"Невеста-сорванец" - читать интересную книгу автора (Коултер Кэтрин)

Глава 7

— Корри — ошибка природы, оборванка и позор своего рода, — объявила вдовствующая графиня Нортклифф. — Холлис, где мое блюдо с черносливом?

— Я часто замечал, миледи, — почтительно ответил Холлис, — что даже колоколам церкви в Нью-Ромни, чей звон так прекрасен, требуется немного ухода и полировки.

— Корри Тайборн-Барретт не какой-нибудь старый колокол, а новый, но уже успевший покрыться ржавчиной, что для меня неприемлемо. Я не потерплю в своем доме ничего ржавого. Да что это с вами, Холлис? Вы совершенно не уделяете внимания таким важным деталям, как мое блюдо с черносливом!

Холлис молча улыбнулся и отошел к буфету за вышеупомянутым блюдом. Мало того, наливая Дугласу чай, он что-то мурлыкал себе под нос.

— Хорошо, что ты согласился помочь ей одеться как следует! Это, несомненно, пойдет на пользу делу.

— Обязательно, — кивнул Дуглас. — Кто знает, что обнаружится под этими абсурдными лохмотьями, которые она предпочитает носить. — Просто удивляюсь Мейбелле и Саймону, — фыркнула вдова, помахивая кусочком тоста. — Почему они позволяют девчонке бегать по всей округе в мужских штанах, как дешевой шлюхе?

Дуглас вдруг сообразил, что теперь знает ответ, но, не вдаваясь в подробности, просто покачал головой и улыбнулся. Стратегия лорда и леди Монтегю сработала: ни один охотник за приданым — ни опытный, ни начинающий — не посмотрит в ее сторону, но чего это стоило и еще будет стоить молодой леди, которая никогда не была девушкой, поскольку бегала по округе одетой как уличный мальчишка?

Подождав, пока мать полностью сосредоточится на своем черносливе, Дуглас тихо спросил:

— Холлис, что это за неземное существо, которое, по словам Александры, вы целовали в буфетной?

— А… недаром мне привиделась какая-то тень. И легчайший аромат духов тоже не померещился.

— Да. Это была ее сиятельство, твердо решившая узнать, что стряслось со мной. Вы ее потрясли.

— Очень скоро я представлю вам Аннабел, милорд.

— Аннабел?

Холлис кивнул и подвинул кувшинчик с молоком поближе к локтю его сиятельства.

— Аннабел Трелони, милорд. Прекрасная молодая леди, обладающая не только всеми добродетелями, но и хорошим вкусом.

— Почему бы вам не привести ее сегодня днем? Насколько я знаю, матушка отправится с визитами к своим приятельницам.

— Пожалуй, это несколько преждевременно, милорд. Аннабел еще не согласилась стать моей женой. Можете себе представить. Боюсь, мне придется прибегнуть к обольщению, чтобы она пожелала пойти со мной к алтарю.

Левая щека Дугласа едва заметно дернулась.

— К обольщению, Холлис?

— Да, милорд. Понимаю, что это очень серьезный и не слишком порядочный, но единственно возможный поступок.

— Желаю удачи.

— Спасибо, милорд.

— Вы никогда не были женаты, Холлис, а мой отец как-то обмолвился, что вы жертва трагической любви. Он был прав, или вы до сих пор питали равнодушие к прекрасному полу?

Прежде чем ответить, Холлис удостоверился, что вдовствующая графиня по-прежнему занята своим черносливом, но все же на всякий случай подвинулся к графу поближе.

— Это печальная история, милорд. Ее звали мисс Друсилла Плимптон, и я боготворил самый воздух, которым она дышала. По удивительному стечению обстоятельств оказалось, что Аннабел знала мою дорогую мисс Плимптон. Ах, с тех пор прошло столько лет… Милорд, я всегда высоко ценил прекрасный пол, но, потеряв мисс Плимптон, стал смотреть на брак, как на тюрьму, выбраться из которой невозможно.

— Неудивительно, Холлис, после того, что вы видели в этом доме.

— Именно, милорд. Однако думаю, что брак с Аннабел будет не только удачным, но и крайне занимательным. Она вспомнила так много историй о мисс Плимптон, хотя намного моложе Друсиллы. Насколько я понял, Друсилла была очень добра к ней: учила шить, исправляла манеры. Кроме того, удивительно, но Аннабел помнит и меня. Особенно мои прекрасные волосы.

— Они и сейчас неплохи. Холлис, вы уверены, что это не моя матушка удерживала вас от брака?

— Разумеется, милорд. — Холлис украдкой взглянул на вдову, нагнулся пониже и добавил: — Хотя идея о капкане… но не важно. Робби сообщил, что мастер Джейсон ждет вас у конюшни.

— Хорошо, пропади он пропадом. Однако Джеймс вместе с Денверсом сидят в конторе.

— Бедный молодой человек! Денверс будет терзать мастера Джеймса, пока его голова не превратится в пустую тыкву.

Дуглас поднес к губам чашку с чаем. Если бы только Холлис знал! Джеймс с ранней юности, еще до того, как понял, что когда-нибудь Нортклифф будет принадлежать ему, увлекался не только небесными телами и законами Кеплера, но и всеми аспектами управления имением. Скорее уж именно Джеймс доведет Денверса до полного истощения.

Допив чай, Дуглас встал, бросил салфетку на тарелку и пошел к выходу. Но в спину ударил голос матери:

— Мне необходимы новые образцы обоев, Дуглас. Александра не способна выбрать те, которые могут понравиться особе, обладающей таким изысканным вкусом, как я.

— Я позабочусь об этом, матушка, — пообещал Дуглас, прикидывая, остались ли какие-то образцы на складах Истборна. Что же, возможно, что-то найдется в Нью-Ромни, хотя весьма сомнительно.

Он нашел Джейсона в деннике, где Генрих VIII от души развлекался, пытаясь прикончить Забияку. Лавджой делал все возможное, чтобы спасти своего любимца, но Генри не сдавался. Дуглас подошел к ограде и свистнул. Генри подозрительно оглядел Забияку, развернулся и рысцой подбежал к хозяину, высоко задрав голову и помахивая хвостом. Дуглас погладил блестящую черную холку, а конь тем временем преданно тыкался мордой в его плечо. Дуглас протянул руку. Уэйр, главный конюх, уронил ему на ладонь две морковки и, не будучи глупцом, поспешно отступил.

— Ладно, зверь ты этакий, — кивнул Дуглас, с улыбкой наблюдая, как Генри ест морковь. — Я сам его оседлаю, Уэйр, — сказал он.

Две минуты спустя сын с отцом уже мчались к ферме Брендерли взглянуть на новых гунтеров, только что прибывших из Испании. Дуглас подметил, что Джейсон настороженно крутит головой. Очевидно, в поисках злоумышленника, задумавшего убийство.

Кроме того, он старался держаться как можно ближе к отцу с явным намерением в случае нападения заслонить его собственным телом.

— Матушка сказала, что Непорочная невеста навестила тебя, когда ее похитил этот роялист-фанатик, Жорж Кадудаль. И добавила, что ты терпеть не можешь признавать это, но, если прижать тебя к стене, готов выложить правду, потому что никогда не лжешь, во всяком случае, ей.

Дуглас закатил глаза. Джейсон вздохнул.

— Ты правда видел ее, отец? Что она сказала?

Дуглас повернулся, чтобы взглянуть на своего мальчика: высокого, прямого, превосходного наездника и уже взрослого мужчину. Хорошо еще, что близнецов не испортили неумеренные похвалы окружающих их неотразимой красоте. Ничего не скажешь, своеобразная победа над природой. Куда только ушли годы?

— Забудь это дурацкое привидение, Джейсон. Все, что случилось в далеком прошлом, там и останется. Все давно забыто. Тебе ясно?

— Нет, сэр, забыть я не смогу и вполне способен распознать гранитную скалу, когда упираюсь в нее носом. Пожалуй, потом пойду поплавать.

— Ты не отморозишь себе все на свете?

Джейсон задорно ухмыльнулся.

— Ужасающая мысль, сэр, способная до смерти напугать любого человека.

— Еще бы. Повторяю, забудь проклятое привидение.

— Да, сэр, — повторил сын, хотя Дуглас понимал, что он вряд ли послушается.

Кто же все-таки стрелял?

Сколько ни размышлял Дуглас, никак не мог сообразить, был ли этот выстрел преднамеренным.

Только потому, что чертов призрак предсказал… нет, не стоит думать об этом. Однако, пропади все пропадом, он не настолько глуп, чтобы так просто выбросить из головы предсказание Непорочной невесты.

Через три дня, ближе к вечеру, в Нортклифф-Холл прибыл гонец с посланием от лорда Эйвери из военного министерства. Наутро граф выехал в Лондон. Один. Жена отказалась разговаривать с ним и даже не попрощалась, а сыновья, которые, как он подозревал, отправятся следом, долго провожали его взглядами.

Направляя Гарта к конюшне, недалеко от Патнем-сквер, Дуглас думал, что через три недели будет Михайлов день [1] и он станет на год старше, и от этого душу охватывала странная тревога.

В июне умер Георг IV, возведя на престол своего брата, герцога Кларенса, под именем Вильгельма IV, человека добродушного, но не слишком умного, не говоря уже о способности давать кому бы то ни было мудрые советы. В нем было больше энергии, чем здравого смысла, а о его бестактности, несдержанности и опрометчивости один из придворных остроумцев заметил: «Хороший правитель, но немного поврежден в уме».

События, однако, развивались не слишком быстро.

Впереди ждала неизвестность, тем более что у штурвала стоял герцог Веллингтон, ухитрившийся настроить против себя как тори, так и вигов. Невероятный выдался год!

Революции повсюду: во Франции, Польше, Бельгии, Германии, Италии, но, слава Богу, не в родной стране, хотя и здесь было немало трудностей. Обратившись в католицизм, герцог стал ярым противником всех реформ. Непоследовательность его действий поражала Дугласа, но, поскольку он был многим обязан Веллингтону, придется поддержать герцога в палате лордов. Правда, политика была ненавистна графу, и он был готов поклясться, что и тори, и виги были одержимыми властью, жадными и лживыми негодяями. Впрочем, его отец тоже так считал.

Входя в городской дом Шербруков, Дуглас улыбнулся. Нужно будет не забыть узнать мнение Джеймса и Джейсона.

Вечером он отправился в клуб, поболтал со старыми друзьями, понял, что раскол в правительстве зашел куда дальше, чем ожидалось, выиграл сто фунтов в вист и крепко заснул с приятно разогретыми благодаря рюмочке французского бренди внутренностями. Граф искренне считал, что теперь вкус бренди значительно улучшился по сравнению с той порой, когда напиток считался контрабандным и ввозился в Англию под покровом ночи.

Наутро, явившись в раззолоченный кабинет лорда Эйвери в военном министерстве, граф, к своему удивлению, увидел Артура Уэлсли, герцога Веллингтона, стоявшего у одного из высоких окон. Великий полководец задумчиво смотрел на Вестминстер, едва видневшийся за дымкой утреннего тумана. Выглядел он донельзя измученным, но при виде Дугласа улыбнулся, блестя глазами.

— Нортклифф! — воскликнул он, шагнув к графу и протягивая руку. — У вас на редкость бодрый вид.

— У вас тоже. Рад новой встрече, ваша светлость. Не стану говорить ни о тори, ни о вигах из опасения, что кто-то из них прячется в шкафу, готовясь выскочить и огреть нас по голове. Поздравляю с решением присоединиться к оксфордскому движению [2]. Можете рассчитывать на меня в палате лордов, хотя, честно говоря, нытье этих хорьков с их жалобами на все и вся мне уже поперек горла.

— Я часто думал о том же, — улыбнулся герцог. — Я солдат, Нортклифф, а теперь мне приходится выполнять обязанности совершенно иного рода. Жаль, что не могу приказать отхлестать членов оппозиции плеткой-девятихвосткой.

Дуглас рассмеялся.

— Но знаете, — продолжал герцог, скорее с горечью, чем с гневом, — я решил: будь что будет. Бороться с этим — все равно что пытаться остановить новоизобретенный паровоз. Кроме того, я больше не контролирую ситуацию.

Дуглас хотел что-то спросить, но герцог устало махнул рукой.

— Довольно об этом. Я хочу поговорить с вами, поскольку лорд Эйвери доложил об угрозе вашей жизни.

Сведения идут из надежного источника. Вы достойно служили стране, Нортклифф. Я намерен сказать вам это и объяснить природу угрозы.

О, дьявол! Проклятый призрак оказался прав. Пуля, ранившая его, вылетела не из ружья браконьера.

Разговор с герцогом занял больше часа.

Вернувшись в городской дом Шербруков, граф увидел в передней жену и детей. Судя по количеству багажа, громоздившегося на полу, уезжать в скором времени они не собирались. Все трое смотрели на него с вызовом.