичность в поведении российского "политического человека" объясняет его продолжительное балансирование "на грани бунта" даже в наиболее кризисные (смутные) моменты российской истории. Но это лишь означает, что символический статус социальных конфликтов вовсе не разрешает их, а только загоняет вглубь бессознательного, накапливая тем самым потенциал недовольства у российского "политического человека". Поэтому не следует рассматривать его терпеливость, особенно в кризисную эпоху, как признак уравновешенности и предсказуемости и уж, тем более, как результат превращения российского "политического человека" в субъекта гражданского общества, органически впитавшего либерально-индивидуалистические ценности рациональной политической культуры.
ЛИТЕРАТУРА
Щербина Н.Г. Архаика в российской политической культуре // Политиче-
ские исследования. 1997. № 5.
Махлаев А.В. О русском национальном характере // Социально-политиче-
Мостовая И.В., Скорин А.П. Архетипы и ориентиры российской ментально-сти // Политические исследования. 1995. №4.
113 Каким изменениям подвергся "политический человек." в России?
Далеко не всегда и не во всем оказывались тщетными попытки модернизировать Россию. Верно подмечено, что Петр I обрил боярам бороды и те не отрастили их вновь. Но верно и то, что модернизационный процесс в России уже изначально принял весьма проблематичную форму "варварской борьбы против варварства". И петровские реформы, и сталинское социалистическое строительство, добившись впечатляющих успехов в административно-техническом перевооружении страны, по сути мало что изменили в самом "политическом человеке" России. Преимущество большевизма, по сравнению с другими крайними партиям, состояло не столько в особой "кровожадности" большевиков, сколько именно в том, что им удалось соединить элементы традиционной российской политической культуры ("Москва - Третий Рим", "православие - самодержавие - народность", патернализм и клиентелизм, общинность и т.д.) со стратегией модернизации (индустриализация, бюрократизация, всеобщая грамотность, социальная мобильность и т.п.). По остроумному замечанию Н. Бердяева, "вместо Третьего Рима в России удалось осуществить Третий Интернационал, и на Третий Интернационал перешли многие черты Третьего Рима".
Из сказанного отнюдь не следует, что "советский народ" был исключительно фантастической реальностью. Как раз, напротив, именно благодаря укорененности в традиционной политической культуре России стало возможным появление и существование своеобразной советской субцивилизации, со своим homo sovieticus. Распад СССР стал для многих его граждан сильнейшим культурно-антропологическим шоком, так как в действительности коммунизм был для миллионов людей национальным мобилизующим мифом, сообразно с которым люди строили свои жизненные стратегии как граждане великой державы.
Если внимательно присмотреться к советскому человеку post factum, то в нем можно немало увидеть от политического человека России. К примеру, советский интернационализм был во многом лишь модификацией своеобразного русского национализма, с его открытостью по отношению к другим этносам и культурам, с его космополитизмом и эклектичностью. Традиционный русский национализм носил по преимуществу идеально-символический, а не расово-биологический характер; для него не был типичен "священный эгоизм наций" (Муссолини), враждебно настроенный ко всем иноверцам. Одним из свидетельств того, что коммунистическая идея в качестве официальной советской идеологии лишь занимала место "идеи русской", не производя перекодировки российского "политического человека", является ныне национал-коммунистическая программа КПРФ, открыто отождествившая официальные идеологии "красной" и "белой" России.
Не следует обольщаться и перспективами быстрой модернизации современного "политического человека" России. В отличие от советского периода, воспроизведение стереотипов традиционной политической культуры ныне происходит в тех же величинах, но с обратным знаком: даже антисоциалистическая по содержанию приватизация госсобственности воспроизводит традиционную в России систему власти-собственности, когда политическая власть выступает условием личного обогащения, и наоборот. Не случайно поэтому "политический человек" России остается долготерпимым и к массовым конфискациям в ходе денежных реформ, и к скандальной "ваучеризации", и к хроническим невыплатам зарплаты - ведь при сохранении системы власти-собственности настоящее уважение прав частного собственника оказывается невозможным.
В ходе модернизации современной России можно выделить два важнейших фактора консервации традиционной политической культуры. Во-первых, многие ключевые позиции в политике и экономике продолжают занимать представители бывшей партноменклатуры с их традиционной политической культурой. Во-вторых, значительная часть политической и экономической жизни протекает в теневых структурах путем закулисных политических сделок или подпольного бизнеса, т.е. в обход институтов рыночной экономики и правового государства.
В ходе своей модернизации постсоветская Россия вовсе не обречена на превращение в агрегат враждующих этносов, а российский политический человек - на медленное, но верное угасание. Сейчас, можно сказать, идет как бы операция на его открытом культурно-антропологическом "генофонде", когда все традиционные "коды", заглушенные советским тоталитаризмом, реанимируются и начинают играть свою независимую партию, образуя в итоге далеко не благозвучный ансамбль. Эти культурно-антропологические коды не просто влияют на политическую реальность в России, они весьма жестко ее задают. В этом смысле успех операции на открытом "генофонде" российского "политического человека" в немалой степени будет зависеть от мастерства и целей "оперирующих" политиков. В любом случае евразийское богатство политического "генофонда" российского человека - это не только фактор риска, но и уникальный шанс обрести действительно жизнеспособный синтез традиционной и современной политических культур.
ЛИТЕРАТУРА
Кара-Мурза А.А. "Новое варварство" как проблема российской цивилизации. М.,1995.
Левада Ю.А. "Человек советский" пять лет спустя: 1989-1994 гг. (предварительные итоги сравнительного исследования) // Экономические и социальные перемены. Мониторинг общественного мнения. 1995. № 1.
Модернизация в России и конфликт ценностей. М., 1994.
Каков сегодня молодой "политический человек" России?
Молодой "политический человек" в современной России уже во многом свободен от специфических черт тоталитарного homo sovieticus , но это еще не делает его, homo occiduus (западным человеком).
Молодой "политический человек" современной России настроен гораздо оптимистичнее по отношению к реформам, чем его старшие соотечественники. В массе своей молодежь поддерживает партию власти, но не потому, что та их морально устраивает, а скорее из страха перед символической "красной угрозой", а также из символической надежды, что власть сможет модернизировать страну на путях рынка и демократических свобод. Согласно социологическим опросам, молодые люди оценивают макросоциальную ситуацию в стране как довольно критическую (в терминах "распад", "кризис", "выживание" и т.п.), тогда как свое положение - в целом удовлетворительно. Этот парадокс объясняется прежде всего возрастными особенностями молодежной
психики. Молодые утверждаются в конфликте с ценностями отцов. Эти ценности молодежь может без сожаления отбросить и последовать за другими только потому, что они совершенно не похожи на старые.
Историческая память современных молодых россиян значительно атрофирована и релятивизирована. Их идеологические предпочтения не носят характера глубоких убеждений, но строятся случайно-мозаичным образом, т.е. в зависимости от успеха или неудачи их индивидуальных стратегий выживания. Таким образом, политическое сознание молодых полностью обслуживает их личное выживание в абсурдно-хаотичном, неустойчивом социальном мире. Молодые люди стремятся, однако, устроиться в этом мире максимально комфортно и смотрят в будущее со свойственным их возрасту оптимизмом. Свою жизнь они воспринимают как игру, а именно как рискованное, но забавное приключение в дебрях отечественного рынка. Эта опасная игра одновременно служит для них своего рода "виртуальной реальностью", в которую можно уйти от "бездоходных" размышлений о глобальных проблемах современности.
Между тем именно эти проблемы больше всего затрагивают стратегические интересы молодых. Отсутствие видимой перспективы развития общества, равно как и возможность глобальной ческой катастрофы, уменьшают жизненные шансы прежде всего молодого поколения. Однако символическая реальность, создаваемая отечественными СМИ, скорее успокаивает, чем тревожит молодые головы. Это способствует культивированию у молодежи безбрежного конформизма и политической пассивности. Аполитичность молодых, занятых претворением в жизнь лозунга партии власти "Обогащайтесь!", расценивается самой властью как символ "новой, свободной России", - довольной и нормальной, радикально порвавшей с тупиковыми ценностями "отцов". В культурно-антропологическом плане это, однако, лишь воспроизводит ситуацию советской эпохи 20-х гг., когда напористость молодых львов", также выступая символом "новой, свободной России", сознательно культивировалась властью как антитеза рабским" идеалам старшего поколения.
На самом деле за аполитичной энергичностью нынешних молодых отнюдь не всегда стоят либерально-демократические Убеждения. Часто это - лишь сиюминутная удовлетворенность своим материальным положением, к тому же за счет социального статуса родителей. Свидетельством того, что политическая пассивность молодых россиян еще не может считаться признаком их удовлетворенности политической ситуацией, является, с одной стороны, продолжающееся бегство капиталов и умов из "новой" России, а с другой - отмечаемое учеными политическое поправение молодежной андеграундной культуры. Эта эстетическая политизация молодых формально выглядит тоже как их аполитичность, как неучастие в непрямых, институализированных формах политики. Однако не будем забывать уже не раз доказанную Новейшей историей истину: кто сегодня игнорирует выборы, завтра может предпочесть баррикады.
В целом для молодого "политического человека" России идеал личной свободы обладает по преимуществу символической реальностью, так как в условиях дикого капитализма он реализуется не в форме законопослушного поведения граждан правового государства, а в виде напористости "молодого зверя", с его правовым и моральным нигилизмом. Такой разрыв между символом и реальностью толерируется, однако, молодыми уже в силу символических традиций русской политической культуры. В этом же направлении действуют и другие факторы: символизация (эстетизация) политической действительности посредством государственного регулирования деятельности СМИ; свобода слова и общественно-культуральный плюрализм; возможность для молодых приложить свои способности в сфере теневого бизнеса.
Таким образом, с одной стороны, нет оснований драматизировать относительно спокойное состояние современной российской молодежи, поскольку ее радикальный разрыв с тоталитарным прошлым страны еще не выводит ее за рамки традиционной политической культуры российского человека. С другой стороны, полуофициальный миф о чудесной революционно-преобразующей силе молодых в действительности является ложной стратегией власти, уводящей от сосредоточенности на более важной для современной России теме: на выработке эффективной идеологии и программы модернизации страны, где были бы четко указаны стратегии выживания - как для "отцов", так и для "детей" России. Без такой программной идеологии молодежь рискует осознать себя не только поколением без прошлого, но и поколением без будущего, и тогда местом выражения ее недюжинных эмоций могут стать не дискотеки и бары, а факельные шествия и "разливной террор".
ЛИТЕРАТУРА
Козлова О.Н. Молодёжь России в 90-е годы / / Социально-политический журнал.1997.№3.
Дунаев С. Антиполитика - выход для радикалов / / Свободная мысль.1996.№7.
| © 2025 Библиотека RealLib.org (support [a t] reallib.org) |