"Введение в геополитику" - читать интересную книгу автора (Гаджиев)

Многие американские политики и теоретики склонны видеть в создавшейся ситуации шанс на установление слегка подправленного варианта старого Рax Americana. Так, известный обозреватель Ч.Краутемер писал, например, в журнале "Форин афферс" об установлении единополярного мира и необходимости осознания Соединенными Штатами своей новой роли - навязывания миру собственного видения.
О популярности идеи миропорядка, руководимого Вашингтоном, свидетельствуют высказывания как лидеров нынешней американской администрации, так и конгресса США. Стоя на пороге нового столетия, утверждал, например, бывший государственный секретарь США У.Кристофер, дальновидная приверженность принципу американского лидерства и вовлеченности в мировые дела должна служить руководством внешней политики США. "Если мы не будем руководить, то никто не будет",- утверждал он.
Еще более определенно эту мысль выразил бывший лидер республиканского большинства в сенате Р.Доул, который, в частности, сказал, что никогда раньше "Америка не была в таком одиночестве на вершине глобального лидерства".

12.5. Об идее американского века

С рассматриваемой точки зрения интерес представляют дискуссии относительно судеб и перспектив "американского века". Так, рассматривая Японию как наиболее вероятную соперницу США в борьбе за статус державы №1, К.Престовиц писал: "Американскому веку пришел конец. Самым крупным событием конца столетия является восхождение Японии в качестве великой супердержавы". Однако другой американский политолог С.Хантингтон привел массу доводов, которые опровергают возможность подобной альтернативы. По его мнению, анализ реального положения показывает обоснованность позиции не американца К.Престовица, а японца С.Сато, который писал: "Двадцатый век был американским веком. Двадцать первый век тоже будет американским веком".
Разумеется, для такого соблазна у американцев есть, на первый взгляд, веские и достаточные основания материального, идеологического, психологического и геополитического характера. Былой главный противник потерпел крах и пребывает на пепелище истории, а сама Америка, возглавив могущественную коалицию индустриально развитых стран в ходе операции "Буря в пустыне", утихомирила возмутителя спокойствия на Ближнем Востоке.
Но все же здесь не место анализировать пространные, порой не лишенные оснований аргументы и контраргументы С.Хантингтона и других приверженцев идеи американского века. С уходом в прошлое эры господства в биполярной структуре мирового порядка двух сверхдержав слабеет убеждение, что одна или две державы вообще способны руководить сложным, многообразным и полным проблем миром. К тому же, в сущности, ни XX век в целом, ни его вторая половина в строгом смысле слова не были американским веком.
Само выражение Pax Americana, пущенное в обиход газетным магнатом Г.Льюсом в разгар второй мировой войны, было скорее журналистской метафорой, нежели зеркальным отражением реального положения в послевоенном мире. Верно - Америка вышла из второй мировой войны самой могущественной экономической и военно-политической державой. Важнейшие составляющие и параметры этого могущества общеизвестны, поэтому здесь не будем их касаться. Но необходимо отметить, что если вообще говорить о Рax Americana как о сколько-нибудь реальном феномене, то его можно применять, причем с определенными оговорками, в отношении сравнительно короткого периода, охватывавшего примерно полтора-два десятилетия после второй мировой войны. Об американском веке в строгом смысле как о реальности можно было бы говорить лишь в том случае, если бы Америка действительно единолично вершила судьбы всех стран и народов земного шара.
На глобальном уровне США, как выше говорилось, приходилось считаться с существованием другой сверхдержавы, которая не допускала в зону своего влияния какого бы то ни было постороннего вмешательства. В этом плане Рax Americana по меньшей мере разделял пространство и власть с Рax Sovietica. Поэтому миропорядок и назывался биполярным, или двухполюсным.
Эти и множество других фактов свидетельствуют о том, что в последние десятилетия возможности США единолично контролировать события в мире все больше уменьшаются. Этот момент приобрел особую актуальность с окончанием холодной войны. Верно, Америка и поныне остается мощнейшей экономической и военно-политической державой мира, таковой она останется и в обозримом будущем. Касаясь вопроса о ее лидирующей роли, необходимо учесть следующее обстоятельство. Американская идея формировалась и реализовывалась в специфических условиях евроцентристского (или, точнее, евроамериканоцентристского) мира. Америка с самого начала была одновременно и результатом, и инструментом, и мощным стимулятором расширения и утверждения западной рационалистической цивилизации. Более того, как бы встав на ее острие, она вобрала в себя и довела до логического завершения важнейшие системообразующие компоненты, ценности, нормы и мировоззренческие установки этой цивилизации.
Не случайно, что для многих поколений людей во всех уголках земного шара Америка служила в качестве притягательного маяка, указывающего путь к освобождению от материальных тягот и политической несвободы. С самого начала она была задумана как "град на холме", призванный служить примером для подражания всем другим народам. Быстрые успехи в освоении громадного североамериканского континента, стремительное развитие передовой индустрии и сельского хозяйства, невиданное в истории повышение материального благосостояния большинства населения, быстрое достижение статуса мировой державы усиливали убеждение в особой судьбе Америки, отличной от судеб других стран и народов.
Сформировалась идея об особой миссии, "предназначении судьбы" (manifest destiny) Америки, главное содержание которой состояло в обещании свободы, демократии, материального достатка и т.д. не только самим американцам, но и представителям других народов в самых отдаленных уголках земного шара, если только они согласны принять американские ценности. Сама мысль о том, что Америка рано или поздно может разделить судьбу прежних великих держав и стать равной среди других наций, для нее была неприемлема.
В течение длительного времени Америка более или менее успешно выполняла эту миссию. Однако, как и всякая идея в форме то ли идеала, то ли миссии, американская идея также имеет свои периоды восхождения и апогея (или звездного часа), после прохождения которых она не может не клониться к закату. Таким звездным часом для нее стал период холодной войны.
В биполярном мире США приобрели значимость своего рода фирменного знака качества западного мира. Более того, в условиях непрекращавшейся военно-политической конфронтации, не раз достигавшей грани перехода в горячую войну, знаменитая статуя свободы в Нью-Йоркской гавани служила как бы символом свободного мира. Чем плотнее сгущались тучи холодной войны на небосклоне двухполюсного мира, тем ярче становилось сияние этого символа.
Следует отметить, что в реальностях широкомасштабных идеологического и системного конфликтов, ставших одними из осевых компонентов биполярности, американская идея и американская миссия приобрели новые параметры: почти все важнейшие их составляющие были переосмыслены и переориентированы через призму антисоветизма и антикоммунизма.

12.6. Действительно ли наступил единополярный миропорядок?

Как писал известный обозреватель Н.Орнстайн, "Победа, одержанная в холодной войне, означала, что движущее чувство цели, которое пронизывало американское общество и политику начиная с конца 40-х годов, внезапно исчезло, оставляя на своем месте вакуум и неопределенность". И действительно, в течение почти полувека антикоммунизм служил в качестве осевой установки не только во внешнеполитической стратегии Вашингтона, но и в сфере внутриполитической борьбы.
Антикоммунизм представлял собой нечто большее, чем просто ответную реакцию на угрозу извне. В глазах американцев он превратился в такую же многоплановую и системообразующую ценность, как, например, идея американской исключительности. Как ценность и установка антикоммунизм имел негативный аспект - в смысле противостояния общему врагу, и позитивный- в смысле утверждения собственно американских ценностей свободы и демократии, противопоставляемых ценностям коммунизма. Он служил стимулирующим, мобилизующим фактором консолидации.
Исчезновение же антикоммунизма лишило американцев одного из важнейших стимулов, формировавших чувство общей цели как в негативном, так и позитивных аспектах. Если Америка перестанет быть защитницей свободы в борьбе с тоталитаризмом, то что будет с идей американской миссии и особой ролью в мировой истории? Очевидно, что это затруднило для Америки достижение согласия среди ее союзников относительно общих целей, выявление стимулов к самодисциплине и т.д. Фактом остается то, что при отсутствии неудачной советской модели недостатки американской модели и самой американской идеи обнаруживаются с большей очевидностью.
Наметившиеся в идейно-политической и идеологической сферах неопределенность и дезориентированность часть американцев попытается компенсировать поисками нового достойного их "главного противника", способного заменить в этом качестве распавшийся Советский Союз. Какая именно страна или группа стран может или способна выдвинуться на такую роль? Для многих - это уже Япония. Не случайной, по-видимому, была антияпонская риторика ряда политических деятелей во время президентской предвыборной кампании 1992 г.- риторика, которая находила живой отклик среди значительной части населения США. Всвязи с этим интерес представляют материалы слушаний в сенате США в феврале 1997 г. на тему "Настоящие и будущие угрозы национальной безопасности Соединенных Штатов". На слушаниях выступили директор ЦРУ Дж.Тенет, директор военной разведки США П.Хьюз и руководитель бюро разведки и исследований госдепартамента Т.Гати.
Красной нитью в выступлениях участников прослеживалась мысль о многочисленных угрозах безопасности США, исходящих из различных регионов земного шара. Это угрозы, связанные: с продолжающейся трансформацией России и Китая; политикой Северной Кореи, Ирана и Ирака, якобы подрывающих стабильность международного сообщества; транснациональными проблемами, такими как терроризм, распространение оружия массового уничтожения; "горячими точками" на Ближнем Востоке, в Южной Азии, на Эгейском море и в других регионах; "гуманитарными катастрофами" типа гражданских войн, межэтнических конфликтов, эпидемий, голода и т.д.
Конец биполярного мира и исчезновение одного из сверхдержавных полюсов отнюдь не означает пришествия единополярного мира, управляемого одной единственной сверхдержавой в лице Соединенных Штатов. Как будет показано ниже, мы имеем дело фактически с исчезновением самого феномена сверхдержавности с мировой экономической и геополитической авансцены в традиционном его понимании. Можно сказать, что советская империя увлекла с собой в архив истории не только коммунистическую идею, но вместе с ней, возможно, и еще одну идею- идею Рax Americana.
В реальностях плюралистической всепланетарной цивилизации альтернативой двухполюсности и монополюсности не может стать и треугольная конфигурация геополитических сил, опирающаяся, как полагают многие аналитики, на три центра силы. Канцлер ФРГ Г.Коль как-то сказал: "Мы знаем, кто выиграет медали в экономической олимпиаде 2000 г., но мы не знаем, какие именно страны привезут домой золото, серебро и бронзу".
Но названное количество медалей отнюдь не означает, что некогда двухполюсный мир приобретает конфигурацию треугольника, образуемого тремя центрами экономической силы - США, Западной Европой и Японией. Экономические или иные противоречия и конфликты между этими центрами индустриального мира нельзя назвать новым явлением. Но с окончанием холодной войны они приобретают новые измерение и качество. Это обусловлено прежде всего формированием нового миропорядка на началах реального полицентризма, который качественно отличается от того "концерта" держав, который был характерен для XIX-начала ХХ в.
Сказанное не следует воспринимать как стремление преуменьшить действительный вес и влияние США в мировых делах в обозримой перспективе. От стратегии Вашингтона в значительной степени будут зависеть перспективы обеспечения мира и безопасности как на региональном, так и на глобальном уровне. Но все же США суждено стать не единственной, а одной из нескольких несущих опор нового миропорядка.

12.7. Европа как еще одна несущая конструкция нового миропорядка

По-видимому, в новых реальностях Америка, равно как и другие акторы на мировой арене, претендующие на великодержавность, в глобально-стратегическом плане столкнется не столько с военно-политическими, сколько с экономическими, социальными, научно-техническими вызовами. Симптоматично, что именно в этих сферах она нередко проигрывает гонки в состязании с наиболее динамичными акторами мирового сообщества. Здесь вряд ли надо приводить общеизвестные факты восхождения новых экономических гигантов, которые не только наступают на пятки американской экономике, но в ряде областей опережают ее. В области экономики и научно-технического прогресса вперед стремительно выходят ЕЭС, Германия, Япония, Китай.
Американская модель рыночной экономики оказывается для стран с органической социокультурной традицией менее привлекательной, чем западноевропейские модели (шведская, германская, французская и т.д.), для которых более сильны коммунитаристские, солидаристские, патерналистские элементы, бульшая роль государства в определении социальной и экономической стратегий. В сущности, как будет показано ниже, новая модель развития осуществляется в странах Восточной Азии, где государственное вмешательство настолько велико, что некоторые исследователи говорят об "управляемом" рынке.
Американской идее сегодня бросают вызов переживающая второе рождение европейская идея, японская модель, модель новых индустриальных стран, а также другие конкурирующие модели, оказывающие немалое влияние на характер взаимоотношений между различными региональными центрами экономической, социокультурной и политической мощи.
П. Валери как-то заметил, что Европа является всего лишь "маленьким мысом Азии". Не наступает ли время, когда эта вольная географическая метафора может стать реальным геополитическим фактором? Как показывают приводимые в данной работе материалы, на этот вопрос однозначно можно ответить отрицательно.
Как не без оснований отмечал бывший генеральный секретарь НАТО лорд Каррингтон, в период между битвой при Ватерлоо и началом первой мировой войны "Европа не только играла роль в мировой политике, но и сама в значительной степени олицетворяла эту мировую политику". И действительно, как указывалось выше, до второй мировой войны Европа являлась главным центром мировой политики. Но из второй мировой войны она вышла крайне ослабленной и в первые полтора- два послевоенных десятилетия ей была отведена роль своего рода поля противоборства между двумя сверхдержавами. Комментируя такое положение, польский историк О.Халецкий не без некоторого преувеличения писал в 1950 г., что история Европы завершилась и замещается отныне историей Атлантического сообщества.
Однако дальнейшее развитие событий показало, что для старого континента еще не наступил вечер. Наиболее дальновидные представители европейских народов выступили за единую Европу, объединенную для оптимальной реализации целей и чаяний всех ее наций и народов. "Единство Европы, - говорил в 1954г. К.Аденауэр, - было мечтой немногих. Оно стало надеждой для многих. Сегодня оно - необходимость для нас всех. Оно необходимо для нашей безопасности, для нашей свободы, для нашего существования как нации и как духовно-творческого содружества народов".
Нельзя забывать также то, что после второй мировой войны в силу известных причин образ Европы, сама европейская идея несколько потускнели. Если в конце XIX в. казалось, что Европа господствует над всем миром, то теперь, писал К.Ясперс в 1949г., "она отступила перед Америкой и Россией; от их политики зависит теперь судьба Европы - разве только Европа сумеет в последнюю минуту объединиться и окажется достаточно сильной, чтобы сохранять нейтралитет, когда разрушительные бури новой мировой войны разразятся над нашей планетой".
В этом контексте в послевоенное десятилетие много говорилось о том, что Европа уже потеряла самосознание, волю к сохранению своей идентичности, что Европа больна и ее болезнь носит "невротический" и, следовательно, "моральный" характер. Заговорили о "евросклерозе" и "европессимизме". Комментируя эти настроения, главный редактор журнала "Нойе гезелльшафт" Глотц писал в 1985 г., что если Европа в ближайшее время не соберется, "если технические и политико-экономические изменения 70-х годов не будут приняты во внимание, тогда понятие "Европа" утратит свое духовное содержание и Европа будет представлять собой только небольшой кусок земли на западной окраине Азии". При таком положении, говорил он, к пятидесятилетию Ялты Европа превратится в некий музей для американских, русских, японских и, возможно, даже китайских туристов.
Однако в том же году бывший министр внешних сношений Франции Р.Дюма опубликовал статью с характерным названием "Покончить с европессимизмом", в которой затрагивались некоторые политические и экономические проблемы Западной Европы. Он считает, что нет оснований для пессимистичекого взгляда на ее развитие, и обосновывает мысль о том, что нельзя считать США абсолютной моделью, поскольку "европейская модель мягкого реагирования" на возникающие проблемы имеет свои достоинства по сравнению с "американской грубостью и непредсказуемостью".
Об обоснованности позиции Р.Дюма свидетельствовало то, что уже в тот период зримо обозначились симптомы возрождения оптимистической веры европейцев в свое предназначение и судьбу, укрепления самостоятельности и все более настойчиво заявляющей о себе идентичности Европы. Сохраняя свой особый умонастрой и присущий ей дух, Европа играет важную роль в современном мире. Несмотря на очевидные различия между регионами, странами, народами Европы, их объединяет нечто общее - это прежде всего общность исторических судеб, системы ценностей, культурного наследия и т.д. Именно эти феномены, как справедливо подчеркивалось в книге "Метаморфозы Европы", "позволяют трактовать Европу как культурно-историческую общность с единым культурно-генетическим кодом, с характерным самоощущением и самопознанием европейцев". Парадокс состоит в том, что деятельность ЕС, с одной стороны, уменьшает масштабы суверенитета входящих в него национальных государств, а с другой стороны, делает этот суверенитет более прочным, поскольку формально-юридические ограничения, налагаемые им, компенсируются политическими аспектами, в частности установлением уз взаимной ответственности.
В период холодной войны, особенно в первые десятилетия после второй мировой войны, Западная Европа ценила США в качестве политического и военного противовеса Советскому Союзу, при этом отнюдь не желая превратиться в инструмент глобальной политики Вашингтона. Она выступала против глобализации деятельности НАТО, смешивания его интересов как регионального союза с интересами США как мировой сверхдержавы. В последние два-три десятилетия Европа по мере наращивания экономического и научно-технологического потенциала, а также расширения и углубления интеграционных процессов в ЕЭС приобретала все больший вес и независимость. Это особенно проявлялось в том, что на протяжении 70-80-х годов в отношениях с США Европа все увереннее переходила от отношений, характерных, как говорят, для взаимосвязей между "старшим" и "младшим братьями", к отношениям равновеликих партнеров. Европеизация европейской политики время от времени проявлялась в некотором противостоянии стран Европы жесткому курсу американцев в отношении Советского Союза, в расширении собственной линии диалога с ним.
Ведущие деятели европейской политики постепенно сознавали, что, восстановив свою экономическую и военно-политическую мощь в 60-70-х годах, Европа в современном мире будет играть роль одного из нескольких центров мировой политики. Причем в многоцентричном мире существующих ныне (США, Япония, Китай) и могущих возникнуть в недалеком будущем гигантов Европа может отстаивать свои интересы, будучи единой в важнейших сферах: экономической, технологической, безопасности и т.д.
Исходя из понимания этой реальности европейские страны разработали и планомерно осуществили стратегию восстановления европейских приоритетов и статуса Европы, соответствующего ее весу и влиянию в мировом сообществе. В этой связи интерес представляют размышления бывшего канцлера ФРГ Г.Шмидта. По его словам, он начал свою государственную деятельность как почитатель Англии - англофил, но в дальнейшем убедился в том, что "англичанам Америка ближе, чем Европа" и под сильным влиянием личности Дж.Кеннеди стал американофилом. "Однако, - продолжал Шмидт, - не из-за того, что я разочаровался в нашем атлантическом американском партнере, а скорее из-за растущего понимания геополитического положения моей страны, я стал в последние 15-18 лет франкофилом, убежденным приверженцем приоритета франко-западногерманской дружбы".
Тенденция к возрождению Европы стала особенно очевидна с развертыванием процессов распада Советского Союза и окончания холодной войны. Уже в 1990 г. Европейское сообщество с населением 344,6 млн человек произвело товаров и услуг на 5,53трлн долл., т.е. больше чем США (5,47 трлн долл.). Если совсем недавно, в 70-е годы, в интеллектуальных кругах Запада широко муссировался тезис об упадке и закате Европы, американском вызове и т.д., то с начала 80-х годов все увереннее стали говорить о возрождении Европы, новой европейской идентичности, новом европейском динамизме и т.д.
Многие ведущие деятели европейских стран стали все настойчивее ратовать за дальнейшую политическую интеграцию и, следовательно, придание наднациональным органам государственных полномочий и функций. Так, выступая в Европейском парламенте в Страсбурге 23 октября 1985 г. Р.фон Вайцзеккер сетовал на недостаточность полномочий Европейского парламента. Усиление его роли, говорил фон Вайцзеккер, необходимо потому, что Европейское сообщество "должно быть не только объединением демократических государств, но и сообществом граждан, т.е. демократическим сообществом". А "демократия легитимизируется через парламент". Поэтому, утверждал он, Европейское сообщество должно иметь такой же парламент, какие существуют в отдельно взятых странах-членах ЕЭС. Накануне встречи в верхах стран-членов ЕС в Маастрихте в декабре 1991 г. почти все политические партии ФРГ приветствовали инициативы в вопросах, связанных с намерениями по формированию общей внешней политики и политической безопасности для будущего Европейского союза. Причем конечную цель такого курса они усматривали в создании Соединенных Штатов Европы.
Усиление крена в сторону европеизации европейской политики все отчетливее проявляется в наращивании так называемого "европейского измерения" обороны как в недрах НАТО, так и вне ее. Европейцы все откровеннее высказывают желание выйти из-под единоначалия Вашингтона. Они выражают готовность нести большую нагрузку и ответственность при урегулировании конфликтов и соответственно увеличить свою роль в блоке и на международной арене. Высказываются соображения относительно целесообразности демонтажа старых структур альянса времен холодной войны с целью избежать недовольства России в случае его расширения на Восток. Эта линия отчетливо проявилась, в частности, на форуме стран-членов альянса в Берлине в июне 1996 г.
Все большая роль в данном контексте отводится Западноевропейскому союзу (ЗЕС), являющемуся военно-политическим альянсом стран Западной Европы и рассматриваемому в качестве "европейской опоры НАТО". В этом качестве он играет роль своего рода связующего звена между НАТО и Европейским союзом. После Маастрихтских соглашений 1991 г. ЗЕС превратился как бы в составную часть ЕС, его оборонную структуру. В декабре 1994г. НАТО официально одобрила деятельность ЗЕС по формированию европейской идентичности в сфере безопасности. Вынашиваются планы образования командной структуры ЗЕС. Сейчас ведутся работы над созданием региональной системы тактической противоракетной обороны (ПРО), призванной защищать европейские страны Североатлантического союза от возможного ракетного нападения со стороны третьих стран. При таком развитии событий НАТО предписывается роль не единственной, а одной из двух опор европейской безопасности.
Формирование и функционирование института совместной внешней политики и политики безопасности в рамках ЗЕС способствуют уменьшению возможностей проведения отдельным государством, входящим в состав ЕС/ЗЕС, сепаратной политики, противоречащей интересам безопасности всех членов союза. Такое положение служит помимо всего прочего фактором "приручения" и определенной нейтрализации возможных негативных последствий возрастающих мощи и влияния Германии.