"Мистерия регионализма" - читать интересную книгу автора (Магомедов)

Содержательный комментарий этих стилистических характеристик будет дан в следующих параграфах этой главы. Пока же ещё раз отметим, что "Индекс политического стиля" (ИПС) выступает как наиболее правдоподобная версия причинного почерка идеологии.

3.3. Региональный синдром: глубина и содержание
политического вызова "снизу"

Одна из таких характеристик касается того, в какой мере респондент помещает анализ проблемы в исторический контекст, ссылаясь на исторические тенденции и обоснования. Чем выше когнитивные способности политиков и склонность дедуктивно мыслить, тем больше у них склонность к историческим аналогиям. Пожалуй, это является наиболее последовательным стилистическим совпадением. Необходимо отметить, что данная характеристика касается не просто ссылок и упоминаний мимолетных исторических событий, а использует исторический контекст в объяснении проблемы. Например, респондент так рассуждает о роли исторического фактора в современной политике Татарстана: "Исторический фактор в значительной мере влияет на менталитет татар, которые хорошо помнят о своей государственности - Булгарском царстве, Золотой Орде, Казанском ханстве. День взятия Казани войсками Ивана Грозного - 15 октября 1552 г. - воспринимается татарами как наиболее трагическая веха в истории. Вместе с тем, четыре столетия пребывания в России, хотя и сопровождались постоянными восстаниями татар, тем не менее выработали нормы совместного проживания с русским народом. Однако исторические аналогии заставляют задуматься о безопасности республики. Татарстан в 1920 году получил "из рук Москвы" права на автономию, но затем, в 1937 году, их полностью лишился. Наряду со стремлением к авторитарности, для России также характерно равнодушие к законности. Поэтому для сохранения своего статуса Татарстан нуждается в международном признании и контроле международных организаций" (Т-1) .
Здесь исторический компонент политической идеологии фигурирует как сущностный. Он активно проявляет себя на пути складывания адекватной целям элиты региональной идеологии. Концептуальной доминантой обращения к истории часто являются политизированные трактовки прошлого. В этом плане история зачастую является оправданием многих претензий. Не случайно о роли истории как науки, находящейся на орбите национальных ценностей в странах, пребывающих в переходной стадии развития, пишут Т. Земба и И. Левяш13.
Историческое измерение политической идеологии, являясь самой значительной её характеристикой, выступает здесь в нескольких ипостасях. Во-первых, исторические ссылки и обоснования показывают, насколько часто оказывалась разорванной, насильственно прерываемой национальная традиция, преемственность. Чем чаще традиция оказывалась прерванной, тем напряженнее и структурированнее оказывалось идеальное поле, развертывающееся в повествовании политика. Именно данное обстоятельство объясняет то, что в нашей региональной выборке очагами рефлексивной, напряженной идеологической жизни стали Татарстан и Калмыкия. Повествование о трагической истории калмыков в XX веке, в котором было и расказачивание, и эмиграция, и угроза потери родного языка, приводило собеседников к выводу о том, что "в плане защиты культуры и национальных традиций республики должны иметь больше прав, чем края и области". "Двадцатый век был трагическим для калмыков. Мы, наверное, единственный народ в России, который понес такие потери. Мы не восстановили свою дореволюционную численность, оказался пострадавшим генофонд нации. Это тоже наша боль.
Часть калмыцкого народа была казаками - государственными людьми. И калмыки оказались разделенными по обе стороны баррикад в годы гражданской войны. Известный указ 1919 г. Якова Свердлова о расказачивании сильно ударил по нации: калмыков уничтожали целыми станицами. Часть эмигрировала.
Следующий удар на нас обрушился в 1943 г., когда калмыков депортировали. Но в отличие от других депортированных народов, которые после выселения были поселены компактно, нас раскидали по всей Сибири. Люди не могли общаться на своем родном языке. Были ликвидированы все наши национальные школы, разрушены все хурулы. Перед нами стоит множество проблем. И этот комплекс проблем дополняется проблемой выживаемости калмыцкого народа, сохранения родного языка" (К-37). Постановка вопроса о фатальной роли малых наций в качестве объекта российской политики в прошлом приводит к тому, что наиболее радикальные идеологи этих наций создают собственное мировоззрение, основанное на глубоком недоверии к истории. "Нас никто не спрашивал при выбope для нас общественного устройства. Нас держали на задворках большой политики" (Т-9); "В то время как русские или американцы не задавали себе вопроса, уцелеют ли их нации, наше существование всегда могло повиснуть на волоске" (К- 22). Из данных формул лучше усвоен негативный момент осмысления своей истории - её несовместимость со статусом великих держав, игнорирующих судьбу и права малых народов. Во многом это - следствие комплекса прежней политической периферийности национальных элит и агрессивная форма сублимации данной неполноценности.
В итоге, уникальность и самоценность национальных сообществ актуализируются на основе полного разочарования историческим опытом. Стереотип "народа-жертвы", "культуры- жертвы" закладывает региональный синдром и используется элитами для деятельной мотивации. Новейшие инициативы, например, татарстанской элиты по реализации "Модели Татарстана - новой парадигмы" и калмыцкой власти по реализации доктрины "Корпорация "Калмыкия"" направлены, помимо всего прочего, на то, чтобы переломить традицию ущербности, обрести самостоятельную, значимую даже в мировом масштабе роль. Подобные инициативы, как отмечает И. Левяш, характерны и для элит центральноевропейских государств, стоящих перед современным геополитическим выбором14. Противоречия и вектор данных процессов там и тут соответствуют основным кризисным, т. е. переходным тенденциям современной глобальной и общероссийской динамики, хотя и воплощают их в различных формах и с неравномерной интенсивностью.
Во-вторых, это касается общего ресурса исторической поддержки проводимых в регионах преобразований. Сила и характер влияния данного стилистического признака позволяют делать более масштабные выводы, чем это может показаться на первый взгляд. Весьма любопытно, что исторические ссылки и обоснования зачастую выступают как фактор, сдерживающий полное торжество либеральных экономических принципов в сознании даже радикально мыслящих политиков-рыночников в республиках. У таких политиков, рассуждавших в широком аналитическом пространстве с дедуктивных позиций, сила исторической аргументации отторгала, например, такую протолиберальную идею, как частная собственность на землю. В ход шло следующее обоснование: "У нас, в национальных республиках, где не было частной собственности на землю, фермерство не приживется. У калмыков была общинная, родовая собственность на землю. Мы прекратили приватизацию в колхозах и совхозах" (К-39).
Данное обстоятельство представляет собой качественную иллюстрацию того факта, что политические представления элиты очень чувствительны к разного рода нюансам.
Проводимые элитами историко-культурные реконструкции нацелены на то, чтобы выделить идеологический момент как сторону преемственности, общности между стадиями провозглашаемого локального мировоззрения: "Вот мы приняли Степное Уложение - новый Основной Закон республики. Мы дали ему такое название не потому, что мы здесь в степи живем, а потому, что мы соблюдаем наши традиции, отдаем дань уважения истории, культуре калмыцкого народа. Потому что в 17 веке Калмыкия имела свое законодательство, свою государственность - Калмыцкое ханство. Поэтому мы так назвали свой Основной Закон, не копируя при этом Великое Степное Уложение" (К-22).
В-третьих, столь же типичной является ситуация, когда исторические обоснования и аналогии подчёркивают единство не только локальных, но и общероссийских интересов. По мнению, например, Вячеслава Илюмжинова (госсоветника Президента Калмыкии по политическим вопросам), "история монгольских народов изобилует фактами, способными придать новый импульс взаимопониманию и согласию народов, живущих на просторах России". В данной связи калмыцкие лидеры предельно откровенны, когда утверждают, что в акте принятия Степного Уложения и отмены республиканской Конституции подчеркнута претензия Калмыкии сохранить государственное единство Российской Федерации. "Из клятвы богатырей "Джангара", факта добровольного вхождения части ойратов в состав русского государства" в Программе Президента К. Илюмжинова утверждается идея единства Калмыкии с Россией, идея преданности каждого гражданина республик своемy Отечеству: "Мудрый завет Аюки-хана и Петра Великого о тесном союзе двух народов есть незыблемая основа философии наших действий, наших неразрывных отношений с Россией". Тезис о том, что "ни один из малочисленных народов России не внес столь весомую лепту в укрепление могущества Российской империи, как калмыки", подтверждается интересными данными, сведенными в таблицу 315.

Таблица 3
Участие калмыков во внешних войнах России
в XIII- первой половине XIX веков