"Мистерия регионализма" - читать интересную книгу автора (Магомедов)

Рис. 3. Связки стилистических характеристик по регионам

Таблица 2 и рисунок 3 свидетельствуют о наличии у республиканских элит устойчивого идеологического синдрома как результата накладывания различных стилистических характеристик, подчиненных внутренним закономерностям взаимосвязи друг с другом. Говоря проще, если показатели, выражающие характеристику 1, ведут к тому, чтобы быть устойчивыми показателями характеристик 2, 3 и 4, то это служит существенным признаком наличия идеологического синдрома в поведении элиты. Как результат, взаимосвязь между ними оказывается многократно опосредованной (рис. 3).
Региональный синдром представляет собой процесс, в котором выкристаллизовываются теории и концепции, основанные на ценностях локализма. Этот процесс (на примере Татарстана и Калмыкии) представляет собой картину дедуктивного развертывания, включающего прослеживание все более отдаленных следствий, расширение охвата рассматриваемых явлений и соединение той или иной концепции с другими концептуальными схемами.
Процесс развертывания концепций в данных двух случаях демонстрирует сохранение логической совместимости их составных частей, совпадающих и согласовывающихся с другими концепциями. Это обеспечивает устойчивость регионального синдрома в двух республиках. Примеры же Нижегородской и Саратовской областей говорят об отсутствии такого синдрома.
Из сравнения индексов и нагрузок идеологического стиля вытекает следующее заключение. Средние индексы для областей значительно ниже, чем у республик. Из этих индексов следуют различные идеологические модели региональных элит.
Вопреки ожиданиям, довольно трудно просматриваются идеологические основы политики у нижегородской власти. Как было показано в предыдущем параграфе, Борис Немцов сам размышляет очень последовательно и дедуктивно. Но из общего индекса по Нижнему Новгороду можно сказать, что правящая элита региона вообще размышляет по-иному. Принципы и основы нижегородской политики активно декларируются лидером губернатором, но властвующая группа комментирует их весьма прохладно. Идеологические позиции подавляющей части местных политиков и чиновников характеризуются анонимностью, эклектизмом и в целом маловыразительны.
Очевидно, именно поэтому продуктивный в агитационном плане образ "рыночного флагмана" оказался плоским, лишенным глубоких эмоциональных "вторых- третьих планов", а поэтому не оказывающим заметного влияния на местное общественное мнение. Это было отмечено и в сенсационном выводе И. Клямкина. Вывод гласит, что общий ресурс поддержки нижегородцами здешней приватизации торговли и сферы услуг довольно низок, а оценка - ниже среднероссийской31.
Совсем другой пример организации политических ценностей представлен в лице саратовской элиты власти. Групповая консолидация здешних политиков, их разобщенность и фрагментация власти в целом в области (средний индекс группового эгоизма для Саратова имеет самый высокий показатель) обусловили как отсутствие региональной идеологии, так и собственного политического лица у элиты (по крайней мере до середины 1996 г.).
Пока можно лишь гадать о том, что предложенная новым губернатором Д. Аяцковым идеология "Саратов-столица Поволжья" на практике является не более чем инструментом мобилизации в период губернаторских выборов.
Сказанное по поводу Нижнего Новгорода и Саратова совершенно совместимо с тем, что было написано ранее о формировании политической элиты в данных территориях32. Наше исследование стало в этом плане эмпирическим подтверждением наблюдений местных ученых33.
Из всего приведенного мной сравнительного анализа вытекает весьма важный вывод. Чем устойчивее региональный синдром, тем напряженнее содержание регионального политического вызова. Калмыцкие и татарстанские политики гораздо более идеологичны, чем нижегородские. В чем тут проблема?
Проблема заключается в наличии у татарстанской и калмыцкой элит структурированной, четко артикулированной и закрытой системы видения локальных интересов с учетом традиционных особенностей власти и своей истории. То есть в более выраженных у республиканских и менее выраженных у областных лидеров идеологических механизмах, обеспечивающих процессы самоидентификации региональных сообществ. Например, для татарстанской и калмыцкой правящих элит такие идеологические конструкции, как "модель Татарстана - новая парадигма", "Евроислам", "Глобальный федерализм", "Татарстанцы - нация", "Корпорация "Калмыкия"", "экономико-правовой оазис" и т. п. стали собственными "великими текстами". Их провозглашение одновременно есть демонстративное противопоставление безликой политике федерального центра. Мотивационные и нормообразующие потенции данных идеологем призваны преодолеть состояние идеологической разобщенности внутри своих сообществ. В силу последовательной и ярко выраженной регионально-культурной приверженности указанные доктрины несут мобилизующую функцию. Они предлагают своим сообществам более воодушевляющую перспективу создания собственных неповторимых моделей развития. Эти модели к тому же оснащены санкцией наследников предыдущих цивилизаций (монголо-ойратская культура, культура народов Прикамья, Булгарское царство, Калмыцкое ханство и т. д.).
Любопытно на таком фоне рассмотреть идеологию политических элит русских регионов - Нижегородской и Саратовской областей. Большая часть областных политиков в Нижнем Новгороде и Саратове назвала идею "возрождения России как великой державы" единственной идеей, которая могла бы объединить сейчас российское общество. Эти же люди высказывают точку зрения, что "экономика России должна быть единым организмом" и все разговоры о самостоятельности регионов подрывают единое экономическое пространство России.
В то же время данная установка неплохо сочетается у них с приверженностью к абстрактным принципам "демократии", "правового государства, "рыночного благополучия" и т.д. Однако эти принципы получают совсем иное (чуть ли не противоположное) значение при попытке переложить на современную российскую действительность. Так, большинство из региональных политиков, включая республиканских, отметили, что господство либерально-демократических принципов в их гайдаровско-саксовском варианте несовместимо с реализацией идеи "возрождения России как великой державы". Господство такого либерализма, по мнению этого большинства, ведет страну к государственному распаду, фрагментации и колонизации всего российского пространства.
Все это говорит о внутренней запутанности и противоречивости политического мировоззрения подавляющего большинства представителей областных элит власти"34. В целом их оценки социально-политической ситуации характеризуются неопределенностью, незавершенностью и пессимистическими ожиданиями35. Элиты русских областей призывают возрождать Россию. Но термин "возрождение" носит весьма неясный характер. Призыв к возрождению России, ее "единству и неделимости" преимущественно отражает эмоциональное недовольство текущей российской политикой. Это недовольство порождает идеологемы общероссийского предназначения. Например, лозунги типа "Нижний Новгород - столица реформ", "Нижний Новгород - "карман" России", "русский Детройт", "Саратов - столица Поволжья" отражают общероссийский размах и претензии.
Рассмотренные мною векторы и модусы региональной самоидентификации обозначают устойчивый водораздел между политической идеологией правящих элит Калмыкии и Татарстана, с одной стороны, и русских областей с другой. В первом случае система политических установок закрыта, ригидна и глубоко "оснащена" концептуально. Во втором случае отчетливо видно открытое региональное самосознание, государственническое в своей основе. В этом дополнительно убеждают суждения лидеров из других русских peгионов. Например, выдвигая лозунг "Кубань - опора России", один из бывших глав администрации Краснодарского края Е. Харитонов провозгласил приоритет идеологии здравого смысла над "какой-то разработанной идеологией"36. Даже в разгар политического противостояния центру в 1992-1993 гг. лидер самой сплоченной региональной ассоциации "Сибирское Соглашение" В. Муха заявил, что их ассоциация возникла не как итог реализации какой-то теории или четкой концепции, а как инструментальная реакция на тяготы строительства рыночной экономики. Провозглашая стратегию "открытого регионализма", он подчеркивал роль сибирских губернаторов как лояльных центру государственников и державников37.
Стержневым элементом политического сознания элит русских регионов является образ России, в котором помещен главный смысловой элемент - Держава. Отношение к ней здесь эмоционально выделено и воспринимается как особое. Однако не в смысле права собственности на государство и его институты, что характерно для республиканских элит власти, а в смысле личностной причастности к судьбе России и ответственности за нее.
Наш анализ не оставляет сомнений в том, что правящие элиты регионов по-разному противостоят процессу хаотизации посткоммунистической России.
Элиты областей, как правило, выступают с позиции абстрактных общегосударственных, общероссийских приоритетов. Их ценности мало соответствуют тем идеям и нормам, в рамках которых татарстанские и калмыцкие лидеры осуществляют политику своих "естественных путей" и своих "региональных интересов".
Однако здесь необходимо сделать важное замечание. Полученный результат не является попыткой тотального противопоставления национальных республик русским областям. При иной региональной выборке (иной аналитической конфигурации) мы могли бы иметь совсем другой результат. В нашем случае Татарстан и Калмыкия - это республики, которые в идеологическом плане являются одними из наиболее показательных. Наряду с ними существуют республики, чья депрессивность и заброшенность во многом являются следствием рутинного и примитивно-рваческого правления местных властвующих групп. Яркий тому пример - Республика Дагестан, для руководства которой характерны предельная невыразительность, отсутствие лидерских качеств и инновационного мышления. Не вдаваясь в дальнейшие комментарии, отметим, что в России существует широкий спектр региональных концепций развития. Вариации в пределах этого спектра не обязательно ведут к противопоставлению республик краям и областям.
Таким образом, стилистический анализ стал в наших руках скальпелем, с помощью которого удалось анатомировать процесс развертывания региональных идеологий. Мы смогли в определенной степени расшифровать "чёрный ящик" - автономный процесс символическо-смыслового формулирования. И в итоге выяснить на практике дистанцию и природу отношений между социопсихологическими стрессами, которые возбуждают идеологические установки и развернутыми символическиим структурами, через которые этим установкам дается публичное существование.
Мы получили понятную форму организации идеологии регионализма. А также то, какие идеологические конструкции (символы и смыслы) создаются локальными элитами в результате их экзистенционального поиска и политического самоутверждения. Здесь возникает вопрос: каков характер целеполагания и региональных интересов, выражаемый данными идеологиями?

3.4 Пассионарные и рутинные параметры