"Шестой океан" - читать интересную книгу автора (Гомолкo Николай Иванович)

Глава одиннадцатая

Когда Крутский и Свистунов зашли в тайный номер отеля «Черный ворон», Назаров лежал на мягком диване, скрестив на груди руки. Шторы на окнах были приподняты, и лучи заходящего солнца текли в комнату широким потоком.

— Мы к вашим услугам, сэр, — подобострастно поклонившись, сказал Крутский.

Назаров открыл глаза, поднялся с дивана.

— Чего стоите на пороге, как пни на дороге? Проходите!

Гости неслышно, как тени, пропит гостиную и заняли указанные хозяином места на роскошном диване.

Назаров, натянул на ноги большие, на толстой подошве сапоги, оглядел себя в зеркале и подошел к гостям.

— Который час? — спросил он равнодушно, как бы между прочим, лишь бы начать разговор.

Крутский вздрогнул и прикусил толстую губу. Кто-кто, а он-то знает, что такой вопрос ничего доброго не сулит.

— Двадцать часов, господин Назаров, — ответил Свистунов.

— Двадцать часов пять минут, уважаемые помощники, — уточнил Назаров и с ног до головы оглядел Свистунова. — Вы, господа, не умеете дорожить временем.

— Мы, мистер Назаров… — начал Крутский.

— Не рассуждения ваши — мне служба нужна! — прикрикнул хозяин номера. Запомните, время — наш великий слуга и судья.

На какую-то минуту в комнате повисла сторожкая тишина. Потом Назаров кашлянул, скрипучими сапогами отмерил несколько шагов в глубину гостиной.

— Так вот, господа, нам поручили заварить кашу и не жалеть, как говорится, для нее масла. — Еле заметная улыбка промелькнула по его лицу. Голос неровный, хрипловатый.

— А если придется довольствоваться похлебкой? — будто невзначай обронил Свистунов.

— Дурак, на дне гуща! А это уже — каша! — усмехнулся Назаров.

Крутский тоже засмеялся, но смех его был неестественным. Да что поделаешь — этого требовали обстоятельства. Надо во что бы то ни стало понравиться хозяину, показать себя с лучшей стороны. А он, Крутский, умел угождать. Жизнь научила. Совершив однажды преступление, он спасал свою шкуру на чужой земле, где его, понятно, приняли как героя, с объятиями и приветственными речами. Некоторое время он работал на шахтах Рура. Потом ему предложили более легкую работу. Не согласиться он не мог, хотя хорошо понимал, что делает рискованный шаг. Обещано было многое — обеспеченная жизнь, деньги, домик на Балтийском побережье.

Вот с этого все и началось. Крутский верил в удачу, понимал, что надо служить верой и правдой. Покинув родину, он не грустил по ней. Такой уж это был человек — беззаботный, самовлюбленный, видевший родину там, где роскошь и деньги.

Со Свистуновым Крутский встретился недавно. Откровенно говоря, он не любил Свистунова. Молчаливый, замкнутый, тот нагонял какую-то скуку и страх. То ли такой был у него характер, то ли Свистунов так переживал разлуку с родиной — трудно было угадать. Одно было хорошо видно: он очень не любил, когда помыкали его человеческим достоинством, заставляли делать то, чего он не хотел. Широкоскулое, бледное лицо его редко озарялось улыбкой. Когда Свистунову давали деньги, он их не считал, а, скомкав, запихивал в карман. Несколько раз Крутский и Свистунов выезжали за город в поле, в лес. В Свистунове сразу угадывался хлебороб. Возьмет на ладонь маленький комочек земли, разотрет его, понюхает и что-то шепчет невразумительное. Заходили в лес они — Свистунов искал березки. Ни одного дерева не любил он так, как березку. Встретит ее, сорвет несколько листочков, сядет у ствола и сидит, сидит. Лицо его в такие минуты светлеет, разглаживаются морщинки на лбу, и он становится совсем каким-то другим.

Однажды Крутский спросил Свистунова:

— Чего это ты такой?

— Какой такой? — зло сверкнул тот глазами.

— Спишь на ходу.

— Вон ты о чем… А может, я во сне человеком себя чувствую, — не то в шутку, не то всерьез ответил Свистунов.

— И сердит, неразговорчив, — продолжал Крутский. — Что с тобой?

Свистунов показал на ближайшее от дороги дерево.

— Видишь?

— Вижу. Обыкновенная сосна, качается на ветру.

— Не качается, а спорит с ветром. Так и я. Молчу, потому что спорю…

— С кем? — хихикнул Крутский.

— С мыслями, — просто ответил Свистунов.

Крутский не удержался, отпустил какую-то шутку. Но это Свистунова не развеселило. Он смотрел на приятеля молча и холодно. Потом поднялся, подошел ближе и, опустив на его плечо тяжелую волосатую руку, сказал:

— Какая толстая и широкая у тебя шея.

Крутский засмеялся и спросил, к чему это он говорит. Свистунов минуту молчал, будто что-то обдумывая, потом проговорил:

— На такой шее, наверное, очень легко въезжать в рай.

Крутский хмыкнул, обиделся. Понял, что над ним издеваются.

— Милый мой, — сказал он, подыскивая подходящие слова, чтобы парировать удар, — посмотрел бы ты лучше на себя. А меня не трогай. Своя голова на плечах, как хочу, так и живу.

Учились они в одной группе. После окончания школы им сказали:

— Вы будете служить Штатам и Белорусскому Ураду.

Крутский принял это сообщение безразлично, а Свистунов недоуменно передернул плечами и, тихо выругавшись, решил ждать лучших дней.

И вот они в салоне своего нового хозяина. Назаров сел напротив разведчиков и некоторое время изучал их лица.

— Вы мне нравитесь, — сказал он деловито. — Я люблю шутки. Только имейте в виду — шутить нам придется мало. Направляемся на ответственную операцию.

— Мы ничего о ней не знаем, — сказал Свистунов. Назаров поднял руку и, рассматривая на пальце дорогой перстень, сухо бросил:

— И знать не должны. Операция строго секретная.

— Одним словом — темная ночь, — в негромко заметил Свистунов.

— Мне говорили, вы хорошо знаете дело. Перед полетом сообщу о явочных квартирах, шифрах. А сейчас зайдем в эту комнату, — показал Назаров, — я подберу вам кое-что…

Крутский и Свистунов молча прошли за своим хозяином. Комната была небольшая, но чистая, светлая. На столе у окна стояли объемистые картонные коробки, а возле них лежало несколько пистолетов.

Крутский сразу подошел к столу, взял в руки новенький пистолет и стал внимательно его разглядывать. Назаров подозрительно глянул на Свистунова, в замешательстве остановившегося посреди комнаты.

— А ты что? — сквозь зубы процедил он. — Испугался? За шкуру свою дрожишь?

— Мистер Назаров, тут столько всего, что недолго растеряться, — начал оправдываться Свистунов. — А из пугливых ли я, вы можете проверить.

— Что ж, ты вынуждаешь это сделать, — с какой-то мрачной улыбкой проговорил Назаров, доставая из кармана пистолет. — Вот коробка спичек, поставь на голову…

Свистунов беспрекословно выполнил приказ. Крутский стоял у окна, затаив дыхание. Шутки шутками, но это уже слишком. Маленький просчет — и катись, как говорится, на тот свет…

Выстрел. На пол полетела коробка и отбитая пулей штукатурка. Свистунов стоял не двигаясь. Назаров подошел, захохотал прямо ему в лицо.

— Ну как, не страшно?

— В ушах звенит, — ответил равнодушно Свистунов.

— Молодчина! А я думал, ты… — пренебрежительным тоном проговорил Назаров. — Нет, не боишься, смерти. Кстати, господа, можете оставить завещание. Вы застрахованы на огромную сумму. Двадцать тысяч долларов — оповестил он.

Крутский с радостью встретил это сообщение. Осведомился, как все сделать и где. Свистунов от завещания отказался:

— Оно мне ни к чему. Я верю в свою удачу.

— Как хочешь, твое дело, — сухо заметил Назаров. — А теперь, господа, подберите себе костюмы и все, что надо. — Он подвел их к гардеробу и сам позаботился, чтобы как можно лучше каждого одеть. Крутский понравился Назарову любознательностью, ловкостью. Он подобрал ему темно-синий бостоновый костюм, в котором диверсант должен был сойти на чужой земле за обыкновенного интеллигента — учителя или врача.

Одеть Свистунова было труднее. Ему попадались то тесные пиджаки, то слишком короткие брюки. Перебрали весь гардероб. Наконец Свистунов осмотрел себя в зеркале и остался доволен. Пусть теперь попробуют признать в нем диверсанта! Дудки! Черный суконный пиджак, рыжая кепи, простая косоворотка, вышитая васильками, и брюки, заправленные в кирзовые сапоги. Колхозный бригадир — и все тут!

Назаров спешил: за окнами собирался вечер, а дел еще уйма.

— Сюда, к столу! — приказал он.

Крутский и Свистунов получили паспорта, военные билеты и трудовые книжки. Все как следует — с печатями, с подписями. Диверсанты долго просматривали документы, вслух повторяя свои новые имена и фамилии. Крутский довольно щерил зубы. Он сгорал от нетерпения, что называется, рвался в бой. Заработать на ответственной операции большой куш, прославиться в «свободном мире» — не каждому представляется такая возможность. Его продолговатое, с длинным носом лицо невольно наводило на мысль о какой-то хищной птице. Свистунов тоже повеселел и тишком насвистывал старинный белорусский мотивчик.

Наконец из потайной ниши в стене были извлечены миниатюрные радиостанции, которые вкладывались в обыкновенный чемоданчик.

— Вот это дело! — обрадовался Крутский. — Самые что ни есть новейшие модели.

— А вот еще подарочек, — протянул им Назаров по две кожемитовые подошвы.

Крутский удивленно посмотрел на Свистунова.

— Думаете, пока выполним задание, истопчем сапоги? — спросил он. — В таком случае, мистер Назаров, плохо же вы думаете о нас.

Назаров захохотал. Его широкое, крупное лицо светилось удовлетворением. А как же: он удивил подготовленных в особой школе диверсантов. Не могут отличить обыкновенной подошвы от подделки.

— Да это же тол! — воскликнул он. — Новинка техники! Только попробуйте подбить их к сапогам или ботинкам — к черту на рога взлетите. Го-го-го!

Крутский вытаращил глаза, ощупал подошвы и следом за хозяином разразился смехом.

Самая торжественная минута настала тогда, когда Назаров вручил своим помощникам бесшумные пистолеты, ампулы с ядом и по пять тысяч советских рублей.

— Живыми не сдаваться, — строго предупредил он. — Если что — давите зубами ампулу в воротничке, и вас никогда не забудут. Вы идете на родную землю с исторической миссией. Во время работы, борони бог, не давайте промашки. Знайте, язык у умного в голове, у дурака — на зубах.

Назаров стоял возле окна, освещенный лучами заходящего солнца. В руке, пока он говорил, погасла сигара. Заметив это, он достал из широкого пиджака небольшую зажигалку и прикурил. Легкий дымок поплыл перед его лицом. Серые глаза глядели из-за синеватой тучки по-кошачьему хитро. Он верил в своих помощников и в то же время сомневался. Кто знает, как они будут держаться в ответственную минуту. Да пусть только попробуют крутить хвостами! Он не станет долго рассуждать…

Назаров стоял с гордо поднятой головой. Пусть смотрят, черти, пусть знают, какая у него сила воли, какой у них надежный хозяин!

— Запомните, господа, мы должны победить! И обязательно вернуться назад. Нас здесь ждут!